—
После того, как Лисы разразились целым шквалом сплетен и взаимных обвинений, Эндрю поставил групповой чат команды на беззвучный. С тех пор он в основном игнорировал свой телефон, но знал, что не сможет избегать Ники вечно. К счастью, Би позвонила первой; он не игнорировал её. — Я слышала от Дэвида. Похоже, новость уже все слышали. Как ты держишься? — Я осуществляю мечту всей своей жизни — злодейски подкручиваю усы. Просто прекрасно. — Всё настолько плохо? Мне жаль. Перемены в отношениях могут быть тяжёлыми для сплочённых групп. Я готова тебя выслушать. Не хочешь поговорить об этом? Если быть кратким — нет. У Эндрю больше нет сил на разговоры о Ниле. Он просто пытается сосредоточиться на будущем и двигаться дальше, но все сообщения о Ниле просто затягивают его в прошлое. — Не сегодня, Би, не сегодня. — Хорошо. Тогда, может быть, сейчас подходящее время поговорить о твоих поисках нового психотерапевта? Я немного покопалась, и у меня есть несколько предложений. В частности, есть один, Патрик Свейр, который, я думаю, может тебе понравиться. Он мой старый аспирантурский друг. Могу я прислать тебе их имена? Эндрю чувствует, как обрывается его последняя «домашняя» нить, и старается не вздрогнуть. Конечно, он знал, что Би не будет продолжать встречаться с ним после окончания школы. Они уже говорили о том, чтобы найти ему нового психотерапевта несколько месяцев назад, но Эндрю продолжал отталкивать её, глупо надеясь, что сможет потянуть время ещё немного. Похоже, его наконец-то выбросили из гнезда. Теперь ты сам по себе, парень. — Как хочешь. — Спасибо. Я очень надеюсь, что ты всё ещё будешь время от времени звонить, чтобы просто поболтать. Мне бы очень хотелось услышать, как у тебя дела, — говорит она перед тем, как повесить трубку. Конечно, Би. Красивые слова. С Эндрю всё в порядке.—
Продержавшись ещё один день, он наконец сдался и ответил на запрос Ники в FaceTime. Может, он заодно и покончит с этим. Лицо Ники появляется на крошечном экране телефона так близко, что Эндрю практически может заглянуть ему под нос. — Кузен! Ты ответил! Какое облегчение. А я уже начал беспокоиться, что тебя ограбили и засунули в мусорный бак или что-то в этом роде! Конечно, не то чтобы ты не мог, например, разобраться с грабителем. Ты добрался до Цинциннати? Как тебе новый дом? Устрой мне онлайн-экскурсию! — его тон и улыбка напряжены, но он прилагает все возможные усилия. Тем не менее, это всего лишь вопрос времени. — Ники. — Как у тебя дела? Здесь так удивительно! Эрик просто божественен, — лицо Ники смягчается в искренней улыбке, с расплывающимися губами. — Я не могу поверить, что наконец-то вернулся домой навсегда; это похоже на сон. Мы отсиживались последние три дня, знакомясь заново. Мне так больно, что я едва могу ходить, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Его противное подмигивание больше похоже на припадок. Эндрю одаривает его равнодушным взглядом. — Эндрю, не будь ты злым. Нужно просто подождать… — И, кстати, о том, чтобы быть злым. Точно по сигналу. Отличный переход, Ники. Совсем не очевидно. Эндрю мысленно закатывает глаза. — Что случилось с Нилом? Зачем тебе понадобилось вот так разбивать его хрупкое сердечко? Вы, ребята, были неразлучны последние пять лет. Тебе нужно объясниться! Он грозит Эндрю пальцем через телефон, как будто отчитывает непослушную собаку. Ники повезло, что они не общаются лично, иначе Эндрю сломал бы его — не то чтобы он когда-нибудь осмелился бы попробовать это в противном случае. Это, прямо здесь, одна из главных причин, по которой они с Нилом никому не рассказывали. Реакция Ники была бы совершенно невыносимой лично и почти наверняка привела бы к телесным повреждениям. Эндрю делает глубокий вдох через нос и медленно выпускает его. Он действительно хочет поддерживать связь с Ники в широком смысле этого слова. Этот человек раздражает и нарушает границы, как глупая верёвка, но он также был первым человеком, который по-настоящему был рядом с Эндрю, — до и после употребления наркотиков — несмотря на все усилия Эндрю отгородиться от него. Он, вероятно, никогда не поблагодарит Ники устно, но может неохотно признать, что его жизнерадостный кузен действительно старался обеспечить им с Аароном достойный дом в их