Мне хочется любить и не бояться
Мне хочется забыть об этом сходу Заклеить изнутри
Но сердце не простит такой измены Пылали города, стучали вены
Мне кажется, достаточно на это Потрачено любви
Такая пустота
Трамвай идёт в депо
Печальная страна
Но в ней моё окно
Palina - "Месяц"
* * * - Нет, они не знают. Да никто особо и не парится кроме Кима. Ему как будто больше всех надо. Джисон нервно прикусывает губу, не сводя глаз с двери. Субин позвонил с просьбой доложить об обстановке и в этом не было бы ничего сложного если бы Джисон и сам был бы в курсе. Он не появлялся в скейтпарке с того самого дня, как Сынмин потащил его к Минхо. Точнее это Джисон потащил… «Айен, наверное, страшно обижен.» Да Джисон и сам на себя злится. Обещал заботиться о малыше, но уже во второй раз оставляет его, ничего не объяснив. И если в первый раз у него было оправдание, когда он заболел, то сейчас… Какое у него оправдание? Что он скажет Айену, когда вернется? «Извини, я хотел провести побольше времени наедине с самым горячим мужчиной в мире»? Какой же он жалкий… Шум воды затихает и из ванны выходит сам Аполлон. Джисон тут же жмёт на отбой. Субин поймет. — Ты в порядке, котёнок? Так побледнел… Влажные руки нежно гладят по щекам, а Джисон взгляд поднять боится. Вот гадёныш, глумиться ещё! Знает ведь, что делает, когда стоит весь такой прекрасный в одном полотенце. Да ещё и так близко, запах шампуня вперемешку с гелем для тела дурманят разум, но Джисон прилагает огромное усилие чтобы вновь не попасться на удочку. Минхо играется с ним, заманивает, подпускает ближе, но, когда заходит слишком далеко со смехом отступает. А Джисону мало. В нём бурлят гормоны. Ему хочется больше, глубже, горячее. Он ластиться к мягкой руке и тянется за поцелуем, но его вновь останавливают. — Сон-и… — Хён, пожалуйста…- шепчет Джисон, не оставляя попытки дотянуться до таких желанных губ. – Один поцелуй. Всего один! Но Минхо только головой качает и безо всякого стеснения переодевается в домашнюю одежду. Джисон нагло рассматривает, пытаясь смутить, но если кто и смущен, то только он. Щёки безжалостно краснеют, уши горят, но Джисон старается. Минхо самодовольно усмехается, наблюдая за такими умилительными попытками казаться смелым. — Рано, Сон-и. Рано… Джисон стискивает уже позабытый телефон в своих руках, и паника снова подхватывает его. Минхо как никто другой должен понимать, что никакого «потом» у них может не наступить. Их жизнь зависит от того как хорошо они будут отыгрывать роль ничего не понимающих дурачков. Одна ошибка и они потеряют всё. Потеряют друг друга. — Давай сбежим. Голос срывается от волнения и отчаяния. Минхо удивленно вскидывает брови, растягиваясь на кровати, совсем рядом с Джисоном. Секунда и его голова уже на коленях парня. - Сбежим? - Знаю - это глупо и импульсивно. Но я так больше не могу. Я буду усердно работать. Накоплю кучу денег и заберу тебя далеко-далеко, где нет ни Субина, ни Миндже! Только ты и я... Минхо нежно улыбается, как улыбаются детям, что рассказывают небылицы. Джисон такой ребёнок. Такой наивный и трогательный в своём стремлении достать луну с неба. Они оба понимают, что это невозможно, но всё равно позволяют себе притвориться. Притвориться и представить. Минхо прикрывает глаза, грезя наяву. Гавайские рубашки на голое тело, ступни приятно утопают в нагретом солнцем песке. Родные руки обнимают со спины и где-то вдалеке слышится крик чаек. — Ты и я…- эхом отзывается Минхо, представляя беззаботную улыбку Джисона. Сколько же поцелуев можно сорвать с его губ, вот так просто – ни от кого не скрываясь. Они вздрагивают от неожиданной вибрации зазвонившего телефона. Минхо, едва взглянув на дисплей, выхватывает его из рук младшего. Глаза Джисона испуганно расширяются. Он с немым вопросом смотрит на Ли и тот разбил бы дешёвый гаджет о стену и, поддавшись на уговоры, отвёз бы подальше от всех этих разборок и группировок из детей, возомнивших себя взрослыми. Всё бы сделал лишь бы не видеть своего