Беречь и защищать (18+)

Тэхён был просто невероятно хорош в светло-голубом бархатном сюркоте с шёлковыми вставками по рукавам, белые шоссы облегали его стройные длинные ноги, а мягкие пулены из драгоценного белого бархата с крохотными серебряными бубенчиками ловко обтягивали небольшие стопы. Однако на его лице было странное, растерянное выражение. Он смотрел на себя в зеркало с каким-то недоверием, словно не понимал, что это именно он — там, такой невероятно ладный, стройный, с чёрными кудрями, покрытыми бархатным беретом с великолепным белоснежным пером и тяжёлой золотой цепью богатого плетения, украшенной драгоценными камнями поверх сюркота. Цепь эта была официальным подарком жениху Королевского дома от Его Величества короля Бантана Монгуна, её привёз и торжественно передал Тэхёну герцог Ким Мано Суджи при первой же их встрече, которая состоялась несколько часов назад и была короткой и смятой, так как оба спешили готовиться к балу. Герцог Суджи, по наблюдениям Джина, вовсе не был смущён такими изменениями в планах принца Чонгука и казался, наоборот, до ужаса довольным, что не могло Джина не встревожить. Намджун, насколько он понял, рассчитывал как раз на обратное, что Суджи будет расстроен, но — нет, тот улыбался широко и светло и, кажется, произвёл на Тэхёна приятное впечатление. Правда, когда Джин пришёл в покои Тэхёна и застал их — Суджи посетил принца, когда сам Джин был в пошивочной и отдавал распоряжения насчёт подготовки праздничного Тэхёнова сюркота — он увидел на лице юного принца вот то самое растерянное выражение, с каким он сейчас смотрел в зеркало. В его глазах Джин безошибочно определил смятение, однако на вопросы о том, что именно сказал принцу Суджи, тот лишь усмехнулся чуть дрожащими губами, пробормотал, что ничего, в общем-то, нового и не было ему сказано, а потом теснее прижал к себе Хенбо, который тут же начал деловито облизывать ему шею и подбородок. Цепь с камнями, кстати, Тэхён явно не оценил. Он Джину ничего не сказал, даже улыбнулся вежливо, когда показывал её ему, как и положено при получении драгоценного королевского фамильного подарка, однако в глазах его было, скорее, страдание: цепь была достаточно тяжёлой, да и носить её будет страшно неудобно, а уж как в ней танцевать… Впрочем, лекарь Пак, который помогал им готовиться, деятельно участвуя в выборе деталей туалета и помогая сделать пулены удобными за счёт мягких бархатных накладок на грубую, свиной кожи подошву, сказал, что танцевать они вряд ли будут. По крайней мере, Тэхён точно, ведь его роль — сидеть подле принца Чонгука за богатым праздничным накрытым столом и милостиво радовать всех присутствующих своей скромной и милой, совершенно очаровательной улыбкой. Глаз ни на кого, кроме помолвленного альфы, не поднимать, комплименты выслушивать, вежливо и мило краснея, говорить тихо и мало, на вопросы отвечать коротко и ни за что не говорить «Я» — только — «мы». — Уж такие порядки, Ваше Высочество, — словно уговаривая, говорил Чимин, помогая Тэхёну на примерке застёгивать тугой пояс перевязи, на которой будет крепиться маленькая изящная бальная шпага, — уж потерпите. — А остальные будут танцевать? — тихо спросил Тэхён, кидая на Джина печальный взгляд. Танцевать принц любил и очень хорошо умел, однако теперь, как, вздыхая сказал Пак, это удовольствие будет в его жизни совсем нечастым, лишь на балах для замужних альф и омег, где он будет танцевать исключительно с Чонгуком, а тот… увы — танцевать принц Севера, по слова