I'll make sure you stay with me

— Теперь я ложусь спать, я молюсь, чтобы Господь сохранил мою душу. Если я умру до того, как проснусь, моли Господа, чтобы он забрал мою душу. Аминь, — пробормотала Гвен что-то невнятное, крепко сжав руки, Финни делал то же самое рядом с ней. Хотя на самом деле он не произносил молитву. Это было больше для того, чтобы подшутить над ней, чем что-либо еще. — Все готово? — Спросила их мать с мягкой улыбкой на лице. Гвен кивнула, поправляя ночную рубашку, когда встала. Санни посмотрела на Финни, невербально задавая тот же вопрос. В ответ он улыбнулся ей, ярко и во весь рот. За вычетом двух передних зубов, которые выпали пару недель назад. Она захихикала над тем, какой милой и глупой была его улыбка. Ее дети были такими красивыми. — Хорошо! Пора спать! — Объявила она, прогоняя их в спальню, которую они оба делили. Санни всегда считала милым, что они живут в одной комнате. Сочетание футболок и джинсов на космическую тематику с одной стороны и ярких цветных платьев с другой. Куклы и фигурки, разбросанные по комнате. Хотя Терренс на самом деле не хотел, чтобы они делили комнату. В конце концов, зачем им это, когда у них есть еще одна отличная комната напротив по коридору? Но она верила, что это показывает, насколько хорошо они ладили друг с другом. Она подоткнула уголки одеяла, слегка целуя их в лоб и розовые маленькие щечки. Ночник был включен, и вентилятор на потолке вращался. Им всегда нравилось спать в нём. Она повернулась, чтобы уйти, но почувствовала, как кто-то натянул на нее ночную рубашку. Финни держался за ее платье, глядя прямо в ее глаза, и на мгновение Санни показалось, что он заглянул в самую ее душу. Мурашки пробежали по ее спине, прежде чем она наклонилась и положила руку ему на живот. — Да? — Прошептала она, и на мгновение он замолчал. Он просто уставился на нее с отсутствующим выражением лица. — Мы любим тебя. Она склонила голову набок. Взглянула на Гвен, у которой было такое же пустое выражение лица, но оно выглядело более напряженным, чем у Финни. Малышка кивнула: — Люблю тебя... — прошептала она. Почему это прозвучало странно? Что Финни и Гвен сказали ей: ‘Я люблю тебя все время. Своими сладкими голосками и яркими пухлыми лицами. И все же в тот момент ей показалось, что она разговаривает с кем-то зрелым. Вглядываясь в лица людей намного старше своих лет. Она была ошеломлена. Даже сбита с толку. Настолько, что ничего не сказала. Все, что она могла делать, это пялиться. Санни почувствовала, как ее сын крепче сжал ее ночную рубашку, прежде чем полностью отпустить и повернуться на бок. Он отвернулся, свернувшись калачиком и держа сестру за руку. Санни наблюдала, как Гвен закрыла глаза и тоже свернулась калачиком. Она думала об этом по дороге в свою комнату и в постели той ночью. Все, что она могла делать рядом со своим храпящим мужем, бодрствующим без сна, - это думать об этом. Однако в то утро об этом не заговорили. Этот вопрос никогда не поднимался. Даже когда она пожелала им доброго утра. Даже когда она подала им завтрак веселым голосом. И даже когда она отправила их в школу с улыбкой на лице. Санни Блейк отдала бы все, чтобы вернуться и сказать это в ответ. Воздух в тот день был спëртым. Таким ... напряженным. Больше, чем обычно. Атмосфера была такой плотной, что ее можно было разрезать ножом. Его легкие казались меньше, чем были на самом деле, заставляя его дышать ртом, чтобы набрать побольше воздуха. И все же утро было пасмурным, и хотя снаружи ярко светило солнце, чувствовался душный, влажный запах. Такой, каким пахнешь после ночного дождя. Он не знал, что может чувствовать запах. Но опять же, всегда была эта странная энергия, когда он оставался со своим братом. Она всегда была там, несмотря ни на что. Когда он впервые въезжал на подъездную дорожку и чувствовал, как сжимается грудь. Когда он заглядывал