***
В мини-баре есть бутылка виски — тоже мини. Заёбанному здоровому мужику на один глоток. И Годжо, не раздумывая, делает его. Тут же жалеет. Он так и не привык ко вкусу чистого алкоголя. Даже сейчас, поморщившись от горечи, невольно пригибается. Уворачивается от фантомного подзатыльника. Такие он получал сначала в кадетской школе, а потом в «Дельте» от старших товарищей, которые могли выпить и ослиной мочи, если она удачно забродила. Окружение Сатору изменилось, а привычки нет: и теперь Нанами Кенто обречён с презрением смотреть на то, как напарник разводит бурбон ванильной кока-колой. Градусы виски сразу же нагревают и тело, и голову. Нужно в душ. Одежда летит на пол гостиной. В руках остаётся только пистолет, его Годжо берёт с собой в ванную — так, на всякий. Рубашка и брюки комом сереют на ковре комнаты. Сатору думает о том, что запасных с собой нет, что завтра придётся идти в грязных или надеяться на одну из причуд Нанами. Ту, которая переключит его в режим «мамочки»: отправит искать по отелю горничных, а потом объяснять им на пальцах, что вещи нужны срочно — чистые, сухие, выглаженные. Та же проблема заставляет его стучать в дверь строго два раза, двигать салфетки на столе до тех пор, пока из просветов между ними не образуется крест с идеально прямыми углами. Нанами не может даже смотреть на напарника, пока тот в неопрятной одежде, что уж говорить о совместной поездке на дело. Годжо кидает глок на край раковины и подмигивает своему отражению. Обессилен, избит, слегка пьян, но всё-таки чертовски красив. Идеальный, совершенный, божественный Сатору Годжо. Устоять перед ним так же сложно, как пройти мимо дегустации у дверей французской пекарни. Как не зажмуриться, взглянув на солнце. Как не подпеть Курту Кобейну, орущему о молодости из динамика душевой кабины. Годжо подпевает. Проводит широкими ладонями по лицу, смахивая воду с бровей и ресниц. Они тут же снова намокают, потому что Сатору задирает голову. Жмурится, фыркает, морщит переносицу. Перебор припева, и Сатору трясёт мокрыми волосами в такт. Узкое зеркало внутри душевой кабины покрывается россыпью капель, теперь отражение не рассмотреть. Даже яркие голубые глаза теряются в дымке конденсата и стремительных дорожках на стекле. Запускает пятерню в мокрые волосы, сильным движением зачёсывая их назад. Надоедливая, давно приевшаяся песня течёт по телу вместе с кровью и алкоголем в ней. Годжо не понимает, почему вода не шипит и не испаряется, касаясь его плеч и торса. Должна же. Его, как солнце накаляет камни на пляже, весь день нагревали досадные мелочи: нелепая драка в казино, женщины с пушками, красавица с сюрпризом, пятьдесят грамм виски, тёплый душ, дурацкая песня. Ёбаный разговор с Сугуру. Мерзкое «я слишком хорошо тебя понимаю». Струи бьют по затёкшим плечам. Годжо упирается головой в пластик кабины, нажимает лбом на кнопку радио, и музыка выключается. Сицилийская крыса играет с огнём. Расслабленно отъедает пузо, потому что никто не гоняет её по вонючим сточным трубам. Скалит острую морду в лицо хищнику, который не для её жёлтых зубок. И при этом успевает флиртовать. Годжо не может перестать прокручивать в голове весь диалог. — Я отлично знаю, что спать ты со мной не будешь. Крысёныш решил взять Годжо на слабо. «Вот он я, трахни меня, раз весь день чесал об этом языком». Думает, зацепил своим нелепым досье. Там было про школу и университет. Что-то скучное. Точно ни слова о Болгарии. Это докрутил сонный разум самого Годжо, подставил нужный эпизод в выстроенный крыской хронологический порядок. Значит, нет смысла искать сейчас Гето и о чём-то расспрашивать. Сатору коротко бьётся лбом о пластик. Он слишком умный и уравновешенный, чтобы