последний год учёбы в старшей школе, а также сохранить их вместе в колледже, несмотря на личные потери. По прошествии стольких лет Эндрю неохотно отказывается от него полностью, а это значит, что в какой-то момент ему придётся разобраться с этим бардаком, если он когда-нибудь захочет снова мирно поговорить со своим двоюродным братом. К тому же ножи больше не являются действенным средством сдерживания любопытных. — Ники, — отвечает он предупреждающим тоном. — Слушай внимательно; я скажу это только один раз, и, если ты когда-нибудь снова заговоришь о Ниле, будут последствия. Понял? Ники кивает и делает жест, «застёгивая на замок» губы. — Пришло время. Это единственное объяснение, которое ты получишь. У меня были на то свои причины, и ты будешь уважать это. Понял? Лицо Ники морщится, его глаза блестят от непролитых слёз. — Эндрю, я просто… Выслушай меня тридцать секунд, а потом я заткнусь навсегда. Вряд ли. — Я только хочу, чтобы ты был счастлив. Ты ведь это знаешь, верно? Ты всегда будешь моим кузеном. Я всегда буду заботиться о тебе. И Нил, казалось, делал тебя счастливым. Вы двое подходите друг другу в своём странном, пугающем смысле приятелей-убийц. Я просто не хочу, чтобы ты выбрасывал хорошую вещь, понимаешь? — Это моё решение. Ники глубоко вздыхает на другом конце провода и смотрит в сторону, предположительно туда, где Эндрю может слышать Эрика где-то в комнате. Он произносит что-то, чего Эндрю не улавливает, а затем оглядывается на него с ободряющей улыбкой. — Что ж, думаю, я рад твоему новому приключению. Вперёд, Хорьки! Я всё ещё шокирован тем, что ты решил стать профессионалом. Я имею в виду, ты ненавидел экси, когда мы впервые встретились, — Ники неприятно смеётся, и Эндрю не может сдержать угрожающий взгляд. — Ладно, ладно! Но я точно собираюсь купить что-нибудь из мерча «Миньярд» и посмотреть все ваши игры. Проведёшь мне экскурсию по своей новой берлоге? О! Кстати, как думаешь проводить Рождество в этом году? Или День благодарения? Я не знаю, смогу ли я позволить себе прилететь обратно, но, может быть, ты мог бы приехать сюда? Я просто не хочу, чтобы ты оставался один на каникулах. — До этого ещё целых шесть месяцев. — Хорошенько подумай об этом, ладно? Я уже так сильно скучаю по вам, ребята! На днях я болтал с Аароном… Ники продолжает болтать и настаивает на экскурсии. Он восхищается окнами Эндрю от пола до потолка в кухне/столовой/гостиной и подходящим к ним набором мебели, который Эндрю выбрал для спальни. К тому времени, когда Эндрю заканчивает разговор, он немного утомлён всем этим шумом Ники, — по сути, после целой недели молчания — но испытывает облегчение оттого, что в кои-то веки Ники так легко оставил тему Нила. Может быть, на этот раз он действительно будет уважать границы Эндрю; можно же помечтать. Скрытое напряжение, вызванное звонком, давит на его плечи, когда он направляется на балкон, чтобы спокойно покурить. Он мог бы найти способ забраться на крышу, если бы действительно захотел, но Эндрю намеренно избегает всего, что слишком сильно напоминает ему о Ниле, что неудивительно, так что никаких новых крыш для него нет. Его квартира находится достаточно высоко в здании, так что падения оттуда будет достаточно. Закурив, Эндрю прислоняется к перилам и смотрит на улицу через переулок. Как только он делает вторую затяжку, приходит смс от Робин. Робин: Привет. Надеюсь, у тебя всё получилось! Так странно, что тебя здесь нет. Слишком тихо, хотя ты всё равно никогда ничего не говоришь. Лол. Думаю, это в основном из-за отсутствия Ники. Ха. В любом случае, я просто хотела сказать, что пригласила Нила домой на летние каникулы, но он сказал, что собирается навестить Элисон и Мэтта/Дэн. Без тебя он другой. : (Но мы снова живём в одной комнате, так что обещаю, что прослежу за тем, чтобы он ел и не слишком напрягался. В любом случае, удачи! Скучаю по тебе <3 Калейдоскоп эмоций на мгновение проносится в груди Эндрю: нежность к Робин, беспокойство за Нила, облегчение от того, что она будет рядом с ним. Все лисы будут… кроме Аарона. Поток текстовых сообщений подтвердил это. Лисы не бросят своего самого младшего и несносного игрока. У Нила будет большая поддержка. Знание и никотин одновременно выбрасывают порцию дофамина в его мозг, прежде чем он снова опускает всё на дно. Он изо всех сил старается больше не думать о Ниле до конца дня.—
