Изгнанник

— Надо ли мне тебя приглашать в твою же комнату? — спросил Юнхо, когда Минги уже минуту смотрел на него огромными глазами. Тот закрыл рот и покачал головой, но всё равно не сдвинулся с места. Юнхо в очередной раз потёр шею плюшевого жирафа, терпеливо ожидая, пока его соулмейт справится с шоком. Выманивать маленького зверька из его уютного уголка было немного стыдно, поэтому Юнхо положил жирафа на колени и укрыл их обоих одеялом, дожидаясь Минги. «Удачливый урод», — тот завидовал мягкой игрушке, глядя, как Юнхо гладит её. Почувствовав, что он вот-вот уронит стакан с чаем, Минги наконец вернулся в реальность. Юнхо молча смотрел, как он кладёт всё на заваленный мусором письменный стол около кровати, а затем снимает толстовку, чтобы осмотреть зачем-то себя со всех сторон. Не найдя там ничего, Минги поднял вверх футболку и оглядел грудь и живот. — Я не писал тебе, что приду, Сон. Минги выпустил ткань и выпрямился, краснея. Он понял, что только что выставил себя идиотом. Он виновато посмотрел на Юнхо, но слова не выходили из пересохшего горла. Это было так тупо — его сердце начинало колотиться от того, что Юнхо просто сидел здесь и смотрел на него. Не куда-то за спину, не на мяч, которым хотел его прибить, как в прошлый раз. Минги не справлялся. Юнхо смотрел на него, прямо в глаза. Забыв всё, что готовился говорить (и, чего уж там, практически все слова в принципе), Минги прошептал первое, что пришло на ум: — С днём рождения. — Спасибо, — коротко усмехнулся Юнхо. — Да. Тишина. — Ты… ты не предупредил, что придёшь, — снова заговорил Минги. — Это было спонтанное решение, если честно. Я никому не говорил, просто взял и пришёл. — А. Они снова погрузились в тишину, и Минги уже начинал паниковать из-за своей беспомощности. Он продолжал стоять на месте, прокручивая различные сценарии в голове. — А где Чонхо? — Минги снова сказал первое, что пришло в голову. — Я попросил его пойти к Хюнину. — А. «Придурок! Скажи уже что-нибудь другое! Ради Бога, свяжи слова в предложение! Ты же учишься на филфаке!» Юнхо прищурился, думая, действительно ли Минги настолько удивлён или притворяется. Решив что-то про себя, Юнхо спустил ноги (жираф остался сидеть у него на коленях) и опустил глаза к свободному месту на кровати. — Садись. Тело Минги бессознательно двинулось вперёд и упало на то место, куда указал Юнхо. Его мозг работал очень странно; изменилось всё вплоть до мельчайших операций. С тех пор, как Минги вошёл в комнату, его повело мгновенно, но как только он сел и почуял слабый запах Юнхо, свежего и чистого, до него наконец дошло. Юнхо и правда был здесь. Юнхо пришёл к нему. Минги открыл рот, но потом закрыл снова, пытаясь по всем закоулкам сознания отыскать хоть одну речь из тех, что он тщательно обдумывал, хоть один сценарий из тех, что он успел создать в голове, хоть одну из множества вещей, что он хотел сказать Юнхо… Но мысли будто испарились. Ему ничего не оставалось, кроме как честно признаться: — Не знаю, что сказать. — Я вижу. Минги находил несправедливым то, что Юнхо кажется таким спокойным в то время, как сам Минги будто бы попал в «Головоломку» и эмоции вместо того, чтобы выполнять свою работу, просто бегают у него в голове и орут в панике. — Будешь чай? — спросил Минги и тут же пожалел об этом. Юнхо посмотрел на стол, а потом опять на него. — Да не, спасибо. — Я ничего не приготовил на твой др, — ляпнул Минги. — Я не знал, что мы увидимся. Юнхо нахмурился, словно услышал сейчас что-то абсурдное. — Я знаю. Это неважно, я… — он замолчал на какое-то время, а потом вздохнул. — Минги, — тот посмотрел на него, — почему? Минги не понял, почему его сердце в тот момент сжалось до размера песчинки — из-за самих слов Юнхо или из-за его совершенно расстроенного голоса. — Это долгая история. Очень. Юнхо прислонился к стене, прижимая ближе везучего жирафа. — Я не занят, могу послушать. — Я не хочу портить твой день рождения. — Ну так не порть. Поговори со мной. Минги тошнило — он чувствовал, что собирается сделать что-то не то, разум кричал остановиться, пока не стало слишком поздно… Вот только он знал, что меньшее, что может сейчас сделать для Юнхо, — это сказать ему правду, и неважно, насколько трудно это будет. Минги собирался совершить прыжок веры, довериться человеку, у которого было множество причин вставить нож в спину (но который, хотелось надеяться, не станет пользоваться этой возможностью). — Я никому не рассказывал. Об этом знает только моя сестра, поэтому я могу тебя ошарашить сейчас. Юнхо кивнул, и Минги, выдохнув и отведя глаза, заставил себя начать. Ему казалось, что труднее этого ничего не бывает, но раз он решил выложить Юнхо правду, значит нужно взять себя в руки. — Моя сестра очень берегла меня — всегда была такой, сколько я себя помню. Она думает, что я не в курсе, но я видел, как она сбегала из школы, чтобы проверить меня, когда я был на каникулах. Она… она очень много для меня значит. Она — самый важный для меня человек, — Минги сглотнул. — Именно благодаря ей я сейчас здесь. Но в детстве было непросто, пусть у меня и была такая сестра. Минги прочистил горло и почувствовал руку на спине. Взгляд расфокусировался, и он отправился в ненавистное воспоминание. — Родители мало нами занимались. Они никуда нас не брали: ни на праздники, ни в отпуска, ни на Рождество, ни на выходные — никуда. Они могли просто уйти и оставить нас, как будто нас и не было, как будто мы — пустое место. Такое… пренебрежение, — он закашлялся, осматриваясь и понимая, что впервые называет вещи своими именами, — продолжалось до тех пор, пока мне не стукнуло семь, а Сиён — десять. Ну, знаешь, дети любят задавать вопросы, и родителям, думаю, стало сложнее притворяться, что у них всё хорошо. Мы не понимали, почему наши друзья из школы на фотографиях стояли с родителями, а мы — нет. Юнхо представить не мог, каково