***
Они проехали нейтральную территорию, где расстались со своими охранниками, как и было оговорено, и встретились с отрядом из пяти высоких, мощных, молчаливых и мрачных альф-охранников, возглавляемых широкоплечим суровым командиром, который представился как Мин Юнги, был чуть ниже всех в своём отряде, но при этом явно самым уважаемым из них. Голос его был негромким, он никогда его не повышал, но когда он начинал говорить, все невольно прислушивались к нему. Его солдаты слушались его беспрекословно с полувзгляда, и невольно Джин, хотя и знал его всего-то два дня дороги, стал также прислушиваться к тому, что он говорил — мало, но веско, толково, не вмешиваясь в дела, что делались и без него и не упуская того, что было важным и от него зависело. Он неплохо говорил на языке Королевства и при первом же знакомстве, отвесив церемонный и очень изящный поклон смущённо улыбающемуся Тэхёну, немного испуганно косящемуся на огромных северян в чёрной военной одежде и с длинными двуручными мечами, сказал, что его папа был из Долинных дворян и учил его языку и манерам южан. Языки всех стран Большого круга были сходны по строению слов и звучанию, но с Бантаном у Королевства имелись ощутимые отличия. Хотя по древней традиции члены королевских семей всегда изучали основные четыре наречия стран Большого круга, чтобы в случае чего уметь ругаться и мириться на языке друг друга. Кроме шестерых сопровождающих, что встретили Джина и Тэхёна, в их небольшом отряде были ещё два проводниками, суровые неулыбчивые пожилые альфы, которые должны были провести их тайными тропами, известными лишь бантанцам, что жили у Холодных гор небольшими отдельными поселениями, прямо к большой дороге в сердце новой для них страны, в столицу Хаб, которая должна была стать им пристанищем на долгое время, а скорее всего — навсегда. Белый хребет, где они оказались через два дня пути, не был самым высоким пиком Холодных гор, но здесь всё дышало свободой, и отсюда были отлично видны с одной стороны покрытые зеленью и цветами Долинные земли, которыми начиналось Королевство, а с другой — укрытые маревом тумана, словно прямо намекающие на непростой свой характер земли Северного Бантана. Стоя на вершине Белого хребта, Джин жадно дышал, прикрыв глаза и ощущая в груди непонятное, растущее чувство: он на вершине мира... он свободен, молод, силён... он здесь! Он жив! Распахнув глаза широко-широко, он не смог удержать широкую счастливую улыбку: это было просто потрясающе, что он оказался здесь, между двумя странами, которые долго жили во вражде, но сейчас, благодаря и его жертве в том числе, могут соединить усилия и жить мирно, прямо как на этой вершине уживались самые разные цветы и травы, украшая этот свет, делая его достойным счастья. Лето вступило тут в свои полные права давно, всё вокруг было напоено чудным ароматом свежести гор и долинной цветочной сладости, словно эти самые два мира кружили в неповторимом танце, приветствуя уставших после долгого перехода путников. Они с Тэхёном и Хосоком спешились и через горы пошли пешком, ведя лошадей под уздцы, как и их проводники. Альфы-охранники посматривали на них неодобрительно, и капитан Мин вежливо и ненавязчиво предложил всё же сесть на лошадей, чтобы не тратить силы. Но Тэхён, а вслед за ним и Джин не захотел снова трястись на дороге: они и так три дня не вылезали из кареты, а потом ещё два дня, спешиваясь лишь на ночные привалы, ехали верхом. Так что пройтись, пусть и по узкой и извилистой горной тропе, показалось им удачной идеей. Капитан Мин не стал настаивать, наоборот, спешился, взял своего аспидно-чёрного красавца-коня под уздцы и спокойно зашагал рядом с ними. И Джин, настроенный поэтично, вдруг уловил быстрый восхищённый взгляд, который кинул на невозмутимого бантанца Хосок. Джин шагал чуть в стороне