В последнюю неделю перед началом тренировок со своей профессиональной командой Эндрю отправляется в поездку по Мичигану; это лучше, чем пялиться на пустые стены своей всё ещё чужой квартиры. В общежитии он постоянно тосковал по тишине и уединению, но тишина его нового места слишком похожа на гробницу, неестественная и гнетущая. Долгая извилистая дорога занимает целый день с остановками на перекуры и живописными выступами. Приехав, он регистрируется в отеле, а затем проводит следующие пять дней, разъезжая по городу, смешиваясь с туристами, осматривающими береговую линию, деревья, маяки, пивоварни, ликёроводочные заводы и фермерские рынки. Эндрю не думает о том, что бы сказал Нил. Не представляет себе язвительных замечаний Нила о завышенных ценах на сувениры. Он не представляет, как глаза Нила щурятся на солнце, в то время как ветер с воды растрёпывает его кудри в беспорядок. Эндрю не думает о Ниле, когда ночью лежит в постели один, пытаясь заново научиться засыпать без успокаивающего храпа своей семьи поблизости или тяжести спины Нила у себя около груди. И чтобы быть уверенным, что он не вспомнит о Ниле, когда придёт время уходить, он находит новую звуковую адаптацию Sandman и слушает все 11 часов по дороге в Цинциннати. Эндрю искренне испытывает облегчение, когда команда наконец приступает к тренировкам. Он демонстративно игнорирует воспоминание о том, как привёл Нила в апреле, когда они впервые посетили это место, и Эндрю подписал свои финальные документы. Нил рядом с ним, с широко раскрытыми глазами, трясущимися коленками, нетерпеливо ожидающий — как настоящий экси-наркоман — выхода на профессиональный корт. Он не хочет зацикливаться на том, что произошло потом, когда Нил оседлал его в их гостиничном номере в новой джерси «Миньярд», которую он небрежно бросил в Нила перед тем, как они покинули стадион. Он задаётся вопросом, избавился ли Нил от неё или отдал Робин, прежде чем активно отогнать эту мысль. Дни сливаются воедино. По утрам — кардиотренировки и силовые упражнения. Обед проходит с личным шеф-поваром команды, который готовит идеально подобранные блюда, насыщенные белком. Послеобеденные тренировки — это схватки и упражнения на точность. Всё это скучно. Это обычная процедура. Всё в порядке. За полмиллиона долларов в год он может это сделать.—
Через три недели после начала своей новой жизни Эндрю делает свой первый большой шаг вперёд и встречается с Патриком Свейром, своим потенциальным новым психотерапевтом. Здание на удивление скромное, с небольшой журчащей водой на стойке регистрации и дружелюбной молодой секретаршей, которая встречает его. Других клиентов нет, и небольшая часть Эндрю скручивается. Ему никогда не нравилось пристальное внимание, которое бывает в залах ожидания, то, как люди старательно избегают его или открыто убегают от его отсутствующего выражения лица. Эндрю знает, как выглядит в зеркале. Он знает, что выбивает из колеи, и ему на это наплевать. Когда Патрик наконец появляется, этот человек совершенно не похож на того, кого ожидал Эндрю. На нём выцветшая футболка «Joy Division», синие джинсы свободного покроя и мокасины. На вид ему, может быть, чуть за 50, на самом деле примерно столько же, сколько и Би, что вполне логично, и ещё у него тёмные волосы, небрежно зачёсанные набок. Толстые чёрные очки в оправе подчёркивают его длинный угловатый нос, у него долговязый вид человека, который, вероятно, не очень подтянут, но и ест мало. — Привет, Эндрю. Я Патрик, — говорит он, протягивая руку для рукопожатия, которое Эндрю игнорирует. — Доктор Свейр тоже подходит, но большинство людей зовут меня просто Патрик или Пат. Мои местоимения он/его. Приятно познакомиться. У него лёгкий безобидный среднезападный акцент. Непринуждённый, уверенный, расслабленный, как и его поза, когда он опускает руку и ведёт Эндрю в офис. Большую часть пространства занимают два мягких кожаных кресла, разделённых небольшим журнальным столиком в форме кольца из дерева. Необычный принт Дали в рамке, изображающий слона с удлинёнными конечностями жирафа, висит над узким письменным столом, на углу которого примостился бонсай. Вдоль противоположной