в другой дом, принадлежавший его брату, с другой стороны улицы; запах гниющего мяса заполнял его носовые пазухи. А ночью, когда он распаковывал все свои сумки и ложился спать, закрыв окно и плотно закрыв дверь, ему снились сны. Нет, не сны. Просто сон. Сон, который заставил бы его проснуться со вздохом, в холодном поту. Сон, от которого ему захотелось опуститься на колени и сжать руки так крепко, что они стали бы фиолетовыми, и прочитать молитву, просто чтобы почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы снова заснуть. Хотя это никогда не было сильнее, чем прошлой ночью. Это была просто дверь. Одна единственная белая дверь. Сон, мягко говоря, нервировал. Иногда, если молитва не срабатывала, если он не мог снова заснуть только из-за того, насколько небезопасно он себя чувствовал... Если он чувствовал себя храбрым, он шел и становился перед зловещей белой дверью. Просто смотрел на ручку, пытаясь набраться смелости, чтобы открыть ее, смотрел так пристально, что без особого энтузиазма ожидал, что дверь откроется сама по себе и раскроет ему свои секреты. Этого никогда не происходило. Он никогда этого не делал. Не говоря уже о том, что его брат излучал свою собственную жуткую энергию. Это был его брат. Тот самый брат, у которого были седые волосы и кривые зубы. Тот самый брат, с которым он раньше делил двухъярусную кровать. Тот же брат, у которого была общая фамилия. И все же это было по-другому. Дрожь, пробегавшая у него по спине, когда он просто смотрел в его сторону, заставляла его думать иначе. — Накорми собаку, прежде чем уйдешь. Теперь он тупо смотрел в холодильник. Мысли неслись со скоростью 100 миль в час. На верхней полке и в нижнем ящике было много коробок сяйцами. Это было странно. Кому нужно столько яиц? Кроме того, его брату не очень нравилось е... — Макс! Ты меня слышал? — Макс Шоу подпрыгнул и оторвал голову от открытого холодильника; брови приподняты, глаза открыты от удивления. Его сердце бешено колотилось от того, что он пропустил заказ, или, может быть, оно билось просто потому, что он был в одной комнате с Альбертом Шоу. — О-о... Э-Э... Ты куда-то идешь, Ал? — Спросил он. Жужжание холодильника стихло, когда он полностью сосредоточился на своем брате. Его пустой, бездушный брат. — Да, покорми собаку перед тем, как пойдешь в магазин. Я не задержусь надолго, — Инструктировал Альберт, крепко сжимая ключи в левой руке. Макс посмотрел на кулак, его собственный сжимающий дверцу холодильника. Его взгляд переместился на лицо Альберта. Те же старые запавшие мешки под глазами и те же старые глубокие морщины. Он изучал каждую морщинку, каждую трещинку и каждый седой волос, который только мог разглядеть. Макс услышал, как его брат крепко сжал дверную ручку, и это почти заставило его вздрогнуть. Это выглядело так, словно Альберт почти знал, о чем он думает. В тот момент все возможные инстинкты говорили ему – нет, кричали на него, чтобы он не позволял Альберту Шоу выходить за эту дверь. Он открыл рот, но ничего не произнес, так что он стоял там, разинув рот, как рыба. Альберт Шоу поднял бровь, глядя на своего младшего брата. Оглядывая его с ног до головы с чем-то похожим, возможно, с отвращением. Нет, он любил своего брата — идиота, но... но этот взгляд. Глаза человека, который что-то знал. Хотя не было никакого способа. Для него было невозможно узнать. Он глубоко вздохнул, пытаясь замаскировать это как усталый вздох, но у него получилось раздраженное фырканье. — Ой, ладно, понял! — Макс отдал честь, его плечи напряглись от страха. Страх? Почему он боялся? Не нужно бояться. В комнате не было ничего опасного. В комнате не было... никого.. опасного. … Был ли он там? Подъездная дорожка за подъездной дорожкой были пусты. Улыбка на его лице – кривые зубы и натянутая кожа – становилась шире каждый раз, когда он проезжал мимо дома без