—
Проблемы со сном у Эндрю совсем немного уменьшились после покупки самых дорогих штор, известных человеку, но они стоили каждого пенни, когда наконец-таки заглушили уличный шум настолько, что Эндрю снова смог заснуть. Он всё ещё просыпался от кошмаров так же часто, как и раньше, но звукопоглощающие шторы, судя по всему, достаточно заглушали городские звуки, чтобы он мог не упускать возможности дремать между обрывками сна. Он приходит на свой третий сеанс достаточно оправившимся, чтобы выразительно приподнять бровь при виде дымящейся кружки горячего шоколада, готовой и ожидающей его; кое-кто болтал с занятой Би. Патрик слегка улыбается, но больше никак не комментирует новый предмет. Эндрю принимает предложенный напиток и делает глоток. Это его любимая марка; он знает наверняка. Патрик также добавил к небольшому журнальному столику маленькую проволочную корзинку с антистрессами. Вот ублюдок. Эндрю просто ненавидит, когда его так легко читают. Раньше ему лучше удавалось скрывать чувства и нервные тики своих беспокойных рук. Би, вероятно, сдала его. Но, эй, может быть, это прогресс, что он стал меньше заботится о том, чтобы быть непроницаемым. Может быть, он сможет принять эти маленькие жесты в безопасности кабинета своего терапевта и не обвинять безразличие во всех аспектах своей жизни. Тема для дальнейшего отдельного изучения. Бросив невесёлый взгляд на самодовольного терапевта, Эндрю неохотно начал докладывать. — Я нашёл недалеко от своей квартиры кафе с мороженым и купил по пинте мороженого каждого вкуса; шоколадный эспрессо — самый вкусный. Ещё я съездил в парк Эдем и посмотрел последний сезон «Простора». — Замечательно! Всё это — прекрасные примеры заботы о себе! Теперь, если нет ничего определённого, о чём бы ты хотел поговорить, я хотел бы затронуть идею поиска способов того, как сделать так, чтобы ты чувствовал себя в Цинциннати. Думаю, было бы полезно поговорить о распорядке твоей недели, чтобы помочь тебе зацепиться за настоящее. Остаток часа они проводят за составлением плана. Патрик даёт ему несколько советов и заканчивает их сеанс новым домашним заданием. — Думаю, на этой неделе тебе следует сосредоточиться на поиске трёх новых мест в городе, которые тебе бы понравились. Скажем, ресторан, местная достопримечательность и клуб? Но, конечно же, выбирай всё, что душе угодно. Это просто идеи.—
Поиск клуба стал первоочередной задачей Эндрю. По правде говоря, некоторое время у него было искушение найти новое место — четыре стены его квартиры вызывали всё большую клаустрофобию — но его полная апатия не позволяла ему сделать что-либо без дополнительного стимула, чтобы повлиять на перемены. Пару защитников изначально приглашали его на свидания в первые недели после прихода Эндрю, но он спокойно смотрел на них сверху вниз, пока они не понимали намёк и не переставали спрашивать. Если он собирался куда-то пойти, то хотел этого на собственных условиях. Тщательно изучив варианты в Интернете и просмотрев видео в TikTok, он остановился на том, который показался ему похожим на Сумерки, модное заведение под названием «У Бруно», обслуживавшее самых разнообразных клиентов. Дело было не в том, что Эндрю специально стремился заменить атмосферу БДСМ-клуба, — хотя это и прекрасно дополняло его чёрную эстетику. Монстр в основном посещал Сумерки по привычке и из-за связей. Было безопасно быть известным всему персоналу, ведь безопасность его семье обеспечивали все, кто их знал. Вряд ли кто-то стал бы втискиваться в небольшую группку Эндрю, но если бы кто-то это и сделал, сотрудники Сумерек всегда поддержали бы их. Роланд был дополнительным преимуществом, легкодоступным сексуальным партнёром для случайных экспериментов и без каких-либо обязательств. Нет, Эндрю искал клубную сцену по причинам менее специфичным, чем кожа и