и позади них с Тэхёном и видел, как у болтающего без умолку Хосока так и косились глаза на точёный профиль красивого — Джин только тут на самом деле это осознал! — капитана. Земля вокруг манила их шёлковыми травами, в которые так и хотелось лечь и раскинуть руки, обнимая небо над головой. Здесь, на этих тропах, росли на удивление богатые на краски цветы — от крохотных лиловых колокольчиков до пышных, гроздьями свисающих почти до земли белоснежных соцветий, названий которым Джин не знал. Тэхён восхищено ахал и иногда застывал, глядя вниз, на оставляемую им родину, широко раскрытыми глазами. Однако Джин, беспокойно в такие моменты за ним следящий, не видел в них печали: там было удивление и растерянность. Кажется, Тэхён никогда раньше не видел таких просторов, такого мира — огромного и прекрасного, распростёртого под его ногами. Когда они поднялись сюда, на пик Белого хребта, Джин замер, глядя на Королевство, распирающая грудь радость требовала выхода — и он тихо засмеялся, не оглядываясь, нащупал позади себя руку Тэхёна, который жался к нему, и сказал: — Посмотри... Посмотри, Тэ, как же красиво! И не жарко, и не холодно! И эта синь, подними голову — посмотри! Всё для нас, Тэ! Всё для вас, мой принц! — Не знаю, — тихо отозвался Тэхён. — Как-то это... тревожно. Джин удивлённо обернулся и увидел, что Тэхён пристально смотрит в другую сторону — на Бантан, туда, где у подножия Холодных гор клубился молочный туман, прикрывающий всё, что ожидало их. И там, над Севером, бродили белоснежные облака, но не были они подсвечены радостным солнцем, как по эту строну гор — были они плотными, густыми, словно прятали в своей молочной плоти что-то странное... может, и не грозное, и не угрожающее — но таинственное и непонятное. — Бросьте, мой принц, — с мягкой насмешкой сказал Джин, приобнимая задумчиво глядящего на Север омегу, — не стоит ожидать лишь худшего. Смотрите, наши проводники впервые улыбаются, глядя туда. Он махнул рукой на альф в лёгких летних плащах и широкополых шляпах, которые и впрямь впервые за всё время пути с широкими белоснежными улыбками о чём-то говорили, глядя в сторону своей родины. — А значит, и там есть радость, — продолжил, жадно вдыхая чистый, звенящий летними ароматами воздух, — и там есть то, что можно будет полюбить! А значит, может, там найдутся те, кто сможет полюбить нас! — Как вы красиво говорите, господин герцог! — восхитился Хосок, который вынырнул откуда-то сбоку и сунул в руки Джина и Тэхёна по небольшому и внезапно тёплому пирожку с душистым щавелем. — Поешьте-ка, небось голодные, а? И Джин на самом деле почувствовал, как он голоден. С утра как-то ничего не хотелось, а вот сейчас от ощущения тёплого теста в руке и аромата кисловатого щавеля у него рот переполнился слюной и он звучно сглотнул. Тэхён посмотрел на него изумлённо, сглотнул вслед за ним, и они засмеялись — непонятно почему, просто потому, что было хорошо! Поэтому они вздрогнули и испуганно переглянулись, когда внезапно ниже по горе, со стороны Бантана, раздался какой-то шум, послышались отдалённые крики, которые мгновенно выросли в гул голосов нескольких возбуждённо что-то кричащих людей, а потом прямо на плато, где они стояли, трое альф-охранников вытащили двух странного вида, одетых в зелёные обтягивающие одежды молодых парней с закрученными назад руками и яростью в глазах, а потом толкнули их к ногами застывшего изваянием на краю плато капитана Мина. Пирожки Джин и Тэхён торопливо сунули обратно в руки Хосоку, который уже был не с ними, а там, рядом с охраной, которая явно поймала кого-то опасного и теперь привела их на суд своему капитану, отчего-то пока просто молчаливо рассматривающему пленников. Нос у Хосока так и шевелился, словно у любопытной мышки. Джин крепко взял за руку пошедшего было к окружившим капитана