стены тянутся книжные полки в индустриальном стиле. Большое затенённое окно наполняет комнату тёплым светом; всё в землистых тонах и солнечном свете. Патрик усаживается в одно из кресел и закидывает лодыжку на колено, указывая на другое. Эндрю опускается в него, кресло мягкое, — и кожа, и сиденье — но не настолько уютное, чтобы ему казалось, будто он его обволакивает. По крайней мере, он может оценить эстетику этого человека. Хорошее начало. — Итак, я знаю, что ты получил направление от доктора Добсон. Она, наверное, сказала тебе, что мы вместе учились в аспирантуре в Колорадо? Эндрю кивает. — Она прислала ваше досье, как обычно, но я его ещё не читал. Она сказала мне, что ты работаешь с ней чуть больше пяти лет и что до этого у тебя было несколько психотерапевтов, у которых ничего не вышло. Я хотел бы посмотреть, как пройдёт наша первая встреча, и получить твоё разрешение, прежде чем читать дальше. Для меня важно, чтобы ты чувствовал, что твою личную жизнь уважают. Мне интересно знать только то, что ты хочешь, чтобы я знал. Новый терапевт — это новое начало, и во многом оно зависит от доверия и хороших взаимодействий. Он делает паузу, и Эндрю снова кивает. На данный момент Эндрю всё ещё фактически ничего не сказал этому мужчине в ответ, но, похоже, это его не беспокоит. — Сначала я расскажу тебе немного о себе. Я учился в магистратуре в Миннесоте и аспирантуре в Колорадо. Я переехал в Цинциннати около пятнадцати лет назад. Зимы здесь лучше, чем в Миннесоте, и хуже, чем в Колорадо, но теперь это мой дом. Мои области специализации включают травмы, жестокое обращение и зависимости; я специализируюсь на когнитивно-поведенческой терапии. Я работаю неполный рабочий день в местном молодёжном клубе ЛГБТК и провожу групповые занятия по выходным с сексуальными преступниками в исправительном учреждении. Мне нравится быть чем-то занятым. У меня есть две кошки, Феликс и Рози. Мои интересы включают бас-гитару, DnD и иногда катание на горных велосипедах, но сейчас я делаю это намного реже. У тебе есть какие-нибудь вопросы? Эндрю в ответ пристально смотрит на терапевта сверху вниз. Ради Би он вполне уверен, что, по крайней мере, даст Патрику попробовать, но ему любопытно посмотреть, что старый добрый доктор сделает дальше. — Отлично! — Патрик хлопает ладонями по коленям и откидывается назад, чтобы сделать глоток травяного чая, который Эндрю замечает на полке рядом с ними. — Почему бы тебе сейчас немного не рассказать мне о себе? Ладно, хорошо. Он предполагает, что в конце концов ему придётся поговорить с этим человеком. — Эндрю Миньярд. К сожалению, профессионал, вратарь Хорьков в стикболе. Дурацкое название. Идиотский вид спорта. Бывший игрок Лисов Пальметто. Один из отверженцев Ваймака. Я полагаю, поскольку ты знаком с Би, тебе известно о необычных требованиях к набору персонала Лисов? Патрик слегка ухмыляется. — Да. Я наслышан. Бетси с большой нежностью отзывается о Дэвиде. Думаю, она поклонница его принципов. По-моему, это достойно восхищения. Эндрю с трудом подавляет желание закатить глаза. О, просто шикарно. Ещё один оптимист. — Я подхожу под то, в чём ты специализируешься. История насилия, — верхушка айсберга. Эндрю обнажил бы зубы, если бы ему было не всё равно, — пережиток тех дней, когда он лечился дикими ухмылками, обещающими насилие любому, кто встанет у него на пути. А так он просто продолжает в своей обычной монотонной манере. — Я чуть не забил четверых мужчин до смерти летом после окончания моего первого класса средней школы, когда они напали на моего кузена Ники в переулке возле клуба, где мы работали. Проблемы с гневом, сказали они. Технически это было квалифицировано как «защита другого», но из-за моего прошлого в колонии для несовершеннолетних и крайней степени насилия судья назначил обязательную терапию и нейролептики со стабилизатором настроения, вызывающим манию. Я принимал наркотики два с половиной года. Вот так я познакомился с Би и оказался с Лисами. Она была моим назначенным судом психотерапевтом после того, как я пережил 12 других; она единственная, кто остался. Ваймак нашёл меня и Аарона, моего брата, играющими за нашу школьную команду экси, и предложил нам стипендии, включая Ники. Тренер сказал, что ему нужна