цепи. Ему нравилось, как музыка долбила в его мозгу достаточно громко, чтобы заглушить навязчивые мысли, которые обычно загромождали его разум. Он ценил обтягивающую одежду на привлекательных мужчинах и то, как пьянящая сексуальность, казалось, расплывалась в туманном свете танцпола. Эндрю никогда не танцевал, но ему нравилось наблюдать. Окончательное решение зайти в У Бруно в конечном счёте сводилось к соблюдению конфиденциальности. Гораздо ближе к квартире Эндрю был популярный квир-бар, но как бы сильно он ни был против перепихона, он также и не хотел рисковать скандалом в таблоидах. Кевин был бы в восторге, если бы подумал, что Эндрю уделяет хотя бы половину внимания его имиджу знаменитости, но причина была не в этом. Это правда, что Эндрю сейчас был слегка знаменит, но, хотя ему было всё равно, узнают ли люди, что он гей, он также не особенно горел желанием демонстрировать свою сексуальность. Не был заинтересован в нежелательном внимании, которое привлекло бы то, что он публично сделал «камин аут», потому что какой-то мудак выложил бы фотки в Интернет. У Бруно выглядел достойным компромиссом, достаточно двусмысленным, чтобы появились возможности, но также достаточно гетеросексуальным, чтобы, если бы его заметили, это не сразу бы «выперло его из шкафа». Это должно было сработать.—
Когда наконец наступает вечер субботы, Эндрю более чем готов к своему первому самостоятельному походу в ночной клуб без дополнительной обязанности присматривать за своей семьёй или Кевином. Он заканчивает укладывать свои светлые, очень тонкие волосы в замудрённые локоны, прежде чем смыть остатки средства с пальцев. Тщательно высушив их, он меняет свои повседневные силиконовые тоннели для ушей — те, что он надевает во время тренировок и игр, — на пару блестящих, а обычный циркуляр в хряще носа заменяет на циркуляр с шипами. Он разглаживает ладонями свой новый клубный наряд и в последний раз смотрит в зеркало. Рубашка его фирменного, подходящего ему чёрного цвета с сетчатыми рукавами до локтя. Она красиво облегает его торс, демонстрируя мощные бицепсы, широкие плечи и крепкий пресс. Обтягивающие рваные тёмно-серые джинсы и чёрные армейские ботинки только дополняют его эстетику. Мужчина в отражении выглядит изящным, опасным и могущественным — нарукавные повязки надёжно закреплены, а ножи наготове. Эндрю не был особо самовлюблённым, но, несмотря на свой невысокий рост, он необычайно привлекательный, а одежда — своего рода броня. В этом смысле он и Рейнольдс не так уж и сильно отличались друг от друга. Он чувствовал себя готовым. Он прибывает в 11, и очередь в клуб составляет полквартала, а вечерняя, не по сезону душная августовская жара всё ещё обжигает тротуар. Он очень рад, что у него хватило предусмотрительности позвонить своему агенту заранее и попросить оформить ему VIP-пропуск без каких-либо угрызений совести. Это пиздецки пафосно, но как будто он собирается стоять в очереди два часа, когда ему мог бы быть предоставлен немедленный доступ. В том, чтобы быть знаменитостью, есть, по крайней мере, некоторые преимущества, и Эндрю будет бесстыдно выбирать подходящие моменты в качестве частичной компенсации за все те дерьмовые пиар-тренинги, которые ему вдалбливали с тех пор, как он начал играть в Хорьках. Вышибалы, проверяющие удостоверения личности, замечают его, когда он подходит ко входу, и Эндрю даже не замедляет шага, когда один здоровенный мужчина преграждает путь остальным посетителям, а другой открывает дверь. Глубокий, грохочущий бас пронизывает его до костей, когда он проталкивается мимо группы девушек в блестящей, крошечной клубной одежде в центр здания. У Бруно значительно больше, чем Сумерки, и только из дверей видны по меньшей мере три разных танцпола. На том, что ближе всего ко входу, играют быстрые поп-ремиксы, находится