Чимина, не так чтобы любил. И судя по его взгляду — и не умел совершенно. — Ни в чём мы не похожи, — с горечью прошептал Тэхён на ухо Джину, который поправлял ему богатый воротник, — понимаешь? Ни в чём! Чужие… Разве ему будет меня жаль?.. — Ты слишком мало знаешь о нём, Тэ, — так же тихо ответил Джин, напрягаясь от странно и горько позвучавшего этого — «жаль» — и тяжело вздохнул. Да, всё же те несколько дней, за которые можно было бы познакомить и хотя бы чуть-чуть сблизить принцев перед решительным шагом, были просто ужасно необходимы! Как он и думал, Тэхён, чем лучше осознавал, что ему предстоит, тем сильнее этого боялся. И даже, наверно, не столько уже Чонгука, сколько ответственности, которая ляжет на его плечи, как только он скажет окончательное «да» в храме перед Светлым образом Звезды, о котором так светло и поэтично рассказывал им лекарь Пак. Он боялся, видимо, дворца, боялся короля Монгуна, который, как ему уже кто-то из «доброжелателей» рассказал, будет не так уж и рад их скорому помолвлению с Чонгуком. А ведь именно от него и будет в частности зависеть его судьба. Одно утешало Джина: после того как Чонгук подарил ему Хенбо и ушёл, кидая отчего-то на Джина с Хосоком досадливые взгляды, Тэхён сказал, что вообще-то, когда принц Чонгук не шипит и не задирает гневно свой нос, он не так чтобы и это… страшный. А очень даже и это… милый. Джин с Хосоком переглянулись и, заговорщически улыбнувшись друг другу, наперебой стали хвалить Чонгука и пытаться даже немножко оправдать его бессовестное поведение накануне. — Да и кто бы устоял, Ваше Высочество! — разливался соловьём Хосок, расчёсывая волосы Тэхёну. — Ваши глаза, ваши губы! Ваши локоны — посмотрите сами! Да он был бы бессердечным и бездушным альфой, и не альфой вовсе, если бы не хотел взять вас на руки и унести! Джин качал головой, но когда Тэхён переводил на него пытливый и растерянный взгляд, пел согласно: — И сегодня на балу, мой принц, ты будешь самым красивым, и тогда этот гордый альфа не устоит! Но ты оставайся гордым и неприступным, не забывай так уж слишком легко его просчёты, однако и не отталкивай его, дай ему, несчастному, надежду на то, что, если он будет терпелив и ласков, ты можешь попробовать его простить. Тэхён улыбался, кивал головой, слушал и, кажется, слышал. Однако потом, после визита Ким Суджи, на его лице уже не было улыбки, он был рассеян и о чём-то напряжённо думал, почти не отвечая на встревоженные вопросы Джина и осторожные замечания Хосока. И чем ближе было время бала, тем чаще он рвано вздыхал и чуть морщился, словно у него что-то внутри саднило. Он почти не спускал с рук Хенбо и иногда прятал свой нос в его шёрстке. Щенок был весёлым и игривым, но когда Тэхён брал его на руки, он послушно замирал и лишь часто-часто дышал, высовывая очаровательный язычок. Когда же Хосок сказал, что пора одеваться и на руки принц Хенбо больше не мог брать, настроение у юноши окончательно перешло во встревоженное и растерянное. Джин держал его руку в своей, уверял, что ничего особо страшного не будет, что это всего лишь помолвление, обряд, дань традиции, которая, однако, даст Тэхёну право на настоящую защиту, даст кое-какие права, которых не было у гостя, но будут у состоявшегося жениха Королевской крови. — Всего-то и нужно, — постоять перед священником, послушать его важные слова о том, что обещание, данное сегодня, даётся навсегда! — стараясь говорить как можно более спокойно и убедительно, уверял его Джин. У него у самого под