мальчика таким испуганным и подавленным. —Всё о чём я мечтаю, - шепчет Минхо, сжимая дрожащие руки Джисона. – Чтобы ты был счастлив. Джисон тяжело сглатывает, обхватывая талию своего хёна и перемещая того себе на колени. Тот не сопротивляется, наоборот – ластиться словно кот. — Тогда поцелуй меня. Слова, такие серьёзные и слишком смелые никак не вяжутся с истинными чувствами. Джисону страшно, ведь Минхо может снова отмахнуться от него, перевести всё в шутку. Но хён со всей щемящей нежностью на какую только способен накрывает его губы своими. И Джисону уже совсем не страшно умирать – самое главное в жизни от уже попробовал. Он уже знает какие губы на вкус у Минхо и плавит от этого не по-детски. И пусть отвечает совсем не умело, но так отчаянно, - хватаясь пальцами за голые плечи, оставляя на них красные следы, и прижимаясь близко. — Минхо, - шепчет Джисон почти плача от невозможности быть ещё ближе, чем это возможно. Хочется врасти в Ли, стать с ним одним целым. – Позволь мне любить тебя. Воздуха уже совсем не хватает, пальцы сжимаются сильнее, уверенно оставляя синяки, но старшего это совсем не беспокоит. Он сравнивает Джисона, такого нуждающегося и отчаянного, с бездомным котёнком к которому впервые за долгое время проявили ласку. Такому всегда будет мало, он будет преследовать до самого дома в надежде, что его впустят и позволят остаться навсегда. Джисон тихо скулит и тянется за новым поцелуем и Минхо ничего не остается кроме как открыть своё сердце. Он принимает все недостатки и проёбы Хана и растворяется в непривычных чувствах и неожиданном спокойствии, в надежде выбраться из этого болота, в котором они очень глубоко увязли. *** — У тебя засос на шее, - то ли утверждает, то ли спрашивает Сынмин и Джисону остается только глаза от таких чудес выпучить и воздухом давится от растерянности. Сам Ким Сынмин собственной персоной, - сам Король Ким! – подошёл первый, да ещё и разговаривает не в своём обычном пассивно-агрессивном стиле. — Давно вы встречаетесь? – так и не дождавшись хоть какого ответа на свою фразу, кроме раскрытого в шоке рта, интересуется Ким. — С кем? Сынмин заторможено хлопает глазами и Джисон понимает какой тупой вопрос задал. Конечно же он догадался о их отношениях, после всего того чему стал свидетелем. И почему Минхо такой…прямолинейный? — Что ты хочешь? – спрашивает Джисон потухшим голосом. И как он мог так тупо спалиться? Сынмин хмурится и привычным жестом взлохмачивает и без того лохматые волосы. Теребит пирсинг в губе и перекатывает скейт ногой. Последняя неделя тепла перед заморозками и обычно ребята вовсю наслаждались этим, тратя дни на отрабатывание трюков. Только вот в этом году веселиться никому не хотелось. Скейты просто служили аксессуаром, а один так и остался лежать нетронутым там, где его оставил хозяин. Джисон морозит пятую точку на холодном бетоне и издалека видит какие неодобрительные взгляды бросает на него Айен - болел ведь совсем недавно и опять на те же грабли. Изо рта вырывается грустный смешок. Тэхён бы наорал. Наорал, отвесил пиздюлей, а потом бы весь вечер обнимал. Таким он был человеком. Гребанный ред флаг. Сынмин сидит на куртке и шарит по карманам в поисках сигарет. Джисон напряженно наблюдает за ним, ожидая вердикта. — Мне просто, - зажигалка не зажигается с первого раза и Ким тихо матерится себе под нос. – Стало интересно как вы пришли к этому. Вот это уже совсем неожиданно. Джисон снова давится воздухом, на этот раз пропитанного сигаретным дымом. Интересно? Сынмину интересно что-то не связанное с Миндже? — Ты заболел что ли? Джисон прикладывает ладонь ко лбу парня и тот недовольно шлепает его по руке. — Ничего я не заболел, придурок. Может расскажешь уже? — И тебе правда не поебать? – прищуривается Джисон. – В смысле… Вау! Может тебе зрение проверить? Я не Миндже и не твоя драма-лама Хёнджин. Он всё говорил и говорил, и Сынмин, изрядно устав от такого словесного поноса, обошёлся лаконичным и доходчивым: — Заебал, иди нахуй! И