это — остаться без внимания родителей. Он до сих пор звонил им каждые выходные и ездил домой так часто, как мог, чтобы повидаться с ними и младшим братом. Дом до сих пор был его убежищем, где любят, ждут и считают особенным. Где всегда простят и помогут стать лучшей версией себя. Боль у Юнхо в сердце отражала лишь жалкую часть боли Минги. У него сохли губы; воспоминания возвращались одно за одним и проигрывались в мозгу, словно его личный хоррор. Все ночи, которые он провёл рыдая, не понимая, что же такого сделал, чтобы заслужить родительское равнодушие, оставшееся даже после стольких его попыток измениться в лучшую сторону — и ошибок, которые последовали потом. В прошлом осталось столько разочарования и боли, что Минги ненавидел ездить домой или даже думать о нём, потому что снова начинал чувствовать себя ребёнком, одиноким и беззащитным. — Мы начали делать всё, что угодно, чтобы привлечь их внимание, как и свойственно детям. Мы хотели, чтобы они нас увидели, — Минги вздохнул, на секунду зажмурившись. — Оглядываясь сейчас, я понимаю, откуда пошли все проблемы — мы поставили крест на их молодости. Их брак развалился, мама начала изменять, папа — пить, и они возненавидели друг друга, как до этого возненавидели и нас. Разводиться было не вариант; они нам всегда говорили, что надо быть идиотами, чтобы подавать на развод со своим соулмейтом. Это ведь самый подходящий для тебя человек, он может дать тебе самое лучшее. «После развода мы станем несчастны», — Минги фыркнул, цитируя слова матери. — Как будто они до этого были счастливы. Он заметил, что всё ещё топчется в начале, — рассказывать об этом было легче, чем признаться в том, кем он стал потом и что начал творить. Поэтому Минги закрыл глаза на несколько секунд, пытаясь найти в себе силы продолжить. В груди болело. Ему было плохо, он хотел остановиться, но знал, что не может. Он уже слишком глубоко копнул. — В то время меня бесило всё. Родители, система, которая обрекла их на страдания, и то, что всем вокруг жилось лучше, чем мне. Я думал, что никто не сможет меня понять, что я не могу никого подпускать к себе, но от этого становилось только хуже. В конце концов, во мне проснулась жестокость, и только тогда родители начали переживать — но ненадолго. На самом деле я не жестокий человек, я ненавижу себя за то, что причинял вред другим детям, мне до сих пор так стыдно… Минги закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в руках, и глубоко вздохнул. — Мне стыдно за всё, но тогда я не мог себя остановить. Я просто… — голос оборвался, — я просто был ребёнком. Я был потерян и не мог придумать ничего получше. Я пытался найти облегчение неправильными способами вроде сигарет и драк. Когда на тебя не обращают внимания, это не проходит бесследно, Юнхо, и я… Минги готов был заплакать. Он готов был заплакать, сидя напротив Юнхо. Он знал, как больно оставаться без внимания, но обрёк Юнхо на это. Он так боялся повторить судьбу своих родителей, что не замечал, как ранит Юнхо — так же, как до этого ранили его. Он понимал, что стал похож на своих родителей. Минги глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, пока не стало слишком поздно. — Прости, клянусь, я не пытаюсь тобой манипулировать, просто я не могу остановить слёзы, это… Тёплые руки Юнхо накрыли его; пальцы медленно скользили по крепко сжатым кулакам. Его прикосновения так успокаивали, что Минги в очередной раз убедился — он его не заслуживает. Но Минги был эгоистом и слишком долго ждал этих прикосновений, чтобы убирать руки. Он тряхнул головой, пытаясь найти ещё какие-нибудь объяснения, но сдерживать слёзы становилось всё труднее. — Минги, — окликнул Юнхо тихим, но твёрдым голосом и сжал руки Минги, останавливая его от падения в тёмную пропасть. — Я знаю, что ты не пытаешься манипулировать. Минги хватался за его руки так, словно и правда лишь они его спасали. А может, так и было. — Не могу объяснить словами, что я почувствовал в ночь, когда ты первый раз мне написал. Я никогда так сильно не паниковал. Я не знал сначала, что это ты, но это не имеет значения — мне всё равно отписали пожизненный приговор. Мне дали человека, которому я должен принадлежать, человека, который будет управлять моими эмоциями, моим будущим, моей жизнью. Минги слишком боялся посмотреть на Юнхо, боялся трогать его, будто это станет доказательством его корыстных намерений; но Юнхо всё ещё не отпускал его руки, замерев на месте. — Я знаю, что это довольно мрачное мнение о системе, и мне жаль, что ты из-за этого пострадал, — бормотал Минги под нос, чувствуя отвращение к самому себе, — из-за моих взглядов. Но опять же, я всегда видел эту связь как пожизненный приговор. Тюрьму. Минги знал, что систему не стоит воспринимать так сурово, и Юнхо это наверняка ранило, но Минги должен был быть честным с ним. Он не мог больше врать, поэтому отнял чужие руки и рассказал правду, которой не было прощения. Он был готов к тому, что Юнхо захочет уйти. — Когда я вбил твой номер в телефон и увидел, что он уже добавлен, у меня сердце ушло в пятки. Я думал, что до этого страдал, но это не шло ни в какой счёт с тем, что я почувствовал, узнав имя своего соулмейта. И… и… — Минги закрыл глаза и глубоко вздохнул, — ты был так добр ко мне. Умный, лучистый человек, как будто вышедший из книги. Я сразу же попал в ловушку, в которую, мне кажется, попадают все, кто перебросится с тобой хотя бы словом. Минги поднял голову и посмотрел Юнхо в глаза. — Я стал твоим с самой первой секунды, Юнхо, — понимаешь, насколько это ужасно? Ты очаровал меня, даже не зная, блять, кто я такой. Я так испугался, что начал… отталкивать тебя. Это было эгоистично, знаю, но я не мог придумать ничего лучше. Уже какая-то неразбериха получается, да? Тебе, такому благородному и яркому, идеальному, достался я, обычный трус. Минги передёрнуло от