влиянием настроения принца тоже в груди что-то щемило и ныло, и всё ему казалось каким-то ужасно неправильным и чужим, но показывать это Тэхёну сейчас было совершенно нельзя. И хотя единственное, чего на самом деле ему хотелось, — это немедленно найти герцога Ким Намджуна и потребовать от него, чтобы он убедил его в том, что всё в прядке, всё идёт по плану, но Джин снова и снова брал себя в руки и продолжал говорить мягко и ласково: — А потом, мой прекрасный, ты просто ответишь, что полностью принимаешь эти обязательства, как тебе и подскажет священник, сделаешь традиционный поклон своему жениху… — А если он… — Тэхён дрогнул губами и быстро отвёл взгляд. — А если он скажет, что не хочет брать меня в мужья? Если он и затеял всё это, лишь бы вот так, при всех, выказать непокорность брату? Поэтому и торопится так? Чтобы избавиться от меня? Хосок изумлённо ахнул и всплеснул руками, а Джин замер, недоверчиво глядя на принца, и растерянно спросил: — Как это? Отчего такие мысли-то? Тэхён быстро несколько раз моргнул и невнятно пробормотал: — Мне говорили… он уже так делал… один раз… — Не верьте, — вдруг страстно сказал Хосок. — Пожалуйста, Ваше Высочество! Не верьте злым голосам! Это они, а не принц Чонгук, хотят вам зла! У принца много недоброжелателей! И кое-кто приехал и сюда, на бал, их не так много — но они есть! — Откуда тебе знать? — тоскливо прошептал Тэхён и снова кинул взгляд в зеркало, а потом прикусил губу, словно в досаде, резко выдохнул и добавил: — Вырядили меня… как куклу… Вот ему и не надо ничего, кроме… Как и всем этим… всем им… Джин решительно подошёл к нему и притянул через небольшое сопротивление к себе. — Никого не слушай, — тихо и твёрдо сказал он. — Есть у меня подозрения насчёт того, кто тебе в уши надул, так вот: всё ложь! Кому ты веришь: мне — или ему? Тэхён вскинул на него глаза, в которых уже блестели непослушные слёзы. И… промолчал. — Кому? — настойчивей повторил Джин, чувствуя, как внутри него занимается настоящий страх. — Ты ничего не знаешь о Чонгуке, — пробормотал Тэхён, а потом обнял его и уткнулся в его плечо. — Мне страшно, Джини… Мне так страшно! Этот Чонгук… Он на самом деле уже однажды отказался при всех от омеги! Опозорил юношу так, что теперь и жениха-то ему найти не могут, раз от него принц отказался. Я знаю… знаю. Джин растерянно гладил дрожащего Тэхёна по голове и мысленно проклинал всех, кого только мог: Чонгука — за то, что он такая дрянь, короля Джехуна — за то, что обрёк своего сына на вот это вот всё, герцога Ким Намджуна — за то, что тот не сказал ему всего и сразу, но главное… Джин сузил глаза и тихо зарычал от мысли о последнем и самом главном своём противнике — проклятом герцоге Ким Мано Суджи. «Я поквитаюсь с тобой за моего принца, — зло подумал он, стискивая Тэхёна крепче. — Я тебя, сука, не боюсь, и мне наплевать на то, какой ты там весь из себя… Я не позволю тебе разрушать то, что я так долго строю. Разрушать моего милого мальчика…» — Послушай! — твёрдо сказал он, отстраняя от себя Тэхёна, но по-прежнему крепко держа его за плечи. — Ты — принц старинного и славного рода великого подвигами и историей своей Юга! Ты — сын могущественного короля и Истинного Королевства! Ты не какой-то там омежка, от которого можно просто-запросто отказаться! Но самое главное!.. — Джин чуть замешкался, не уверенный в том, что должен это говорить, однако Тэхён смотрел на него с такой надеждой, что он решился. — Но самое главное, Тэхён, ты — истинный омега принца