сплочённая линия обороны, и подумал, что мы подходим по всем параметрам. Это обернулось против него. Он думал, что мы будем лучше общаться, так как мы семья. Его ошибка; мы с Аароном не были в хороших отношениях. Вообще-то я считаю, что экси — колоссальная трата времени, но эти двое хотели получить дипломы. Это было то, что нужно было сделать. — Хорошо, принято к сведению. Это хорошее начало. Подводя итоги: ты играешь в экси здесь, в городе, но испытываешь сложные чувства по поводу выбранной тобой профессии. У тебя есть брат, с которым у тебя были напряженные отношения на момент поступления в колледж, и кузен, которого ты физически защищал от нападения при отягчающих обстоятельствах, но которое привело к личным последствиям с участием министерства юстиции. Оба члена семьи оказали влияние на твоё решение присоединиться к Лисам. В прошлом у тебя были колония для несовершеннолетних и судебные приказы, что объясняет мне, почему именно Пальметто и сеансы с Бетси, — Патрик поднимает палец за каждый пункт. — Но это мало что говорит мне о том, что на тебя влияет. Что движет Эндрю Миньярдом? Чем ещё ты хочешь поделиться? Патрик легко улыбается Эндрю, всё ещё выглядя совершенно расслабленным и невозмутимым, несмотря на то, что Эндрю совершил очень жестокий поступок в прошлом. Вероятно, это должно быть хорошим знаком, учитывая признание Эндрю, но непринуждённое отношение парня раздражает его. Особенно снисходительные вопросы о совместном использовании и мотивации. Автоматический ответ Эндрю на последнее — «ничего», но подтекст, окружающий это слово, заставляет его глаз дергаться при виде некого болтливого голубоглазого нападающего. Этот вопрос также обостряется по совершенно другим причинам. Эндрю не хочет ничем «делиться». Это слишком сильно напоминает ему принудительную групповую терапию и десятки консультантов разного типа, которых он встречал за эти годы. Такие заботливые в принципе, но такие хрупкие и обидчивые на самом деле. Слабые, цепляющиеся за всё блестящее типы с чрезмерно эмоциональными реакциями на его историю, которые подпитываются жалостью и комплексом спасителя. Все хотят помочь, пока ты не даёшь им повод бояться тебя. У него возникает искушение раздвинуть границы Патрика, чтобы посмотреть, что он с этим сделает. Да. Это должно произойти. — Вероятно, стоит отметить, что я ношу ножи. Он небрежно достаёт один из них из-под повязки на левой руке и крутит рукоятку между пальцами, устремляя скучающий взгляд на Патрика, прежде чем резко вонзить кончик лезвия в центральное кольцо кофейного столика, ручка стоит вертикально, воткнутая в дерево, как предупреждение между ними. Позже ему придётся снова заточить его, но это того стоит, чтобы проверить реакцию Патрика. Поза психиатра застывает, выдавая его рефлексы борьбы или бегства, но он не подпрыгивает и не кричит от удивления. Напротив, Патрик делает медленный, успокаивающий вдох, активно пытаясь расслабить свою нервную систему и сохранить спокойный, неугрожающий вид, прежде чем ровным тоном сказать: — Боюсь, мне придётся настоять на том, чтобы ты убрал нож, Эндрю, и оставил его дома в следующий раз. Это зона, свободная от оружия. Это граница, за которую я не хочу переступать. Это будет проблемой? Его лёгкая улыбка сменилась серьёзным взглядом, в котором не осталось и следа юмора. Они устремляют стальной взгляд вниз. Глаза закрыты, выражение лица тщательно нейтральное. Патрик проходит первое испытание; Эндрю не потерпит слабаков. Если хороший доктор — сплошная фальшивая улыбка, Эндрю знает, что он не воспримет этого человека всерьез. Это была одна из его любимых черт в Би. Она выглядела непритязательной, но на самом деле у неё были острые глаза, сообразительность и по большей части невозмутимость. Он выдёргивает кончик и засовывает нож обратно в ножны. Патрик откидывается на спинку стула. — Спасибо, — говорит он на этот раз с улыбкой поменьше. — Для меня важны здоровые границы между врачом и клиентом. Двигаясь дальше, почему ты хочешь продолжить терапию, Эндрю? Чего ты хочешь от этих сеансов? Может быть, это мысли о его наркомане — которые в последнее время так часто всплывают на поверхность — заставляют его сказать: — Я ничего не хочу, — но фраза вылетает прежде, чем Эндрю успевает по-настоящему