***
Вечер вчерашнего дня В гостиной особняка Тоджи Фушигуро одновременно закончились бокалы, поверхности, на которых можно сидеть, и терпение самого дона. Он курил, стряхивая пепел в вазу из богемского хрусталя и матерился одним непрекращающимся потоком. Когда Тоджи, затягиваясь, замолкал, вступала Май. Остальные «Самураи» вели себя скромнее. — И? Какой у нас всё-таки план? — спросила Утахиме, подливая себе ликёр в уже смешанный с энергетиком кофе. Шли вторые сутки непрерывных обсуждений. Задача была простой: проникнуть на базу «Проклятий» и забрать пушки. Для этого имелись все средства: наёмники, оружие, поддержка главы мафиозной семьи, мотивация в виде кругленькой суммы денег и желания сохранить целыми свои задницы. Но подходил к концу второй день, а утверждённых пунктов не прибавлялось. Пока что все единодушно согласились со следующими: 1. Годжо Сатору — идиот. 2. Годжо Сатору — исключительно деятельный, опасный для общества идиот. 3. Годжо Сатору — исключительно деятельный, опасный для общества идиот, который очень плохо понимает принципы работы ракетных двигателей. — Мы используем флакон девять, выйдем на орбиту, а потом сядем в самом центре той самой базы этого вашего Махито, — слизывая крем с пальцев, произнёс Годжо. — Так нас не смогут засечь с воздуха. По залу прокатился тяжёлый вздох. — Почему мы не можем обсудить всё без него? — в который раз спросил Норитоши. — Потому что я мозг нашей компании, — менторски подняв палец в воздух, в который раз ответил Годжо. — Лучше тогда быть безмозглыми, — прошипела под нос Утахиме, но Сатору услышал. — Это у вас выходит прекрасно. — Ах ты мерзавец! — Иори, просто не разговаривайте с ним, — посоветовала миниатюрная блондинка, вроде как снайпер в отряде «Самураев». — Он не стоит вашего внимания… — Нишимия! — та девчонка с голубыми волосами, что сидела рядом с ней, толкнула соседку локтем. — Это же Сатору Годжо! — Сатору — бесполезные идеи — Годжо, — передразнила Нишимия. — Ёбаный детский сад, — Фушигуро взорвался, потушив окурок о край вазы так, что хрусталь пошёл трещинами. — Или, блять, говорите, как вы будете доставать пушки, или валите отсюда нахуй! — Так, ну, чтобы получить флакон девять, надо связаться с Маском. Направить запрос в спейс… — Годжо, — выдохнул Нанами. Это двадцать седьмое «Годжо» за последние два дня. — Тогда просто дайте мне поехать туда одному, — вдруг с хитрой улыбкой сказал Сатору. Потянулся за ещё одним пирожным. — Хочешь, чтобы на этот раз тебе отстрелили руку? Калекам платят меньше, — промурлыкала Мей, отодвигая от наёмника блюдо с десертами. — Вы едете все вместе, уёбки, — слова Тоджи подкрепил убедительным ударом по золочёной столешнице. — Чтоб ни один из вас и не думал остаться в моём доме. Ино и девушка с голубыми волосами переглянулись с одинаковым ужасом в глазах. У них в особняке вся аппаратура, им нельзя в поле. — Сестрица Мей наконец возьмёт меня с собой, — заулыбался Юй; его, в отличие от коллег, нисколько не волновали километры проводов и килограммы техники. — Нет, ты и Такума остаётесь здесь, — сказал Кенто и откинул голову на спинку кресла. — С вашим темпом обсуждений мы все остаёмся здесь. А потом приезжает Наоя, стучит на нас ответственным за военную операцию, и мы, взявшись за ручки, идём на электрический стул, — ядовито прошипела Май. — К вам приставили этого говнюка? — Годжо очень удивился. — Да, Наоя — агент, курирующий миссию. Приедет сюда… — Через три дня. Срок озвучил Тодо. Всего три дня, чтобы пробраться на базу, обвести вокруг пальца опасных преступников и вернуть оружие. И главное — чтобы придумать план, как это сделать. — Нам нужно срочно доложить обо всём… — начал Норитоши, но Годжо сразу же перебил: — Цыц, помолчи, ты сбиваешь мне настрой. — Чем это? — Своим лицом. Мей, захихикав, вмешалась: — Твой любовничек так тебе и не отвечает? — Кенто, ты ей рассказал? Нанами тихо простонал что-то о положенном отпуске и пенсии за выслугу лет. — Юй хакнул твой телефон. — И как вам? Есть к чему стремиться, малыш? — Это просто удачный ракурс, — пробубнил Юй, поджав губы. — Что за хуйню вы вообще обсуждаете? — дон Фушигуро не сдержал звериного рыка. — О да, хуйня — это то слово, — Мей тихо засмеялась. — Чтобы не увидеть случайно такое у себя в сообщениях, я тебя и заблокировала, Сатору. — Зря, могла бы продать и разбогатеть. — Блять, — сплюнул Фушигуро и потянулся к пистолету. Он лежал на столе в общей куче оружия. Сверху бумажка: «Кто хватается за пушку — платит тысячу баксов». Шёл второй день переговоров. В общем банке лежало двадцать семь тысяч долларов.***
