Когти и звезды. Горный плен

Ветер остервенело набрасывался на горную вершину, будто намереваясь сдернуть двоих смельчаков в пропасть, а если не выйдет, то хотя бы оглушить свистом и выжать слезы из глаз. Бриз пригнул голову, покрепче уперся лапами и в щелочки между едва разомкнутыми веками сосредоточенно обозревал скалы, скалы и скалы, громоздившиеся вокруг и тонувшие вдали в облаках. Вид, который открывался отсюда, потрясал воображение, привычное в лучшем случае к виду с самых тонких ветвей самого высокого дуба, куда не раз забирался Бриз, оставляя далеко позади других, менее отчаянных оруженосцев. Вот только здесь созерцательно любоваться пейзажем не приходилось: где-то среди этих коварных нескончаемых гор прятался путь, который выведет их к новым безопасным землям. Если, конечно, они его отыщут. — Думаешь, это была удачная идея? — погромче выкрикнул Град, который делил с ним вершину. Ветер отдувал назад его серебристо-серую шерсть и прижимал к голове уши, на спину оседали снежинки, образуя белый крупитчатый покров. — Я имею в виду — все это путешествие. Может, стоило переждать хотя бы сезон Голых Деревьев? — Тогда сниматься с места пришлось бы сразу племенем, — покачал головой Бриз. — Отряд ни за что не успел бы обернуться к сезону Зеленых Листьев, когда начинают активничать Двуногие! А так, если повезет, мы найдем подходящую территорию уже к моменту, когда сойдет снег. Град скептически шевельнул заснеженными усами. Бриз узнал собственное сомнение, которое усиленно подавлял вот уже вторые сутки, и потому напомнил: — Кроме того, ты тоже голосовал за то, чтобы не выжидать, а действовать. — Конечно! Если выйдет по-твоему, то переход слабейшей части племени Ночи окажется куда безопасней нашего. Потому что будет проделан в тепле… Ох ты ж, мышиный помет! — Град пригнулся сильнее под новым продирающим порывом. — Просто знаешь… Стоя на этом ветриле, я подумал, что Двуногие, может быть, не так уж плохи! Он усмехнулся, показывая, что эту сиюминутную жалобу не стоит принимать всерьез. И сменил тему: — А вообще — куда примерно мы идем? По правде говоря… среди этих скал я совсем потерял чувство пространства. До смерти хочется выбраться отсюда хоть куда-нибудь. Уже не важно куда! — Мы держим на закат и чуть правее. Во-он туда, где сходятся темные вершины, — кивком указал Бриз. — По крайней мере, когда мы в прошлый раз видели солнце, оно садилось там. — Ага, вижу. И это кратчайший путь, да? — Может быть, — он не стал скрывать, что ни в чем не уверен. — Узнаем, если не будем отклоняться от маршрута. — А если горы не позволят нам? — прямо спросил Град. Бриз обвел взглядом устрашающие отвесные стены повсюду и ряды зубастых уступов, которые уходили вдаль, насколько хватало глаз. И сморгнул снежинки. — Что ж… Тогда придется пойти в обход и немного стоптать лапы. — Точно! — Град весело фыркнул, оценив сдержанную шутку, и легонько боднул его головой в плечо. С уступа несколькими хвостами ниже требовательно замяукали: — Долго еще, а? Вы там крылья, что ли, отращиваете? — То, что нас до сих пор не сдуло, роковая случайность! Львиноус и Холмосвет шутили непринужденнее, и в области сердца у Бриза кольнуло, подобно сосновой иголке, какое-то неясное чувство между обидой и завистью. Эти два крепыша, один золотисто-рыжий, другой белоснежный (приятные, в общем-то, воины, других бы с собой не брал), толклись внизу, мерзли и то и дело задирали головы, не ведая, что их простоватое нетерпение может как-то вдруг обесцветить в Бризе радость от удачной фразы. Он в замешательстве дернул головой, желая вытряхнуть из нее вот это