отвращения. — Ты прав, Юнхо. Я поступил жестоко, я использовал тебя. Узнав тебя, я перестал пытаться отстраниться — такой уж я странный. Я… я виноват перед тобой. Прости меня, Юнхо. Тишина после извинения затянулась, и Минги разглядывал черты лица Юнхо, каждую его эмоцию. Могло оказаться, что это последний раз, когда Юнхо позволяет ему касаться своей руки. Ему пришлось думать над словами Минги, и затем Юнхо снова посмотрел на него. — Ты и я, мы слишком разные, — сказал он почти шёпотом. — Мне сложно смириться с тем, что ты решил сделать, потому что я поступил бы совсем по-другому. Юнхо вздохнул, покачав головой. — И я не такой уж идеальный. Я не лучистый человек. Я просто один из испорченных студентов колледжа, который пытается найти своё место в жизни. Я настолько вспыльчивый эгоист, что злюсь на тебя даже после того, как ты открыл мне своё сердце. Мне всё ещё больно, потому что я помню, сколько рыдал и как нуждался в тебе, когда тебя не было рядом. Я даже иногда хочу отомстить, найти способ ранить тебя, — признался Юнхо. Он не стыдился этого, но и не гордился собой. — Я не идеальный. Минги нахмурился, переваривая услышанное. — Ты… ты винишь себя за то, что не можешь мгновенно меня простить? — спросил он с недоумением. — Теперь я знаю, почему ты так поступал, поэтому да. — Юнхо, блять, — Минги заморгал. — Конечно, ты должен на меня злиться — я ничего другого и не ждал. Вообще-то, я готовился к оскорблениям. Ты можешь мстить мне, если от этого тебе станет спокойнее. Юнхо закатил глаза. — Я не собираюсь этого делать, — промычал он, качая головой. — Тогда что ты будешь делать, Юнхо? Что тебе потребуется, чтобы простить меня? — спросил Минги, сам не зная, что хочет услышать. Он ждал ярости — и, по правде говоря, отлично был к ней готов. Он не понимал, почему Юнхо винит себя за то, в чём нет его вины. Минги не был готов увидеть пустоту и поражение в чужих глазах, не готовился к равнодушию. Равнодушие было худшей реакцией. Минги даже подумать не мог, что всё ещё останется хорошим человеком в глазах Юнхо, потому что вероятность была нулевая. — Я облажался, окей? Я игнорировал тебя, видел твои надписи и, даже зная, кто ты, продолжал не отвечать на них, — сказал Минги, всё больше нервничая. Юнхо же молчал, продолжая смотреть на него с грустью и непониманием, но без злости. Минги сходил с ума. — У меня хватило наглости полюбить тебя, ревновать тебя, когда ты был с другими, хотя я не имел права присваивать тебя себе. Я скрывал нашу связь, словно это было секретом, игнорировал твою боль и думал только о себе. Минги приблизился; в глазах щипало, и голос становился всё более хриплым от злости, а Юнхо просто сидел и слушал. Минги заслуживал его ненависти, готовился к ней. Он не понимал, что делать с этим равнодушием. Если Юнхо было плевать на него, он мог просто встать и уйти. Или Минги предпочёл бы слушать его вопли до конца жизни, раз уж судьба не хочет их разлучать. — Блять, Юнхо! Разве ты не злишься?! Чего ты просто сидишь? — Он едва не срывался на крик. — Только скажи, и я буду месяцами молить о прощении! Скажи, что я тебя не заслуживаю, скажи, что я плохой человек! Скажи как заработать твоё прощение! Минги схватил Юнхо за воротник и впечатал в матрас, глядя на него глазами, горящими от невыплаканных слёз. — Ты ведь не забудешь об этом так скоро, — у него дрожал голос, и наружу вырывались необдуманные слова. — Я не хотел, чтобы всё так получилось, я не могу ждать от тебя спокойных выводов, я должен с тобой попрощаться. Ты не сможешь меня простить, пусть я и не смогу жить без тебя после твоих поцелуев. Не… Юнхо так удивился, что пошевелиться не мог — лишь сжал чужие руки. — Минги, стоп… — Нет! Ты… ты… — Остановись, — прогремел его голос. — Прошу, не надо, — взмолился Минги, сам не понимая, о чём. Его мысли сковал страх того, что может наступить в следующую секунду, и сердце колотилось от одной только мысли о том, что Юнхо может уйти. Но тот коснулся рукой его лица, немного приподнявшись, и прижал его к себе. У Минги отстраниться не получилось, и дальше он пытаться не стал, упав в чужие объятия. Вцепившись в Юнхо и не желая отпускать, он ощущал себя жалким ребёнком. — Не оставляй меня, — прошептал он, спрятавшись в изгибе чужой шеи с широко распахнутыми глазами. Он знал, что просит слишком многого после того, что натворил — но такой уж он эгоист. Он закрыл глаза и снова начал говорить: — Я знаю, что не заслуживаю тебя, но не уходи. Прошу, не… Юнхо отшатнулся назад; его бездонные тёмные глаза находились всего в нескольких сантиметрах. — Я сказал, остановись. Минги чувствовал на губах его горячее дыхание, а потом Юнхо подался вперёд, и между ними не осталось воздуха. В следующую секунду Минги уже тонул в Юнхо, придавленный его телом, потому что тот перевернулся и уже наслаждался вкусом чужих губ, по которым так скучал. Он водил руками по груди Минги, зарывался руками в его волосы, касался шеи, заставляя стонать в поцелуй. Разорвав поцелуй, Юнхо принялся зализывать красные трещинки на губах. — Блять, Минги, я так скучал. Тот чувствовал головокружение; он был взволнован и недоумевал, боялся проснуться и понять, что всё это придумал. — Не могу обещать, что прощу тебя быстро, — сказал Юнхо, облизывая и прикусывая чужое ухо, пока Минги не выгнулся в спине. — И от тебя мне нужно будет… многое. Простить? — Что? — Минги моргал, пытаясь сфокусировать взгляд. — Я… Юнхо шикнул ему, не дав закончить. Минги почувствовал, как по всему телу бегут мурашки. — Я должен кое-что тебе сказать, поэтому слушай. Не приказ, а просьба. — Хорошо, — прошептал Минги, откинувшись на кровати и заткнувшись, как его и просили. Юнхо касался губами его груди, шеи, целовал всё лицо. Внимательно разглядывая Минги, он словно пытался прийти в себя, отрезвиться. Он касался губами его щёк и целовал глаза, а потом спустился к