***
Годжо больше не верит в свою удачу, но, тем не менее, он в казино. Оно совершенно не похоже на то, в котором наёмник однажды оставил всё вознаграждение за успешно устранённого сталкера, шантажировавшего бизнесмена из Монте-Карло. Здесь, в переоборудованном подвале одного из сиракузских баров, от роскоши только позолоченная вывеска у стены. Сатору всё ещё не знает итальянского, поэтому видит одну аляповатую бессмыслицу, непонятно зачем брошенную кем-то рядом с игровыми автоматами. Недалеко от них, в центре зала, несколько покерных столов, у другой стены стойка, где играют в рулетку. Могло быть и хуже. Когда Фушигуро сказал, что информатор назначил встречу в подпольном казино «Куколки» — Сатору подумал о зловонном борделе в какой-нибудь дыре. Оплёванный пол, к которому липнут подошвы ботинок, очагами вспыхивающие по углам драки, раскрашенные девки, ругань, клубы дыма, делающие нормальное дыхание невозможным. Но в «Куколках» вполне прилично. Хотя всё равно недостаточно прилично для Нанами Кенто. Он сидит в ВИП-зоне и явно нервничает — платок, которым он протёр искусственную кожу дивана, буро-коричневый. А неизменный костюм Нанами — светло-бежевый. — Кенто, принеси мне выпить, — Сатору похлопывает ладонью по бедру. В этом подвале, забитом людьми до смутных аналогий с банкой шпрот, он кожей чувствует, как его инкогнито летит к чертям. На нём тёмные очки, но это отличительный признак, а не маскировка. Белые волосы Годжо прячет под жёлтой бейсболкой версаче — каждый проходящий мимо мужчина в шляпе недоверчиво косится на вышитую красными нитями голову Горгоны. Ещё один внимательный взгляд, и на всё казино рванёт бомба под названием «Здесь Сатору Годжо». А дальше полная вакханалия: выстрелы в потолок, спешно вынутые из портфелей бумаги с шаблонами контрактов, кто-нибудь обязательно упадёт на колени или в обморок. Годжо нужен абсолютно всем в этом мире, потому что ходит легенда: у него получается всё, за что бы он ни взялся. Спасти фирму на грани банкротства? Легко! Навалять школьным хулиганам, которые обижают вашего отпрыска? Без вопросов! Украсть у цыган собаку, проглотившую бриллиант? Как два пальца об асфальт. Разоблачить банду преступников-ютьюберов? Это сущий пустяк. Годжо разбирается с таким не моргнув и глазом. Сам Сатору до сих пор не знает, имеют ли эти россказни отношение к реальности. С одной стороны, то, что он жив и цел в свои тридцать шесть — иначе как чудом не назовёшь. Прямое доказательство того, что ему по силам всё что угодно. Но с другой, Годжо не горит желанием лишний раз это проверять. Пока ему хорошо платят, он работает: убивает, лезет в самое пекло и по возможности выбирается из него живым. Это даётся ему не так просто, как рисует народная молва. Да и «хорошо платить» в понимании Сатору способны очень немногие. Вероятно, даже дон Фушигуро и те полмиллиона, которые он отрывает от сердца, не удостоились бы внимания Годжо, не будь они с Тоджи старыми приятелями. Внимательные взгляды посетителей подпольного казино раздражают Сатору. Он напряжён. Поглаживает кобуру глока. Нужно успеть выстрелить в гортань тому, кто первым закричит: «О, здесь…». И желательно не перепутать со счастливчиком, сорвавшим джекпот. — Я тебе не официант, — отрезает Нанами, стараясь не делать лишних движений. Спина болезненно прямая, чтобы уменьшить площадь соприкосновения светлого костюма и пыльного дивана. А вот брюки уже не спасти, грязь точно обозначила упругие ягодицы миленьким сердечком на ткани. — Здесь нет официантов. Нужно идти к бару. Можно было бы изобразить адекватного человека и отказаться от желания выпить. Но Годжо упрямый. Он предупреждал Кенто, что не любит ждать, а тот всё равно притащил его в казино на полчаса раньше оговорённого времени встречи. — Давай на «камень-ножницы-бумага», — предлагает Годжо; они всё-таки в казино, как тут без азарта. Нанами выставляет вперёд