вестись на провокации. Он не пойдёт устраивать перед Гето Сугуру адреналиновые игрища. Ему всё равно на то, что знает о нём этот узкоглазый говнюк. Никто сегодня не станет одним махом рвать цепи на его шее, перевязывать толстую ленту с пояса на предплечья и наматывать на кулак волосы. Кусать и всасывать белую кожу у плеча. Закрывать рукой громкий рот. Никто не будет… Годжо смотрит на свой стояк. Задумчиво оттягивает член в сторону. Тот пружинит обратно к паху. На стене висит халат, под ним металлическая стойка с одноразовыми тапочками.***
— Чао! — Годжо локтем опирается на ресепшн. Женщина нехотя отрывает глаза от телевизора и исподлобья смотрит на Сатору. Вроде бы слушает. — Мне нужна карточка от номера черноволосой красавицы. Сатору готов долго и убедительно врать. Рассказывать, что бедняжка Гето страдает от астмы, а единственный ингалятор лежит в сумке Годжо. А ещё у него день рождения: нужно надуть шары и развесить гирлянды, пока он спит. Вообще, он просто забыл отдать карточку, но на деле они уже лет пять как счастливы в браке. — Вот. Только не стреляйте, — женщина будто чует, как через махровую ткань бедро Сатору холодит глок с прикрученным глушителем. — Двадцать один, второй этаж, налево. Длинные красные ногти двигают к Годжо карточку. — И скажи там, — администратор переходит на английский, звуки вибрируют и смешиваются, но Сатору понимает, — что это последняя. Больше нет. …Или не понимает. Но всё равно благодарно улыбается, засовывая карточку в карман. Уже идёт к лестнице, но резко разворачивается и возвращается к даме. — Бутылку вина. Женщина смотрит на бар в противоположном углу холла, потом на часы, вздыхает, но всё-таки поднимается со стула. Неторопливо идёт к стойке, за которой стеллаж с алкоголем. Непонятно, хочет она побольше заработать или опять переживает о стрельбе. — Белое, красное? Сатору двигает тёмные очки ближе к переносице, задумчиво скребёт короткие волоски на затылке. — Виски. Женщина пожимает плечами и, нагнувшись, достаёт начатую бутылку с полки барной стойки. С невозмутимым видом ставит её перед Годжо. Кажется, синьору вообще не волнует, что треть внутри отсутствует. Она поворачивается к витрине сзади, достаёт с неё ещё: на этот раз крышка закрыта, а алкоголя положенное количество. — Одной мало, — вдруг с чувством подмигивает. Сатору сомневается. На часах два ночи, завтра важное дело, да и Сугуру не выглядит как тот, кто пьёт виски из горла. — Давай-давай. Я знаю, о чём говорю. Бутылки скользят по лакированному дереву к Годжо. Женщина складывает худые руки на стойке и со знанием дела улыбается. От неё исходит аура, убеждающая, что без алкоголя именно в этом количестве не обойтись. Она без слов рассказывает Сатору, в котором ощущает слабину не часто пьющего человека, о преимуществах двух бутылок перед одной. Главное, оно же единственное: две больше, чем одна. — Запишите на счёт, — Годжо сдаётся. Закрытую бутылку зажимает подмышкой, а вторую хватает за горлышко. Синьора кивает с чувством выполненного долга.***
У двери в номер Сатору откручивает крышку с начатого виски и делает небольшой глоток. Не то чтобы он волнуется. Скорее, предвкушает волнение Гето. Он точно из тех, кто привык, что всё идёт по его безупречному плану. И согласно ему, Сатору, разуверенный в своих силах и намерениях, смущённый провокацией, должен спать и видеть десятый сон. «Я слишком хорошо тебя понимаю». Выкуси, Сугуру Гето. И готовь свой зад. Годжо прикладывает карточку к замку, тот загорается зелёным. Аккуратно открытая дверь, два шага вперёд по крошечной прихожей. — Ну что, красавица… Закрыть глаза. Открыть их снова. Ёбаная Сицилия. Здесь точно какая-то херня с магнитными