решительно поднялся на ноги, оставляя свою брендовую куртку. Джисон только посмеялся, накидывая вещь на озябшие плечи. Не по погоде всё-таки оделся, футболки без рукавов уже не катят. Он перехватывает брезгливый взгляд Бомгю и строит рожицу. Не его вина, что Чхве такой гордый и ненавидит богачей. Джисон готов подбирать объедки, чтобы прожить хотя бы день. Он в отличие от Бомгю знал, что это такое не есть неделями и рыться в мусорных баках в надежде найти хотя бы кусочек хлеба. Если бы не Субин…Сегодняшнего дня просто не было бы для Хана. Именно поэтому он принимает подарки вселенной и стряхивает грязь с чужой куртки. И пусть Бомгю хоть позеленеет от негодования, возвращать её не собирается, да и не похоже что Сынмину это нужно. Джисон поднимается на одеревеневшие ноги и медленно бредёт в сторону Айена. Извиниться-то надо… Отбивает кулак Чанбина, а вот стоящий рядом Бомгю кажется хочет использовать свой не по назначению. Замахивается, но Кай мягким прикосновением останавливает его, качая головой. Он натянуто улыбается Джисону и отводит друга подальше. — Чего хотел? – спрашивает Айен, пытаясь казаться безразличным, но обиду в лисьих глазах скрыть не может. Бита перекатывается в руках и лучше бы Айен перемолотил ему все рёбра, лишь бы не чувствовать себя таким виноватым. На языке крутится невысказанное «прости», но это будет слишком. Джисон, которого знают ребята, не извиняется. Он шлёт нахуй, не думает о чувствах других и уж тем более не думает о своём будущем. В его понимании нет сожалений. А у Джисона, которого знает Минхо их полно. Они наполнили его сердце, душу, засели глубоко в желудке и лёгких, не давая и кусочек еды в рот взять – сразу выворачивать начинает. «Мне так жаль, лисёнок» Но вслух может только: — Соскучился, пиздюк? Всё ещё ссыкуешь один спать? Джисон треплет Айена по волосам и тот, недовольно нахмурившись, отмахивается от его руки как от надоедливой мухи. - Я сплю с Чанбином. - Круто! Поздравляю! Предохраняетесь хоть? Чанбин бросает на Джисона грозный взгляд и тому становится по-настоящему страшно за свою жизнь, но последующие слова уже вылетают изо рта. — Смотри не раздави его своими мышцами. Помни – мой мальчик любит нежно! Айен таращит глаза и кривит рот от отвращения, а Чанбина это похоже задевает, ибо голос становится громче. — Эй! Да что ты вообще… Ради своей же безопасности и опасения вновь выкинуть что-нибудь неподобающее, Джисон быстренько ретируется, так и не дослушав что же ему ответит хён. Он на ходу выискивает жертву, способную во всех подробностях описать что же происходило в его отсутствие, но самый подходящий человек для этого вообще на Джисона не смотрел. Сону казалось даже и не заметил его присутствие, сосредоточив весь свой мир на Ники. Тот похоже всё ещё не пришёл в себя после… — Какого хрена? Громкое и увесистое в стиле Бомгю. Джисон быстро оборачивается и от увиденного не может сдержать нервного смешка. Он звучит в напряженной тишине жутко. Айен вздрагивает и для опоры хватается за огромный бицепс Чанбина. Забытая бита валится на асфальт и её тут же подхватывает Бомгю. — Ублюдок! – хрипит, замахиваясь. – Мразь! Как ты вообще посмел? Кай подхватывает под руки, не позволяя выбраться. Бомгю орёт и выгибается, а смех Джисона звучит всё громче. Руки зажимают рот, но это совсем не помогает. Цирк. Какой же это всё цирк! Вот Минхо повеселится, когда узнает, что лучший друг Тэхёна не пришедший на его похороны, заявился в их убежище только спустя неделю. И не в каких-нибудь обносках, а при полном параде – в белом смокинге, но это ещё ладно, а вот волосы… Джисон давится новым приступом смеха и неосознанно подходит ближе. Хочется дотронуться, убедиться, что это не обман зрения, но нет… Это абсолютно точно реально. — Знаете, - Джисон не понимает, что голос исходит из его уст. Пытается заткнуть себя, но безуспешно. – Вам пора бы завязывать со всей этой темой с траурами, а то точно облысеете раньше времени. Бомгю лягает ногой воздух в попытке