Металлодетекторы воют пронзительной трелью. Здесь, недалеко от Этны, в укромном лесу, этот звук слышат только трое: одноглазый мужик, его напарник, который вёл армейский автобус, и сам виновник музыкальной паузы — несравненный Сатору Годжо, решивший, что сможет протащить на базу работорговцев два пистолета, нож, телескопическую дубинку, кастет и гранату. Он и бровью не ведёт. Проходит через рамку, останавливается у каштана, задумчиво рассматривает его кору. — Надо же, у шоссе одни пальмы, а здесь такие деревья, — произносит он, перебивая противный звук металлодетектора. — Ta drevesa rastejo le na gorskih pobočjih, — с готовностью отвечает водитель автобуса: высокий, крепко сложённый парень с лысым черепом и крючковатыми линиями татуировок на нём. — Чего? — Хрен знает, опять что-то про деревья, — поясняет одноглазый, тоже приближаясь к каштану. — Ханами — словак, только на своём бормочет. — Sem Slovenka. — Захлопнись, — мужик цыкает на бледного, как пар над Этной, парня. — А ты, Годжо, шуруй вперёд. Сатору слишком хорош в своём деле, чтобы сейчас потянуться к спрятанной под объёмным кардиганом плечевой кобуре и проверить, на месте ли пистолет. Но эта мысль предательски вспыхивает. Легче поверить в то, что он забыл вставить в крепление глок, чем в то, что постороннего с оружием так легко пропускают на базу. Любопытство — одна из тех черт, которые многократно спасали Годжо жизнь. Так, в Канпуре он долго мучил индуса, заставляя на пальцах и школьном английском объяснять, как правильно «водить» слона. Позже на том самом слоне лучший наёмник давил проблемных клиентов, решивших наебать «Колледж» и вместо положенных денег заплатить свинцом. Но иногда — преимущественно в отсутствие Нанами — любопытство играет с Годжо дурную шутку. Как сейчас. — А металлодетектор у вас сломанный? — расслабленно закидывая руки за голову, спрашивает Сатору. — Для красоты поставили? — Мне всё равно, — краем глаза наёмник подмечает кровожадную улыбку, с которой это говорит одноглазый. — Будь ты хоть весь обвешан пушками, я убью тебя быстрее, чем ты успеешь их достать. Годжо поворачивает голову к Ханами — они почти одного роста, поэтому взгляд встречается с невыразительными карими глазами. Лицо парня выглядит так, словно его свела судорога. Ещё пара совместных миссий, и Кенто заработает себе такой же спазм. — А ты что скажешь? — спрашивает Годжо. — Mahito ne bo zadovoljen. — Махито мне не приказывает, идиот, — сплёвывает одноглазый; но потом, после секундного промедления, добавляет: — И он не узнаёт. Говорю же, я пристрелю Годжо раньше, чем кто-то увидит, что он притащил. Сатору улыбается своим мыслям. Плотнее запахивает оранжевый кардиган, через ткань прощупывая пистолетную рукоять. Если бы Годжо был ковбоем, ему бы дали прозвище «Самая быстрая рука на Диком Западе». Причём с личной жизнью у него всё было бы в порядке. — Куда идти-то? Тут кругом одни деревья, — всматриваясь в низкую зелёную листву, спрашивает Сатору. Сопровождающие молчат, Ханами отодвигает раскидистую ветвь каштана рукой и пропадает из виду. Одноглазый тычком винтовки в спину подсказывает Годжо, что им тоже туда. Плодородная вулканическая почва в своё время постаралась на славу. Лес густой и дикий. Сложно уследить даже за гранитно-белой спиной высоченного Ханами, который двигается уверенно, словно знает здесь каждую травинку. Металлодетектор и стена колючей проволоки быстро остаются позади. Бандиты идут молча, и Годжо скучает. Он достаёт телефон, снимает блокировку и проверяет новые уведомления. Пусто. Заходит в чат с Гето. «Привет :) Как дела?» на английском, то же самое на итальянском, фотография, стикер грустного кота в очках и десять голосовых сообщений. Все прослушаны. Последнее текстом: «Завтра с утра едем к твоему бывшему. Дашь пару советов, как это пережить?». Ответа нет. Уголок губ Сатору досадливо дёргается. Сам по себе, потому что Годжо в это время мысленно твердит: «Меня не ебёт». Сугуру — новый способ побесить Кенто, небольшое итальянское развлечение, вроде посещения оперы или покупки шоколада из Модики. Гето красивый, у него краснеют уши, а от улыбки брови складываются домиком. Но только когда он радуется искренне, в других случаях — вежливая доброжелательность, издевательский оскал — они просто взлетают вверх, прокладывая морщины на высоком лбу. И это всё неважно. На месте Сугуру мог быть кто угодно. Да хоть тот страшненький азиат, подвернись он раньше. А кривится, глядя на неотвеченные сообщения, Годжо, потому что не любит, когда его игнорируют. Только и всего. — Долго нам ещё идти? Тут грязно и куча мошек, — раздражённее, чем хотелось бы, спрашивает Сатору. — Tukaj smo, — отвечает Ханами, и наёмник понимает без перевода. Пришли. Стволы деревьев расступаются, впереди появляется небольшой ангар. Будь Годжо не таким внимательным, решил бы, что работорговцы живут аскетически