полями. Феномен наподобие Бермудского треугольника. Но если тот засасывает в себя предметы так, что они исчезают со всех радаров, то маленький остров в Средиземном море, напротив, вытаскивает из недр земли весь природно заложенный в неё пиздец и исторгает на поверхность. Сатору швыряет бутылку виски. Потому что она тяжёлая, потому что нужно освободить руки, потому что люди в комнате так же растеряны, как он сам. — Эй, принимай! — Годжо подмигивает. Засада. В номере трое: мужчина и две женщины. Пушки у них тоже три. На всех глушители. Раз — пистолет рядом с той, что сидит на диване; два — в руке, направлен на Годжо; три — в кобуре под мышкой, сейчас его достанут. Провернуть последнее мешает виски: мужик, тянущийся за огнестрелом, выставляет руки и правда ловит бутылку. Он замер в шаге от Сатору, хлопает глазами. — Ха-ха, умничка, — Годжо честно хвалит его и бьёт по голове второй. Повезло, парень стоит — уже лежит — ближе всех к двери. Воздух режут осколки. Хорошо бы убедиться, что все они в крови, а тело на полу хотя бы пять минут пробудет в отключке. Но раздаются сдавленные щелчки. Синьоры в другом конце номера стреляют. — Это Сатору Годжо, — говорит одна другой. Годжо давится своим «к вашим услугам», потому что приходится упасть на колени и проползти за ближайшее кресло. Это получилось бы сделать за секунду, но на полу чьи-то ебучие сумки, которые Сатору приходится отталкивать, чтобы добраться до укрытия. Пули бьют в стену в считанных сантиметрах от спины наёмника. Махровый халат весь в штукатурке и обойной пыли. — Нахера он здесь? Этот номер не в пример больше того, который забронировал Нанами. Целый президентский люкс по меркам сиракузских окраин. Годжо прячется за креслом у прихожей и до сумасшедших сучек с пушками от него шагов десять. Бедняга-парень, видимо, собирался в туалет, дверь в который как раз у входной. Всё-таки хорошо, что Годжо взял на баре виски, а не белое вино. Даже если с бессознательной тушей случится казус — ну а вдруг он долго терпел! — то это будет не так заметно в луже янтарной жидкости. — Вылезай, отброс. — Попроси вежливо. Девка точно родственница выблядка с Сигонеллы. Тот орал «не смей от меня бегать, мусор», а эта хочет, чтобы Сатору облегчил ей работу и покинул укрытие сам, но при этом никакого уважения — «отброс» не похоже на «о величайший мастер Годжо». — Я достану его, он без оружия, — тот самый бескомпромиссный тон. Сатору поплотнее затягивает пояс на халате и, выглянув из-за кресла, стреляет. — Твою мать! — орёт сука, которая уже успела отойти от межкомнатной двери и двинуться к укрытию. — Лучше вам сдаться, — предлагает Сатору. — Если извинитесь и купите выпивку, то я подумаю, что с вами делать. Он не хочет долго сидеть на полу. Переживает, что осколки бутылки и бетонная пыль порежут чувствительные места. На встречу с Гето он, разумеется, пришёл в чём мать родила, накинув сверху отельный халат. И это основная причина, почему он до сих пор прячется за креслом, а не палит, скользя вдоль стен, как шпион из боевиков. Годжо ощущает себя уязвимым. Обманутым. Его романтическое настроение разбилось о сицилийскую прозу. Свинец превращает вазу на подоконнике в дребезжащую груду осколков. — Что ты здесь забыл, отброс? — Ни за что не поверишь, — откликается Сатору, придумывая план отступления. Есть один простой и гениальный: прострелить головы двум женщинам, разбудить Нанами, Гето и позвонить Фушигуро. Хоть это и не его территория, он быстро решит вопрос. — Парня своего шёл навестить, — продолжает Годжо. — Что за чушь? — этот голос чуть выше и мягче. — Говорил же, не поверишь. — Ты, блять, Сатору Годжо, — второй булькает от ярости. — Приехал сюда мешаться под