лишнее, ненужное… После чего сильно оттолкнулся и одним длиннющим прыжком перелетел на уступ. — Выдвигаемся, — коротко скомандовал он. И, пока Град аккуратно соскакивал с одной выбоины на другую, первым свернул в расщелину, которую присмотрел сверху. — Слава Звездному племени, наконец-то пробежимся и согреемся! — возликовал Холмосвет, срываясь с места. — Догоняй, Львиноус! Львинопуз, ха-ха-ха! — Эй! Без ушей останешься! — золотистый кот возмущенно припустил следом. Холмосвет поднажал, и они умчались по расщелине, обогнав Бриза. Не успел он, уязвленный, определиться, стоит ли вернуть их окриком, как услышал сзади: — А я тоже хочу, а можно мне? Можно-можно? Это засидевшийся Шустролап носился пестрой молнией вокруг наставника, Града, умоляюще заглядывая ему в глаза. Тот обменялся с Бризом вопросительным взглядом — впервые за утро не как с товарищем, а как с глашатаем, — получил кивок-разрешение и вздохнул: — Ну давай! Только не выскакивай вперед. Пускай воины бегут первыми, слышишь? И держись подальше от края! — Понял! — просиял Шустролап и вприпрыжку понесся за патрульными. — Ребят, я с вами, меня подождите! Град с улыбкой покачал головой: — Где тут воины, где оруженосец? Кто знает? В отличие от своих не в меру энергичных соплеменников они с Бризом бежали ровной размеренной рысью, которая не так съедала силы. Что в их обстоятельствах было куда благоразумнее. Бриз мог — даже должен был — проявить твердость и приструнить-таки разгулявшихся подчиненных, но, во-первых, в том, чтобы плыть против течения, иной раз благоразумия нет вовсе. Почему бы просто не подождать, пока все трое не выдохнутся и сами не поплетутся в хвосте? А во-вторых… во-вторых, в сердце щекоталась-тревожила еще одна сосновая иголка, которая смутно, непонятно звала его мчаться следом, и напрыгивать, и отскакивать… Играть. А он не чувствовал, нет, совсем не чувствовал для этого достаточной раскрепощенности. Ведь Бриз, лучший боец обоих лесных племен, перспективный глашатай и, кроме всего прочего, красивейший кот, к чьим синим глазам в сочетании с угольно-черной шерстью неровно дышала добрая половина окружающих кошек, племенных и бродячих, — этот блистательный Бриз не имел ни малейшего представления, как жить среди друзей и самому быть другом. От его судьбы словно был отгрызен важный кусок еще в самом начале, а вновь срастить его с собою было не проще, чем кости в сломанной лапе. Трудно, долго, неуклюже. А потом — безнадежно хромать и все равно быть заметным. На этот раз далеко не в лучшем смысле. С Градом было теплее, чем с кем-либо. Если бы глашатаям полагалась подмога, Бриз без раздумий назвал бы его своим заместителем. А если бы ему хоть немного была понятна глубинная ценность родственных связей — назвал бы братом. Градолап единственный не смотрел настороженно, когда их пограничный патруль поймал юного бродягу Бриза на своей территории, а тот разбросал трех неплохих воинов, будучи едва ли в возрасте восьми лун, после чего отдышался и сказал, что хотел бы остаться. — У нас в палатке оруженосцев так тесно, — признался тогда Градолап, который был в патруле четвертым. — Хочешь, уступлю тебе свое гнездышко? Да, блистательный Бриз не был рожден в племени Ночи и до сих пор не ощущал себя его частью, как ощущали те, кто имел здесь родителей, братьев, сестер. Хотя отец Градолапа был его наставником и вышколил как чистокровного воителя. Хотя мать Градолапа заботливо интересовалась его успехами наравне с успехами сына и первая подбежала потереться носом о его ухо с радостным мурчанием, когда предводитель избрал его своим преемником. Бриз для