руку. — Раз, два, три, — тихо скрипит зубами. Сатору успевает только подставить свой кулак — «камень». Кенто с деловитой лёгкостью профессионального мошенника накрывает его «бумагой». Нужно было сделать выводы об этом человеке ещё по тому, как ловко он развесил лингвини на уши сотрудницам компании «N&M». — Нечестно. — Плевать. Лучше вообще сиди на месте. Будет плохо, если кто-нибудь тебя узнает. Сатору решает не уточнять, что будет не просто плохо, а воистину хуёво. Кенто давно не работал с ним в паре, и наверно поэтому успел забыть, что случается, когда в людных местах кто-то сопоставляет два метра роста, белые волосы, тёмные очки и те фотороботы, которые во многих странах раздают вместо листовок или продают у церквей рядом с ликами святых. — Тебе что-нибудь взять? — Годжо убеждает себя в том, что сегодня он тень, тихая мышка в зерновом амбаре, Солид Снейк из Метал Гира; он неуловим, скрытен и ради бокала шампанского готов на всё. Никакого Сатору Годжо нет, только лёгкий сквозняк и смутный силуэт. — Водки, — прикрывая глаза и всё-таки облокачиваясь на спинку дивана, просит Нанами. Всё, что нужно Годжо, аккуратно сделать круг по помещению. Бар находится у противоположной стены, от которой ВИП-зону отделяют игровые автоматы, игральные столы и стойка с рулеткой. Больше сотни пьяных от азарта и разбавленного пойла посетителей. Всего-то. — И не задерживайся. Фушигуро сказал, что информатор найдёт нас ровно в девять. — А сейчас восемь сорок. — Годжо. — Понял, я быстро. Жёлтую бейсболку Сатору надевает на голову Кенто, в полутьме зала она выглядит брюшком светлячка. Очки тоже стоит снять. Хотя бы потому, что в них ни черта не видно. Но из вредности Сатору только плотнее прижимает их к переносице. Игроки в покер слишком увлечены, чтобы смотреть на Годжо, на цыпочках пробирающегося мимо них. Те, что дёргают за ручки автоматов, вообще не видят ничего, кроме ярких ракушек и рыбок на экране перед собой. А вот господа, решившие попытать удачу в рулетке, оглядываются по сторонам — ищут благодарную публику, чтобы сорвать вместе с кушем аплодисменты. Хорошо, что их Сатору предстоит проходить на обратном пути, когда он обзаведётся бокалом шампанского и шотом водки. Иначе велик риск быть пойманным в сети под предлогом «как это такой красавчик да без выпивки, непорядок, присаживайтесь к нам», что обязательно закончится тем самым «это же Сатору Годжо». Снова везение: у бара никого. Он в самом тёмном углу подвала, чтобы бармен не видел слёзы тех, кто приходит к нему заливать проигранные деньги. Годжо движется практически на ощупь. Бьётся носком о ножку стула, тихо шипит и случайно кладёт ладонь на чью-то шляпу. Этот кто-то ругается, Годжо шлёт его на хер. Уже близко. Ещё метра три, брошенная на стол купюра, быстро схваченная выпивка, и всё, можно пройти мимо рулетки, чтобы вернуться к Нанами. Но по доброй сицилийской традиции подарок фортуны оказывается умело завёрнутым в слои цветной бумаги дерьмом: за барной стойкой сидит девушка. То, что Сатору поначалу принял за участок, лишённый и без того скудной подсветки, — растрёпанная грива её чёрных волос. Атласный пиджак со слабо переливающейся вышивкой накинут на декоративную спинку стула. Всё, что может разглядеть Годжо через тёмные линзы очков: фарфорово-белая кожа руки, цепляющей бокал за длинную ножку. Выглядит жутко. Но отчего-то Сатору становится весело. Это болезненное, ненормальное веселье, накрывающее с головой, когда к ногам привязан резиновый канат, а впереди струи водопада Виктория и стелющийся по земле туман из мелких брызг. Нанами убьёт Сатору — без шуток и преувеличений всадит пулю в висок — если он притащит с собой девчонку в шёлковом костюме. Но чем дольше Годжо смотрит на то, как пальцы гладят тонкое стекло, тем яснее понимает, что встреча с лучшим сицилийским информатором значительно уступает перспективе ощутить прикосновение этих ловких пальчиков к своему