Чонгука. — Кто? — одними губами произнёс Тэхён, наивно распахивая свои чудные глаза. — Истинный омега. Тот, который, согласно их вере, предназначен ему самой Звездой, связан с ним серебряным светом… то есть нитью. — Джин сглотнул завязавшийся в горле горький ком и чуть нахмурился, чтобы выглядеть более убедительным. — Он не сможет… Он не посмеет сделать тебе ничего плохого! Он ревновал тебя — и честно тебе об этом сказал, так что вы разрешили недоразумение. Он осознал свою вину — и сделал тебе драгоценный подарок! Ты счастлив был, когда он подарил тебе Хенбо! И я верю… — Джин на мгновение прикрыл глаза и стиснул губы, собираясь с духом. — Я верю — слышишь? — что он даст тебе и настоящее счастье. Он ведь хороший, и ты, мой милый, прекрасный мой принц, это знаешь. Ну, может и не знаешь… но чувствуешь, не так ли? — Тэхён неуверенно кивнул, и Джин продолжил, воодушевившись. — Доверяй же своим чувствам, Тэ! Ты и раньше знал, что в общем-то Чонгук мог сделать с тобой всё, что угодно — но не посмел ни тогда, ни сейчас! Он мог потребовать от отца наказать тебя за покушение гораздо серьёзнее, но ведь отпустил с миром! Он мог жёстче относиться к тебе, когда ты давал тут жару по дороге, но он лишь хмыкал, задирал свою дурную голову и молча всё сносил, не так ли? На губах Тэхёна появилась стыдливая улыбка, и он, чуть прикрыв глаза, снова кивнул. — А ещё, я уверен, что Чонгук тоже переживает о том, как ты будешь относиться к нему сегодня. Будешь ли показывать всем, что вы в ссоре или учтёшь его извинения и… — Так он не извинялся, — обиженно прервал Джина Тэхён и чуть надул губы. — А щенок! — воскликнул Хосок, и Джин с Тэхёном вздрогнули, так как напрочь забыли о его присутствии. Джин кинул на тут же испуганно зажавшего себе рот слугу укоризненный взгляд, но Тэхён тихо фыркнул — и ничего Хосоку не сказал. Нашёл глазами деловито снующего по комнате Хенбо и ласково улыбнулся. Да… щенок… — Прошу тебя, милый, дай ему возможность показать себя рядом с тобой таким, какой он есть на самом деле, — сказал Джин. — Я почти уверен, что ты будешь приятно удивлён. Ты узнаешь его лучше, ты поймёшь, что его не стоит ни бояться, ни стесняться, что он вовсе не так груб и надменен, как сам хочет это показать. Ты ведь тоже, когда боишься или стеснён, выставляешь иногда колючки, как ёжик? — Он не ёжик, — пробухтел, упрямо щурясь, Тэхён. — Он кролик. — Однако дышал принц уже легче, и на губы его так и просилась шаловливая улыбка. — Ну, или оленёнок. У него, знаешь, иногда глазищи такие — просто хочется стиснуть щёки ему и поцеловать… — Он замер и подозрительно покосился на тихо хрюкнувшего Хосока, который тут же отвернулся, вроде как закашлявшись. Джин и не подумал засмеяться, хотя хотелось, он смотрел на Тэхёна серьёзно. «Ну, а что… В конце концов, чуть больше, чем через месяц у мальчика будет первая брачная ночь, может, и неплохо то, что он об этом думает», — мелькнуло у него в голове, и он ободряюще кивнул зарумянившемуся омежке. — Это вовсе не плохо, если омеге хочется поцеловать альфу, который через час станет его признанным женихом, — тихо сказал он. — Поверь, тут нечего стесняться. Думаю, это очень правильно, Тэ. — А ты веришь… веришь, что я его этот… истинный? — робко спросил Тэхён. Джин вздохнул и, попросив у него мысленно прощения, кивнул. Он не верил во всё это. Но сейчас для Тэхёна так было лучше. И тут же уловил во взгляде принца облегчение и заинтересованность. Что же. Он сделал всё, что мог. Кто может лучше — пусть сделает лучше.