машины на дорожке. Выключенный свет и оглушительная тишина. Альберт Шоу поблагодарил Бога за того, кто сделал пикники по соседству чем-то особенным. Его сердце подпрыгнуло при известии о пикнике. Случайно услышанный разговор об этом мероприятии. Легкомысленные родители и их гипертрофированные дети оставляют свои дома без присмотра, чтобы пойти в самый последний и дальний дом по дороге. Его сердце подпрыгнуло, зная, что его мальчик не поедет. Если бы поведение отца его мальчика что-то значило, то он бы никуда не брал своего сына. Не говоря уже о том, чтобы вообще быть дома, чтобы заботиться о своем ребенке. Альберт фантазировал о своем мальчике, когда глубокой ночью парковал машину перед его домом. Когда он слышал крики и представлял, как спасает его от человека, которого его мальчик называл отцом. Он был почти уверен, что его сердце взорвется от счастья, когда он, наконец, получит его в безопасности и спрячет в подвале. Просто представляя, как он будет благодарен. Как мальчик скажет– ”Спасибо тебе–Спасибо вам!” Осыпая вниманием и похвалой. Почему одна эта мысль заставляла его краснеть. Он был так взволнован, что смех сорвался с его губ, когда он был всего в двух домах от дома своего мальчиков. Альберт мог только представить, как весело им будет вместе. Их будущее, проведенное вместе и наедине. Хотя они никогда не могли ходить на настоящие свидания, он был уверен, что парень не будет возражать. Он замедлил ход своей машины до остановки и с надеждой посмотрел на знакомый дом перед ним. На подъездной дорожке не было машины, а жалюзи были закрыты. Ал напевал небольшую мелодию, когда парковал машину. На пассажирском сиденье лежал баллончик с осиным спреем и длинная веревка. Он наклонился, сунул его в карман и закрепил веревку на плече. Гул его двигателя прекратился, как только он достал ключи. Финни знал. Он просто знал. То же самое сделали и остальные. Они все вздрогнули и повернулись, чтобы посмотреть в окно. Леденящий душу воздух поглотил их, зная, что скоро они столкнутся с похитителем. Взрослый мужчина, способный убивать. Что, если что-то пойдет не так, они будут мертвы, и Финни исчезнет. Его заберут прямо на их умирающих глазах. Последнее, что они когда-либо увидят, это то, что Финни насильно забирают у них. Что этот человек будет смеяться последним. Гриффин прерывисто вздохнул. Гвен протянула руку и сжала ладонь Финни. В ту секунду, когда она услышала низкий рокот двигателя, все, что она могла вспомнить, были те ужасные видения. На самом деле кошмары. Где она просыпалась в лужах пота, и казалось, что ее легкие вот-вот разорвутся. Её волосы и одежда прилипали к коже из-за пота. Когда она срывала с себя одеяло и практически бежала в комнату Финни, просто чтобы посмотреть, там ли он. Убедиться, что он в целости и сохранности. Ее дыхание, наконец, выровнялось, когда она увидела его, уложенного в постель и крепко спящего. Мешки под глазами увеличивались с тем, насколько частыми становились видения и кошмары. Тот, который станет правдой из того, что лежит снаружи. Ужас исходил от их тел, и тревога просачивалась из них. В тот самый момент ничто, кроме сомнения, не наполняло их разум. Она держала его за руки, когда ее зрение начало затуманиваться. Гвен не собиралась позволить, чтобы его у нее забрали. Она не хотела — не могла — позволить своим видениям стать реальностью. Это было несомненно, но…что она могла сделать? Какой силой она на самом деле обладала? Гвен посмотрела на Финни, надеясь, что каким-то образом он все исправит, как делал всегда. Ее взгляд метнулся к Вэнсу, самому большому в комнате. Финни что-нибудь придумает. Что-нибудь, что наверняка касалось Вэнса. То, что он был самым большим и крутым в комнате, должно было что-то значить. Не так ли? Вэнс никогда раньше по-настоящему не дрался со взрослыми. В тот раз, когда он ударил учителя по лицу? Это