и пленников охранникам, и почти силой заставил спрятаться за свою спину. Тэхён недовольно заворчал, но Джин шикнул на него и широкими шагами сам пошёл в ту сторону. Парни, которых притащили на плато, были явно бантанцами: они были более светлокожими, с выразительным "северным" разрезом узких глаз, однако вряд ли принадлежали к местной элите: одежда их была самой простой, волосы были обстрижены в кружок, как у простолюдинов, да и выражения на мрачных лицах со злобным оскалом, было далеко от благородного гнева дворян. Когда Джин приблизился к Мин Юнги, он резко остановился, не пуская рвущегося за ним вперёд Тэхёна дальше, и встал прямо перед пленниками, которые тут же оба сосредоточили на нём свои взгляды. И в них было любопытство и досада, а также непонятно чем вызванная ненависть. Юнги заговорил с ними — резкие, гортанные звуки его речи, странной и чужой для уха Джина, удивили его: видимо, капитан говорил на каком-то из местных наречий, потому что это точно был не прямой язык Бантана. Парни, что тут же переместили взгляды чёрных глаз на него, оба как-то одинаково надулись и опустили головы, явно не собираясь говорить. Он были на самом деле чем-то похожи, и Джин продумал, что они, возможно, братья. Юнги взмахнул рукой, и тут же к одному из них приблизился молодой альфа-охранник и приставил к его горлу нож, легко надавил — и на коже парня появилась алая полоса, тут же засочившаяся кровью. Юнги крикнул ещё резче и грознее, но пленники лишь стиснули зубы и продолжали молчать. Снова и снова что-то спрашивал у них Юнги, и Джин, тревожно и напряжённо вслушивавшийся в разговор, невольно приблизился к нему, выйдя за круг охранников на пару шагов. Он ощущал за собой сбивчивое взволнованное дыхание Тэхёна и невольно сжимал его руку, перехваченную, когда принц попытался встать рядом с ним. Джин заметил, что тот, у чьего горла был нож, напряжённо посматривает на них с Тэхёном, и от этого взгляда ему вдруг стало нехорошо на душе. Так что он было уже решил отойти и встать за спины охранников, когда внезапно этот пленник с каким-то отчаянным криком схватил руку охранника, что была у его горла, и с ужасающим хрустом вывернул её. Нож, полоснувший ему по щеке и виску оставил на его лице кровавую полосу и выпал из пальцев охранника, взревевшего от боли и отшатнувшегося. Пленник схватил этот нож и кинулся на Джина. От неожиданности Джин вскрикнул, молнией мелькнула у него одна мысль: "Тэхён!" — и он оттолкнул омегу позади себя, а сам заслонил его собой. Пленник дико и злобно выкрикнул что-то, а Джин ещё успел поймать воспалённым от ужаса слухом свист стрелы, но, прежде чем покачнуться и упасть, пленник ударил его ножом. Мир перевернулся и потух.3.
31 января 2024 г. в 20:30
— Куда вы, туда и я, мой принц. Всё очень просто. — Джин вздохнул и, улыбнувшись моргающему мокрыми ресницами Тэхёну, потянул отличный эль из тяжёлой кружки.
Они сидели в неплохом большом придорожном трактире, у которого он приказал остановиться, так как Тэхён выглядел слишком измученным и постоянно клевал носом, но ухабы на дороге не давали ему заснуть.
Джин, конечно, мог бы предложить принцу прилечь ему на плечо, но прекрасно понимал, что, пока Тэхён переживает свою обиду, больше похожую на страх перед будущим, он не станет доверяться своему верному товарищу в таком откровенном желании. Поэтому он просто приказал остановиться у первого же прилично выглядящего постоялого двора, и возница, опытный пожилой альфа, служивший при дворе долго и знавший Тэхёна и Джина с детства, остановил у "Трёх корон" на Большой дороге, недалеко от Горного моста, который венчал владения Королевства и доставлял путников на узкую полосу традиционной нейтральной территории, вдоль которой они должны были доехать до форпоста Северного Бантана, перебравшись через Холодные горы.