челюсти. И, кажется, через вечность Юнхо отстранился, чтобы сесть Минги на бёдра, снять футболку и положить руки на его живот, очерчивая мышцы. — Я не могу обещать, что когда-нибудь перестану припоминать тебе прошлое, — сказал Юнхо, сфокусировав взгляд на своих руках, а не на глазах Минги, — так было проще говорить с ним. — Но обещаю дать тебе второй шанс. Второй шанс? Он заменил свои руки губами; Минги тяжело дышал, сжимая простыни и слыша голос Юнхо словно сквозь толщу воды. Тот со всей сосредоточенностью лизал и целовал кожу. — Тебе нужно будет многое в себе изменить. Взглянуть в лицо страхам. Юнхо поднялся к его груди и оставил засос, фиолетовое пятно на гладкой коже. Он опустил глаза на себя и увидел такое же, расцветающее на собственном теле. Юнхо провёл по нему пальцем, едва дыша, — это пятнышко напомнило о том, что они с Сон Минги неразрывно связаны. Юнхо сглотнул; в горле пересохло. — И тебе нужно будет много работать, чтобы восстановить то, что ты успел сломать. Минги помог ему избавиться от оставшейся одежды, и между ними не осталось ничего; они были обнажены во всех смыслах. Юнхо опустился так, что они коснулись носами и почувствовали тела друг друга. Минги был уверен, что он собирается поцеловать, но ошибся. Юнхо прижался к его лбу своим и закрыл глаза. — Ты разбил мне сердце, блять, — у него дрожал голос, и у Минги внутри от осознания всё обрушилось — от уязвимости, звучавшей в голосе Юнхо. Минги хотел извиниться, хотел сказать хоть что-нибудь, но слова не шли, поэтому он продолжал смотреть на Юнхо, пока тот не открыл глаза. — Но ты же поможешь мне собрать его обратно. Минги коснулся его лица пальцами и кивнул, давая молчаливое обещание, а затем притянул Юнхо для поцелуя. Они говорили своими телами, то впадая в ярость, то возвращаясь к гармонии, а затем начиная сначала. Минги старался подстраиваться под Юнхо, позволяя покрывать себя поцелуями и засосами и радуясь им как никогда. Юнхо начал растягивать его, зная, как нравится Минги, медленно, массируя сфинктер пальцами. Минги раскрыл рот, балансируя на грани и пытаясь слушать, но это становилось всё сложнее и сложнее. Юнхо оглядывал его и наслаждался реакцией его тела на прикосновения. — Больше никогда не решай за меня, — он скрутил запястье, и Минги простонал. — Ты и так будешь иметь надо мной… слишком много власти. Блять, ты и так имеешь — но никогда больше не используй её, чтобы меня ранить, — Юнхо лизнул нижнюю губу Минги. — Никогда. Тому хотелось плакать от диссонанса, создаваемого словами и действиями Юнхо. Он дрожал, в глазах блестели слёзы, а голос звучал хрипло, надорвано. Фразы прерывались хныканьем, стонами и поцелуями — или же Юнхо просто забывал, что хотел сказать. Но Минги изо всех сил старался слушать, хотя каждое слово касалось сердца калёным железом. Юнхо смог быстро растянуть Минги пальцами, и пора было их заменить. Он уже дрожал от предвкушения, тело ждало Минги, потому что он был единственным человеком, способным вызвать в Юнхо столько чувств. — Блять, Минги… Я так злюсь, — выдохнул он в чужие губы, войдя в Минги и ненадолго замерев, чтобы тот привык. — Я… ужасно злюсь на тебя. Меня бесит твоё лицо, твои губы и ты сам. И вообще, пошёл на хуй. Юнхо завершил фразу глубоким поцелуем, чувствуя, как сдерживаться становится всё сложнее; его тянуло двигаться быстрее. Он впивался в бёдра Минги, прижимая их к своим, чтобы быть глубже. Минги стонал — практически пел — от наслаждения. — Пошёл на хуй за то, что вообще мне достался. Пошёл на хуй за все дни, когда я считал себя изгнанником, — Юнхо задыхался, и поэтому голос дрожал. Минги замечал, что он падает к нему в руки, произнося слова всё менее чётко. — Пошёл на хуй за то, что даже думать посмел о том, чтобы забрать себя у меня, — говорил Юнхо, и его собственнический тон пробирался Минги под кожу, расцарапанную чужими ногтями. — Даже если бы вселенная мне тебя не послала, ты всё равно был бы мой. В одно мгновение у Минги на глазах появились слёзы, и всё вокруг размылось в пятна. Он даже сдерживал их и не тянулся вытереть. Мой. Как бы Минги не пытался бежать, судьба нагнала его. Он не хотел, чтобы его касался кто-то другой, не хотел принадлежать кому-то другому, смеяться для кого-то другого. Минги всегда принадлежал своему соулмейту, и его главный страх стал реальностью. Слёзы приносили облегчение, потому что теперь он наконец-то признал, что хочет всю жизнь быть с Юнхо, признал, что мечтает о нём. О жизни, где его будут любить, желать, поддерживать и принимать. Жизни, в которой он будет подарком, а не бременем; в которой он найдёт безопасность. Юнхо начал двигаться чудовищно быстро, словно пытаясь доказать свою правоту — «мой, мой». Поцелуи становились солёными. Юнхо бесился, потому что его сердце принадлежало Минги без остатка, хотя именно он его и разбил; но больше всего злило то, что он ужасно скучал по своему соулмейту. Боль мешалась с наслаждением, и Минги разрывало изнутри; он никогда ничего подобного не чувствовал. Он продолжал плакать, целуя Юнхо и двигая бёдрами навстречу, ощущая одновременно наслаждение, грусть и вину. Минги обвил руками чужую шею и притянул Юнхо ближе, принуждая замедлиться и продолжить более нежно. Минги хныкал, не отпуская его. — Прости меня, Юнхо. Я так виноват. Тот приостановился, чтобы вытереть его слёзы. Минги раскраснелся и выплакал все глаза — Юнхо не думал, что когда-нибудь увидит в чьём-то лице столько раскаяния. — Я уже понял. Я знаю, — прошептал он, чтобы успокоить Минги, и соединил их губы в нежном поцелуе. — Но пора покончить с этим, Минги. Перестань вести себя так, словно я твой главный враг, когда на самом деле это ты. Ему открылась новая правда. Минги с самого начала был своим собственным главным врагом, он вредил себе, потому что идея отдать себя в чьи-то руки слишком его пугала. — Позволь себе быть счастливым, — прошептал