море подпрыгивающих тел со светящимися палочками, пульсирующими в такт ритму. Побродив по всему зданию, Эндрю устраивается в задней части, где играет дарк-электро, в чуть менее переполненном баре, где клиенты в основном одеты так же, как и он. Соблазнительная барменша с чёрной помадой на губах и двумя рожками на голове принимает его заказ, и он находит уединённый столик с двумя столешницами в углу, чтобы потягивать свой напиток и разглядывать толпу. В целом, это место подходит для него. После двух стаканов и примерно через час после начала мероприятия Эндрю встречается взглядом на танцполе с горячим латиноамериканцем, щеголяющим с блестящими тёмно-синими тенями для век и коротко подстриженной бородкой. Парень покачивается в такт музыке и ухмыляется, нагло удерживая взгляд Эндрю с вызовом, который, возможно, является приглашением. Эндрю смотрит в ответ, его сердцебиение быстро ускоряется от нервов и предвкушения. Прошли буквально годы с тех пор, как у него в руках был случайный мужчина, и сдерживаемое разочарование Эндрю просится наружу. Он просто достаточно расслабился после бурбона, чтобы обдумать это. Парень вопросительно наклоняет голову, и Эндрю кивает, соскальзывая со стула. Они встречаются у входа. — Рене, — говорит великолепный мужчина, наклоняясь к Эндрю. Щека Эндрю дёргается от горькой усмешки. Он на мгновение представляет себе реакцию Лисов, если бы он сказал им, что переспал с Рене, их неизбежное предположение о том, что это ошибка в написании имени, прежде чем он отгоняет мысли о своей бывшей команде. — Эндрю, — ровным голосом отвечает он. — Приятно познакомиться, красавчик. Тебя интересует? — Рене чуть ли не мурлычет, лениво осматривая Эндрю сверху вниз. — Потому что меня да. — Зависит от обстоятельств. У меня есть правила. Не прикасайся ко мне. Вообще. Будет ли это проблемой? Если сможешь держать руки при себе, тогда да, но, если солжёшь, я причиню тебе боль. Понимаешь? — Хммм. Опасный. С фетишами. Мне нравится, — отвечает Рене, одаривая его ещё одной ухмылкой. — Меня всё устраивает. У тебя или у меня? — У тебя. Я не привожу людей домой. — Это прекрасно. Я живу неподалёку. Они выходят из клуба и молча идут бок о бок. Рене и вправду живёт всего в паре кварталов от оживлённого центра города. Эндрю использует это время, чтобы морально подготовиться, разрываясь между отчаянной потребностью кончить и затянувшимся чувством вины. Он не изменяет Нилу, но часть его всё ещё говорит, что это предательство. Эндрю мрачно игнорирует это, его умения переключать своё внимание аккуратно подавляют чувства, которые так упорно пытаются просочиться наружу, когда дело касается Нила. Эндрю это нужно. Нил больше не принадлежит ему и никогда больше не будет принадлежать. Он должен научиться двигаться дальше, и это шаг в правильном направлении. К тому же он пиздецки возбуждён; прошло уже несколько месяцев. Квартира Рене современная, роскошная, чистая и бездушная; Эндрю всё равно. Как только они входят в парадную дверь, он прижимает Рене к ней, не желая доходить до спальни мужчины. Спальни проблематичны. Они хранят слишком много воспоминаний — как яростно негативных, так и сокрушительно положительных. Спальня также может подразумевать желание побыть рядом, а это всего лишь перепихон. Эндрю не хочет путаницы. Рене идёт охотно. — Так сильно хочешь этого, милый? — Пошел к чёрту. Держи руки при себе. Понял? — Эндрю скрежещет зубами. Рене с застенчивым видом засовывает руки в задние карманы. — Весь твой. Эндрю не поклонник дерзкого отношения, но он наслаждается порывом, силой разрешения. Его сердце учащённо бьётся от адреналина, кровь приливает по телу прямо к паху. Он пихает Рене ещё раз для пущей убедительности, а затем грубо завладевает его ртом. Рене стонет ему в губы и отстраняется, но держит руки сцепленными