ногами? Хотел перестрелять нас ночью? Допросить? Пытать? — Где вариант с пенной вечеринкой? — Годжо наугад палит над спинкой. — Я пришёл с выпивкой и в халате! — И с пистолетом! — Вы первые начали, — для Годжо это всё ещё аргумент. — Ты вломился к нам! — Да нужны вы мне… Я к парню. Чёрненький такой. Азиат. — К Норитоши, что ли? Норитоши? Видимо, это то тело у двери. Сатору лишь слегка задевает его взглядом, имя ведь не сходится. Вдруг замирает, пристально вглядывается. На секунду сердце останавливается: бледная кожа, чёрная чёлка закрывает лицо, узкие глаза. Да неужели? К счастью, мужик дёргается и стонет. Приподнимает голову. — Ну почти, только мой симпатичный, — хмыкает Годжо. Да, слава богу, теперь очевидно, что кровью из пробитой башки пачкает пол номера не Сугуру Гето. Какой-то другой, страшненький, азиат пытается приподняться, согнув дрожащие руки. Годжо спятил. Какое «к счастью»? Слава какому «богу»? Тому, который хочет получить лучшего наёмника в свою армию мёртвых? То, что парень приходит в себя так быстро, очень плохо. Вряд ли он решит сбегать в туалет перед тем, как помочь подружкам прикончить Сатору. Нужно действовать наверняка. Парень уже на локтях, хрипит и шатается. Годжо до него куда ближе, чем женщинам, а это значит, что можно попробовать: — Медленно бросьте пушки на пол в моём направлении и сделайте два шага ко мне. Или я застрелю вашего не очень красивого друга. — Ты всё равно нас всех перебьёшь, так с хрена ли… — Май! Чёрт, хорошо, мы… — Нет, — отчаянное шипение; вторая, кажется, тоже знает про правило фраз, заканчивающихся на «или я буду стрелять». — Это приказ! Пока двое переругиваются, Сатору держит азиата на мушке. Он покачивается в коленно-локтевой, но вместо того, чтобы пытаться подняться, переносит вес на правую руку и тянется вперёд левой. У стены лежит сумка — та самая, ебучая, что мешала ползти. Из расстёгнутой пасти торчит край тёмно-зелёного цилиндра. Вдруг безвыходная ситуация становится похожей на развилку в новенькой компьютерной рпг — у Сатору столько вариантов, что требуется время на размышление. Убить всех и сбежать — плохо, Нанами точно разозлится. Убить азиата и сбежать — разозлятся все: и Нанами, и оставшиеся в живых сучки. Дождаться, пока эти две сдадутся — нереально, они спорят до хрипоты. Незаметно зацепить тапкой сумку, подвинуть к себе, достать содержимое, использовать и сбежать — быстро, действенно, эффектно. — Май, это неповиновение приказу, я доложу… В центр комнаты приземляется дымовая граната. Кольцо от неё на пальце Годжо, который стремительно кидается к выходу. Полы халата разлетаются. Оголяются ноги, ветерок обдувает всё ещё влажные волосы в паху. За его спиной плотное белое облако. Снова повезло: из сумки торчала разрывная граната, которой не требуется полминуты бесполезно кататься по полу, чтобы выпустить достаточно дыма. Всё происходит мгновенно. Сатору вылетает в коридор и хлопает дверью, за ней — дымовая завеса, несколько запоздалых выстрелов, злобное «ах ты пидорас» и сразу надрывный кашель. Годжо спешит, дым не задержит тех сумасшедших надолго. Впереди призывно горит приглушённая подсветка на лестнице. Так и манит: вперёд, Сатору, беги к Кенто, вводи в курс дела, вкладывай в его руку беретту и возвращайся с ним обратно — легитимно отстреливать зарвавшихся сук. Но Годжо знает, что нет ничего коварнее лестниц в вопросах засад. Сбегаешь от преследователей, делаешь шаг на ступеньку, а с верхнего пролёта в твою макушку разряжают всю обойму. Нельзя так рисковать, нужно выбрать один из номеров и вылезти наружу через окно; заставить засранцев искать его на улице, чтобы разобраться с тем, сколько их и каковы шансы. Путая следы, Сатору