глашатая был чересчур молод, но правда заключалась в том, что в племени просто не имелось мастеров подобного уровня — стремительных, цепких, инициативных, кого воспитали Гремящие тропы, собаки и безжалостная конкуренция среди бродяг, ошивающихся у гнезд Двуногих. Выбор Мернозвезда был непререкаем даже для тех, кто между собой называл Бриза выскочкой и шептался, что он-де в душе как был зачуханным бродягой, так и останется — если, конечно, душа у него есть. Заявить это напрямую, глядя в сосредоточенно прищуренные холодно-синие глаза, ни один не посмел. Чтобы сделаться частью племени, требовалось что-то большее, чем должность. — Что это они, назад поворачивают? — Град присмотрелся к происходящему впереди. — Тупик! — провозгласил Холмосвет издалека. — Глухая стена — ни прохода, ни лаза. Разве что взлететь! — возбужденно вторил ему Львиноус. Шустролап, который скачками несся назад, пропыхтел: — Я пробовал даже карабкаться, честно! И ни в какую! Ну неужто поворачивать, а? Бриз остановился и, приоткрыв пасть, потянул воздух. Под взглядами собравшихся патрульных пробежал несколько шагов, испытующе осматриваясь. Вскинул голову. Обе стены расщелины уходили ввысь, образуя узкий коридор, по которому можно было лишь пробежать из конца в конец. А впрочем… На мгновение сгруппировавшись, Бриз совершил прыжок прямо вверх и забалансировал на стене, упираясь в еле различимые трещины. Ветер ерошил его шерсть и осыпал снежинками, скала холодила живот, но он покрепче впился когтями и удержал равновесие, а глаза наметили следующий выступ. — Сюда! Здесь можно подняться! — он без колебаний продвинулся еще выше по стене, которая была преодолима чуть более, чем никак. Холмосвет, чей нос запорошило снегом, ссыпавшимся из-под лап Бриза, изумленно чихнул. — И мы правда туда полезем?! — Может, не поздно вернуться и — нормальным путем? — Львиноус явно сомневался, что на диете, обеспеченной Двуногими, похудел достаточно, чтобы брать такие вершины. — Забирайтесь за мной шаг в шаг! Тут не так уж высоко. И всюду подходящие выбоины. — Я пойду замыкающим и буду страховать! — поддержал идею Град. — Шустролап, готовься, ты передо мной. Холмосвет обреченно переглянулся с Львиноусом. Последний неуверенно бормотнул: — Эх, была не была… Рискнем, что ли? — и, собравшись в комок, прыгнул за Бризом. Проделал он это с меньшей грацией, но уцепился и подтянулся довольно ловко. Патруль начал восхождение. Бриз ужом стелился по скале и старался не обращать внимания на покряхтывание и приглушенную ругань соплеменников, чтобы не отвлекаться от нащупывания верного пути для всех. Задачка была непростой и для него, но в его правилах было концентрироваться на решении, а не на каждом подводном камне, который может сделать ее невыполнимой. Кроме того, он при всем желании не смог бы безопасно извернуться и подтащить повыше Львиноуса, лезущего за ним, не говоря уже об остальных. — Ой-е-ей! — взвизгнул Шустролап где-то внизу, и раздался отчаянный скрежет когтей. — Спокойно, ставь лапу сюда… Вот так, молодец! Настоящий горный кот! В ободряющем голосе Града даже на расстоянии были различимы напряженные нотки, выдавая, что внезапное испытание дается ему не легче. В животе у Бриза сделалось как-то неуютно. — Осталось чуть-чуть! — заверил он громко и последним рывком выбрался на ровную поверхность. Плечи и подушечки лап ныли, шерсть на животе повлажнела от снега и пропускала холод, а все-таки на этот раз горы остались с носом. За его спиной Львиноус помогал вскарабкаться охающему Холмосвету. — Чтоб я хоть раз еще полез на отвесную стену! Дважды чуть не сорвался! — причитал