Юнхо прямо в губы. — Позволь мне осчастливить тебя. Пожалуйста. Минги кивнул, чувствуя, как по лицу катится очередная слеза, и коснулся Юнхо дрожащей рукой, снова начав двигать бёдрами. Тот не мог не помочь ему — Юнхо уже отчаялся найти то, к чему Минги не смог бы склонить его своим умоляющим взглядом. Он ритмично двигал бёдрами, оставляя засосы на чужой шее, пока Минги хныкал, задыхался и царапал его. — Юн… Юнхо, быстрее. Заданный ритм окатывал его нескончаемым удовольствием, которое сводило с ума; он будто бы ходил по краю, умудряясь не падать. — Потерпи ещё не много, я не хочу, чтобы ты кончал сейчас, — Юнхо просунул руку между ними и, взяв член Минги, стал надрачивать в том же темпе и не ускорялся, несмотря на мольбы. — Блять, — Минги хныкал, не получая достаточной разрядки. Уткнувшись в его шею, Юнхо продолжал двигаться чудовищно медленно ленивыми движениями массировал его головку, пока Минги не начал извиваться. Он готов был умереть от экстаза; голова кружилась и всё тело покалывало — он был в раю и в аду одновременно. Он сжал волосы Юнхо, заставляя его вскинуть голову и посмотреть на него. — Юнхо. Пожалуйста. Минги не ожидал такой перемены в его лице: на губах появилась слабая улыбка. — С каких пор ты так очаровательно просишь? Минги засмеялся — хохот действительно вытек через пересохшее горло и добрался до влажных глаз. — Иди на хуй, Чон. — У меня сегодня день рождения, будь повежливее, пожалуйста. У Минги в груди стало тепло — знакомые утешающие насмешки. — Ой, извините. Иди на хуй, именинничек. — Не могу, ты сам у меня на хую. Они улыбнулись и поцеловались снова. Юнхо взял его ноги и обернул вокруг своей талии, нависнув сверху и прижав Минги к изголовью кровати, чтобы наконец-то дать то, чего он так хотел: большего. И первый же сильный толчок стёр улыбку с его губ; второй заставил схватиться за кровать, а третий — выгнуться, раскрыв рот в стоне. Юнхо нужно было всего несколько раз попасть по простате прежде, чтобы Минги достиг пика, выкрикнув имя соулмейта. Когда он вернулся в реальность, Юнхо всё ещё был сверху, но уже оставлял короткие поцелуи по всему лицу и влажным волосам на висках. Поддавшись инстинкту, Минги крепко сжал его плечи, словно боясь расстаться с этим моментом и увидеть, как Юнхо уходит. Минги захлестнула паника, наполнила грудь, и внутри вновь заговорили страхи. — Я не уйду никуда, Сон. Он чувствовал, как к глазам подкатывают слёзы, потому что впервые мог быть уверен в том, что его не оставят. -- Юнхо точно провалил этот экзамен. Он усердно готовился, но вопросы всё равно были для него сложными и он едва ли на половину ответил. Ему хотелось поесть жареной курочки и погрустить в тишине, но не в одиночестве… Одному быть не хотелось. Юнхо отправил короткое сообщение и встал в очередь за курочкой, нахмурившись и постоянно стуча ногой. — Я уже даже не злюсь, — объявил он, увидев вдалеке Минги, который ждал его, получив сообщение. — Я просто в бешенстве. — Всё настолько плохо? — спросил тот, двигаясь в сторону, чтобы Юнхо мог к нему подсесть. — Ужасно, Сон, всё просто ужасно, — ответил он, набросившись на контейнер с едой. — Но я не хочу об этом говорить. Минги удивился. Получив сообщение, он был уверен, что Юнхо хочет встретиться, чтобы выговориться, но оказалось, он не хочет… это обсуждать? — Хорошо. Тогда о чём поговорим? — Ни о чём, — сказал Юнхо с набитым ртом. Затем он перекинул ногу через Минги и прислонился к нему, засовывая в рот очередной кусок. — Просто… хотел с тобой увидеться. Минги был удивлён сообщением Юнхо, но физическая близость (на людях!) вообще ввела его в ступор. С той ночи, когда Юнхо пришёл к Минги, всё развивалось очень медленно. Обычно это были рандомные душевные разговоры в два ночи, общение на тренировках и во время встреч с друзьями. Они ещё никогда не сидели вот так, находя комфорт в присутствии друг друга. А Минги очень бы хотел такого. Он ответил радостной улыбкой и кивнул, положив дрожащую руку на чужое бедро, чтобы попробовать успокоить Юнхо медленными поглаживаниями. Проходящие мимо люди странно смотрели на этих двоих, которые обычно не появлялись вместе, но Юнхо отвечал им такими тяжёлыми взглядами, что никто не осмеливался надолго задерживаться рядом с ними. — Бля, — промычал Юнхо после того, как они уже довольно долго просто молча жевали. — Я тебе ничего не купил. Хочешь что-то? — Да не, я только что поел, — сказал Минги, а потом, заметив, какой грязный у Юнхо рот, взял салфетку и вытер его щёки. И тот вдруг смутился. Минги засмеялся, и Юнхо в ответ серьёзно посмотрел на него. — Без комментариев. Минги заулыбался, коснувшись уголка его губ большим пальцем. — Про твои розовые щёчки? — Сон, — предупредил Юнхо. — Не думал, что тебе нравятся такие вещи. — Сон Минги. — Но я запомню. О, а может, я ещё буду шнурки тебе завязывать? Хочешь? — Минги спросил с насмешкой, но Юнхо ещё сильнее смутился. — О Боже, ты хочешь! Всё настолько просто? Хорошо, Чон, я посмотрю несколько дорам и выпишу способы как заставить тебя упасть в обморок. — Нет, — сказал Юнхо. — Я тебя убью. — Как страшно. Чон, ты такой простой. Юнхо увёл взгляд. — В свою защиту скажу, что я этого никогда и не отрицал. Я простой. «И это мне в тебе очень нравится». — Я использую это против тебя. Юнхо захныкал, но не выглядел возмущённо. Вообще-то, с тех пор, как он смог расслабить плечи и перестать хмуриться, он почувствовал себя собой. Минги было очень тепло. Он был счастлив, потому что иногда радовал Юнхо вот так, случайным образом. — Чего ты улыбаешься? — Ничего, — Минги покачал головой и искренне сказал, — я рад быть с тобой. Юнхо ненадолго замер, а потом тоже заулыбался. — И это ещё я простой. Минги потянулся к нему, но у него пискнул телефон, так что пришлось посмотреть. — Сонхва спрашивает, с тобой ли я сейчас, — пробормотал он, печатая ответ. Телефон снова