скромно. Но наёмник отлично видит цветные пятна справа и слева, металлический блик чуть дальше, скрытые зеленью крыши и бока ещё как минимум пяти построек. — Махито ждёт внутри, я провожу, — одноглазый поправляет ремень винтовки, чтобы её было удобнее держать. — А Ханами? Он мне понравился больше, — улыбается Сатору, подмигивая рослому парню. Тот хмурится и шепчет что-то на своём тарахтящем словенском. — Он остаётся со своими кустами. Я и сам с тобой справлюсь. Годжо кивком соглашается. С ним, может быть, если одноглазому очень сильно повезёт, он и справится. Конечно, для этого придётся взять удачу в долг у Фортуны, попросить мозги у Минервы и отдать винтовку в руки Марсу, но такой вариант возможен. Вопрос в том, что этот мужик будет делать с до зубов вооружённым отрядом наёмников, который уже должен был занять свои места.***
Вечер вчерашнего дня Самое гениальное оказалось самым простым. Настолько простым, что предложила это девчонка с голубыми волосами, прерывая свой монолог глотками молочного коктейля. — Если господин Годжо так хочет пойти один, то пусть идёт. Он будет приманкой. «Проклятия» переключат всё своё внимание на него и не будут ждать подвоха. А наши отряды тем временем окружат базу и по сигналу начнут операцию. На веранде — под конец дня все переместились туда — повисла бы гробовая тишина, если бы там уже не было тихо как на кладбище. Долгие разговоры измотали наёмников настолько, что когда Годжо снова сказал Норитоши про слишком узкие глаза — тот промолчал. Затихла даже Май, исчерпав запас ругательств. Тоджи опустил голову на сложенные в замок руки и периодически надрывно всхрапывал, пугая всех, кто ещё в состоянии был пугаться. — И с чего вдруг им не ждать подвоха? — Утахиме растягивала слова, как жвачку; в доме Фушигуро кончился и кофе, и энергетики. — К ним ломится самый известный военный… Это очевидно плохой знак. — Почему ломится? — удивилась девочка. Сатору попытался выудить из сознания её имя, но в мысли лезли только волнистые попугайчики, такие же голубые, как волосы этой бодрой птички. — Мы же все… Ну… Работаем не очень легально. — Милая, мы устраиваем государственные перевороты и убиваем людей на заказ. Это совсем нелегально, — поправила Мей Мей, уперевшись ладонью в щёку; на её коленях сопел Юй. — Вот! — птичка взбодрилась ещё больше. — А Махито продаёт людей! И их органы… — Неплохое умозаключение для вечера второго дня, — одобрительно кивнул Сатору, его собственный неистощимый мозг на тот момент уже готовился сдаться. — Это не всё, господин Годжо, — смутился попугайчик. — Я хотела сказать, что, если Махито не знает, что мы знаем… — Слишком сложно, — с закрытыми глазами резюмировала Утахиме. — Следующий вариант. — Пусть говорит, — сипло выдохнул Кенто. — Она хотя бы может это делать. — Ты бы не посадил голос, если бы… — Махито наверняка не знает, что мы в курсе местоположения пушек! — выпалила девчонка. — Он с радостью примет у себя Сатору. Птичка щебетала уверенно, но в её словах сомневался и сам Годжо. — Его? С радостью? — приоткрыв один глаз, переспросила Май. — Ну конечно! Ведь за него Сукуна обещал награду. — Мива, Нишимия спит в зале, иди к ней, — махнула рукой на девчонку Иори. — Ты бредишь. Махито сразу поймёт, что мы знаем о грузовике, стоит этому, — кивнула на Сатору, — с ним связаться. — Ну нет же, — смущённо запротестовала Мива. — Господин Годжо уже вторую неделю ездит с визитами по всей Сицилии. Он был у Зенин и Кугисаки, встречался с Оккоцу, говорил с Сугуру… — Вот именно, с Сугуру, — встрял Сатору, разжёвывая последнее слово. — Значит, Махито с Сукуной в курсе, что я купил всю информацию про пушки у местного крысёныша. — Один момент, господин Годжо: Сугуру не знал ничего о сделке «Проклятий» с наркокартелем до вашего визита к Оккоцу. Это совсем свежая информация. — Откуда ты?.. — Он сам подтвердил. Я связывалась с синьором Сугуру днём. — Он ответил? — Ну конечно. Это же его работа. — Звонила или сообщение? — Эм… Звонила… — Годжо, — из последних сил прохрипел Нанами. — Заберите кто-нибудь у него телефон. К креслу Сатору двинулся Тодо. Наёмник со вздохом спрятал мобильный с уже открытым контактом Гето и поднял руки. — Ладно-ладно. — Так вот, смотрите: Махито думает, что о его сделке с Сукуной никому не известно. Но он знает, что господин Годжо заглядывает ко всем, кто связан с криминальными миром, чтобы узнать о грузовике. Поэтому он не заподозрит ловушки, если мы сами обратимся к нему и попросим о встрече. — Чушь. Он всё равно выставит охрану у пушек, — качает головой Аой. — Лучше нам будет запросить подкрепление и идти в лоб. Устроить настоящую битву, достойное сражение, — Тодо второй после Мивы, у кого ещё осталась энергия. — Конечно, охрана