***

Как ни странно, но обряд помолвления у северян был в разы легче и прозрачнее, чем тяжеловесный, со многословием и клятвами подобный обряд южан. Те всё любили делать с помпой и в принципе помолвление у них было чем-то вроде первой свадьбы, но без брачной ночи и с более лёгкими нарядами и украшениями. В красивых нарядах и драгоценных украшениях недостатка не было и здесь, в парадном зале Бигихта, где собрались приближённые и хорошие знакомые королевского дома, которые решили выказать уважение принцу Чонгуку и его новонареченному жениху, принцу Юга Тэхёну. Пёстрой толпой, блистающей камнями на шеях и любопытством в глазах, они столпились полукругом в паре метров от возвышения, богато украшенного цветами, лентами и тканями, на котором было приготовлено место для священника — статного старца, с суровым лицом и холодным, звенящим голосом, и двух помолвленников — двух принцев, гордости своих королевских домов, которые, соединившись, должны были принести мир и процветание своим государствам. И они воистину оба были достойны той чести, что была на них возложена! Когда они вошли одновременно с двух концов зала, толпа ахнула, по ней словно трепет прошёл, люди зашептались, зашуршали — едва не застонали от восхищения. О, да, эти двое стоили друг друга! Тэхён был само очарование. Украшенные драгоценной тиарой кудри его словно отбрасывали лёгкий свет над его головой, сияя шёлком, а может, свет шёл от великолепных камней, которыми была изукрашена изящная тиара. Её в покои Тэхёна за час до выхода в зал принёс герцог Ким Намджун, почётный свидетель помолвления со стороны Севера. — Примите, прекрасный принц, подарок от вашего наречённого жениха, — с глубоким и почтительным поклоном сказал он. — Отчего же… сам он не пришел подарить?.. — пролепетал Тэхён, не в силах отвести взгляда от великолепного украшения, лежащего на бархатном подносце. — Как можно? По нашей традиции, Ваше Высочество, помолвленники не должны видеть наряды друг друга до самого обряда, — ответил Намджун. Говорил он это, конечно, Тэхёну, но сам не сводил взгляда — восхищённого, откровенного — с замершего рядом с принцем Джина, а потом, чуть склонив голову в приветственном поклоне, ласково и мягко улыбнулся ему. Джин почувствовал, что неумолимо краснеет под этим взглядом и тает от чудной ямочки, которую увидел на щеке Намджуна. «Ты тоже прекрасен, альфа, — подумал он, отвечая ему горячим взглядом, — поверь мне, слышишь?» И внезапно Намджун опустил глаза, улыбка на его устах померкла, и он, торопливо откланявшись, вышел за дверь. «Я докажу тебе это, — с болью подумал Джин. — Я смогу, просто… подожди». Он и сам с трепетом ждал, что принц Чонгук позовёт его перед балом, чтобы, как и грозился, настойчиво расспросить о выборе мужа. Но приглашения не было, так что, возможно, у Джина всё же было столь необходимое ему время. В любом случае, они тут же с Хосоком занялись тем, что стали ладить драгоценность на кудри румяного от удовольствия Тэхёна, которые никак не мог удержаться и всё посматривал в зеркало. И теперь в его взгляде была радость: то, что он видел в отражении, ему явно нравилось. И он и впрямь был невыразимо хорош! Однако и принц Чонгук в своём алом сюркоте, украшенном драгоценными опалами, был так же прекрасен! И шоссы не скрывали его крепких ног, а носы его пуленов горделиво были задраны кверху и привязаны к щиколотке, а ещё украшены золотыми бубенчиками тонкой работы. Тяжёлая золотая цепь того же плетения, что украшала сюркот Тэхёна, придавала ему солидность, он гордо нёс свою голову на длинной светлой шее, обрамлённой драгоценными кружевами воротника, а его чёрные волосы были тщательно уложены так, чтобы легко могла держаться на них великолепная корона — тонкая, с острыми пиками вдоль основания, золотая, усыпанная бриллиантами и кроваво-красными рубинами. Чонгук был несколько бледен, губы его были плотно сжаты, и он отчего-то тревожно оглядывал тех, кого видел, пока его глаза не остановились на фигуре Тэхёна, выступившего ему навстречу. И вот тут… О, да. Джин всё простил ему за то, как он посмотрел на своего жениха. Не жадным желанием, не горячим призывом загорелся его взгляд — нет. В нём блеснуло и стало мерцать