за спиной, как и обещал. На вкус он как ром с бананами, сладкая смесь, совсем не похожая на дымчатый бурбон Эндрю. Эндрю проводит ладонями по груди Рене, подсознательно отмечая различия между телом перед ним и последним человеком, к которому ему разрешалось вот так прикасаться. Рене худощав и с хорошо развитой мускулатурой, в старательно созданной спортивной форме, всё это видно. Грудь Нила была зоной боевых действий, но у каждого дюйма мышц была своя цель, его правая сторона была заметно сильнее левой, независимо от того, сколько Нил поднимал тяжести, чтобы уравнять разницу. Прежде чем Эндрю успевает позволить своему разуму зайти слишком далеко на опасную территорию, он активно перефокусируется на настоящее: скольжение и прижимание горячих губ, довольные звуки, издаваемые Рене, когда Эндрю проводит руками по торсу и плечам мужчины. Рене разрывает поцелуй, вздыхая от удовольствия, прежде чем прижаться губами к шее Эндрю. Эндрю замирает, его руки сжимаются в кулаки на рубашке Рене. — Нет. Не здесь, — ворчит он и отдёргивает голову. Если Эндрю позволит Рене поцеловать его там, он не сможет остановить поток воспоминаний. Моментальные снимки рта Нила на нем, звуки, издаваемые Нилом. — Хорошо, детка. Как скажешь, — бормочет Рене, снова приближая свои губы к губам Эндрю. Эндрю резко кусает его в качестве наказания, игнорируя вскрик мужчины от боли, а затем вместо этого проводит губами по шее Рене, вдыхая пряный аромат его одеколона, ещё одно напоминание о том, кем этот человек не является. Его руки продолжают свой путь вниз, прежде чем схватиться за пояс мужчины, задержавшись достаточно надолго, чтобы пробормотать: — Да или нет. — О да, пожалуйста, — чуть ли не скулит Рене. Эндрю подавляет дрожь при этом слове, но игнорирует его. Нет смысла поднимать шум, когда он больше никогда не увидит этого парня. Он быстро справляется с ремнём и молнией, грубо стягивая обтягивающую кожу вниз достаточно далеко, чтобы дотянуться до члена Рене. Этот опыт уже действует Эндрю на нервы, когда он обхватывает Рене сухой рукой, двигаясь быстро и грязно, впиваясь крепкими поцелуями в шею и ключицу извивающегося мужчины. Он отталкивает его через секунду после того, как Рене проливается ему на ладонь, вытирая грязь о тёмно-синюю пуговицу обмякшего мужчины, уже испытывая отвращение ко всему этому мучению. — Ванная? — он вырывается прежде, чем Рене успевает хотя бы попытаться ответить взаимностью. — Дальше по коридору и налево, — лениво бормочет Рене, прислонившись к двери с остекленевшими глазами. Эндрю уходит, не сказав больше ни слова, и легко находит нужную комнату. Чёрно-белая плитка. Высокое зеркало над туалетным столиком. Сверху были разбросаны средства личной гигиены и косметика. Он запирает за собой ванную и прислоняется к стене, приспуская джинсы ровно настолько, чтобы дотянуться до себя. Не обращая внимания на своё отражение, Эндрю закрывает глаза и воспроизводит ощущения Рене, горячие мышцы под его ладонями, звуки, которые он издавал. Быстрые, эффективные удары заставляют его быстро перейти грань, хотя, возможно, это больше связано с тем, как голос Нила накладывается на образы Рене против воли Эндрю. Когда Эндрю обмывается, он наконец осмеливается взглянуть в зеркало, его щёки раскраснелись, но выражение лица не изменилось, и волна отвращения и ненависти к себе прокатывается по его желудку. После этого он чувствует себя одновременно больным и пресыщенным. Вина, утрата и страстное желание неприятно смешиваются с посторгазматическим кайфом, распространяющимся по его конечностям. Положив руки по обе стороны раковины, Эндрю опускает голову. Ему нужно мгновение, чтобы отдышаться от сильного чувства в груди. Когда Эндрю открывает дверь, Рене лежит, развалившись в холле, одетый в чистую футболку и ухмыляющийся. — Это было горячо. Эндрю