было просто несравнимо с этим. Тот учитель был не в форме, стар и немощен. Не говоря уже о том, что это даже не было настоящей дракой, Нет, это просто было не то, что он мог выиграть. Вэнс видел, как его чувства отражались на том, как выглядели другие. Как они переводили взгляд с одного на другого, не зная, что делать. Кроме Финни, который даже не моргнул, когда они все услышали шум двигателя снаружи. От Брюса, застывшего на месте, до Гриффина, который изо всех сил вцепился в руку Финни. Гриффин попытался заземлиться, используя руку Финни. Обнимал так крепко, что был уверен, что она переломится пополам. Но это не могло остановить дрожь. Он не был крупным и уж точно, черт возьми, не был сильным. На самом деле, для ребенка своего возраста он был особенно маленьким и довольно слабым. Он задавался вопросом, насколько жалким он может быть? Так что в тот момент все, о чем он мог думать, это о том, что он мог сделать? Что он мог сделать, чтобы спасти Финни? Стегг посмотрел на Финни в поисках ответов, хотя тот даже не смотрел на него и на самом деле ни о чем не просил. Он сможет все исправить, верно? Его взгляд остановился на Билли, который стоял у окна со сжатыми руками. Его лицо исказилось. Его челюсть заметно сжалась. — Что, если он вломился через окно? — задумался Билли. Жуткий образ человека, врывающегося сквозь стекло с отвратительной улыбкой, проник в его голову. От этого у него по спине пробежали мурашки. На самом деле, это вызвало у него желание выбежать прямо через заднюю дверь и отправиться домой. Быть в целости и сохранности со своей собакой. Но насколько жалким это было бы? Никто больше даже не дернулся, не говоря уже о том, чтобы убежать. Так зачем ему это? Брюс увидел, как Билли сделал шаг назад, и почувствовал, что хочет сделать то же самое. Но он застыл. Он был почти уверен, что даже его грудь перестала совершать свои повторяющиеся подъемы и опускания, позволяя ему дышать. Брюс не ожидал, что частые занятия с Финни приведут к... этому. Начиная с изучения домашнего задания по английскому в центре своей гостиной и заканчивая тем, что он собирался бороться за свою жизнь, это было намного выше его ожиданий от того, что он стал другом Финни. Но... Брюс не мог обнаружить, что сожалеет об этом. С того момента, как его впервые представили Финни, и до сегодняшнего дня, когда он стоял рядом с некоторыми из лучших людей, которых он теперь знал. Несмотря ни на что, он был уверен, что никто другой тоже не сожалел о том, что оказался здесь. С внезапной ошеломляющей уверенностью он закатал рукава и глубоко вздохнул. — Финни. Остальные в удивлении оторвались от своих мыслей и повернулись к Брюсу с широко раскрытыми глазами. Он наблюдал, как Финни закрыл глаза, и время замедлилось — или, по крайней мере, так казалось — и все они обернулись, чтобы посмотреть на него. Вопросительные взгляды остановились на его повернутой спине. Затем у них возникло чувство. Они никогда не чувствовали этого раньше и не были уверены, почувствуют ли это снова, но Финни улыбнулся. Он улыбнулся мягкой, едва заметной улыбкой. Глаза Гвен медленно расширились, ее собственная улыбка поглотила ее лицо, и только одна слезинка скатилась из ее глаза, и тогда они поняли. Они собирались победить. ----------------------------------- Альберт оглянулся назад и вперед, пока шел к двери. Никого не было видно, но он не мог избавиться от чувства тревоги, охватившего его. Он хотел списать это на что-то вроде “бабочек”, поскольку он официально встретится со своим мальчиком вне своих фантазий и пробудет в его присутствии дольше пяти минут. И все же он просто не мог избавиться от беспокойства. Он понял, что стоял там слишком долго. Он осознал свою собственную нерешительность. Пустота в его животе только увеличилась, когда он понял, что дверь осталась незапертой. — Глупый мальчишка, — подумал