выбирает не ту комнату, что напротив, а через одну. — Тащи Норитоши, — закрытая дверь делает звуки глухими и далёкими, но Годжо понимает: всё происходит быстрее, чем он ожидал. Женщины вот-вот покажутся в коридоре, а магнитный замок выбранного номера всё никак не поддаётся. Его нужно слегка повредить ударом пистолетной рукояти, иначе потом не выйдет незаметно закрыть за собой дверь. Сатору пробует ещё и ещё. Никак. Придётся выносить ногой и с ходу прыгать в окно. Вдруг — почти синхронно с тем, как в коридор вместе с клубами дыма вываливаются трое — распахивается дверь перед Годжо. Он ужом проскальзывает внутрь. — Кх-кх, где эта тварь? — долетает до него хриплый голос одной из грубиянок. — Синьор… Сатору смотрит на своего спасителя, в последний момент открывшего дверь. Спасителей: в номере та самая женщина с ресепшена и похожий на неё долговязый парень лет двадцати. — П-почему вы… Годжо понимает: к нему может возникнуть сразу несколько вопросов. Почему вы весь в штукатурке? — Лучше в ней, чем в собственной крови. Почему вы светите своим членом перед посторонними людьми? — Ой, пояс халата развязался, когда я перепрыгивал распластавшегося по полу раненого мужика. Почему у вас в руках пистолет? — Это не считается, он ведь с глушителем! Но пацан не успевает сформулировать ни один из вопросов. Вперёд, закрывая его собой, решительно шагает женщина. — Джунпей, стой здесь. Мы с синьором спустимся вниз. Я позвоню в полицию, — она говорит простыми предложениями на английском, специально, чтобы Годжо понимал. — Он извращенец и устроил перестрелку. Его посадят в тюрьму. За дверью шорох и ругань: судя по всему, те бешеные оставили азиата приходить в себя у стены и теперь ищут Сатору. — Он на лестнице? — Я проверю её, а ты — все номера по очереди. Годжо примирительно поправляет распахнувшийся халат, удерживая края вместе одной рукой, и поднимает дуло пистолета вверх. — Давайте я зайду к вам завтра: вместе поболтаем с полицией, попробуем выбить мне выходные в тюрьме, а я заодно возьму книгу жалоб. В коридоре — едва различимые щелчки. Девчонка с пистолетом дёргает дверную ручку соседнего номера. Сатору напрягается, но звук прерывается, и его заменяют удаляющиеся шаги — бешеная идёт по коридору в другую сторону. — Книгу жалоб? — переспрашивает женщина с ресепшена; Сатору отчего-то только сейчас замечает бейдж на блузке: «Йошино Наги». — Да, я просил карточку от номера красавицы, а внутри меня ждали две вооружённые стервы и страшненький азиат. — Я не… — смущается женщина и оглядывается на сына; наверно, думает, что проблема в английском, но Джунпей в ответ пожимает плечами. — Ничего-ничего, — успокаивает их Сатору. — Этот вопрос может подождать. Сейчас отойдите, мне нужно окно. — Окно? Ещё раз «окно», но уже по-итальянски. Коридор отеля не такой длинный, как хотелось бы Годжо. Обнаружив, что закрыты все номера, страшная женщина с пушкой начнёт выбивать двери одну за другой. И вряд ли на это уйдёт много времени. — Синьор, окна не открываются. Они сломаны. Мы как раз собирались чинить. Годжо отмахивается, подходит к подоконнику, переступая чемоданчик с инструментами. Ох уж эти бедные владельцы востребованной среди бандитов гостиницы, только поздней ночью у них есть время на то, чтобы что-то убрать или отремонтировать. На всякий случай Сатору дёргает створку вверх, пытаясь открыть. Малой не соврал — сломано. Где-то в коридоре с петель слетает первая дверь, и раздаётся злобное шипение: «Покажись, отброс». У Годжо всё под контролем. Он примеряется и с хорошим размахом бьёт по стеклу рукоятью глока. Вот и всё: свобода, радость и… Пиздец. Ничего не происходит. Крошечная трещина на внешнем слое, будто Сатору носит с собой пластиковый пистолет из детского магазина. — Стёкла бронированные. — Какого?