тот. — Между прочим, приказ нам был разве не проложить путь для отряда? Что, предложим забраться и предводителю? Бриз отлично знал, что фразы, брошенные как бы в пространство, адресованы ему, и ответил довольно жестко: — Если не найдем другой дороги — да, лезть придется всем! Это вопрос не выбора, а выживания. Как раз поэтому мы должны опробовать хоть бы и самые невероятные тропы — чтобы в худшем случае они не стали для нас преградой. На твоем месте, попадая в такие вот безвыходные положения, я поучился бы отыскивать неожиданный выход. Это куда полезнее, чем всего избегать! Отчитанный Холмосвет сморщил нос, но промолчал и за шкирку потащил Шустролапа на уступ. — Ты же не бывал в горах, ведь так? — спросил Львиноус с любопытством. — Нет, никогда, — Бриз качнул головой. — Разве что однажды влез на гнездо Двуногих по трубе для стока воды. — По тру… Что? А зачем? — Затем, что пес оборвал привязь, пока я утаскивал цыпленка, — пояснил он кратко. В недовольном взгляде Холмосвета читалось: «Рисуешься, гер-рой!» — но Бриз уже не смотрел на него, наклонившись подхватить Града. Чтобы похваляться эффектным побегом от собаки, нужно, чтоб этот побег был самым красочным происшествием среди ежедневной рутины, а что такое рутина, ему было известно смутно. Бриз и не подозревал, насколько был прав, советуя проявлять смекалку при столкновении с трудностями: тупик, в который они уперлись, был далеко не последним. Они долго-долго брели по сплошному камню, полузаметенному снегом, пробирались вверх и вниз по колким, продуваемым всеми ветрами склонам, жались боком к скале, когда обледеневшая тропа грозила сбросить их в пропасть… И все сложнее было держаться направления к вершинам, выбранным в качестве ориентира, потому что тропы то и дело обрывались, а склоны становились совсем уж неприступными, вынуждая поворачивать назад. Бриз со своей короткой шерстью вконец продрог, но, знакомый с лишениями не понаслышке, безмолвно вел патруль сквозь усиливающийся снегопад все дальше и дальше, забирал вбок все круче и круче. Внутри начинало ежиться нехорошее предчувствие: что, если рано или поздно не останется вообще никаких троп и окажется, что они заперты здесь без возможности пройти горы насквозь, а путь у них лишь один — обратно в свой чужой лес? А потом дорогу им преградил провал. — Ну что? Будем прыгать? — поинтересовался Львиноус, измеряя его взглядом почти деловито. Наверное, он так утомился блуждать среди серо-белого однообразия, которое стремилось запутать их поизощреннее, что у него сгладился даже страх свалиться в ущелье. На этот раз воспротивился Град. — Мернозвезд не допрыгнет, — сказал он решительно. Снежинки так облепили его, что казались вторым слоем шерсти, да и остальные выглядели не лучше. — Может, до путешествия и смог бы, но не после всех этих дней в дороге. А если в ближайшее время мы не освоимся с охотой, слабеть начнут все. — Но как раз по ту сторону ущелья нам может повезти, — настаивал Бриз, приняв сторону Львиноуса. — Вдруг именно там горы кишат дичью, пока мы обшариваем пустынные склоны? Холмосвет, который единственный не изменил своего цвета в снегопад, пробурчал: — А толку от этой дичи, если мы разобьемся о камни и сами пойдем на корм воронам? Или кто у них тут водится… Приунывшему Шустролапу, тоже заснеженному от ушей до хвоста, было уже все равно, бежать или прыгать, да и в споре старших воинов голос оруженосца не мог стать решающим. Ссутулившись, котик только поглядывал на них снизу вверх и шмыгал носом. После недолгого совещания сошлись вот на чем: ту сторону они все равно изучат, но