чувствует, как его губы кривятся в усмешке, горечь и ярость закипают внутри него. Ему приходится подавить желание стереть улыбку с лица другого мужчины. Рене должен был бы гораздо больше бояться Эндрю, если бы знал, что для него хорошо. — Не пойми меня неправильно. Мне на тебя наплевать. Если когда-нибудь увидишь меня снова, иди в другую сторону. Пока я не заговорю с тобой, не смотри на меня, не приближайся. Понял? Эндрю знает, что звучит как стереотипный замкнутый натурал, но ему всё равно, когда он пробирается по коридору к выходу. — Еще бы, сладенький. Но я надеюсь, что ты вернешься, — говорит ему вслед Рене. Эндрю хлопает дверью, уходя.—
У Бруно до сих пор умудряется вписываться в еженедельный распорядок Эндрю. Иногда он ходит выпить и понаблюдать за людьми. Иногда он приходит почесать внутренний зуд, который никогда по-настоящему не удовлетворяется. Иногда люди пристают к нему; он редко поддаётся на их уговоры. — Ух ты, ты такой карманный. Мне просто хочется тебя съесть. — Господи, ты как Умпа-Лумпа! Хочешь отДубидубить меня? — Эй, секси, я бы так хорошо о тебе позаботился. Я бы так классно тебя трахнул. — О Боже мой! Разве ты не Эндрю Миньярд, экси-игрок? Бляха, было бы так сексуально трахнуться со знаменитостью. Можно хотя бы автограф? Ни одна из попыток флирта его даже отдаленно не заинтересовала. Он незаметно наставляет нож на первых двух человек, велит третьему парню отвалить, а женщине, которая хочет автограф, говорит, что выпотрошит её, если она ещё хоть раз прикоснётся к нему. Он ищет таких мужчин, которым явно всё равно, получат ли они что-нибудь от сделки. Он хочет, чтобы они были эгоистичными и послушными. Его правила — или ничего. На самом деле он ходит домой с Рене чаще, чем кто-либо другой, несмотря на первое предупреждение Эндрю. У Бруно, похоже, тоже является главным пристанищем Рене, и субботним вечером они нередко встречаются взглядами в переполненном зале. Он одаривает Эндрю дерзкой улыбкой, застенчиво машет рукой или иногда вопросительно наклоняет голову, а затем они уходят. Эндрю постепенно узнаёт, что Рене — человек состоятельный и работает патентным поверенным. Он поверхностен, тщеславен и крайне привлекателен. Он также совсем не похож на Нила, если не считать того, что он ниже ростом. Это прекрасный уговор. Рене держит свои руки при себе, и ему всё равно, кончит ли Эндрю. Ласкательные имена раздражают, но Эндрю в некотором смысле предпочитает их. Он не хочет слышать своё имя из уст Рене по причинам, которые ему неинтересно изучать слишком внимательно. После этого он всегда чувствует себя немного опустошённым. Очевидная разница между сексом с Нилом и тем, что у него есть сейчас, очень существенна. Вот как на самом деле выглядит ненавистный перепихон, хотя, чтобы было ясно, человек, которого он ненавидит больше всего, — он сам. Это то, чего заслуживает Эндрю после того, как отказался от Нила. Извращённый вид наказания. Секс, который просто стесняется работать для него и которого достаточно, чтобы напомнить ему о том, что он потерял. Это также всё, что Эндрю может переварить. В конце концов он чувствует себя достаточно комфортно, чтобы наброситься на Рене, но никогда не позволяет мужчине прикоснуться к себе в ответ и сразу же уходит, несмотря на обыденное предложение Рене выпить. Это похоже на прошлый уговор Эндрю с Роландом; достаточно знакомо, чтобы большую часть времени Эндрю мог игнорировать желание большего. Нечто большее, что позволяло ему соглашаться на то, чтобы кто-то прикасался к нему в ответ. Такого рода, который означал, что он ослабил бдительность настолько, что потерял даже крупицу контроля, и доверился, что они не воспользуются его уязвимостью. Это большее когда-либо принадлежало только Нилу, и Эндрю никогда больше не позволит себе этого. Он этого не переживёт.