… — сквозь зубы цедит Годжо и, вскинув руку, палит в окно — просто так, чтобы снять напряжение. Глок с глушителем тихо пшикает, пули застревают в стекле. — Как раз поэтому… — тихонько вздыхает Джунпей. Как же всё-таки ебано в этой Сицилии. Сатору разбирает смех. Шаги в коридоре всё отчётливее. Годжо подходит к Наги и Джунпею, встаёт между ними и, чуть пригнувшись, кладёт руки им на плечи. Подводит к выходу из номера. — Что ж, у нас всё-таки будет время поговорить. Рассказывайте, почему вместо объятий красавицы я чуть не получил пулю в лоб? Шорох в паре метров. Между Сатору и той, кто хочет прострелить ему висок, два шага и четыре сантиметра древесины. — Синьор, — лепечет Наги, бледнея. — Громко! — весело командует Годжо. Дальше бодрое бла-бла-бла на итальянском. Джунпей пробует синхронный перевод: — Мама думала, вы имеете в виду девушку. Сегодня как раз заселились две черноволосых… — Эй, ты там, — перебивает Сатору, обращаясь к женщине за дверью, — слышишь, здесь гражданские. Стрелять нельзя, а-а, — грозит пальчиком, забывая, что она не может посмотреть в дверной глазок с обратной стороны. — Здесь вообще нельзя стрелять, — тихо и обречённо вздыхает синьора Наги. — С глушителем не считается, — шепчет ей на ухо Сатору. Та краснеет, пацан слева заметно нервничает. Чёрт, халат. Теперь рука, не дававшая полам распадаться, лежит на плече у Джунпея, и махровая ткань прижимается к телу не в центре, а по бокам. Годжо не видит в этом ничего плохого — только замечательное, выдающееся и завидное. Женщина за дверью, наконец, говорит: — Думаешь, мне не плевать? — Специально так тихо, чтобы та командирша не услышала? Она, вот, точно расстроится, если заденет гражданских. — Я по звуку попаду прямо в твой грязный рот. — Так почему не стреляешь? Сатору одними губами просит Наги и Джунпея не двигаться. Отпускает их и направляет дуло в дверь. Не в центр, а в правый край — судя по тому, откуда раздаётся голос, женщина прижимается к стене именно с этой стороны. Если она всё же наплюёт на гражданских, то нужно успеть прострелить ей кисть до того, как её палец нажмёт на крючок. — Отброс, — раздражённое шипение, потом громкий окрик: — Утахиме, он здесь! Значит, всё-таки убивать обычных людей на нейтральной территории эти сумасшедшие не рискуют. Замечательная новость для Годжо. И не такая уж хорошая, как может показаться, для малыша Джунпея и его всё ещё смущённой мамы. — Парень, сейчас я открою дверь, и мы с тобой выйдем в коридор, — Сатору, продолжая целиться в наличник, обходит Йошино. — Сам слышал, в тебя стрелять не будут. — Она этого н-не говорила, — дрожит Джунпей. — Нет-нет-нет, — стонет его мать жалобно. — Утахиме! Вы где? Быстрее! — сука нарочито громко торопит своё подкрепление. — А что «да»? — терпеливо улыбается Годжо. — Умрём здесь все втроём, когда они посовещаются с заказчиком и получат разрешение стрелять по всем, кто рядом со мной? Наги зажимает рот рукой и коротко мотает головой. В коридоре что-то глухо грохочет. Номер второй от лестницы, но даже эта близость не могла превратить шаги той самой Утахиме в громогласные раскаты. Если, конечно, она не прихватила с собой танк. Сатору прижимает Джунпея к себе спиной, обхватывает рукой под рёбра. — Синьор, вы не могли бы… — лепечет пацан, — чуть подальше… в меня упирается ваш… — Расслабься, я не выстрелю. — Н-нет, ниже. — Блять, — Сатору опять забыл про халат, но времени что-то поправлять уже нет; он тянется к ручке и открывает дверь. — Вы не стреляете, я не стреляю, всё просто, — бодро объясняет Годжо, подталкивая Йошино вперёд. — Тодо, это он, — Утахиме сворачивает с