тогда, когда наладится погода. Бриз сдержался и уступил, хотя для него, привычного к риску, прыжок был малозначительной помехой перед исследованием новых территорий. Но приходилось учитывать возможности всех. Когда они осмотрели край провала более внимательно, сбоку обнаружилась неприметная тропка вдоль скалы. По ней можно было двигаться только гуськом и предельно осторожно, чтобы не соскользнуть с покатой поверхности. Но горы вновь сыграли с ними злую шутку: тропка спускалась и сужалась, пока не слилась со скалой, а продолжалась чуть дальше и ниже, так что им все-таки пришлось прыгать. По счастью, для каждого из них этот провал оказался преодолим, даже для Шустролапа, который долго примерялся, присев на куцем краешке, и сбивчиво твердил, что не хочет быть кормом. Наградой за их смелость стала долина, протянувшаяся между двумя скалистыми грядами. И здесь — наконец-то! — кроме запахов камня и снега витали сильные запахи добычи. — Помнишь, ты обещал Смирнолапу завтрак? Это твой шанс! — прошептал Град Шустролапу, указывая ушами на мышку, которая неосмотрительно отбежала от нагромождения каменных глыб, где зияли многочисленные трещины-норки. Шустролап встрепенулся и заморгал, стряхивая усталую отрешенность, которая потихоньку охватывала их всех по мере долгого продвижения по холоду и ветру. Он принял охотничью стойку и пополз к мыши, стараясь не задирать хвост и переставлять лапы бесшумно. И, вероятно, ему это удалось бы, если б не снег, который покрыл все тонким вязко-скрипучим слоем. Под передней лапой глухо хрупнуло — и мышь, вздрогнув, пустилась бежать. Пытаясь исправить положение, Шустролап тотчас оттолкнулся и попытался прибить ее лапой, но тщетно: он не примерился как следует и лишь ударился о камень с разочарованным стоном. — Командная охота! — крикнул Град. Он прыгнул наперерез мыши, отсекая путь к спасительным трещинам, и она метнулась в противоположную сторону — к краю над пропастью, рассчитывая, вероятно, нырнуть в некое отверстие в склоне. Львиноус напружинился было, но запнулся от испуганного возгласа Холмосвета: — Ты что, там же скользко! Бриз, остановить которого было некому, сорвался с места, прыжком накрыл мышь у самого края и вонзил в нее зубы. Лапы и вправду чуть проскользили, увлекая его к пропасти, но веса в нем было немного, поэтому затормозить удалось вовремя. — Блеск! — в восторге подскочил Шустролап. — Научишь меня так прыгать? Я б ее точно-точно сцапал, если б… Не успел он договорить, как скала под Бризом вдруг провалилась — и он ухнул вниз вместе с обломком, не выпустив из пасти мышь. Вновь сработали инстинкты, и в последний миг он успел зацепиться передними лапами. Задние судорожно дергались, ища и не находя опору: скала слишком выдавалась вперед. Он повис на одних передних когтях, ощущая между стиснутыми челюстями вкус теплой мышиной крови, и сердце трепыхалось в груди воробьем, а сознание сжалось в крохотное зернышко. Сузившимся зрением опознавал он край скалы рядом — но далеко, так далеко! Совершенно невозможно отпустить одну лапу, чтобы дотянуться. Если б он мог хоть во что-нибудь упереться!.. — Я здесь, Бриз! Держите меня, во имя предков! — взъерошенный Град появился на гребне и наполовину свесился к нему — неимоверно низко, так что мог бы слететь следом, не вцепись в его шкуру остальные. Он до боли крепко ухватил зубами загривок Бриза и с натугой потянул, упираясь лапами. Вот приблизился край, вот задние лапы нашарили скалу, а вот Бриза втащили обратно, где он смог обессиленно повалиться на живот и выплюнуть мышь. — Чуть когти не вырвал… — пробормотал он, кое-как переводя