будет. Но, так как сам Сукуна и его люди не могут покидать Сигонеллу, пока не дождутся переговорщиков, Махито бросит большую часть сил на то, чтобы схватить господина Годжо. Вы, — Мива посмотрела на Сатору и вспышкой покраснела, — станете отличным подарком к заключению сделки между «Проклятиями» и калабрийцами. Годжо обдумывал план на две секунды дольше обычного. То есть ровно через две секунды он поднялся с места и подошёл к глянцевой доске у ограды веранды. Взял маркер и принялся размашисто чертить: — Я связываюсь с Махито, — на доске появились два человечка. — Приезжаю на его базу, — рамка вокруг них. — Говорю: «Махито, я пришёл договориться», — губка стёрла человечка, на его месте возникло крылато-хвостатое существо; шутки никто не оценил, разве что хихикнул где-то вдалеке Ино. — В общем, говорю, что пришёл спросить про возможное местоположение оружия. Махито принимает это за чистую монету, потому что о его связи с Сукуной не знает даже Сугуру Гето, — зачем-то на краю доски оказалась фигурка с длинными развевающимися волосами. — И Махито, чтобы протолкнуть свой язык глубже в зад Двуликого, решает меня поймать. — Не смей это иллюстрировать, — предсмертным сипением отозвался Кенто. — И не планировал, дружище, — Сатору быстро стёр перевёрнутое сердечко с доски. — Дальше Махито стягивает людей поближе ко мне. Если он не тупой, то соберёт почти всех. — Именно, — захлопал в ладоши голубой попугайчик; имя опять вылетело из головы. — А ещё, — девчонка от переполняющей энергии предвосхищала вопросы, — он не сможет доложить о вашем визите Сукуне. Нельзя установить связь с Сигонеллой на таком расстоянии. А мы будем следить за всеми, кто покидает базу. — Чудненько, — указывает маркером в сторону попугайчика Годжо. — Значит, Сукуна ни о чём не узнает раньше времени. И пока я буду разговаривать с Махито, «Самураи» и «Колледж»… — «KLD», не позорься, — голос Кенто становился всё скрипучей. —…Тихо проберутся на базу и увезут грузовик. — Ещё мы спасём твою шкуру, — с хитрой улыбкой произнесла Мей. — Я знаю твои расценки, поэтому о себе позабочусь сам. Отвлеку внимание, пока вы будете разбираться с оружием. — Не глупи, друг, — пробасил Тодо и, взяв другой маркер, поделил кружочки «Самураев» и «Колледжа» напополам. — Одна группа угоняет оружие, вторая идёт к тебе на подмогу. Уезжаем вместе. — Я работаю один, — скривился Сатору в ответ. — Работать можешь один, а драть когти будем все вместе, — отведя взгляд, проговорила Утахиме. — Мы вас не бросим, господин Годжо! — Если сдохнешь, «Колледж» лишится части заказов. А с ними — денег. — Мей, «KLD»… — Кенто поднял голову со спинки плетёного стула. — Хватит быть таким легкомысленным, Сатору. Пора научиться работать в команде. — Ты должен денег моей сестре, поэтому не думай сдохнуть раньше, чем отдашь, — нехотя проскрипела Май. — Опасно оставлять вас там! — на удивление решительно поддержал всех Такума. — Опасно для «Проклятий», они с тобой долго не выдержат, — Камо растёр руками опухшие от недосыпа глаза. — И любовничек расстроится, — пропел проснувшийся Юй. Последним оторвал голову от скрещённых рук Фушигуро. Тяжёлым взглядом посмотрел на Годжо и тихо буркнул: — Если умрёшь, я тебя убью. Сатору вдохнул полной грудью. Окинул взглядом всех на веранде. Они смотрели на него. Кто-то упрямо, другие с открытой неприязнью. Утахиме до сих пор тупила глаза, Тодо высоко вскинул мощный подбородок, лицо Кенто удивительно смягчилось — наверно потому, что он снял очки. У Годжо странно закололо в груди. — Хорошо. Часть отряда отделится, чтобы забрать меня. Но только после того, как пушки будут у нас. — Решено, — получилось почти хором. И через минуту так же единодушно все разошлись спать.***
Сатору не утруждал себя тем, чтобы заранее представить внешность Махито. Он видел достаточно больных садистов, выбравших в качестве дела жизни работорговлю. Они все редко ограничивались только трудовой эксплуатацией, чаще имели каналы сбыта, связанные с проституцией и порнографией. Мерзкие пузатые мужики, худощавые щеглы в костюмах, обрюзгшие старики — для Годжо они были на одно лицо. Поехавшие ублюдки. Те, кого он готов отстреливать бесплатно. Но какого-то чёрта с этим Махито встречался Гето. Годжо слышит металлический лязг, которым в мыслях сопровождается слово «встречался». Это не «перепихнулся пару раз», не «тусил вместе», не «строил глазки». Это — «ходил на свидания», «смотрел влюблённым взглядом», «ел с рук» и «целовал по утрам». Волосы на затылке Сатору встают дыбом. В центре пустого ангара ждёт молодой мужчина. Смазливый как баба. Жеманный — это сразу видно по улыбке, которой он встречает вошедших. На лице и руках темнеют татуированные швы. Сатору думает, что это ужасная