он. Да ведь кто угодно мог просто ворваться сюда. Его мальчик был очень безответственным. Он должен был бы это исправить. Он запер дверь изнутри. В доме мальчика было темно. Шторы задернуты, а свет выключен. Из кухни доносилось жужжание, но в остальном было совершенно тихо. Если честно, это сбило его с толку. Альберт шел по коридорам, его ноги издавали приглушенные удары по полу, когда он приближался к двум комнатам в конце коридора. Стены украшали фотографии мальчика и его семьи. Была одина, которая ему особенно понравилась. На левой стене, точно на уровне его глаз, висел его мальчик в коротком костюмчике, держащий на руках маленькую девочку с самой широкой улыбкой. От одного взгляда на фотографию он покраснел. Он заберет её, когда будет уходить. Его шаги сбились, когда он продолжил идти по коридору. Его сердце билось со скоростью 100 миль в минуту. И вот оно. Дверь была приоткрыта. Совсем немного, но это позволило ему заглянуть в комнату. Это позволило ему увидеть кровать. Это позволило ему увидеть своего мальчика, лежащего на указанной кровати. Лицо повернуто, спиной в его сторону, и закутано в покрывала. Он был совершенен. Он был совершенен, и он даже не мог полностью разглядеть его лицо. Дверь открылась без скрипа. Тихая, как церковная мышь. Это было так завораживающе. Каждое украшение на космическую тематику, каждый плакат на пути и даже маленькие кусочки одежды, разбросанные по полу. Что ж, теперь у него была идея, что подарить мальчику на день рождения. Он хихикнул про себя, стараясь говорить не слишком громко. В конце концов, было бы намного больше проблем, если бы его мальчик начал звать на помощь и размахивать руками. Ему гораздо больше нравилось быть тихим и неподвижным. Глядя сверху вниз на мальчика в постели, он не мог удержаться, чтобы не наклониться над ним и не понюхать. Когда Альберт оперся всем своим весом на кровать и вдохнул, он был очарован чистым запахом кокоса. Настолько увлеченный, он не услышал, как открылась дверь шкафа. Настолько увлеченный, он не заметил, когда девушка вошла в дверной проем. В правой руке она крепко сжимала пистолет. Настолько очарованный, он даже не заметил, что мальчик, лежащий в постели, на самом деле даже не спал. Альберт Шоу даже не знал, что произошло, пока пуля не попала в верхнюю часть его бедра. — Черт! — закричал Альберт в шоке. Его ноги ослабли, а горло сжалось, как только он повернулся к источнику боли и увидел очень заметное пятно крови на своих джинсах. Увеличиваясь с каждой секундой, он ничего не сделал, чтобы остановить кровотечение. Его разум был затуманен болью и замешательством. Но потом он понял. Когда он заметил девушку в дверях, смотрящую на него с знакомой ему довольной улыбкой. Когда он увидел, как пятеро парней вывалились из шкафа, и у всех у них была такая же улыбка, как у девушки, стоявшей в дверях, которую он только что знал. Это была ловушка. И он попал прямо в это. Альберт вскочил на ноги, игнорируя стреляющую боль в ноге, и нанес удар так быстро, как только мог человек, получивший ранение в ногу. Мальчики, Гвен и Финни с удивлением наблюдали, как он, прихрамывая, выходит из комнаты. Гвен позволила ему убежать (пошатываясь) прямо мимо нее и вышла из комнаты. Робин подошел к кровати, протягивая Финни руку, чтобы тот схватил его. Финни улыбнулся ему и взял за руку, позволяя поднять себя и вывести из комнаты. Гриффин подошел с другой стороны, дрожа. На самом деле дрожь можно было принять за страх, но Финни знал. Он знал, что это было волнение, и если и был страх, то это был просто Гриффин, пораженный тем, насколько он был готов избавить мир от спотыкающейся грязи дальше по коридору. Он и Робин вывели группу из комнаты, следуя по кровавому следу. Альберт не понял. Как они узнали? Почему Бог не сказал ему? Чем больше он продолжал думать, тем больше злился. Именно Бог показал ему