Беречь и защищать (18+)

Джин невольно вскрикнул и на миг зажмурился, так как сдёрнул маску Намджун резко и показалось, что он хочет себе навредить. Однако, тут же распахнув глаза, Джин замер, болезненно всматриваясь в лицо альфы. А тот смотрел на него, сузив глаза и накрепко сжав губы. Чувствовал он себя, видимо, просто ужасно: всё тело его чуть дрожало, словно ему было холодно, а через лицо вдруг прошла странная судорога, будто что-то остро потянуло болью у него внутри. Джин же жадно смотрел и смотрел, и чем дольше длилось это напряжённое молчание между ними, тем сильнее в груди его поднималась злость — тяжёлая, тёмная, с горечью обиды и вкусом обмана. Скрипнув зубами, он сделал два шага — и почти вплотную приблизился к тут же отпрянувшему от него альфе. Джин сверлил его взглядом и молчал — а тот, начиная чувствовать что-то неладное, вдруг задышал рвано и попробовал отвернуться, чтобы надеть тут же дёрнувшейся к лицу рукой маску. — Стоять! — Джин, перехватив его руку, вырвал маску, отшвырнул её и, по-прежнему не сводя с него взгляда, прошипел: — Вот, значит, каков ты… Намджун скривил губы в подобие улыбки и опустил глаза. — Простите, — процедил он, — я пытался предупредить, что зрелище не из приятных… — Он попробовал было нагнуться, чтобы поднять маску, но Джин схватил его за плечи и дёрнул так, чтобы он снова встал ровно. На лице Намджуна появилось изумление, которое тут же сменилось горечью, и он прямо посмотрел в глаза тяжело дышащему Джину. — Что, хотите насмотреться, господин герцог? Удивляет, как не разгадали во мне такое никчёмное чудовище и чуть было не сделали меня своим… — Заткнись! — прорычал Джин. — Ради богов всех, ради Звезды — просто заткнись, Ким Намджун! — Он прищурился и снова скользнул взглядом по той части лица, которую всё это время скрывала маска. Да, там были шрамы. Зажившие, но явные. Один — более глубокий — пересекал щёку по диагонали и уходил под ухо, и три небольших, видимо, от незначительных осколочков — вразнобой рассекали щёку поперёк. Один из них чуть оттягивал вниз нижнее веко, но это было едва заметно и даже странным образом накладывало на лицо Намджуна благородную печать сумрачной печали. Как и все остальные шрамы! Они не делали Намджуна уродом, они не искажали породистого лица неузнаваемо — нет! Они были всего лишь свидетельствами того, что пережил этот человек, но даже и они не стирали с его лица наложенную характером и нравом тень мягкой, печальной ласковости. Даже когда он, вот как сейчас, выглядел весьма растерянным, а в глазах у него было смятение и даже страх. Намджун явно не понимал, отчего Джин так смотрит и — молчит. И медленно под этим взглядом лицо альфы стало заливаться болезненным румянцем. Он снова попытался вырваться, ища смятённым взглядом маску, но у Джина уже достаточно было чувств в груди, чтобы толкнуть его на стену полутёмной комнатушки, освещаемой только парой свечей да луной в окно, и в порыве вдохновенного отчаяния прижаться губами к его губам. Намджун глухо всхрипнул ему в рот и замер, схватившись руками за его плечи, а когда Джин, не сумев удержаться, шевельнул губами и снова прихватил мягкие, тёплые и такие беззащитно слабые сейчас губы альфы, тот судорожно выдохнул и, обхватив его, с мучительным стоном стал ему отвечать. Его губы тут же начали ласкать Джина, а язык, мазнув по его губам, юркнул ему в рот и там настырно толкнулся вглубь. Но Джин не собирался уступать этому бесстыжему лжецу, который измучил его, он завёл руку ему в волосы на затылке и, стиснув их, заставил чуть отклонить голову. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша и сверкая блестящими от возбуждения глазами. — Что ты творишь? — прохрипел Намджун, тем не менее стискивая Джина крепче. — Что же ты творишь, звезда моя… — Ненавижу тебя! — выдохнул в ответ Джин. — Ты истерзал мне сердце! Я думал, ты на самом деле там… под маской… а ты!.. — А я — что? — беззвучно, одними губами произнёс Намджун, и его взгляд проник Джину прямо в душу. — А ты такой, что я… — И Джин снова с тихим рычанием припал к его губам. О, боги… Кажется, он всегда мечтал об этом — вот так, жадно и страстно целовать герцога Ким Намджуна? Кажется, ему это снилось? Или сейчас это только чудилось