безвкусица. А ещё: кто из них с Гето был сверху? Ненавидит себя за эту мысль и за то, как сильно хочется выстрелить в живот сраному Махито. — Я привёл его, — кивает одноглазый, делая шаг вперёд, чтобы поравняться с Сатору. — Великолепно, Джого, — Махито улыбается шире, и нити татуировок поднимаются почти до нижних век. — Привет, Сатору! Сволочь подходит ближе, тянется к тёмным очкам наёмника и, поддев мостик указательным пальцем, опускает их до крыльев носа. Сатору с лёгкой улыбкой позволяет Махито это. Потому что если он сейчас, в первую же секунду встречи, вдарит по тонкому запястью, то уже не остановится — сломает и разворотит все кости, выпотрошит, а потом отрежет голову с длинным хвостом пепельных волос. — Знаешь же, что глаза это зеркало души? — говорит Махито, с прищуром вглядываясь в лицо Сатору. Он кивает, продолжает улыбаться. — Это потому что глаза изливают горящий внутри нас огонь. А зрачок — уплотнённая глазная ткань — запирает всё остальное, грубое и жуткое, оставляя только этот свет… — Платон — это очень старомодно, — сочувственно тянет Сатору. Махито всё равно продолжает: — А когда веки смыкаются, огонь расходится по телу, принося нам покой. Ты ведь хочешь покоя, да? — Пытаешься выторговать мои глаза? Мужчина заливается смехом, ладонями прижав чёрный балахон к животу. — Ты догадливый! Прямо как я представлял! — Ебанутый, — очень тихо шелестит Джого, убирая винтовку за спину. Вместо неё достаёт из кобуры хеклер и сразу взводит курок. — Разве глаза можно продать? — засовывая руки в мягкие карманы кардигана, спрашивает Сатору. Периферийное зрение ловит детали окружения. Ангар пустой, стены из листов профнастила тонкие и совершенно не прочные. Такие Аой вынесет плечом. Если у них с Кенто получится запрыгнуть в машину, то её кузов с лёгкостью разорвёт обшивку, и Сатору останется только на ходу запрыгнуть на пассажирское. — Продать? — удивляется Махито. — Я хотел их себе в коллекцию. Такой многогранный голубой редко встретишь. — Ах, в коллекцию, — присвистывает Годжо. — Типа анатомический раздел русской Кунсткамеры? Махито воодушевлённо кивает. Подлетают рваные пряди чёлки, безумным блеском горят светлые глаза. — Да, мне там понравилось. Но всё же моё собрание немного лучше. Хочешь посмотреть? — Ну если только не с обратной стороны баночного стекла, — ухмыляется Годжо. Ему хотелось бы захихикать, продолжить шутку, но что-то в Махито раздражает его так сильно, что привычная маска никак не хочет становиться на место. — Может, перейдём к делу? Сатору произносит это таким тоном, что и полному идиоту ясно: никакого «дела» нет. Махито в ответ масляно улыбается. Весь их предыдущий ленивый разговор к этому и вёл — ловушки расставлены, остаётся только ждать, кто попадётся первым. «Годжо», — крошечный наушник, лежащий на барабанной перепонке, передаёт звук с раздражающим эхом. — «Люди Махито окружают ангар. Кенто сообщает, что наши на позициях». — К делу? Я думал, ты просто заехал поздороваться, — Махито потягивается, поднимая руки над головой. Балахон задирается, и Сатору видит пояс с пистолетом. — Хотел предложить дойти до домика и выпить чай. Одноглазый так напряжён, что Сатору чувствует кожей волны его предвкушения. «Проклятия» подают к чаепитию засаду и десятки разряженных обойм. Стоит шаг ступить за ворота пустого ангара, как придётся лавировать между пуль и ножей. Годжо улыбается и достаёт руки из карманов. — Да у меня такое дело: раз плюнуть, — вальяжно начинает он. — Просто спросить, — будто невзначай отводит назад тяжёлую плетёную ткань кардигана, упирает кулаки в бока, щёлкая суставами. — Мне напели птички, что ты уже заезжал к Юте с вопросом, — продолжает Махито. — Давай всё-таки дойдём до дома? Там чай, печеньки. Одноглазый на шаг отходит назад, сосредоточенный, готовый в любой момент приставить дуло хеклера к спине. — Чай и печеньки? Как будто в стартап зовёшь работать, — Сатору беззаботно кривит лицо. «Годжо, скоро начнётся», — подтверждает Ино то, что давно уловили инстинкты наёмника. — Что ж, делать нечего, — Махито снова разводит руками, манерно проворачивая длинные кисти. — Спрашивай. Так чувствует себя грид-гёрл на старте Формулы-1. Взмахнёт чёрно-белыми флажками — и завизжат шины, в воздух поднимется пыль, трескучим залпом взорвутся искры. Годжо задаст вопрос — и одноглазый чёрт за спиной ткнёт хеклером промеж лопаток, Махито наведёт ствол на лоб. — Вопрос такой, — Сатору намеренно растягивает слова, наслаждаясь тем, как кровь наполняется адреналином. Он шипучий, словно только что открытая газировка. От него бешено сокращается сердечная мышца, колет кончики пальцев. — Очень важный вопрос. — Контролировать это состояние почти невозможно, но Годжо справляется. Это