подумать об этом, и он внутренне ругает себя. Слова, в любом контексте, были полностью испорчены Нилом, но это всё равно его небрежный ответ, когда его спрашивают, чего он хочет. Би знала, что не стоит обращать на это внимания, но Эндрю ожидает, что Патрик скажет что-нибудь колкое о том, что «каждый чего-то хочет». К счастью, мужчина молчит, и лишь лёгкая усмешка на его губах выдаёт противоположное мнение. Лжец, его глаза бросают вызов. Ещё одно очко в его пользу. Эндрю не очень хорошо говорит банальности. Пока что в голове Эндрю не раздаётся никаких тревожных звоночков. Парень кажется простым, но компетентным. Его репутация пугающе совпадает с прошлым Эндрю, почти наверняка целенаправленно благодаря Би. Он знает, что Бетси не стала бы рекомендовать кого-то, кто, по её искреннему мнению, не подходил бы Эндрю. Он прошёл долгий путь от сердитого подростка-первокурсника, который смотрел на Би сверху вниз с кинжалами в глазах и фальшивой улыбкой, приклеенной к его лицу, когда медикаментозная мания заставляла его болтать обо всем, что приходило ему в голову. Теперь он доверяет ей больше. Годы после лечения, когда он больше контролировал то, что говорил ей и когда, многое сделали для установления их взаимопонимания. Она тренировала его во время судебного процесса и последующих публичных показаний. Распаковывала коробку за коробкой детских травм, несмотря на его отказ впутывать кого-либо конкретно. Она помогла ему собрать воедино его мысли о том, чтобы продолжить отношения с Нилом физически, и она была рядом, когда это иногда приводило к обратным результатам. Она выступала посредником на каждом сеансе с Аароном, пока они медленно демонтировали защитные механизмы, разрушали нездоровые основы и строили новые. По шагу вперёд и по два назад в течение последних пяти лет. Эндрю всё ещё не очень хорош в общении, но на данном этапе своей жизни он достаточно осознаёт себя, чтобы признать, что ему всё ещё нужна терапия. Если он хочет получить хоть какой-то шанс пережить этот год, ему придётся кому-то довериться, особенно без своей прежней группы поддержки. Ему нужно будет создать новые якоря, чтобы он мог, по крайней мере, попытаться не потерять себя под тяжестью депрессии. Патрик — незнакомец, который не имеет права знать личное дерьмо Эндрю, но Би доверяет ему. Эндрю тоже может рискнуть. — У меня есть ещё, — стискивает он зубы. — история. Он старается, чтобы его тон оставался бесцветным и безразличным, не выдавая, насколько всё это похоже на то, как будто он откусывает себе язык по одному слову за раз. — Би поставила мне диагноз КПТСР и реактивное расстройство привязанности вскоре после того, как я поступил в PSU, в дополнение к длинному списку прочего дерьма, который есть в моём личном деле. Мне подходит. Я был воспитан в приёмных семьях, пока мне не исполнилось 15. Ни одна из моих приёмных семей не была хорошей. Все они были связаны с пренебрежением или жестоким обращением того или иного рода, физическим и/или сексуальным. Не спрашивайте о подробностях. Я не буду говорить об этом. Патрик понимающе кивает. — Девяносто восемь процентов времени мне насрать как на себя, так и на кого-либо другого, — равнодушно продолжает Эндрю. — Би говорит, что апатия — это механизм преодоления, симптом моего диагноза и депрессии. У меня нет друзей, у меня есть сделки. Я предпочитаю согласованные социальные контракты с равномерным обменом — «око за око», чёткие ожидания. Я не испытываю «нормальных» эмоций; для меня в основном не существует ничего, кроме коротких, спровоцированных вспышек гнева или страха. Ничего между. Би считает, что подавление — это ещё одна стратегия выживания из моего детства. Разрешённые государством препараты также были выписаны неправильно и испортили химический состав моего мозга, вероятно, навсегда. Он постукивает себя по виску для убедительности, прежде чем продолжить. — Судебный психолог подумал, что я социопат, и лекарства были прописаны для этого диагноза, — он слегка наклоняет голову, как бы говоря «ме». — У меня проблемы с тем, чтобы меня оставляли. Травма. Я не люблю, когда ко мне прикасаются. Мои триггерные слова — «пожалуйста» и «недопонимание»; не используй их. У меня есть склонность к саморазрушению. Я резался до колонии, — он