члену. Сатору слишком хорош собой, чтобы знакомиться изобретательно. Что уж там, с его внешностью можно вообще не заморачиваться, и поэтому: — Привет, красавица. Переспим? Сейчас девушка повернёт голову, увидит перед собой то, что до этого встречала только на экскурсиях по античным развалинам — идеальный божественный лик — и, конечно, «да» у неё вырвется быстрее, чем она успеет потерять дар речи от наглости. Дальше останется только помахать издалека Кенто ручкой, затерявшись среди посетителей казино, чтобы тот не смог прицелиться; добраться до отеля и отправить белоснежные ладони себе под рубашку. Но всё идёт не так с самого начала: девушка не оборачивается. — Может быть, потом. Сегодня у меня работа. Голос едва слышно в переливах рвущегося из колонок джаза. Но Сатору может поклясться: девчонка улыбается! Говорит так, будто мурлычет. Если это не заигрывания, то Годжо, мать его, девственник. Нужно немного надавить, настоять на своём, выдать что-то тупое и искромётное из беспроигрышного арсенала, заставляющего дам раздвигать ноги, будто Сатору жмёт на кнопку электронного пульта, открывающего ворота на въезде. — О чёрт, это же Сатору Годжо! Бармен роняет бокал вместе с полотенцем, которым натирал его, и указывает пальцем прямо в мостик между тёмными стёклами очков. Начинается… — Здесь Сатору Годжо? — Где Сатору Годжо? — Тот самый Сатору Годжо? Кто-то, особо тактичный, говорит шёпотом, а кто-то срывается на крик. Отвлекается даже крупье, останавливая на полпути руку, гребущую к краю стола жетоны. Посланный на хер мужчина в помятой шляпе хватает Сатору за рукав. — Синьор Годжо, это вы! — он переходит на итальянский и лепечет что-то про свою смертельно больную мать; хочет, чтобы наёмник немедленно изобрёл лекарство от рака. — Я не говорю по-французски, — на чистом японском отвечает Годжо и пытается стряхнуть потную ладошку. Мужчина надувает толстые щёки. На оплывшем жиром лице не так-то просто рассмотреть мутные глазки, поэтому Сатору только сейчас понимает, насколько синьор в шляпе пьян. Зрачки косят к носу и собираются в кучку, мозг мужичка не справляется с нагрузкой и делает вывод по тону сказанного. Годжо не знаток физиогномики, но легко понимает: поросячья рожа пылает от ярости. — Да как ты… Хренов мудила… — гнусавит мужик. Сатору бы посоветовал ему медитацию или дыхательную гимнастику, но новость о том, что лучший-наёмник-Годжо здесь, продолжает волной нестись по подвалу, затягивая в себя всё больше людей. Они крутят головами, высматривают белую макушку, встают из-за столов, забывая про свои карты и фишки. Шум нарастает, как снежный ком — чем дольше катится, тем больше становится. Наконец Сатору избавляется от пальцев-сарделек на своём запястье, собирается — тихо, по стеночке — пробираться к Кенто. Но боров засовывает руку под борт своего твидового пиджака. Достаёт — не флягу, не ручку и даже не блядского кролика — пистолет. На удивление быстро справляется с затвором. Стреляет. Уйти с траектории выстрела ничего не стоит: мужик не целится, хоть и щурит один глаз, а сам Сатору уже начинает движение к спасительной ВИП-зоне. Но глупый кусок свинца, который и не подозревает о том, как Годжо не хочет, чтобы вокруг поднялась шумиха, всё равно попадает в человеческую плоть. Удар принимает на себя юноша с крашеными волосами, стоящий у стойки с рулеткой. Единственное, что успевает подумать Годжо: «Пиздец». И он действительно происходит. Мальчишка орёт, зажимая ладонью простреленную ключицу. Его компания — человек пять таких же молодых-горячих — достаёт свои пушки. Пьяный синьор пятится, за его спиной тянутся к пистолетам и ножам трое дружков. Годжо змеиным броском подаётся вперёд, чтобы уйти подальше от места, которое обещает стать эпицентром катастрофы. Но кто-то впереди, услышав выстрел, решает, что это началась делёжка нужного-абсолютно-всем Сатору Годжо. Палит в потолок. И это сигнальная