отдельный кайф. Группироваться в падении, за волосы вытягивать себя из бездны. — Не представляешь, насколько… — Не томи, — улыбается Махито, и уголки его глаз опускаются. — Гето Сугуру. Ты обидел его, верно? — Что? — оторопь сволочи длится мгновение, а дальше приказ: — Джого! Пистолеты взлетают одновременно. Хеклер — у седьмого позвонка, пушка Махито смотрит точно в переносицу. Сердце скручивается жгутом. «Годжо!..» — начинает Такума, следующие слова растворяются в скрежете помех. — Не вздумай тянуться к своим цацкам, — теперь Махито не скрывает безобразный оскал. — Говорил же, ничего в нём особенного, — бурчит одноглазый за спиной. — Руки вверх и идёшь за нами. Годжо уже кривит губы, чтобы рассмеяться в красное от напряжения и гордости лицо Махито, как вдруг: — Стойте! Голос со стороны дверей в ангар. Знакомый настолько, что на спине Сатору каплями вспухает ледяной пот. Годжо не может отвлечься, чтобы посмотреть, но знает, кто там стоит, и без этого. — Махито, что ты?.. Джого! Опустите пушки. Длинные чёрные волосы, ужасный наряд, невозможно красивое лицо с чертами тонкими, как линии туши на древнем холсте. Годжо тупеет просто оттого, что Гето подходит и оказывается на расстоянии вытянутой руки. Наёмник теряет всякую бдительность, поворачивает голову так, что дуло пистолета Махито царапает ему висок. — Ты!.. — разбуженной змеёй шипит работорговец, но быстро возвращает лицо, елейно произносит: — Опять здесь командуешь? Годжо не слушает, что там несёт Махито. После всех проигнорированных звонков и сообщений — увидев Гето сейчас — он теряет ощущение реальности. Хочется хотя бы минутку поговорить. Ино в наушнике молчит, значит, эта минутка есть. — Как раз тебя вспоминали, — смеётся Сатору, разглядывая отвратительные широкие бордовые брюки в полоску. — Моя красавица соскучилась? — Ты ничего не путаешь? — рычит Джого и тычком пистолета напоминает, что он всё ещё между лопаток. Одноглазый единственный остаётся сосредоточенным и не пялится на подошедшего Гето. — Крыса, вон отсюда! Мы сами разберёмся! — Эй! — Сугуру дёргается, поднимает руку, словно хочет отвести хеклер подальше от Сатору. Но что взять с крысёныша: он одёргивает кисть, стоит Джого оторвать ствол от лопаток Годжо и махнуть им в сторону. — Тш-ш, — Махито тоже замечает это движение и округляет свои безумные глаза, через плечо наёмника обращаясь к вспылившему подчинённому. Сатору пользуется тем, что Махито отвлёкся, — хлопает по его ладоням. Тот инстинктивно ослабляет хватку. Годжо достаточно этого мгновения, чтобы перехватить пушку. Молниеносно вырвать её из дрогнувших пальцев. Ещё тысячная секунды — стремительный поворот. Пистолет в правой руке, левая — рывком опускает хеклер Джого и удерживает его сбоку. Короткое дуло тонет в объёмных полах кардигана. Единственный глаз мужика смотрит с суеверным ужасом. В нём отражается безумное лицо Сатору Годжо. Пальцы Джого тоже слабеют от страха — наёмник забирает и его пушку. Махито отмирает — прошло не больше секунды — хочет ударить Годжо в шею, но тот легко отводит левую руку назад, целясь пистолетом в его же бывшего владельца. Дуло только что отобранного хеклера жжёт ключицу Джого. — Опасно меня недооценивать, — выдохнув, чтобы снова стать собой, произносит Сатору. — Что ты… — Гето последним понимает, что произошло. В растерянности делает шаг назад, переводя взгляд с одной руки Сатору и хеклера в ней на другую — с пистолетом, который ещё секунду назад принадлежал Махито. — Сатору, боже, блять… — Он угрожал тебе, — пожимает плечами Годжо. — Так могу делать только я. — Мне обязательно это слушать? — брезгливо спрашивает Джого. — Ну если ты против… — Сатору направляет целик в лоб, сильнее прижимая палец к спусковому крючку. Одноглазый, икая, трясёт башкой. Махито скалится, но не решается хоть что-то предпринимать. Он понимает, что в реакции проигрывает Годжо так же, как хомяк — кобре. Джого хрипит, недоверчиво осматривая то свои руки, то тонкие пальцы босса. — Вообще ты вовремя, — Сатору, довольный тем, как притихли работорговцы, с улыбкой обращается к Гето. — Я как раз выяснял, как обидел тебя этот… Махито перекрикивает, разбрызгивая слюну: — Мы просто трахались! Ничего больше! Он сам просил! — Что? — щурится наёмник. — Сатору, хватит, — Сугуру холоден и зол, Годжо смущается этой реакции всего на мгновение, потом продолжает: — Цыц. Просил что? Светлые глаза Махито бегают от Гето к Сатору. Напуганный, он выглядит безумнее прежнего. — Это всё его инициатива. Ты сам поймёшь. Он даже сейчас… — Ты меня заебал, скучный, слизкий гад, — равнодушно качая головой в такт словам, произносит Сатору. — Если не скажешь, что ты сделал Сугуру, я выстрелю тебе в живот и оставлю умирать. А если выживешь, до