ему? Неважно, ах, было всё так неважно! Только эти губы, что, как безумные, сосут его губы, только эти руки, что обнимают властно и уверенно, только это тело, прижатое им к стене — такое крепкое, упругое, желанное… Только он — он, он! — Я уже не отпущу тебя, — прорычал Намджун ему в шею, когда он, выгибаясь от пробивавшей его дрожи, простонал под его языком и зубами. — Глупец… Теперь ты обречён быть рядом со мной… Какой же ты глупый, звезда моя… Джин, у которого снова всё поднялось внутри от радостной злости, изловчился и впился зубами ему в шею, перехватил содрогнувшееся тело, сунулся под воротник из драгоценного миранского кружева — мягкого и приятного, но такого сейчас лишнего! — и прикусил основание шеи сильнее. Намджун хрипло вскрикнул и чуть приподнял его на руках — чтобы ему было удобнее кусать… наверное… Но этот вскрик подействовал на Джина как удар: он вздрогнул и очнулся. «Тэхён! — тут же вспыхнуло у него в голове. — О, чёрт! Мой Тэ! Что мы творим?!» Однако отталкивать альфу он не стал: Намджун держал его крепко и, кажется, на самом деле не собирался никуда отпускать. Поэтому Джин оторвался от его шеи и жадно облизал ему ухо, заставив альфу глухо и жарко простонать. — Сейчас ты меня отпустишь, Ким Намджун, — прошептал Джин прямо ему в ухо, — и мы приведём себя в порядок, а потом пойдём спасать своих принцев. И Намджун тут же осторожно поставил его на пол и чуть отстранился, не отпуская окончательно. На лице его всё ещё бродили тени их внезапной страсти, глаза были мутными, а губы — искусанными и алыми от поцелуев. Воротник и сюркот были в беспорядке, а ниже Джин предпочитал не опускать взгляд, так как по себе чувствовал: там всё очень сложно. И всё же — долг был прежде всего. Он выскользнул из ослабевших рук Намджуна, отвернулся и стал поправлять на себе одежду, а потом его взгляд упал на маску, которая валялась неподалёку. Он подошёл и взял её — осторожно, словно она была чем-то опасна или неприятна ему. Маска была сделана из плотной ткани, внутри мягкой, а сверху покрытой каким-то более жёстким материалом. Она была немного согнутой и чуть влажной. — Отдай мне её, — тихо сказал у него за спиной Намджун. — Пожалуйста… Не заставляй меня ходить без… Джин повернулся, но когда альфа протянул руку, отдёрнул свою и снова задумчиво окинул взглядом его лицо. Намджун тут же опустил глаза и невольно коснулся пальцами своей израненной щеки, словно хотел прикрыть её от пристального взгляда беты. — Пообещай мне, что со мной будешь только без неё, — тихо сказал Джин. — И никогда больше не поверишь никому, кто скажет, что ты… — Он умолк на мгновение, но потом твёрдо закончил: — …что ты уродлив. На губах Намджуна показалась болезненная усмешка. — Мне слишком часто это говорили, — тихо сказал он. — И у меня не было причин в это не верить. Но дело ведь не только в красоте. Эти шрамы я получил даже не в бою, и это всем было известно и видно. Они всем кричали о моей неловкости. Мне нечем было гордиться и нечем себя оправдать. Так что… — Ты получил их, защищая принца, которого поклялся беречь и защищать ценой своей жизни, — тихо и твёрдо сказал Джин. Он подошёл к Намджуну, осторожно накрыл маской его лицо и плотно завязал тесьму ему на затылке. А потом крепко поцеловал в тут же беспомощно приоткрывшиеся ему навстречу губы. — И если в вашей стране красота — главное в жизни, то разве не исполнил ты тогда, семь лет назад, свою присягу? — Чонгук говорит так же, — едва слышно отозвался Намджун. — Только всё это было неважно для… — Теперь важно, не так ли? Джин угрожающе нахмурился и с облегчением увидел, как на губах Намджуна появилась робкая, мягкая улыбка, а на щеке сверкнула очаровательная ямочка. И он с удовольствием приник к ней губами и лизнул внутри языком. — Я так давно хотел это сделать, — прошептал он и тут же отпрыгнул, так как Намджун хрипло уркнул и попытался снова его схватить. — Нет, нет. Пойдём. — Жестокий, — буркнул альфа. — И всё же… Что ты хочешь сказать Чонгуку? — А вот увидишь, — лукаво улыбнулся Джин. — Хотя не такой уж это для тебя… И в это время дверь из покоев принца Чонгука распахнулась и оттуда вышел кто-то, торопливо прошёл мимо, не заметив их у стены. Мелькнул алый плащ с красивой вышивкой, и