ракета. Все срываются со своих мест: кто-то, спутавший подпольное казино с институтом благородных девиц, бежит к выходу, другие гребут к себе разноцветные жетоны фишек, смешивая их в одну кучу, остальные сканируют глазами помещение, высматривая двухметрового блондина. Две компании, собравшиеся стреляться в духе дешёвых вестернов, задевают кого-то из третьей. Казино, где пистолет такой же элемент костюма, как галстук, минуя преисподнюю, опускается до уровня ада. Второй раз за пару дней у Годжо не остаётся иного выхода, кроме как делать ноги. Вдалеке раздаются звуки выстрелов и итальянские ругательства, которые Сатору понимает гораздо лучше, чем хотелось бы. Разборки пострадавших с виновными, охота за чужими жетонами и поиски того-самого-легендарного Сатору Годжо в небольшом подвальном помещении, где его в лицо может узнать большая половина посетителей, превращаются в обычную перестрелку. Уворачиваясь от летящего ему в голову стула, Годжо думает, доволен ли сейчас Кенто — теперь на костюме будет не только грязь, но и кровавые разводы, которые отстирываются не в пример сложнее. Игроки переворачивают столы, палят по ним из пистолетов, летят в воздух карты и цветные фишки. Сатору перестаёт оборачиваться на «Годжо», потому что это кричат все кому не лень, и ни один из них не похож на офисного работника с хроническим недосыпом, которого-то и нужно отыскать в этом пекле. Навстречу выскакивает амбал с красными глазищами навыкате и недолго думая — думать вообще не его — по косой траектории опускает на шею Сатору отломанную ножку стула. Годжо уходит не красивым танцевальным па, которое невозможно исполнить в тесноте и давке, а рваным, почти пьяным шагом в сторону. Влетает в низкого мужичка с очень странными усами. Врезавшись, пружинит, словно наэлектризованный. Тот упускает из виду юркого Сатору, но замечает качка с импровизированной битой и кидается на него с ножом. Годжо достаёт из кобуры глок, продолжает искать глазами Кенто. В ёбаном казино все в ёбаных костюмах. Многие в светлых, потому что на улице весна и ёбаные итальянские дизайнеры конвейером шьют свои одинаковые песочно-бежевые коллекции. Тот светлый костюм, что забрался на стол и палит из травмата над головами дерущихся, слишком низкий для Нанами. Этот — пинающий кого-то ногами в живот — чересчур чисто и громко ругается на итальянском. Другой, последняя надежда, прижимает заточку к шее Сатору, когда тот рывком разворачивает его к себе. И Годжо готов поверить, что это его, родненький, Нанами, но черты лица слишком детские, а из-под слетевшей шляпы вырывается длинный светлый хвост. Ловким движением Сатору выбивает тонкое лезвие из подрагивающей руки и движется дальше. Всаживает пулю в плечо кому-то особо буйному. Теперь не видно ни зги — стёкла очков заляпали капли крови. Но чёрта с два Сатору снимет их. Люди, пушки, ножи и сломанная мебель слипаются в один ком; единственное, что может Годжо — выдёргивать светлые воротники по одному и отбрасывать обратно, убедившись, что это не Кенто. Чей-то острый локоть с силой бьёт по рёбрам. У Годжо сначала темнеет, а потом краснеет перед глазами. Как он сразу не додумался: если отстреливать всех «не-Кенто», то поиски будут продвигаться куда быстрее… Шум разрывает череда выстрелов. Плотность огня такая, что сомнений нет: стреляют из пулемёта. — Что вы тут устроили, идиоты? Все как один поднимают глаза на лестницу, ведущую к бару на первом этаже. Собираются вернуться к драке, но девушка, стоящая на последних ступенях, снова выдаёт громогласную очередь в потолок. — Разошлись по углам, — ревёт она и направляет короткий пистолет-пулемёт в толпу. Годжо краем глаза видит, как подскакивает один особо пылкий итальянец — тот самый, с длинными волосами и детским лицом. Он стоит ближе к стене и думает, что девушка его не замечает. Теперь вместо заточки у него в руках пистолет. Сатору кривится. Лучше бы мелкому