указывает на свою повязку. — Но с тех пор не делал этого. Речь шла о контроле и выживании. Я не склонен к самоубийству. Он делает неглубокий вдох и продолжает. — Я выкидываю всё хорошее, потому что знаю, что это ненадолго. О, и я гей. В моём прошлом столько ебанной драмы, что это похоже на плохую мыльную оперу. Вы можете позвонить Би, если вам нужна аудиоверсия. Эндрю резко останавливается. Что ещё он может сказать? Повторение всего, что произошло с ним или вокруг него, заняло бы полгода. Это нелепо и бесполезно, да и он не уверен, зачем вообще утруждает себя этим дерьмом. По крайней мере, половину времени Эндрю думает, что терапия — это просто чёртова шутка. Он был втиснут в групповые занятия, частные сеансы и процедуры детоксикации. Он был вынужден переживать своё прошлое снова и снова, не только из-за своей памяти, но и потому, что терапевты буквально годами подталкивали его к «разговору», даже если он и отказывался большую часть времени. Он может перечислить все диагнозы и методы лечения, которые пробовал. Ничто из этого не изменит того, что с ним случилось; это не исправит его. Он, честно говоря, не думает, что целой жизни достаточно, чтобы собрать его воедино, но всё больше и больше похоже на то, что у Эндрю на самом деле впереди целая жизнь. Если бы не крошечная, шепчущая частичка Эндрю, которая может признать всё, что Би сделала для него, он бы не продолжал идти вперёд, не продолжал бы пытаться. Это самое очевидное признание того, что он стал лучше, чем был раньше, когда был моложе, благодаря ей. Каждый отдельный шаг к тому, чтобы перестать полностью ненавидеть себя и всех остальных. Патрик прерывает своё переваривание информации. — Ладно, это довольно длинный список, но, похоже, ты хорошо знаешь себя, Эндрю. Ты хорошо разбираешься в своих триггерах. Думаю, пока я пропущу это предложение, но, если почувствую, что мне нужно больше информации, я подумаю о том, чтобы позвонить Бетси с твоего разрешения. Но сейчас я предпочёл бы услышать это от тебя. Я предпочитаю производить непредвзятое впечатление, — говорит Патрик, его руки сложены домиком под подбородком, карие глаза непоколебимы, серьёзны и спокойны. — Спасибо тебе за то, что доверяешь мне и даёшь шанс. — Я тебе не доверяю, — перебивает Эндрю. — Я доверяю Би. — Принято к сведению. Вижу, ты уважаешь её. Я постараюсь быть достойным твоего уважения. Чего ты ждёшь от наших отношений в будущем? И я просто хотел бы напомнить, что, как ты знаешь, мы строго соблюдаем конфиденциальность врач/пациент, и всё, чем ты поделишься со мной, останется конфиденциальным. Эндрю задумывается об этом на минуту. Он не может говорить о Ниле. Эти отношения закончились, и затягивание их ни к чему не приведёт. Даже если решение всё ещё ощущается как зияющая пустота на переднем плане его сознания, это также рана, которой Эндрю предпочёл бы позволить гноиться. Нил — не секрет. Но в то же время он настолько личный, что Эндрю пока не думает, что сможет высказать это вслух этому незнакомцу. Вместо того чтобы прямо ответить на вопрос, Эндрю возвращается к историям, выбирая обходной путь к своему дополнительному ответу. Является ли это потенциально достижимым, ещё предстоит выяснить. — Я познакомился с Аароном всего около восьми-девяти лет назад, — небрежно говорит он, его пальцы лениво барабанят по колену, прежде чем он активно их успокаивает. — Когда мне было 15. Патрик и глазом не моргает ни от непоследовательности, ни от информации. Он поудобнее устраивается в кресле и снова берёт чашку с чаем, кивая Эндрю, чтобы тот продолжал. — Я сказал ему отвалить. Что я не хочу иметь с ним ничего общего. Мне не нужен был давно потерянный брат, когда у меня был дом, как я думал в то время, и я бы сделал все, чтобы сохранить его, но это история для другого дня. Я попал в колонию для несовершеннолетних вскоре после того, как получил письмо Аарона, и думал, что на этом всё закончилось. Однако мой назойливый дядя, отец Ники, не принял моего «нет» и прилетел с Аароном, чтобы встретиться со мной. Моя жизнь была дерьмовой, но я мог сказать, что у Аарона было ненамного лучше. После того как я вышел из колонии для несовершеннолетних, я переехал в Колумбию, чтобы жить с Аароном и его матерью. Мы с Аароном заключили сделку, а