дотянуться до Ёнджуна, и Сынмин встаёт между ними, расставив руки. — Бом… — Завались нахуй, Сынмин! – перебивает Бомгю и Каю приходится сильно напрячься, чтобы удержать его. – Убью! Слышишь?! Я убью тебя, Чхве Ёнджун! Джисон падает на колени от смеха, обхватывая живот руками. Дружба может быть такой переменчивой. Ещё месяц назад Джисон слышал, как Бомгю хвалился схожей фамилией с Ёнджуном и звал того старшим братом, а сейчас убить готов. Смех, да и только! А всему виной волосы Джуна, выкрашенные в нежный розовый цвет. *** — Бомгю никогда его не простит, - шепчет Айен, теребя фенечки на запястьях. Сынмин задумчиво кивает. — Ну и пошёл он нахуй тогда! – отвечает Бин, поочередно поднимая гантели. – Подумаешь покрасился так же как Тэхён, это что преступление что ли? Тем более тот вообще сдох и насрать ему на всё это. Айен ничего не отвечает, только колени сильнее обнимает, пряча в них голову. Грубые слова хёна бьют по сердцу и желудок болезненно сжимается. Вот-вот вырвет. Украдкой смотрит на Мина, тот сидит на тренажёрной доске и мыслями будто далеко отсюда. Шорты едва достают до острых колен и синяки на них сводят с ума. Тяжело сосредоточиться, хочется выть. Айен облизывает свои тонкие губы и вспоминает как же они отличаются от таких привлекательных, полных губ Хёнджина. Красивый он… Сынмин тоже думает о Хване. Все те дни в универе он чувствует его взгляд на себе. И хочется подойти, рассказать про похороны, про набитые тату с бабочкой, предложенные Айеном, про Ёнджуна. Про то как он встретился с ним после разговора с Минхо и услышал ровно то же, что тот сказал в скейтпарке. — Где ты был? Где ты, мать твою, был, когда нашего Тэхёна убивали?! – орёт Бомгю, неосознанно оставляя синяки на руках Кая. Ёнджун виновато опускает голову и втягивает плечи. Шмыгает носом и нервно зачёсывает розовые пряди назад. — Я…- глаз не поднимает. – Был на свидании. Джисон уже плакал от смеха, а вот Сынмин ничего смешного в этом не видел. Как один из старших, Джун всё своё свободное время посвящал заботе о членах банды. Он никогда не заикался о своей личной жизни и похоже, что у него её вообще не было. И как же Джуну не повезло, что Тэхёна убили именно в тот день, который он решил провести для себя. — Надеюсь ты хорошо провёл время, - шипит Айен. Ёнджуна всего трясёт, он обхватывает себя за плечи и беззвучно плачет. — Я ненавижу тебя, - вновь подаёт голос Бомгю. – Всей душой ненавижу. Он уже не вырывается, но Кай всё равно не отпускает – от Бомгю можно ожидать чего угодно. — Я себя тоже, - шепчет Джун так тихо, что слышит его только стоящий рядом Сынмин, и поднимает глаза. В них чётко читается «Я знал, что всё будет именно так.» Он переговаривается о чём-то с Миндже и уходит, кивнув напоследок Чанбину. —Ёнджуни-хен больше не придёт? – с дрожью в голосе спрашивает Кай. Сынмин поднимает глаза к небу удерживая влагу, готовую вот-вот вытечь из глазниц. Ему бы радоваться, теперь-то уж точно никто не будет спаивать его алкоголем, но на душе будто кошки скребут. Больно, когда люди становятся просто воспоминаниями. — Так будет лучше, - уверенно подбадривает Чанбин. – Ты же знаешь. И Кай потупившись кивает. — Знаю… Хочется рассказать так много всего и много хочется услышать в ответ, но Хёнджину мешает подойти гордость, а Сынмину страх, что с его Джинн-и может случится что-то плохое, если снова начнут общаться. Дома стало совсем невыносимо и только пыхтение Бина в пропитанной запахом пота качалке дарит душевный покой. Родители даже не замечают, что их сын не ночует дома. Они отделываются короткими звонками и сообщениями, будто это может заменить настоящее родительское тепло. Сынмин откидывается на тренажере, откровенно засыпая. Похоже и в этот день Чанбину придется потеснится. Благо живёт над залом, топать далеко не придётся. А тот похоже и не возражает вовсе. Всё пыхтит и пыхтит со своими гантелями и обиженное сопение Айена бесстыдно не замечает. Сынмин усмехается своим мыслям и вытаскивает из кармана набор