Джин узнал герцога Ким Суджи. Он удивлённо посмотрел на Намджуна: тот хмурился и тоже провожал омегу недобрым взглядом. Рядом с Суджи семенил невысокий слуга, который, склонившись к его плечу, что-то ему бормотал. — Ну, вот Хёнджин и попался, — тихо проговорил Намджун почти на ухо Джину, пустив тому по спине мурашки. Джин хмыкнул и вскинул голову. — На самом деле это нам на руку. Пойдём. — И он, решительно взяв альфу за руку, потянул его к двери. Чонгук стоял у окна и жадно пил воду из высокого бокала. На лице его были красные пятна, а другая рука стискивала эфес бальной шпаги. Он кинул на них мрачный взгляд, налил себе из графина ещё воды — и снова припал к бокалу. Джин почувствовал себя отчего-то ужасно виноватым, словно он бросил бедного принца на растерзание зверю. По сути, наверно, так и было, но уж как получилось. Поэтому он дождался, пока Чонгук сделает последний жадный глоток и поставит на стол бокал, а потом поклонился сказал: — Я выбрал себе супруга, Ваше Высочество. — И поднял руку, в которой всё ещё была зажата рука Намджуна. Взгляд Чонгук прояснел, и он с облегчением выдохнул, а потом прикрыл глаза и тяжело опёрся на подоконник. — С-сука… как же хорошо! — Ваше Высочество! — тут же возмутился Намджун, но Чонгук махнул на него рукой. — Даже не начинай! Вы мне всю душу вымотали, черти! — Он вскинул голову и внезапно широко и светло улыбнулся Джину. — Спасибо! Спасибо, герцог Ким Сокджин! — Вам не за что говорить мне спасибо! — церемонно поклонившись, чуть высокомерно ответил Джин. — Я, как Вы и приказали, выбрал достойнейшего. Всё по нашему с Вами договору. Улыбка Чонгука стала просто неприлично счастливой. — Я в Вас сомневался, не буду врать, но больше сомневался в своём суровом и таком упрямом альфе! — сказал он и неожиданно озорно подмигнул Джину. Намджун недовольно фыркнул и сказал сердито: — Не стоит говорить обо мне так, словно меня здесь нет! Джин и Чонгук снова весело переглянулись и засмеялись. Но уже через несколько мгновений Чонгук внезапно резко умолк и снова болезненно нахмурился. А потом неуверенно, с какой-то робостью, которая изумила Джина, произнёс: — Пожалуйста… Не говорите ничего моему… — Он на миг прикрыл глаза и тяжел вдохнул. — Не говорите ничего принцу Тэхёну о напитке Ярра. Я не хочу, чтобы он боялся меня, понимаете? Я сделаю всё так, чтобы он не страдал ни мгновения, клянусь вам. — Он будет оскорблён тем, что Вы не доверили ему его судьбу, — тихо ответил Джин, у которого тут же в сердце зажглась искрами тревога и что-то упрямо толкнулось в неприятии того, о чём просил его принц. — Я знаю его. Он только выглядит как милый и смешной, мало что смыслящий в жизни мальчик. Он не такой, Ваше Высочество! Он очень умный, живой и ласковый, но он умеет быть сильным, когда это нужно. Он умеет решать сложные задачи — и это касается не только математики, поверьте мне. Я понимаю… — Джин вздохнул и украдкой кинул взгляд на Намджуна, который слушал его внимательно, чуть поджав в тревоге губы. — …что Вы слишком плохо его пока знаете, а свершить обряд Вам нужно именно этой ночью, я понимаю, что такова Ваша традиция, таков приказ Вашего короля — всё так! Но и Вы поймите: он безумно боится этого обряда, однако лишить его выбора — значит выказать ему недоверие с самого начала, с первого вашего… ммм… единения… — Джин выдохнул и сглотнул: слова давались с трудом, однако он знал, что должен хотя бы попытаться. И упрямо продолжил: — Поймите, это самое начало именно вашей жизни, только вам и решать, насколько вы будете доверять друг другу. А разве сможет он доверять вам, когда узнает, что вы с ним сделали? — Это необходимо, — с горечью покачал головой Чонгук. — Если он воспротивится, если испугается и выльет напиток, зная, зачем я ему подаю его, — другого нам не подадут. Лекарь Пак делает… уже сделал, наверно, лишь одну порцию. Таков обычай. А если Тэхён не сможет себя пересилить — что я буду делать? Я не смогу… не смогу его… силой… — Чонгук рвано выдохнул и мучительно прикрыл глаза. — Не смогу, нет… нет. Поэтому прошу Вас! — Голос его обрёл твёрдость. — Решительно прошу вас ничего не говорить ему. И… давайте вернёмся. Моё отсутствие на моём же помолвлении становится уже просто неприличным.