пять месяцев спустя Тильда умерла. Он поднимает взгляд от рук, которые сжимал на коленях, чтобы проследить за реакцией Патрика. Патрик просто кивает, чтобы он продолжал. — Вот тут-то и появляется кузен Ники, весёлый, как на параде. Бросил своего парня в Штутгарте и появился на её похоронах, предложив стать нашим опекуном вместо своего фанатичного отца. С разбитым сердцем Ники увидел двух бедных, попавших в беду сирот и понял, что его благочестивый папа станет настоящей катастрофой. Мы приняли эту сделку. Это было к лучшему. Я бы убил Лютера. Он не может полностью скрыть то, как его рот хочет оскалиться от ненависти. — Ники купил нам дом, отработал на двух дерьмовых работах, и мы еле сводили концы с концами. А потом эти ублюдки набросились на него в перерыве на работе за то, что он был хуесосом, — он презрительно цедит это ругательство сквозь зубы. — Я вмешался. Бил по этим расистским, фанатичным пустырям космоса, пока свиньи не утащили меня, и я бы сделал это снова, несмотря на то, что знал результат. Остальная часть истории: судебный процесс, лекарства, терапевты, Би. Получается более чёткая картина? На лице Патрика — нейтрально замаскированное удивление. Как будто он хочет отреагировать на историю Эндрю, но знает, что не может. Эндрю снова избегает смотреть Патрику в глаза. Он сосредотачивает своё внимание на том, чтобы оставаться неподвижным, не ёрзать и не постукивать пальцами, а также сохранять ровное дыхание для следующей части, используя некоторые успокаивающие техники Би. Он уверен, что Патрик узнаёт их, но каждое слово слишком похоже на обнажение ещё одного болезненного слоя, проникающего в самую его суть. Объективно, Эндрю знает, что Патрику нужно знать, чтобы понять его, но от этого рассказывать ничуть не легче. Это и есть уязвимость. Это и есть слабость. На самом деле он не заботится о том, чтобы сообщать этому человеку факты. Это всего лишь рассказ, который легко мог бы случиться с кем-нибудь другим. На данный момент Эндрю в основном безразличен к своей собственной истории; годы терапии и повторений с Би позволили ему выразить это словами. Свейр может думать всё, что ему заблагорассудится. Но говорить о том, что думает или чего хочет Эндрю, — это совсем другое. — Последние пять-семь лет я общался с одной и той же группой людей — не только с Ники и Аароном. Я научился заключать сделки, потому что мне нужно было, чтобы у них была цель. Мне на всё наплевать без них, и я не доверяю людям, которые не нанесут мне удар в спину или не останутся рядом без стимула. Не то чтобы это имело значение; они всё равно все ушли. Но сожалеть бесполезно. Мои сделки уже заключены, и у меня нет реального повода заключать новые. Эндрю снова ненадолго замолкает. Все эти разговоры о том, чего он хочет, вызывают у него зуд по коже. Голоса Нила и Би эхом отдаются в его голове, задавая ему один и тот же вопрос. Чего ты хочешь, Эндрю? Слова ничего и я ничего не хочу эхом отдаются в пустом коридоре его памяти. — Никто из тех, с кем у меня раньше были отношения, ни «семья», ни «друг», больше во мне не нуждаются. Половину времени я презирал их, но они по-прежнему занимали мои дни. Теперь остался только я. Он сглатывает, зная, что сделал выбор побыть одному прямо сейчас, по крайней мере, в отношении Нила, даже если это был упреждающий удар против неизбежного. — Аарон учится в меде в Чикаго со своей невестой. Он ненавидел меня годами, и я ненавидел его в ответ, но Джостен заставил нас пройти совместную терапию с Би на втором курсе и мы продолжали заниматься, пока не закончили обучение. Сейчас дела идут лучше, но всё ещё не очень хорошо. Я не смог бы избавиться от Ники, даже если бы попытался, он так отчаянно нуждается в семье, которая приняла бы его, но он только что вернулся в Германию, чтобы снова быть со своим парнем, с которым встречается уже долгое время. Это первый раз, когда мы все пошли своими путями с тех пор, как мне исполнилось 16. Мы испорченная, неблагополучная семья, но это единственное, что у меня есть. Я не знаю, как это сохранить. — Хорошо. Мы можем с этим поработать. Эндрю больше не произносит ни единого слова, и он настолько вымотан после сеанса, что говорит, что болен для тренировок, и следующие два дня не выходит из своей квартиры.