этого прекрасного мальчика в первую очередь! Зачем давать ему что-то только для того, чтобы так быстро забрать это? Почему Бог должен вызывать такие мучения? Неужели все эти сны ничего не значили? Неужели он зря наблюдал и ждал все это время? Было ли все это какой-то больной и извращенной шуткой Бога? Неужели Бог сделал это только для — для чего!? Несколько смешков? Возможно, развлечение? От этого у него закружилась голова. Его мозг болел, а нога была похожа на желе. Он не знал, почему Бог решил так поиграть с ним. Почему он дал ему что-то такое хорошее только для того, чтобы все обернулось так плохо. Чтобы все пошло так ужасно неправильно. Но он действительно знал одну вещь. И это было то, что ему нужно было выбраться оттуда. Сейчас же. Он поплелся, как мог, к двери. Нога подвела его. Граббер повалился на пол, прижимаясь боком к стене. Все, что он мог делать, это мычать от боли и тяжело дышать от напряжения. Он чувствовал, как его собственный свет в глазах медленно гаснет. Предполагалось, что все пойдет не так. История его жизни должна была закончиться совсем не так! Затем на него снизошел луч надежды. С дороги торчал телефон. Его сияющий луч надежды. Он протянул дрожащую руку и поднес ее к уху, другой дрожащей рукой набирая номер своего дома так быстро, как только мог. Звук звонящего телефона не мог бы звучать более божественно. — Эээ, алло? — Альберт услышал, как его брат спросил с другой стороны телефона, и из его глаз потекли настоящие слезы. Он выругался, когда у него заболела нога. — Ал? — услышал он нервный вопрос своего брата. — Макс! Макс. Т-Они знали! Я не знаю, как они узнали, но они узнали! — На другой линии мертвая тишина. — Т-тебе нужно п... Черт! — выругался он, еще одна стреляющая боль в ноге охватила его, заставив выровнять дыхание. Альберт посмотрел в конец коридора и никого не увидел, но это никак не успокоило его, поскольку его единственной мыслью было добраться до безопасного места. Альберт Шоу никогда бы не поверил, что он может бояться детей. Боится за свою жизнь из-за детей. — Ты должен приехать и забрать меня! Сейчас! Т-адрес-!... Его сердце чуть не остановилось, когда линия оборвалась. Макс. Макс действительно повесил трубку. Альберт Шоу громко рассмеялся. Он смеялся так сильно, что слезы выступили у него на глазах, и он не мог дышать. — Он действительно повесил трубку! — усмехнулся он, все еще держась за раненую ногу. Они могли слышать его всю дорогу из комнаты. Маниакальный смех только усилился, когда они направились в гостиную, следуя по кровавому следу. Во всей своей красе это был Граббер, возившийся с замком входной двери. Финни издал короткий смешок. Он кивнул головой Вэнсу и Брюсу, которые подошли к бьющемуся в истерике мужчине на полу. Вэнс схватил его за правую руку, а Брюс — за левую, заставляя мужчину повернуться лицом к группе. Голова Альберта была опущена, так что его лица не было видно. Финни жестом указал Гвен, которая вышла вперед и передала пистолет Робину. Робин поблагодарила её застывшей улыбкой. Не прошло и секунды, как он прострелил вторую ногу Граббера, не выпуская руки Финни. Вэнс и Брюс крепче вцепились в него, пока он извивался от боли. Сжимая его руки так сильно, что наверняка остались синяки, и решив пойти еще дальше и использовать ногти до крови. Вскоре появился Билли с ящиком инструментов Терренса в руке. Гриффин подошел со стороны Гвен и, обогнув себя, оказался перед Билли. Они кивнули друг другу. Билли крепко держал коробку на виду, и Гриффин открыл ящик с инструментами, готовый передать Финни любой, который был ему нужен или о котором он просил. Финни в последний раз сжал руку Робина, прежде чем отпустить и присесть на пол, чтобы оказаться лицом к лицу со своим убийцей. Финни оглядел его с ног до головы, и все, о чем он мог думать, было: ‘Вау, так вот о чем я беспокоился?’