лестницы и машет пушкой в сторону открывшейся двери. — Хватай его. — Тодо? — тупо переспрашивает Сатору, не обращая внимания на то, как ощетинивается вторая сучка у стены. — Сатору? — гулкий бас в ответ. В коридоре становится тесно от внушительной фигуры Тодо Аой. Он — это почти полтора центнера туго сбитых мышц, вечно обнажённый пресс и собранные в хвост дреды. Всё то, что Годжо меньше всего ожидает видеть рядом с подпрыгивающей от нетерпения Утахиме. Хотя к чему удивление, всё в Сицилии появляется примерно таким образом: нарушая всевозможные законы логики, возникает из ниоткуда. Выстреливает конфетти. Валится как из пиньяты. А в ней вместо сладостей ворох дерьма. В ангаре Сигонеллы оказался беловолосый выблядок. В казино — андрогинный Гето, сволочь-бармен и пьяный свин. В номере захолустного отеля — трое с пушками, не считая дымовой гранаты. А теперь ещё и Тодо Аой. Опасный громила из «Самураев». Синоним неприятностей для всех, кто кажется ему скучным. — Сатору Годжо, — уже утвердительно произносит мужчина, — что привело тебя сюда? — Тодо, быстрее, вяжи его! — это рычит Утахиме, тыкая стволом едва ли не в живот Джунпея. — Он мерзавец, у него заложник! Годжо с подозрением смотрит на троицу из номера. Все они — даже азиат у стены — повернули лица к Аой, словно он мессия, который немедленно восстановит справедливость. Так. Секунду. Женщина со шрамом. Агрессивная дамочка, отлично владеющая огнестрелом. Азиат с мешками под глазами. Дымовая граната не самодельная, а с маркировкой. Это выглядит, как… — «Самураи»? У первого на этаже номера, конечно же, стоит Нанами. Телепортировался, материализовался или незаметно спустился по лестнице — не важно. Наконец-то, он, скрипя зубами, произносит не приевшееся «Годжо», а что-то новое. Но Сатору этому совсем не рад. Как ни в чём не бывало спускается Сугуру. Здоровается с «Самураями», подплывает к выскочившей в коридор сицилийке и её сыну. — Скузами, синьора Йошино… — нараспев начинает он, подмигивая Нанами. — Кенто? И ты тут? — поражается Аой; он не сразу узнаёт коллегу без костюма и идеальной укладки. Нанами устало трёт глаза. Шаркает мягкими тапочками и кутается в вязаный кардиган. В отличие от Сатору, он подумал о возможных рисках и ещё днём кинул в багажник машины сумку с одеждой. — Тодо, ну же! — Утахиме торопит мужчину. Тот поднятой ладонью заставляет её замолчать. — Май, ты тоже опусти пистолет, — приказывает он, и бешеная сука на этот раз подчиняется. Гето втолковывает что-то синьоре Йошино и уводит её чуть ли не за руку. Требовательно смотрит на Сатору. Он нехотя отпускает мальчишку и остаётся без прикрытия. Теперь в него легко можно стрелять, но те, кто хотят этого больше всех, вспышками краснеют и отворачиваются. Годжо не утруждает себя тем, чтобы запахнуть халат. — Эй, ты не сказал, что здесь «Самураи», — кричит он в спину Сугуру. — Ты не спрашивал, идиот, — отвечает тот и вместе с семьёй Йошино спускается вниз. — Гений! — поправляет Сатору. — Что? Разве ты здесь, не чтобы нас убрать? — спрашивает Май; она до рези в глазах кого-то напоминает, но кого именно, вспомнить не выходит. Женщину за стойкой регистрации в аэропорту? Домработницу у Фушигуро? Всё не то. — Годжо? — Нанами подходит ближе и вопросительно поднимает брови. — И запахнись, будь добр. В отличие от женщин и азиата, Кенто не краснеет от вида своего напарника. Может, потому что тот не так давно перепутал в контактах «Натали» и «Нанами» и отправил фотографию стояка не по адресу? Какой это был раз? Сатору затрудняется ответить: что-то между пятью и пятнадцатью. Годжо тем движением, каким дворецкие поправляют фалды сюртука, откидывает подальше от тела полы халата. Если его нагота