Тэхён не возразил, когда услышал приказ остановиться, молча проследовал за Джином в трактир и покорно сел на выбранное им место, а потом с огромным аппетитом стал уплетать похлёбку из оленины, жареного каплуна под картофельным соусом и вкуснейшие булки с черносливом и орехами. Джин заказал всё, что ему предложили, учитывая вкусы Тэхёна настолько, насколько помнил их. И, судя по благодарному свету в огромных и прекрасных глазах своего принца, помнил всё правильно.
Наевшись же, Тэхён смягчился, глаза его снова налились слезами, и он дрожащим голосом снова спросил, зачем Джин попёрся за ним туда, где его ждёт... ничего хорошего не ждёт.
— Это глупо, глупо, ты ведь понимаешь это? — спросил он, дождавшись ответного вздоха и ответа. — Ты ведь слышал всё, что говорили о Бантане наши отвратительные придворные омеги? Там мало бет, там их почти нет! Помнишь, тогда все косились на тебя, всё тронуть пытались, вроде как проверить — точно ли живой, не призрак ли, раз не пахнешь! Они глупцы и дикари! Они... — Он едва не задохнулся от перехватывающих его горло слёз. — Они могут тебя обидеть, Джин! А я могу не успеть тебя защитить! Да и будет ли у меня какая-то власть, чтобы сделать это? Даст ли мне эту возможность этот... — Он сглотнул и горько улыбнулся. — Этот принц Чонгук... Не уверен вообще, что у меня будет хоть какая-то власть! Именно поэтому так неразумно было ехать! И на тебя совсем ведь не похожа такая неразумность!
Джину было жаль Тэхёна: мальчик на самом деле не понимал, какие глупости говорит. Это было понятно и простительно: принц был в ужасе от собственных перспектив, ведь всё, что они знали о его будущем муже, было против него, против них обоих. Однако решения Джина это, конечно, никак не могло изменить. Так что он успокаивающе погладил Тэхёна по руке, осторожно взял его кисть в свою ладонь и ласково заглянул в чудной красы глаза.
— Разумность переоценивают, — вздохнув, мягко сказал он. — Она иногда слишком мешает доброте, верности и любви.
— Любви, — словно заворожённый, повторил Тэхён и внезапно сжал пальцы Джина. — Ты меня любишь, Джин? Правда? Любишь?
— Конечно, люблю, мой милый принц, — нежно улыбнулся Джин, — уверен, что уж в этом-то ты не сомневаешься.
— Если любишь — вернись! — пылко выговорил Тэхён и снова сжал его пальцы. — Вернись и живи счастливо! Я чувствую... Мне сон снился, что мы не... — Он сбился и виновато заморгал, пряча взгляд от тут же нахмурившегося Джина, а потом прошептал, словно боясь чего-то: — Я терял тебя в этом сне. То есть меня обманывали, мне глаза прикрывали, чтобы увести тебя от меня, забрать навсегда, Джин! Пожалуйста!
Джин тяжело вздохнул и покачал головой. Эти сны Тэ... Они часто снились принцу и раньше, и когда он рассказывал их, разные папеньки-няньки-прилипалы восхищались тем, какими яркими были эти сны, тут же бросались толковать их, выискивая в них глубокие смыслы и чуть ли не предсказания. А Джин всегда говорил, что мальчик просто читает много интересных, захватывающих историй, обладает богатой фантазией и видит мир ярким и необычным, находя и в мелочах что-то безумно важное и таинственное. Вот и снятся ему красивые, иногда весёлые, иногда страшные сны — не более!
Но Тэхён, кажется, верил в них, особенно сейчас: глаза его были полны мольбы, и был в них неподдельный страх, страх за любимого друга. Джин встал и присел на лавку напротив, рядом с Тэхёном, привлёк его к себе осторожно, бережно обнял за плечи — неширокие, как и положено омеге, но, кстати, весьма крепкие и мускулистые под богатой одеждой.