пискнул. — Спрашивает, не хотим ли мы прийти. С ним Сан, и ему не очень хорошо. С тех пор, как Ёсан рассказал обо всём Сану и Уёну, в их отношениях начались сложности. Уён поступил так, как должен был (с его слов): расстался с Ёсаном и уехал из общежития, приказав Сану не валять дурака и быть со своим соулмейтом. Это великодушие сыграло с Уёном злую шутку, но под это попал ещё и Сан, потерявший лучшего друга. Он множество раз пытался связаться с Уёном, но тот всё время находил причины отдалиться снова — как от него, так и от Ёсана. Юнхо облизал пальцы и встал. — Напиши, что мы уже идём. Они пришли в самый разгар беседы, поэтому тихонько прошагали в комнату и устроились на полу рядом с друзьями. — И он, блять, просто уходит и блокирует мой номер? Кто вообще так делает? — спрашивал Сан, у которого на шее уже вздулась вена. — И на тренировках он только и делает, что улыбается, — неужели так сложно поговорить? Блять, это просто отвратительно. Ну и хуйня. Ну и хуйня! Сонхва вздохнул, потирая переносицу: — Я тоже пробовал с ним поговорить, но он буквально разворачивается и уходит, даже слушать не хочет. Я вроде не один пытался, да? — спросил он, глядя на Юнхо. Тот кивнул. — Ага. Я тоже начинал его спрашивать, но он тоже уходил. — Поэтому я вообще уже не знаю что делать, — сказал Сан. — Он отстранился от команды, больше не тусит с нами, не отвечает ни на чьи звонки… Я не представляю, к чему это может привести. Может, он даже решит выбыть. — Он не отчислится, — заверил Минги, улыбаясь, но потом посерьёзнел. — Не отчислится же, да? — Уён думает, что поступает правильно, но он идиот — а это опасная комбинация. Вы точно так же друг друга избегали, — сказал Сан, указывая на Минги с Юнхо. — Как же я ненавижу таких моралистов, блять. Минги обиженно фыркнул, но не стал себя защищать (потому что знал, что друг прав). Он заметил, что Ёсан сидит рядом с Саном, уложив голову ему на плечо и смотря вперёд невидящим взглядом. — С тобой он, наверное, тоже не захочет говорить, да, Ёсан? — спросил Минги почему-то тихо. Ёсан поморгал, пытаясь понять суть вопроса. — Нет, — прошептал он. — Я не смог с ним связаться после того, как он уехал. Его голос был низким и спокойным, почти безэмоциональным. Минги было жаль его; он вспоминал его слова: «но и Уёна я тоже терять не хочу». А в итоге потерял. — Мне жаль, — искренне сказал Минги. — Вот бы найти способ заставить нас выслушать. В этот момент, словно они были в фильме, раздался стук в дверь. Довольно отчаянный. — Хён? Ты дома? Все переглянулись. — Уён? — спросил Сонхва, хотя и так определил по голосу. — Да, я хочу с тобой поговорить, если можно. Всё произошло в несколько этапов: Сонхва пару секунд глядел на дверь, а потом открыл, чтобы впустить Уёна. Тот вошёл, удивлённый, и тут же смутился. Увидев Сана и сидящего рядом с ним Ёсана, он сделал шаг назад, собираясь уйти. — Нет, — сказал Минги, внезапно поднявшись. Не колеблясь ни секунды, он подошёл к Уёну. — Зайди. — Минги… Он взял Уёна за руку. — Не заставляй меня тащить тебя силой — я ведь могу. Уён посмотрел на него, пытаясь найти в его глазах притворство, но не нашёл, потому что Минги говорил предельно серьёзно. Он затащил бы Уёна в комнату, если бы тот стал сопротивляться. Уён вошёл и повернулся ко всем спиной, сложив руки на груди и в ожидании глядя на Минги. — Ой, кончай нахуй, — тот поднял бровь. — Помнишь, что ты сказал, когда вы пришли к моей сестре? Мы друзья, и мы делимся своей хуйнёй, как бы сложно всё не было, — не надо этих сладких речей. Ты всё испортил, Уён, — Уён открыл рот. — Заткнись. Ты нахуевертил, потому что решил не слушать нас. — Все говорят мне то, что я хочу слышать, потому что не хотят сделать больно. Я такое не люблю. — Как ты можешь знать, что тебе хотят сказать?! — крикнул раздражённый Минги. Он вдруг подумал, что Уён во время их разговора у сестры наверняка ощущал себя так же. — Прекрати говорить за всех и хоть раз послушай. Минги взял Уёна за плечи и развернул лицом к Сану и Ёсану. Юнхо был очень горд за Минги. — Что ты наделал, Уён? — спросил Сан со злостью в голосе. Удар. — Я ушёл с дороги. Чтобы вам было проще. — Ты всё только усложнил, идиот! Ты мой лучший друг, я скучаю по тебе! И Ёсан скучает! — Это временно, потому что вы привыкли ко мне, — покачал головой Уён. — Вы скоро забудете. — Уён, ты не тот человек, которого легко забыть или заменить, — хмыкнул Сан. — И я не хочу тебя забывать. Я хочу, чтобы мой лучший друг вернулся. Уён смотрел то на Сана, то на Ёсана. — Но тебе будет неловко, — он обратился к последнему. — Я… мои чувства… ещё не остыли. К Ёсану. А он твой соулмейт, поэтому я не могу. Ёсан играл желваками, и Минги впервые увидел у него на лице что-то похожее на гнев. — Не говори так, будто меня здесь нет. Я здесь. Уён фыркнул, глядя на Ёсана блестящими от слёз глазами. — Хорошо, я вижу. Ты мне нравишься — это ты хотел услышать? Хорошо, ты мне очень нравишься, Ёсан, и эти чувства меня убивают, потому что ты предназначен Сану, а не мне. Все в комнате затаили дыхание. — Ты тоже мне нравишься, Уён, — тот раскрыл глаза и повернулся к Сану, чтобы увидеть его реакцию. Ёсан хмыкнул. — Да он в курсе, еблан! Он твой лучший друг и мой соулмейт, как он мог не знать? Это не значит, что у меня нет чувств к нему. И что у нас ничего не получится. — Но… что… как? — Чувства — это сложная штука, Уён, — ты как будто этого не знаешь, чёрт подери! Но у нас всё впереди, и мы можем повеселиться. Раз мы важны друг другу, прекрати уже бегать! Нам нужно сесть втроём и поговорить, — сказал Сан. Глаза Уёна становились всё больше; он глядел то на Сана, то на Ёсана, то опять на Сана, а потом удивлённо раскрыл рот. — Поговорить о том, что… о том, что…? — Да что тебе сейчас-то не нравится?! — громко спросил Сан. Рот Уёна захлопнулся с щелчком. — Всё нормально. Правда. Просто я не думал, что так