Югославия. Июль, 1943 год.

Штирлиц загорал. Даже с пляжа было слышно цикад, их стрекотание доносилось и из его номера. Ему нравился этот звук, он успокаивал, отчего Отто очень хорошо спал. Солнце приятно грело кожу. Он не был обучен искусству загорать, но как только чувствовал, что большая звезда начинает ласкать смуглую кожу чуть горячее — сразу переворачивался. Ему удалось найти более - менее чистое место на пляже. Было только 8 утра, ведь Штирлиц имел привычку вставать ровно в 7. Будильник ему был не нужен, привычка позволяла просыпаться ровно в назначенное время или ровно через полчаса, как уснет. Людей вокруг не было. И сейчас на пляже только совсем зелёные адъютанты контролировали, нет ли беженцев на лодке. Пустили его только после предъявления документов. Отто порой это выводило из себя, хоть и виду он не подавал. Теперь же мужчина стоял в одних плавках у самой кромки воды и вглядывался в горизонт. В самом центре было два острова, на одном из которых была та самая церковь, оберегающая моряков. " — И, тем не менее, беженцам она не поможет…» — мрачно подумал про себя Штирлиц. Вода была лазурного цвета, кристально чистая. Его удивил контраст природы и того, что творили здесь, на этой самой земле, люди. Муссолини отчаянно пытался заселить итальянцев, дабы вытеснить местное население. Он видел Черногорию как часть будущей империи, которая также будет включать в себя всё адриатическое побережье и части Греции, вернув тем самым земли, ранее принадлежавшие Венеции. Местное население должно было стать частью итальянской нации. Должно. Макс вернулся поздно. От алкоголя слипались глаза и слегка болела голова, отчего он чётко решил для себя, что сразу ляжет спать. Зайдя в номер, он хорошенько обработал укусы комаров духами. Советский метод, который работал на ура и всегда спасал Штирлица в поездках.

***

Наутро штандартенфюрер проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. Стоял запах свежемолотого кофе. Немецкого. Штирлиц выучил этот запах наизусть. Многолетняя выдержка и сила воли не позволили ему запаниковать и, тем не менее, он начал прокручивать у себя в голове места, где мог лежать его «Вальтер». Ещё когда он усмехнулся этому названию и поделился с любовником, отчего тот очаровательно улыбнулся и кивнул своим же мыслям. Пистолет. Кажется, он был в чемодане, по крайней мере Штирлиц его не доставал оттуда. — Проснуулся наконец, — промурлыкал знакомый голос у окна. — Посмотрите на него, на дворе война, а он валяется до обеда. Отто прекрасно знал, что сейчас только 8:15 утра. — Вальтер? — прошептал Макс, словно слепой котенок, наощупь, в пустоту. — Вставайте, вставайте, Штирлиц, я уже и кофе сварил. Только сейчас он различил уж очень знакомый силуэт человека в костюме, облокотившегося на подоконник. Шелленберг курил. Ну конечно. Штирлиц был уверен, что это не первая за сегодня и явно не последняя. Рубашка с коротким рукавом открывала тонкие, венистые руки. " — Исхудал. Вкрай исхудал, паршивец." — подумал Отто. Он нахмурился и снова завернулся в тонкое одеяло. — Не хочешь, значит-с? Через мгновение с другой стороны легло тело. Невесомое, Штирлицу могло и показаться все это. Вдруг он почувствовал руку на правом бедре. Штандартенфюрер лежал боком. Холодные пальцы медленно ползли по спине, посылая волну мурашек. В паху стало тяжело. Он терпеть не мог, когда Вальтер вот так делал. Шептал всякие пошлости на ухо, параллельно прикусывая мочку, бригадефюрер ласкал смуглую кожу. Прям как солнце. Его солнце, подумал Отто. Штирлиц слетал с катушек от таких прикосновений. По шее, лопатке, а потом рука и вовсе сжала ягодицу. — Вальтер… — тихонько простонал Отто, подставляя к объятьям уже разгоряченное тело. Завтракали они уже в обеденное время.

***

Мужчины сидели на подоконнике, передавая сигарету друг другу. Это было что-то столь интимное, недоступное для остальных, что Шелленберг и Штирлиц боялись шевелиться, дабы не разрушить эту иллюзию — полное равновесие их жизней, их чувств, их любви. Вот так курить — было непозволительной роскошью для них. Растрепанные мягкие волосы, рубашка Штирлица на белоснежной коже Вальтера, бордовые с синим пятна возле линии челюсти и на ключицах у Отто. Они словно сошли с картины, ибо мир войны и хаоса не видел пары совершенней. — Хотите искупаться? — наконец, нарушив тишину, сказал Штирлиц.