— Всё со мной будет хорошо, принц Тэ, — тихо, но твёрдо сказал он. — Я не дам себя в обиду. Но не это важно. Я хочу, чтобы ты понял и помнил дальше, что бы ни случилось: это мой выбор. Это я захотел тебя сопровождать. Более того, если бы мне не дали этой возможности, я бы всё равно узнал, что тебя туда сослали, и поехал бы за тобой, чтобы быть рядом. Я понимаю, как тебе страшно, и это правильно: страх нужен, чтобы защитить нас. Но не переноси свои страхи на меня. Я там на самом деле никому не нужен, давай будем честными. Там нужен будешь ты. И меня именно и только это и беспокоит. Я не доверяю принцу Чонгуку, я не доверяю королю Монгуну — я не доверяю Северу вообще. Они очень отличаются от нас, а их традиции и обычаи на самом деле странны и чужды нам. Но раз уж суждено тебе быть там, я хочу быть рядом с тобой, потому что не вижу себя вдали от тебя, принц. Ты же не отговаривал Хосока следовать за тобой? Почему же...
— Вообще-то отговаривал, — внезапно раздался над ними звонкий весёлый голос Хосока, который до этого вместе с пятёркой охранников, выделенных им в сопровождение до территории Бантана, как было определено по договору с королём Монгуном, сидел за столом в отдалении, но теперь подошёл к ним и встал рядом, скрестив руки на груди. — Ещё и как отговаривал!
Джин удивлённо посмотрел на Тэхёна, а тот сердито фыркнул.
— Во-первых, как ты смеешь так разговаривать с нами! — пропыхтел он, усиленно хмуря брови. — Во-вторых, я мог бы и приказать, тебе-то точно, но видишь — учёл твою волю!
— Приказать мне вы могли, Ваше Высочество, — покладисто и ничуть не обижаясь, ответил Хосок и широко улыбнулся своей потрясающе светлой и ласковой улыбкой, от которой и Джина, и у, очевидно, Тэхёна тут же размягчело и подтаяло в груди и они невольно улыбнулись омеге в ответ. — Только кому же было бы хуже? И кто бы готовил вам перину, как вы любите? И кто бы булки вам на ночь таскал с черносливом? И кто бы помогал завязывать кружева на любимых ваших рубашках команского шёлка? И кто бы...
— Ясно, ясно, — воровато поглядывая на насмешливо выгнувшего бровь Джина, пробухтел Тэхён и нетерпеливо замахал на Хосока рукой, — иди уже. О тебе речи уже и нет.
— А я уйду, уйду, — согласно закивал Хосок, — но сначала скажу: спасибо, господин герцог, что поехали с Его Высочеством! Он, может, и пытается не показывать, но на самом деле хоть плакать прекратил, когда узнал, что вы едете.
— А вот неправда! — яростно прошипел Тэхён, блистая на него глазами, — а не замолчишь так я...
— В общем, спасибо, дай вам боженька здоровья! — затараторил, лукаво поглядывая на него, Хосок. — И не волнуйтесь: в обиду я вас не дам, всё разузнаю и обо всех опасностях, случись что, тут же доложу! — И хитрый омега шмыгнул на своё место, поигрывая красиво изогнутыми бровями и довольно щуря милые глаза-солнышки.
— Вот видишь, — ласково шепнул сердито пыхтящему Тэхёну Джин, прижимая его к себе с внезапно остро занявшейся в груди нежностью, — всё будет у меня хорошо. С такими защитниками, как ты и Хосок, разве мне может быть хоть что-то страшно?
Тэхён тяжело вздохнул, но потом положил голову на его плечо и обнял его за пояс.
— Как ни печально, а этот болтун, Хосок, прав, — тихо сказал он. — Мне стыдно, ужасно стыдно, но я такое облегчение испытал, когда узнал, что буду там не один... — Джин мягко хмыкнул и погладил юношу по спине, а Тэхён прижмурился от удовольствия и вдруг зевнул. — А мы можем... Можем мы здесь остановиться? На ночь? Есть здесь?..
— Твоя комната ждёт тебя, Тэ, — улыбаясь, ответил Джин. — Надеюсь, что эту ночь ты будешь спать спокойно. Я рядом. И я никуда не денусь, обещаю. Никто меня у тебя не заберёт.