дух и пытаясь унять дрожь. — Да уж, встряска что надо! — и Град в самом деле отряхнулся, по-своему справляясь с напряжением в теле. Его серые глаза были круглыми от страха. — Надо бы усовершенствовать наши методы охоты. Иначе… выделывать такие трюки для каждой несчастной мышки… — Зато справились вместе, — проурчал Львиноус. — Такая тактика не подводит! Он принюхался, встречая ветер со стороны долины, и его золотисто-рыжая морда озарилась предвкушением новой добычи. — Чую кролика! О да, это то, ради чего я пробежал бы весь сегодняшний путь еще раз! Он махнул хвостом Холмосвету, приглашая поучаствовать в охоте, и оба потрусили в долину. — Спасибо. Я бы не выбрался, — с трудом вытолкнул из себя Бриз. Его одинаково мучительно кусали две мысли — то, какой невыносимой оказалась беспомощность, и то, что у него не получилось подчинить ее себе. Приопустив шерсть, Град взглянул на него оценивающе, но приязненно. — Нет ничего плохого в том, чтобы положиться на друзей, — заметил он. — Потому-то мы и живем племенем, а не поодиночке. — Знаю, — Бриз в растерянности смежил веки, чтобы не видеть ни его, ни Шустролапа. — Я привык сам… Сложно, — слова не давались, вылетали скомканно. — Просто помни, что я за тебя. И всегда помогу, если надо будет… Ну, не такой уж я дохляк, что не смогу тягаться с тобой по части силы и ловкости! — поддел Град шутливо и, перепрыгнув через него серебристой тенью, тоже устремился вслед за дразнящими ароматами дичи. За ним потянулся оруженосец. До чего просто у Града получалось проявлять чуткость! В такие моменты он становился точь-в-точь как его мать, такая же серебристая, с таким же сердечным взглядом. Не оттого ли Бризу никак не давалась эта естественность, что собственной матери он не знал? Это было похоже на то, как сейчас камень вытягивал из него тепло, пока он лежал, не отделенный от него ничем и никем и не умеющий это тепло восполнить. Он не представлял, унаследовал ли этот умопомрачительный цвет глаз от матери и была ли у нее такая же черная шерсть; хотела ли она вообще рождения котенка, скитаясь по трущобам среди бродяг; был ли он единственным — или у него где-то есть сестры и братья? Да что там, ему не было известно даже то, какой смертью она умерла. От собачьих ли зубов, от болезни, в драке, а может, на Гремящей тропе… Этого не знала точно ни одна из случайных кошек, которые имели милосердие его выкормить. Не знал ни один прохвост из тех, с какими он после шатался в поисках пищи, всякий раз готовясь зубами и когтями отбивать свою долю из совместно добытого, иначе мог остаться ни с чем. И все это было слишком темным, сквозящим и дурно пахнущим, чтобы черпать оттуда тепло. И было тьмы слишком много, пришла она слишком рано — не так-то легко теперь научиться создавать из нее свет или хотя бы брать этот свет у окружающих. Снег повалил густо, крупными клочьями — Бриз поднял голову и некоторое время наблюдал, как они летят к земле, черные на фоне туч. Взгляд задержался на двух особенно больших клочьях, спускавшихся как-то причудливо. Не по ветру, вместе со всеми, а в сторону, будто увлекаемые весом. Когда же оба клока, продолжая увеличиваться и обретая угловатые черты, скользнули к долине, он понял… Но прежде чем успел вскочить или хотя бы поверить в немыслимую догадку, к вершинам взвился вопль: — Осторожно!! Кричал Шустролап, а следом душераздирающе взвыл Львиноус. Бриз, чья шерсть мгновенно встала дыбом, со всех лап рванул на голоса. Оскальзываясь на камнях, перепрыгивая разломы и неровные выступы, он несся и видел, как золотистый воин извивается в когтях возвышающейся над