. Теперь это казалось глупым. Теперь, когда человек, которого он раньше боялся больше всего, превратился в жалкую, рыдающую груду ничтожества у него на полу. Именно тогда Альберт наконец посмотрел на него. Посмотрел прямо ему в глаза. — Плоскогубцы? — Спросил он, протягивая руку, ожидая, когда они будут вложены в его ладонь. — На это! — Крикнул Гриффин с улыбкой на лице. Выражение лица Граббера было на самом деле веселым. Почувствовав тяжесть плоскогубцев в своей руке, он оглянулся и кивнул головой в знак благодарности. Альберт попытался оторвать голову, но рука Финни удержала его на месте. Его хватка на челюсти была крепкой, когда он захватил плоскогубцами верхний передний зуб во рту Граббера и медленно потянул. Он проигнорировал протесты и крики, медленно наблюдая, как зуб больше не закрепляется во рту мужчины. Финни с благоговением осмотрел его. — Как вы узнали? — Они немного испугались, когда мужчина заговорил. — Что? — спросил Робин. Граббер дернулся, его язык пробежался по тому месту, где был зуб. — Как, ты узнал? — спросил он снова, тяжело дыша. Финни вздохнул через нос, не уверенный, что сказать. Поэтому он пожал плечами. Он с удивлением наблюдал, как Граббер становился все более раздраженным. — Тогда почему? Я бы был добр к тебе! — умолял он. Вэнс и Брюс усилили хватку даже сильнее, чем считали возможным. Гвен, Робин, Билли и Гриффин уставились на мужчину на полу, и тогда Финни пришла в голову идея. — Извинись, — потребовал Он, видя, что Граббер выглядит смущенным, он раздраженно вздохнул. — Я уверен, что ты бы так же разозлился, узнав, что тебя преследовали, не так ли? — ‘объяснил’ он и скрестил руки на груди с притворным раздражением. — Я думаю, эти сны ничего не значили. Он чуть не расхохотался, увидев надежду на лице мужчины. — Сны? У тебя тоже были сны? — Мужчина был так взволнован, что его затошнило. Финни кивнул и фыркнул. — Я видел тебя в своих снах... Ты заботился обо мне лучше, чем когда-либо мог Терренс... — Глаза Гвен расширились, когда она поняла, что делает ее брат, и она была так увлечена этим. — Да, чувак, он мне все о них рассказывает, а потом выясняется, что ты просто какой-то придурок, у которого даже не хватает смелости поговорить с моим братом лицом к лицу? Какой позор. — закончила она, наблюдая, как надежда наполнила глаза мужчины. — Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Мне... мне тоже снились сны, вот почему я наблюдал за тобой! Если бы я знал... — продолжал умолять мужчина. Гвен была уверена, что он сложил бы руки вместе и опустился на колени, если бы его не удерживали. Финни ослабил хватку. — Тогда скажи, что сожалеешь? — Финни даже притворно надул губы, чтобы добавить вишенку сверху. Граббер, задыхаясь, рассмеялся, сглотнув, прежде чем быстро кивнуть. — Мне жаль. Мне очень, очень жаль, — Он извинился. Альберт наблюдал, как Финни улыбается, и его собственная улыбка сформировалась, когда он увидел, как Финни отложил плоскогубцы и осторожно взял его лицо обеими руками. — Гребаный идиот. Они рассмеялись над очень очевидным презрением на лице мужчины. — Черт возьми, он доверчивый, — сказала Гвен сквозь смех. Финни схватился за живот, когда у него перехватило дыхание. — Фух….хах, ладно... Давай покончим с этим. — Молоток. ---------------------------- Робин с любовью посмотрел на Финни. Он был таким влюбленным дураком. Даже в такие моменты, как этот. Нет. ОСОБЕННО в такие моменты, как этот. Финни, весь в крови, вырывал зубы и дробил кости в кашу. Крики агонии были их музыкой. В этот момент он задумался, какое обручальное кольцо понравилось бы Финни. Какие костюмы носили бы другие мальчики. О, кто бы вел его к алтарю? Хотел бы Финни свадьбу в помещении или на открытом воздухе? Какие цветы он бы предпочел? Кто будет цветочницей? Но самой важной мыслью было… Черт возьми, на то, чтобы убрать это, должна была уйти вечность.