хорошо прицелиться; наблюдать за тем, как корчится от боли раненная в живот девчонка, совсем не хочется. Но как только пацан вскидывает руку с пушкой, на его запястье прыгает крошечная красная точка. Тихий щелчок, сливающийся с тактом джаза в колонках. Псих выпускает оружие, падает и ползёт вниз по стене, вереща и прижимая к себе простреленную руку. Годжо инстинктивно поднимает голову, приблизительно рассчитав, откуда может стрелять снайпер. Абсолютно бесполезное движение, потому что кровь и тёмные линзы не дают рассмотреть даже ближайших соседей по заварушке, не то что чёрное дуло винтовки в окошке где-нибудь под потолком. Но Сатору ставит очередную галочку в сицилийском «пиздец-бинго». Один из рядов точно зачёркнут полностью: упущенный информатор, пропавший Кенто, девка с пулемётом у выхода и притаившийся снайпер. Бинго! Вероятность выбраться живым стремительно близится к отрицательному значению, делая простую математику работы наёмника — квантовой физикой. — Что здесь происходит? — орёт девушка с пулемётом. — Какого чёрта вы творите в моём казино? По лестнице тяжёлыми шагами грохочут запоздавшие секьюрити. И только после того, как они спускаются в зал, девчонка прячет оружие и упирает руки в бока. — Синьорина Зенин, здесь Сатору Годжо, — канючит какой-то мелочный говнюк. Ну что за детский сад… А Годжо надеялся, что взрослые люди выше того, чтобы тыкать пальцем. Но к нему обращается с десяток указательных. А следом за ними подтягивается и точка лазерного прицела. Остаётся только приветливо помахать рукой синьорине на лестнице. — Вы, тут, быстро навели порядок. А ты, — Зенин кивает острым подбородком на виновника заварушки, — за мной.***
Хозяйка казино, закинув ноги на стол, сидит напротив Годжо. Руки сложены на груди. У двери другая девушка — Сатору догадывается, что она тот самый снайпер, быстро приструнивший малыша с пистолетом. Кобура глока лежит рядом со стопкой бумаг. Вроде можно дотянуться, но это обманчивая возможность: ботинки на толстой подошве скинут оружие на пол быстрее, чем Годжо успеет. Да и он не дурак. В руках у рыжей девчонки автомат. — Приятно познакомиться, я Сатору Годжо. У вас очень милое заведение… было. К сожалению, задерживаться мне некогда. Дела зовут. Сатору встаёт со стула, решив оставить девушкам пистолет в виде моральной компенсации, но тотчас же ему между лопаток упирается дуло автомата. — Маки, застрелим его? — голос рыжей скучающий и напевный. — Меня нельзя убивать, — понимая, откуда в его голове взялась эта фраза, Сатору не может сдержать улыбки. — Маки, проверим? — Нельзя убивать и нельзя убить — разные вещи, — хищно скалится Зенин. Дело принимает опасный оборот. Но волноваться рано. Помещение небольшое, противников всего двое, пистолет в зоне досягаемости, а кровь на очках и одежде — чужая. Всё куда лучше, чем в зале казино, где фатальной могла стать чья-то случайная пуля. — Но я хотела просто поговорить. И получить компенсацию за погром. Сатору возмущён. На его счету ноль сломанных стульев и перевёрнутых столов, он тоже жертва вандалов. — Можете выписать чек на имя Фушигуро Тоджи, — пожимает плечами Годжо. Где-то в окрестностях Ортиджии старик икает и косится на сейф. — Дон Фушигуро? Этот дед скорее сам придёт чинить мебель, чем заплатит, — Маки закатывает глаза. — Ему нельзя в бар, поэтому придётся раскошелиться, — хмыкает Сатору и слышит позади сдавленный смешок. Но автомат продолжает мять рубашку на спине. — Поверь, ему это никогда не мешало, — дёрнув уголком губ, отвечает Зенин. — Ты здесь по его поручению? Есть два варианта. Первый: Годжо здесь для того, чтобы тихо, не привлекая лишнего внимания, встретиться с человеком, торгующим информацией, поговорить про возможное местоположение русско-китайского оружия и со спокойным сердцем уехать спать. Второй: найти ту фарфоровую дамочку и увезти в отель. Но информатор, скорее всего, смылся под шум