ним исполинской птицы, а вторая, не меньшая, пикирует на Града и Шустролапа — вот они забиваются в щель под скалой, и она, впустую лязгнув когтями о камень, с пронзительным криком взмывает ввысь. — Отцепите ее! Она меня утащит! — Львиноус в ужасе бился, воя от боли: когти одной птичьей лапы вонзились ему в спину. Видимо, чудище метило схватить обеими, но промахнулось, а теперь не могло взлететь, пока Холмосвет самоотверженно терзал кончик широченного крыла со взглядом абсолютно диким. Птица заклекотала, крыло резко взметнуло снег — и кот кубарем покатился прочь. Видя, что она вот-вот взовьется в воздух вместе с Львиноусом, Бриз молнией промчался последние несколько хвостов и наотмашь хлестнул когтями по низко склоненной голове со страшным загнутым клювом и черными глазками-ягодками. Чудище издало скрежещущий крик и попыталось достать его клевком, но он отпрыгнул и хлестнул с другой стороны — снова, и снова, и снова, и снова! Ярость разгоралась в нем пламенем, поглощала всего и бросала в сражение с непомерно сильным противником, которому он, тем не менее, не собирался уступать, ибо ярость была сильнее. Сильнее противника, сильнее его самого. Он не помнил, кто он, не помнил, как барахтался только что в омуте воспоминаний, обнажающих беззащитность, — сейчас это была воплощенная свирепость, какую не усмирит и неведомое крылатое чудище. Птице не удалось нанести ему клювом ни единой сколько-нибудь опасной раны, а он в исступлении располосовал ей всю голову и шею, по чистейшей случайности не задев глаза, и кровь орошала снег. — Давайте! Прогоним ее! — воодушевленный Град вскочил птице на спину и принялся драть когтями. Львиноус, извернувшись, сомкнул челюсти на держащей его лапе. В конце концов птица, атакованная со всех сторон, разжала когти, хлопнула крыльями, стряхивая Града как сухой листок, и широкими могучими взмахами вознесла себя в небо. Падал, как раньше, снег, вырванные перья кружились в воздухе, воины переглядывались. Они выиграли эту битву. — Храни тебя Звездное племя, Бриз! — проскулил Львиноус. На его спине алело несколько длинных глубоких царапин, золотистая шерсть пропиталась кровью. — Как ты не побоялся накинуться на эту страхолюдину? — Не знаю… Разозлился… — тот едва мог отдышаться. Пелена ярости понемногу спадала, возвращая сознанию ясность, и лишь теперь удалось осмыслить, какому врагу он дал отпор практически в одиночестве, прежде чем взялись за дело Град и Львиноус. Шустролап выполз из щели, где прятался до сих пор, и пугливо огляделся. Его пестрая шерстка, припорошенная песком, вся разлохматилась. — Не думал, что есть птицы, которые охотятся на котов! — жалобно пропищал он. — И я не думал, — Бриз обозревал тучи, ища среди мелькающих снежинок новых возможных противников. — Зато теперь нам известно, что нападения хищников стоит ожидать еще и с неба! — Это, похоже, орлы, — с дрожью в голосе предположил встрепанный Холмосвет. Он повернулся к Львиноусу: — Помнишь те истории, что рассказывал Мернозвезд, когда приходил к нам в детскую? О большущих птицах, которых ему в молодости доводилось подстерегать на пустоши, когда знамение предков позвало его в путь. Но я-то думал, что это сказки для котят… К тому же там орлы были дичью. — А сейчас дичью стал я. Спорим, из-за шерсти, заметной сверху! — Львиноус обвел нерадостным взглядом их фигуры неярких лесных оттенков — за исключением Холмосвета, который, однако, вполне сливался с пейзажем в это время года. Град в раздумьях качнул хвостом. — А мне кажется, зрение у этих тварей куда острее. Шустролапа и меня тоже избрали в качестве жертв, а ведь