прекращает нелепейшую перестрелку, то Сатору готов, представив себя леди Годивой, демонстрировать своё божественное тело бесплатно. — Я шёл по своим ночным делам, — начинает Сатору рассказ, который внимательно слушают все. — Но мне дали не ту карточку. И прежде, чем я успел что-то объяснить, эти ребята направили на меня стволы. — На этом ты оставил объяснения и принялся палить? — Нанами откидывает лохматую голову назад, упираясь затылком в стену. — Нет, конечно, — Сатору возмущён. — Я вырубил страшненького бутылкой. А стрелять начали эти две, — он неопределённо машет рукой в сторону женщин. — Я даже не знал, что они из «Самураев». — Какой бред, — Утахиме закатывает глаза, но натыкается взглядом на Годжо и тут же вскидывает голову, чтобы не смотреть. — Да прикройся ты, наконец! Мы уже виделись с тобой раз пять, ты не мог меня не вспомнить, мерзавец. — Точно, мы тогда были вместе с Тодо, — кивает вторая женщина. — Его же ты узнал. — Хм, — Сатору ещё раз внимательно всматривается в женские лица. — Дело в том, что я запоминаю только тех, кто крут. А вы слабачки, разве нет? — Подонок! — А ну иди сюда, я научу тебя манерам! — Май, Утахиме, — Тодо окликает коллег, останавливает их порыв пнуть Годжо под зад, — так что же здесь произошло? — Он открыл дверь номера и вошёл, — неохотно объясняет Утахиме. — Норитоши только что принёс нам оружие. А тут этот… — досадливо щёлкает языком. — Я сразу поняла, что это Сатору Годжо. — Как приятно, — подмигивает ей он; если не срастётся с сицилийской крыской, то можно будет подразнить эту вспыльчивую мадам. — Не перебивай, мерзавец! — тут же вскидывается она. — Мы решили, что ты здесь, чтобы нас убрать. Утахиме замолкает и нерешительно постукивает кулаком по бедру. Теперь Годжо припоминает: он что-то слышал о ней. В «Самураях» она координатор и сопровождающий элитного отряда, который возглавляет Тодо. Близка с командиром Гакуганджи и имеет хорошую репутацию среди наёмников. Ответственна, пунктуальна, аккуратна. Скука смертная. — Кстати, вы ведь должны были приехать на неделю позже, — беззаботно нарушает молчание Годжо. Тут же все взгляды обращаются к нему. Поражённые от Утахиме, Май и узкоглазого мужика, имя которого Сатору так и не запомнил. Недоверчивый от Тодо. И последний, абсолютно ошалело-шокированный, принадлежит Кенто. Он, конечно, всегда ждёт от напарника подложенной свиньи, но это — самая худшая из возможных выходок. То же самое, что нарисовать на лбах всех членов «KLD» жирную мишень. — Откуда вы знаете?.. — начинает Утахиме и снова тянется к пистолету, который уже успела заправить за пояс красных спортивных штанов. — Мы знаем всё, — говорит Сатору. Кенто молчит, по его взгляду ясно: он думает, что напарник окончательно сошёл с ума. Бесследно пропавшая, как купюра из заднего кармана простака, скания r730, доверху набитая русско-китайским оружием, предназначалась именно «Самураям». Она должна была ждать этих героев и курирующего их правительственного агента у дона Фушигуро. Но вот: скании нет, «Самураи» есть. В зависимости от того, какой знак — положительный или отрицательный — у части уравнения «правительственный куратор», можно судить: ситуация хреновая или это не ситуация вовсе, а полный пиздец. Но, как бы то ни было, лучшее решение для «Колледжа» — бежать паковать вещи и сматываться из Сицилии, наплевав на все неустойки и последствия. Как только о пропаже оружия узнают Россия и Китай, горстка наёмников уже ничего не сможет сделать. Внешнеполитическая машина раздавит их вместе с Тоджи. Но в голове Сатору есть одна отвратительная и блестящая идея. Такая может сработать только в Сицилии. — Грузовик с оружием пропал. Мы его ищем. А вы нам поможете.