можно. — Да не то чтобы у нас был шанс предложить тебе! — сказал Ёсан. — Мы только и могли, что говорить друг с другом и с ума сходить, потому что у нас не получалось обсудить это с тобой! Уён замер на некоторое время. — Я-ясно. Простите, я… Блин. Нам стоит уйти отсюда, чтобы поговорить наедине, да? Я не очень хочу при всех. — Ой, смущаем что ли? — фыркнул Юнхо. — Завались, — бросил Уён, но Минги хлопнул его за Юнхо. Сан закатил глаза, повернулся к Ёсану, и они вместе встали. — Так чего ты хотел, Уён? Зачем приходил? — спросил Сонхва перед тем, как они ушли. Уён взглянул на него и тряхнул головой. — Хён, если честно, я не знаю, — сказал он, и после этого Сан с Ёсаном вывели его из комнаты. Когда дверь закрылась, друзья захохотали. — Пятиминутная беседа решила месяц страданий! — сказал Сонхва, схватившись за живот. — А с этими придурками всегда так, — сказал Юнхо, многозначительно посмотрев на Минги, а потом потянулся к нему, потому что тот, судя по всему, обиделся. — Ты хорошо постарался, Уён действительно задумался после твоих слов. — Ну, я многим ему обязан. Когда я сбежал, именно он заставил меня перестать бояться. Минги улыбался. Он снова сделал кое-что хорошее. И похоже, начал к этому привыкать. -- Юнхо почувствовал на плечах чужие руки и улыбнулся, когда на затылок опустилась голова Минги. — Привет, — сказал Юнхо, откинув голову назад, чтобы увидеть его. — Привет, — шепнул тот, затягивая Юнхо в долгий глубокий поцелуй. Внутри всё перевернулось от того, что Минги вёл себя так непринуждённо, словно они были одни. Он плевать хотел на то, что на них смотрят — а иногда даже фоткают; касаться Юнхо было слишком большой привилегией, чтобы терять шанс. С того дня, как Юнхо пришёл к нему в комнату, прошло восемь месяцев, и Минги до сих пор старался вернуть его доверие. Он отлично справлялся с преодолением своих страхов, пусть иногда Юнхо задавал ему такие вопросы, на которые он всё ещё не готов был ответить. Он продолжал стараться изо всех сил, потому что Юнхо делал его счастливым, да ещё и относился к этому так, будто это какие-то пустяки. Минги с каждым днём утопал в его любви сильнее и сильнее, становясь всё более жалким. Он был так унизительно влюблён, что перешёл все точки невозврата, — не просто по уши, а по самую макушку влюблён. А Юнхо даже не догадывался; говорить с ним об этом было очень смущающе. — А там что? — спросил он, выпрямившись и отложив айпад с открытым учебником, чтобы заглянуть в пакет, который Минги прятал за спиной. — Подарок, — улыбнулся тот. — Еда? — Юнхо прищурился. — Ну да, — кивнул Минги. — Ты тут весь день сидишь. — Мне надо учиться. Минги пожал плечами. — Ты же знаешь, в библиотеку с едой нельзя, поэтому я просто взял бургеров и…. — Бургеров? — Юнхо подскочил. — И большую картошку, и наггетсы, а ещё соусы — ранч и барбекю, — ухмыльнулся Минги. Юнхо вздохнул — теперь он не мог ни о чём думать. — Чёрт бы тебя побрал, Сон. Они вместе вышли к залитому солнцем дереву, сели на траву и начали есть, глядя на проходящих мимо людей. Пришло время обсудить события последних дней и всё, что успело накопиться за дни, пока они не виделись. Юнхо заметил, что в этот вечер Минги был очень тихим, лишь кивал и чаще спрашивал, чем сам рассказывал что-то. Юнхо знал, что это для него странно — обычно Минги невозможно было заткнуть. — Ты в порядке? Он кивнул. — Точно? — Юнхо поднял бровь. — Да всё норм, Чон, — Минги закатил глаза, — просто… думаю. — Что-то случилось? Минги улыбнулся, заметив его беспокойство. — Нет, ничего такого, — он прокашлялся. — У меня есть для тебя кое-что. Он полез в пакет. По его форме Юнхо догадался, что это книга. Такие внезапные подарки казались ему странными, но с тех пор, как в его общажной комнате стали появляться книги, блокноты и всякие безделушки, он стал понимать, что Минги просто любит делать ему подарки. Он никогда не признается в этом, но Юнхо знал, что так он пытается показать свою привязанность. Через шоколадку или записку Минги давал понять, что думает о Юнхо в течение дня. И пусть подарки обычно были недорогими, Юнхо не мог не признать, что начинает к ним привыкать и ему нравится, что Минги балует его. Юнхо вытер жирные пальцы о джинсы и взял протянутую упаковку у Минги, который не мог перестать улыбаться от предвкушения. Сложно было не хотеть завалить Юнхо подарками, когда он так им радовался. Открытие каждого подарка было своеобразной церемонией. Юнхо с подозрением ощупал упаковку. — Книга, да? — предположил он таким тоном, будто уже знал, что внутри. Он постучал ногтем по упаковке. — В твёрдой обложке? Крутота. Минги кивнул, откинувшись назад на руках; наблюдать за восторженным Юнхо стало его новой зависимостью. Тот разорвал обёртку, как обычно это делал, — по швам, тщательно, боясь повредить содержимое, словно это самый драгоценный подарок. Он увидел великолепную обложку. На фоне красного неба стоял силуэт старушки, остановившейся перед огромным замком. Название было написано только на корешке, а обложка выглядела так красочно, что хотелось повесить её на стену в рамке. — Боже, какая красивая, — пробормотал Юнхо, проводя пальцем по рисунку. Оторвав взгляд от книги, он посмотрел на Минги, который светился от улыбки. — Мин, спасибо огромное, мне очень нравится. — Я знал, что ты оценишь. Под книгой лежал диск с одноимённым фильмом «Ходячий замок». — О, по ней и фильм сняли? Не надо было дарить всё сразу. Книга выглядит дорогой, у неё такая проработанная обложка, ещё и твёрдый переплёт. — Я хотел купить именно это издание, потому что у меня самого такое же, а диск шёл в комплекте. На самом деле, это моя любимая книга. И любимый фильм. Юнхо раскрыл глаза. — Правда? — он снова посмотрел на обложку. Судя по всему, это была не классика, а сказка. — Тогда прорекламируй мне её. Это было их маленькой традицией: каждый раз, когда Юнхо получал в