конца жизни будешь и есть, и срать через трубочку. В тишине шумно сглатывает Джого. Махито бьёт дрожь. — Достаточно, — Гето наконец делает шаг вперёд. Кладёт ладонь на вытянутую руку Годжо и упрямо давит, пытаясь опустить. — Сатору, иди за мной. Годжо убирает пистолет. Потом второй. Голос Гето имеет необъяснимую власть над ним. Схватившись за живот, пытается отдышаться Махито. Джого матерится и никак не может нащупать винтовку. Информатор разворачивается к дверям, зацепив пальцами рукав кардигана Годжо. Сатору не отстает, делает шаг почти одновременно с Гето, но почему-то ощущает: между ними раскалывается земля. Расходится пропастью. Даже движения Сугуру медленные и отрывистые, как у механической куклы. Спина прямая до сведённых друг к другу лопаток, голова неподвижно венчает шею. Что-то не так. Чтобы развеять сомнения, Сатору обвивает рукой торс Сугуру, притягивает к себе. Давится густым запахом парфюма. Годжо соскучился. И пусть Гето, как всегда, непонятный и совершенно неуместный. Таинственный, загадочный, колкий, как далёкая звезда. Говорят, когда видишь её летящей вниз, на деле она уже давно мертва. Сгорела дотла, продираясь через слои атмосферы. Может, Сугуру ночью отравил Сукуну. Или через своих людей без шума увёз грузовик с базы Махито. Придумал новый план. Сошёл с ума. И каким бы ни был ответ, Годжо пожимает плечами. Соглашается идти за Гето туда, куда он скажет. — Давай я отстрелю ему ухо напоследок? — предлагает Сатору, кивком указывая на Махито. — За мной, — заевшей пластинкой повторяет Гето. — Мы их отпустим? — голос Джого. — Подождём, — осторожно отвечает работорговец. — Махито, тебе не простят, если ты вмешаешься, — чеканит Гето. — Ну раз так… — мужчина поднимает руки к лицу, отступая на шаг в сторону. — Идите. Наёмник теряет суть разговора. Он ждёт, что сейчас в наушнике заговорит Такума и объяснит новый план. Гето ведь наверняка связался сначала с ним. Гето точно позаботился о том, чтобы отряды Кенто и Тодо тоже ушли с базы. Гето обязательно… Годжо останавливается. Спина Сугуру до сих пор гипнотический клубок Ариадны, убеждающий идти за ним. Но интуиция парализует ноги наёмника. Снова, уже гораздо громче раздаётся в голове: что-то не так. — Как ты вообще здесь?.. — начинает Сатору, но обрывает себя, потому что Гето оборачивается. Хочется попятиться. Красивое лицо изуродовано решимостью: в нитку сжаты губы, сведены к переносице брови, лоб изрезан морщинами. Сугуру молчит. И снова открывается дверь ангара. Годжо рефлекторно хватается за пистолетную рукоять. Думает, что готов увидеть перед собой что угодно. Десяток вооружённых работорговцев. Полицейских. Военных. Да хоть пришельцев — зелёных и лупоглазых. Но от представшего зрелища кишки скручиваются в узел. Идеальная джентльменская укладка. Чёрные пряди, убранные от лица и закреплённые на затылке. Дреды в хвосте на макушке. Пепельная коса. Тупое белое каре-горшок. Розовые волосы и чёрные виски. Кенто, Утахиме, Мей, Тодо, Ураюме и Сукуна. Двуликий ведёт Нанами перед собой. Расслабленно, с лёгким наклоном вбок выцеливает дулом кольта сонную артерию за воротником безукоризненно выглаженной рубашки. Мей без своей «пилы». Ураюме держит её руки за спиной, тычет в поясницу своей пушкой. Вокруг «Самураев» толпа незнакомых людей. Все вооружены. Пулемёты, винтовки, пистолеты — целый арсенал. В ангаре становится тесно. Годжо хочет вдохнуть, но воздух не идёт дальше горла. Сзади копошатся Махито и Джого, достают своё оружие. — Так и знал, что испортит сюрприз, — ложно-раздосадованный шёпот работорговца звенит по ангару. Годжо не до него. Он оценивает шансы. Делает шаг к информатору, освобождает вторую руку из его хватки. — Сугуру, — произносит наёмник очень тихо, стараясь не шевелить губами. — Когда начнётся — уходи отсюда. Беги, ползи… — Крыса, — голос Двуликого низкий и гортанный, алые глаза останавливаются на Гето. Сатору группируется, словно большая кошка перед прыжком. Закрывает собой красавицу. — Твоя работа окончена. Вали. Машину найдёшь у ангара. Сатору вздрагивает от щелчка. Это сустав пальца. Рука, стиснутая в кулак, сдавила его слишком сильно. — Что? Ах ты!.. — Утахиме первой вскрикивает, кидается вперёд, забывает про то, что её держат. Грязная рука зажимает ей рот. — Ха-ха, — вырывается у Годжо. Он поворачивает голову к Сугуру. Замирает. Информатор не отрывает взгляда от Сукуны. Слышен тихий звук, с которым отрываются друг от друга пересохшие губы. Голос ещё тише: — Убьёте его здесь? — Сугуру говорит с Двуликим. Сзади хохочет Махито. Сатору — рыбка в аквариуме. Все голоса — через слой стекла. В ушах давление, какое бывает под толщей воды. Рвутся барабанные перепонки. Трещит грудная клетка. — Попроси хорошенько, и