искреннее, отчаянное восхищение! Благоговейное, любовное. Он окинул этим взглядом чуть склонившегося перед ним в традиционном поклоне омегу и подал ему руку. — Пойдёмте, — тихо и повелительно сказал он. — Что бы ни было дальше — ничего не бойтесь, мой принц. Прошу вас. Тэхён поднял на него глаза — и ответил ему таким же искренним, восхищённым взглядом. Рука его чуть дрогнула в крепких и сильных пальцах альфы, но улыбнулся он доверчиво и мягко — почти уже ничего не боясь. Однако Джин отметил болезненно остро то, какой тревогой сменилось во взгляде Чонгука восхищение, когда они с Тэхёном встали напротив священника, уверенным голосом начавшего обряд. Тэхён смотрел, как и положено, вниз, а вот Джин просто прожигал взглядом Чонгука — и видел, что альфу что-то мучает, что-то безумно беспокоит. За его спиной стоял Намджун — но и он отчего-то упорно не поднимал взгляда на Джина. И вот это, конечно, было хуже всего. Что-то явно было нечисто. А уж когда Джин перевёл взгляд в зал и тут же наткнулся на полный яростного торжества и насмешки взгляд герцога Суджи, то ему и вовсе едва дурно не сделалось. Что-то происходило прямо сейчас, что-то неправильное и опасное. И прежде всего это что-то угрожало принцу Тэхёну, милому и доверчивому мальчику, едва дышащему сейчас в руках своего жениха. Джин пристально смотрел на Чонгука и с облегчением выдохнул, когда тот в ответ на вопрос священника, согласен ли он закрепить свою силу, волю и защиту над принцем Юга твёрдо и даже чуть торопливо ответил «Да! Да, конечно!». Согласный ответ Тэхёна, прозвучавший в отчего-то вдруг образовавшейся тишине, был встречен радостным перешёптываниями. Люди вокруг чуть двинулись ближе, когда священник возложил руки на помолвленников и призвал всех присутствующих в свидетели того, что эти двое обязуются скрепить перед глазами церкви свои пути, связанные волей Звезды, не позднее, чем через два месяца. И вот тут вдруг вперёд из толпы выступил герцог Ким Суджи и громко сказал: — Прошу вас, пресвященный, произнести своё слово иначе: не позднее, чем через две недели эти двое должны соединиться под свадебным куполом. У Джина, который в изумлении глянул в этот момент на Намджуна, тут же остро кольнуло в сердце: герцог Ким был бледен и, не отрываясь, смотрел на принца Чонгука, а тот пристально глядел в лицо Тэхёна, на котором было написано наивное недоумение. — Отчего же, сын мой, я должен сократить обычный срок? — торжественно спросил священник, и Джин снова посмотрел на Суджи. Лицо того осветилось довольной улыбкой, и он громко ответил, обращаясь уже не столько к священнику, сколько к толпе: — Потому, пресвященный, что Его Величество король Монгун Первый, Звездой Благословлённый, во благо нашего прекрасного Бантана, своей семьи и своего брата приказал своим словом этим двоим счастливым помолвленникам соединиться этой ночью обрядом добрачия! А меня… — Суджи высоко вскинул руку, в которой оказалась бумага, на которой чётко выделалась большая золотая королевская печать. — …мне Его Величество доверил стать свидетелем того, что обряд добрачия свершился и принц Тэхён вступит под своды Королевского дворца не просто помолвленником — Достойным Омегой принца Чонгука! Люди вокруг снова ахнули, загудели, отчётливо послышались улюлюканья альф, а омеги в смущении опустили свои глаза. Джин, едва дышавший от ужаса, ловил это всё мечущимся взглядом, а потом вскинул его на Тэхёна — и увидел, как тот смертельно побледнел. И тут же в голове Джина злым эхом разнеслось: «…ты мне отсасывать будешь, сучкой в ногах ползать, я тебе задницу твою высокомерную порву ещё на обряде добрачия, так отхожу — век помнить меня будешь, омега несчастный!» Так тогда, семь лет назад, Чонгук пригрозил Тэхёну именно этим — обрядом добрачия, что бы это ни значило! И, судя по его лицу, Тэхён вспомнил то же самое. Что-то беззвучно прошептав, он отступил и попробовал вынуть руку из ладони Чонгука, но тот не дал. Он вдруг резко притянул омегу к себе и обнял его, а потом нашёл глазами Джина и быстро показал на выход из зала. Но Джин едва это уловил. Он не мог оторваться от глаз Тэхёна, который смотрел на него из рук Чонгука загнанным зверьком, а в глазах его сверкали слёзы.