подарок книгу, Минги вкратце пересказывал сюжет, щедро приправляя спойлерами. Юнхо говорил, что, заранее зная содержание сцены по спойлерам, ждёшь её появления сильнее; Минги, имевшего аллергию на спойлеры, считал это безумием. — Раз она твоя любимая, у меня высокие ожидания. — Я расскажу тебе о ней, но если тебе что-то не понравится в книге или фильме, молчи об этом. Или тебе не жить. — Ну, не могу обещать, — Юнхо закатил глаза. — Давай рассказывай уже. Эта обложка меня интригует, похоже на какую-то сказку. — Это она и есть. — И как так вышло, что твоя любимая книга — это не классика? — Для меня «Ходячий замок» — это тоже что-то вроде классики, — фыркнул Минги. Юнхо откинулся к дереву, положив книгу на колени. — Прорекламируй, Сон. — Больше всего мне в этой книге нравится эмоциональный комплекс. Когда читаешь её в первый раз, сначала ничего не понятно — ни таймлайн, ни события — но потом все кусочки складываются. Юнхо не мог не заметить нервозность Минги; он хотел заключить соулмейта в объятия, но потом понял, почему тот так взволнован: ему слишком сильно нравилась эта история. — Я смешаю в рассказе и книгу, и фильм, потому что они друг друга дополняют. История описывает глупого волшебника Хоула и девочку Софи. В самом начале на неё накладывают проклятье, и она превращается в старуху, — Минги указывает на силуэт на обложке, — и для того, чтобы расколдовать себя, она направляется в ходячий замок Хоула. Он действительно ходячий, а ещё может летать. Юнхо усмехнулся. — Окей, проклятая старушка-девочка встречает глупого волшебника в его летающем замке. Понятно. Минги почему-то ощущал бабочек в животе, пересказывая Юнхо эту историю. Он особенно ценил то, что может поделиться с Юнхо чем-то настолько сокровенным, и не мог описать это словами. Это была его любимая история. Он смотрел фильм в детстве и забывался в мире магии и любви. — Как ты мог догадаться, этот замок волшебный. Но внутри бардак, потому что Хоул нечасто бывает дома. Он вынужден скрываться, потому что кто-то хочет забрать его сердце. Если вкратце, Софи убирается у него дома, пока ждёт Хоула и заводит дружбу с маленьким существом в виде огня, которого зовут Кальцифер и который, можно сказать, питает весь замок. Хоул — настоящий король драмы и эгоист. Ему плевать на чужие чувства, и он просто сводит Софи с ума. Половину книги она просто пытается не выбросить его в окно. Они попадают вместе в разные приключения, и… конец тоже надо проспойлерить? — Конечно, как всегда. — Хоул должен оставить Софи, чтобы защитить её, и даёт ей кольцо, которое должно привести её домой. Потом оказывается, что сердце Хоула — это Кальцифер, а кольцо их связывает. Хоул буквально, блять, отдаёт своё сердце Софи — разве не красиво? И, в общем, в конце всё налаживается, и Хоул говорит, что теперь он нашёл смысл жизни, потому что встретил Софи — это самый красивый момент. Боже, я так люблю эту историю, жду не дождусь, пока ты прочитаешь её. Юнхо не мог удержаться от улыбки — то ли из-за искренности Минги, то ли из-за того, каким он в этот момент выглядел милым. — Твоя любимая книга — история любви. — История настоящей любви, — исправил Минги. — У Хоула не было сердца в груди, и он всё равно полюбил Софи. А потом буквально отдал ей своё сердце! Разве не романтично? Разве не… Разве, блять, не красиво? Юнхо заразился этой восторженной улыбкой. — Я понял. Согласен, это очень красиво. Прочту как можно скорее. — Тебе точно понравится. Юнхо улыбнулся, аккуратно вертя подарок в руках. — Спасибо, что подарил мне её. — Не за что. — Теперь я должен тебя поцеловать, — Юнхо улыбнулся шире. — И что тебя останавливает? — У тебя на лице соус барбекю. Минги взял салфетки и вытер свой рот, а затем, сделав глоток газировки, прислонился к Юнхо, который, протестуя, попытался отвернуться к дереву. Но он не слишком старался, потому Минги смог обвить руками его шею и коснуться измазанной в соусе щекой щеки Юнхо. — Да хорош! Ай! — тот смеялся, держа Минги за талию и пытаясь отодвинуть от себя. Минги тянулся вперёд, пока не коснулся чужих губ, крепко сжатых во избежание поцелуев со вкусом соуса барбекю. Он рассмеялся и зачмокал Юнхо, умиляясь его упрямству. — Да ты тоже весь в соусе, давай. Юнхо мотнул головой, нахмурив брови. Блять, ну нет. — Ты же сказал, что хочешь поцеловать меня! — сказал Минги, оставляя всё больше поцелуев вокруг чужих губ. Юнхо снова мотнул головой. Минги захихикал, глядя на него. Он подумал, что именно так Хоул, наверное, и отдал Софи своё сердце через кольцо — знал, что его главная ценность у неё будет в безопасности. Поэтому Минги решился сказать. — Если бы я мог, я бы вынул сердце из груди и отдал тебе, — правда лилась через шёпот. — Я люблю тебя больше всего на свете. Юнхо широко раскрыл глаза и приоткрыл рот от удивления. Минги всегда боялся признаться Юнхо в чувствах, но сейчас ощущал себя совершенно спокойно. Юнхо знал, как успокоить, как случайно не подлить масла в огонь, когда Минги начинал нервничать. С Юнхо он был в безопасности, словно нашёл путь домой. Он коснулся чужих застывших губ и стал целовать медленно, долго-долго. — Что? Минги отстранился, чтобы посмотреть на него. — Что? — Скажи ещё раз. — Что именно? — дразнил Минги. — Всё. Скажи ещё раз. — Я люблю тебя. Я хочу превратить своё сердце в камушек, чтобы ты носил его на шее как приз. Я хочу превратиться в огромную птицу и защищать тебя, даже не будучи человеком, — Юнхо нахмурился. — Там такое тоже было. Он некоторое время смотрел на Минги, а потом расхохотался. Ему невероятно повезло с соулмейтом. Юнхо держал лицо Минги в руках, чувствуя, как на глазах выступают слёзы. — Моих мозгов на такую аналогию не хватит, но я хочу, чтобы ты знал, что я тоже тебя люблю, хорошо? Очень давно люблю. Как оказалось, Юнхо было не о чем переживать, потому что губы Минги на вкус были всего лишь как дом.