босс оставит тебе игруш… — далеко-далеко веселится Махито. — Завали ебало, — Сукуна обрывает громче, стекло перед Годжо даёт трещину. Сугуру рядом вздрагивает, хотя слова брошены не ему. — Крыса, что-то не так? Годжо близоруко щурится, чтобы разглядеть лицо наркобарона. Вместе со слухом подводит зрение. Участливый оскал на татуированном лице двоится, оправдывая прозвище Сукуны. Сатору давит ладонью на висок — вытеснить бы этот гул, он мешает, от него всё путается. — Ты объяснил, почему его, — Двуликий небрежно указывает кольтом на Годжо, — нельзя было трогать на Сигонелле. А сейчас? Скажешь мне, — акцент на этом слове электризует воздух, — что «его нельзя убивать»? У Годжо вспышкой чернеет перед глазами. Аквариумное стекло лопается. Осколками внутрь. Слабеют колени. Тошнит до кислого жжения в глотке. Сатору узнает слова. Вспоминает голос, который слышал на Сигонелле. Запись, прокрученную десяток раз. Там мешали помехи и стучащее сердце. Но теперь, после слов Сукуны, Годжо узнает фразу — она принадлежит Гето. Сугуру был там, на военной базе, в логове Двуликого. Сейчас он здесь, а вместе с ним Сукуна и взятые в заложники Кенто, Мей, Аой и Утахиме. Где остальные — вспыльчивая Май, страшненький Камо, девчонка с белыми хвостиками — Сатору не хочет думать. — Хочешь сохранить своё место — вон, — не дожидаясь ответа, продолжает Сукуна. — Убирайся. — Господин Сукуна свяжется с тобой позже, — добавляет Ураюме. Сатору всё ещё смотрит на Сугуру. Его друзья в заложниках, у них кровь на лицах и пушки под рёбрами, а наёмник, как полнейший идиот, продолжает пялиться на Гето. Ждёт объяснений. Оправданий. Смеха над словами Сукуны. Но Сугуру Гето кивает. «Вот, значит, почему он тогда не схватил Ураюме», — отложенно и сдавленно, будто это чужие мысли, всплывает воспоминание о беготне по улицам Таормины. Рвано дышит Кенто, он тяжело ранен. Нанами никогда не даётся в руки врага без боя. Пособники Сукуны висят на мускулистом Тодо как гиены на льве. Мей без любимого оружия выглядит жалкой и уставшей. Белая коса перепачкана кровью. — Ты, — со свистом втягивает воздух Годжо, обращаясь к Гето. Тот отступает на шаг назад, путаясь в широких длинных штанинах. Выставляет руки вперёд, будто может закрыться от пули. Звук выстрела заставляет дребезжать тонкие стены ангара. Глухо стонет Кенто. Годжо возвращает взгляд на него ровно в тот момент, когда пуля, выпущенная Сукуной, дробит плечо Нанами. Под бронежилетом тёмным мокрым пятном расползается кровь. Сатору делает неосознанный шаг вперёд. За спиной взводит курок Махито, грузно укладывает на плечо винтовку Джого. Убегает Сугуру Гето. За ним хлопает жестяная дверь ангара. Его провожают слова Махито: «Отличная работа!» — Не отвлекайся, выродок, — обращается Сукуна к Сатору, придерживая ослабшего Кенто под мышку. Мей и Тодо упрямо смотрят в пол. У Иори от слёз блестят глаза. — Как видишь, твои друзья у меня, — спокойно продолжает Двуликий; но безумие выдают дрожащие в уголках губ линии татуировок. — Что ты хочешь? — Годжо не узнаёт свой голос, он сухой и скрипучий, как та самая дверь, за которой только что скрылся Сугуру. Думать о нём опасно. Красная пелена становится гуще, очки не спасают. Перед глазами всё кружится и плывёт, в ушах стучит навязчивое: «убивать». — Я? — оскал Сукуны сдвигает татуировки ближе к горящим глазам. Он отпускает Кенто, и тот беспомощно оседает на пол, зажимая рукой рану. Хрипит, пытаясь контролировать дыхание. — Всего ничего: найди грузовик с оружием и привези его мне. Тогда я отпущу твоих друзей. Годжо ждёт безумной шутки. Какой-нибудь сумасшедшей выходки, уверяющей, что это условие — насмешка. Ведь скания здесь, у Махито. Но Сукуна смотрит прямо на Годжо. Ставит ногу в армейском ботинке на плечо Кенто, заставляя его согнуться и выплюнуть на пол ком густой крови. — Если оружия не будет у меня послезавтра, я пришлю тебе их головы. А потом выпотрошу тебя. Понял? Люди вокруг Двуликого одобрительно шумят. Человек двадцать пять. Ещё работорговцы снаружи. Сатору кожей ощущает безысходность. Он ничего не может сделать. Только тупо, бездумно и покорно спросить: — Разве оно не у тебя? — Я не разрешал задавать вопросов, выродок, — вмиг становится серьёзным Сукуна. — Теперь девка. Двуликий кивает в сторону Утахиме. Мужчина рядом с тем, что держит её, с замахом бьёт прикладом своего автомата по лицу Иори. Трещат кости, дёргается Аой, но тут же останавливается, влетев животом в дуло винтовки. Утахиме теряет сознание. — Ещё вопросы? — скалится Двуликий. Годжо одними губами произносит «нет». — Тогда просто принеси мне пушки. — Хорошо, — отзывается Годжо и закрывает глаза. Он видел достаточно. Он никому этого не простит. Ни Сукуне, ни Гето, ни самому себе.