перестрелки, а девушка лежит у бара с простреленной ногой. Поэтому: — Нет, просто зашёл поиграть. — Лжёшь, — шипит на ухо рыжая. — Немного недоговариваю, — парирует Сатору. — Ты слишком смелый для того, кому вот-вот пробьют грудную клетку… — Нобара, хватит, — Зенин останавливает подружку. — Нам всё равно нечего с него взять. Хотя поговаривают, Сукуна зачем-то ищет Сатору Годжо. Обещает хорошо заплатить тому, кто приведёт его живым. А вот это скверно. Нет ничего удивительного в том, что Сукуна в курсе, кто заходил к нему в гости. Но то, что он объявляет охоту, сидя на военной базе, — неожиданный поворот событий. Годжо хорошо знает расценки на свою голову и не питает иллюзий по поводу того, что две хозяйки небольшого казино откажутся от таких лёгких денег. — Хочешь продать его Двуликому? Один из главных принципов выживания в преступном мире: не делите шкуру неубитого Сатору Годжо. Дуло автомата теперь смотрит в стену: Годжо скручивается, коротко скользнув лопатками по стволу, и оказывается лицом к Нобаре. Бьёт ребром ладони по сгибу локтя так быстро, что запоздалый выстрел приходится в ножку стола. Он кренится, глок катится вниз, ускользая от Зенин. Следующий удар — в шею, рыжая девушка обмякает в руках. А Маки тем временем только поднимает к плечу пулемёт, который так глупо и неосмотрительно оставила за спиной. Но у Сатору есть очаровательный живой щит. Нобара не потеряла сознание, она змеёй извивается в руках, стараясь заехать каблуком по коленной чашечке Годжо. Тот успокаивает её нежно приставленным к горлу автоматом, который успел выхватить из ослабших рук. Им же он прижимает девчонку к себе, чтобы не дёргалась. — Мудак, — хрипит рыжая, после очередного рывка получая дулом по трахее. — Маки, застрели его. — Не советую. Мы уже убедились, что реакция у меня получше вашей. Зенин от бессильной ярости ударом ноги переворачивает стол. Ей не тягаться с профессиональным наёмником, а все бравые ребята из охраны заняты внизу: следят за тем, чтобы провинившиеся навели порядок. — Приятно было познакомиться, — Сатору спиной пятится к двери, крепко прижимая к себе Нобару. — И счастливо оставаться. Дверь аккуратно открывает правой рукой. Автомат держит левой, чувствуя под пальцем напряжение спускового крючка. Важен баланс: чуть-чуть расслабишься, и тяжёлое дуло клюнет вниз, чем не преминет воспользоваться вздорная девчонка. Круглая ручка легко проворачивается. Ещё шаг назад, и можно отпустить Нобару, а потом пойти к барной стойке на верхнем этаже, чтобы заказать себе манхэттен с тремя десертными вишенками. Вряд ли бармен откажет человеку с автоматом. Но дальше — когда-нибудь Сатору перестанет этому удивляться — происходит то, что может случиться только в блядской Сицилии. Делая последний шаг из кабинета Зенин, Годжо спиной влетает в кого-то. Одновременно с этим, воспользовавшись секундным замешательством и зарождающейся готовностью ослабить хватку, Нобара втыкает что-то острое в бедро Сатору. Он невольно переводит взгляд на место, полыхнувшее резкой болью. Из штанины торчит шляпка гвоздя. Думать о том, какой это сюр, некогда, равно как и стрелять, поэтому Годжо без замаха бьёт Нобару стволом в корпус. Она сгибается пополам — удар приходится по солнечному сплетению. Шаг вперёд, чтобы обернуться и посмотреть, кто за спиной. Лучше сразу выстрелить ему в голову. Фарфоровая кожа и растрёпанные чёрные волосы. В полутьме блестят нити вышивки на воротнике атласного пиджака. Годжо стреляет. Почти. За секунду до того, как палец находит крючок, справляясь с центром тяжести автомата, разряд тока прошибает правый бок. Колени с треском бьются о пол. Годжо поднимает голову, но не успевает ничего увидеть. Рыжая Нобара, оставшаяся за спиной, заряжает ему ногой в затылок. Мир качается и гаснет, как экран старого телевизора. — Так что, переспим? — Может быть, потом… — успевает выдавить из себя Сатору, прежде чем отключиться.