мы вряд ли различимы на скалах издалека. — А еще мой кролик улепетнул, — с обидой нахохлился Львиноус, который пришел в себя достаточно, чтобы вновь думать о еде. И сморщился: исцарапанная спина доставляла ему мало удовольствия. — Ну и как я допрыгну обратно, скажите на милость? Тут он совсем поник, наверняка припомнив, что сам недавно выступал за покорение провалов любой ширины. — Мы найдем другую дорогу, где прыгать не придется, — пообещал Град. — Только знаешь… Пройдет предостаточно времени, пока тебя сможет осмотреть Стрелохвост. Попробуй не тревожить раны резкими движениями, хорошо? Сильный порыв ветра принудил Бриза отвернуться и съежиться под натиском несчетных снежинок, и он вдруг отчетливо понял, насколько вымотался. На его теле, кажется, не осталось ни одного участка, где еще имелись бы ненатруженные мышцы и таилось бы тепло. — Предлагаю устроиться где-нибудь отдохнуть, пока нас не замело, — сказал он. — По-моему, начинается пурга. Если видимость сократится еще хоть немного, вообще никуда не дойдем. — Отлично! А то я уже лап не чувствую, — с готовностью согласился Холмосвет, и Бриз задумчиво удивился его поддержке. Неужели удалось-таки бессознательно отыскать путь к сердцам соплеменников? Остальные были единогласно за, и вскоре патрулю повезло набрести на щель, подобную той, которая уберегла от орла, только с очень узким овальным входом. Едва не обдирая плечи, они протиснулись в отверстие по очереди — Град впереди, Бриз позади — и впятером набились внутрь. Укрытие попалось на редкость удачное: на полу, потолке и стенах густо рос мох, образуя естественную подстилку и утепление, а теснота позволила быстро нагреть воздух дыханием и сотворить блаженный затененный уют. — Ну-ка повернись! — скомандовали из глубины голосом Града, и послышался мерный шорох языка, скользящего по шерсти. Это Львиноусу, который то и дело шипел и страдальчески подвывал, принудительно промывали царапины. К тому моменту снаружи воцарилась мгла, сплошь состоящая из беснующихся снежинок. Бриз, который свернулся у входа, глядел одновременно и вдаль, и внутрь себя, отстраненно отмечая ток крови в оживающих лапах. Они мотались по горам полдня, не меньше, поймали за это время одну захудалую мышь (которую втиснули сейчас между собой, чтоб не заледенела) и сами чуть не были пойманы. К голоду и холоду добавилась воздушная угроза, а скальный лабиринт всласть поводил их за нос и не сделал ни единой поблажки. Насколько они приблизились к цели? Смогут ли доложить Мернозвезду хоть что-то обнадеживающее? И в самом ли деле решение отправиться в путь было правильным?.. Внезапно он вытянул шею, уклонившись от хвоста Шустролапа, лезущего в ухо, и тронул носом клочок белой шерсти, повисший у края отверстия. Шерсть была слишком длинной, чтобы принадлежать Холмосвету, и все же… все же от нее шел слабый кошачий запах. Бриз непроизвольно ощетинился, снедаемый суеверным страхом. Что, если эти неприветливые горы — пристанище для каких-то котов, которые оказались способны здесь прижиться? И… быть может, ему вовсе не почудилось и он действительно услышал чужаков у временного лагеря? Точнее, чужаками должны считаться как раз коты отряда Ночи, ступившие на чью-то территорию… Бриз нервозно лизнул было переднюю лапу, стараясь успокоиться, но отшатнулся: в нос ударил запах орлиной крови, засохшей на когтях. И напомнил о третьей сосновой иголке в сердце, которая по остроте и твердости могла сравниться с пугающим клювом и вонзалась всякий раз, когда когти окрашивались алым. Он не знал, многое ли в нем от матери, но знал однозначно, что получил от отца.