стикеров, не покидающих карман с тех пор как познакомился с Хваном. Шкрябает в нём короткое послание истощенным карандашом и выдергивает лист, чтобы дома переместить в ящик стола к остальным запискам. — Ты такой придурок, - зло выплёвывает Айен, выглядывая из-за плеча Кима. Сынмин вздрагивает и быстро прячет записку, но слишком поздно. Её уже прочитали. — Хёнджин тоже придурок. Вы, блять, так подходите друг другу. — И ты туда же…- устало вздыхает Мин. Злится не хочется. Только не на Айена. Тот и так выглядит слишком печальным. — Я борюсь со своей зависимостью к наркотикам, - шепчет вдруг он. – Борись и ты. Сынмин в задумчивости жуёт нижнюю губу. Он никогда не считал свою любовь к Миндже зависимой и его раздражало, когда кто-то утверждал обратное. Они просто завидуют. Хотят поссорить их. — Приму к сведению. Он тяжело поднимается и бредёт на второй этаж, пока Айен мысленно рвёт себя на мелкие кусочки. А потом, пока никто не видит, физически. Он пачкает кровью одолженную у Чанбина белую футболку и плачет, обнимая себя за плечи изрезанными руками. Его кости ломит, в горле стоит ком, а желудок тянет обидой. Всё чего ему хочется – закинуться чем-нибудь и уснуть наконец. «Ян Чонин грёбанный педик.» «Ян Чонину нравится сосать члены» «Ян Чонин спит со взрослыми мужчинами за деньги.» «Ян Чонин…» «Ян Чонин…» «Ян Чонин…» — Айен, - неуверенно представляется парень с лисьим прищуром, выглядывающим из-под накинутого капюшона куртки. – Я хочу присоединиться к вам в банду. Айену семнадцать. Он курит электронные сигареты, размахивает своей битой, громко материться, прячет синяки под огромными толстовками и скрывает порезы за кучей фенечек. Он переломал сотни рёбер всем обидчикам и не раз вставал на учёт, но почему только Айен? Почему он, а не те, кто плевал в его обед, смеялся над бедностью парня и избивал всякий раз, когда видел того не улыбающимся, потому что без улыбки выглядит пугающим? Айен пришёл к Миндже, потому что устал. Устал быть слабым и беспомощным. Устал быть жертвой. Чанбин поручился за него и заставлял ходить вместе с собой в качалку, а Тэхён научил драться и подарил бейсбольную биту. — Все дети жестокие, просто мы из тех, за кого некому заступиться, кроме нас самих, - нараспев мурчит новоприбывшему Сынмину, пока бешенство заполняет всю его сущность, смешивается с кровью и затуманивает разум похлеще наркоты. Айен ломает рёбра Кима, вбивает подошвы потрепанных ботинок в позвоночник. Он и сам не понимает почему так злится. Может всё дело в заумных словечках и выглаженных рубашках? Он рвёт их, обливает алкоголем, брызгает краской из баллончиков и хочет, чтобы его послали. Ян Чонину семнадцать, и он всем сердцем ненавидит Сынмина, потому что ещё не умеет любить. *** Сынмин выдыхает сигаретный дым и швыряет камешек в окно Хёнджина. — Принцесса, - пьяно распевает он, раздражая соседей и усмехаясь – Спусти свои волосы, Рапунцель. Но ответа всё нет и нет. Ким послал уже кучу смс, но все они остались непрочитанными. А Хёнджин умеет обижаться… — Раздражаешь блять, принцесс! Занавеска колыхнулась, а вместе с ней и надежда, что Джинни наконец соизволит выйти. Но не тут-то было. — Я дурак, - пускает в ход последний козырь. – Давай поговорим! Я готов исполнить любое твоё желание. — Мило, - раздаётся справа и Сынмин, заторможено поворачивается. – Но твоя «принцесса» просила передать, чтобы ты шёл – я не одобряю таких слов, поэтому сглажу немного, - нахрен! — Сгладил. Сынмин разочаровано вздыхает. Меньше всего на свете он хотел видеть сейчас Бан Чана. Прошлая их встреча была странной, и эта тоже не обещает быть нормальной. Ну почему Хёнджин такой упрямый и не хочет с ним поговорить по-человечески? Ослабевшее от алкоголя тело грузно опускается на лавочку перед домом, а разум заполонила пелена. Чан присаживается рядом, укладывая голову Мина на своё плечо и интересуется участливо, по-доброму улыбаясь. Прямо как старший брат или отец, которого так не хватает Киму. — С парнем поссорился? «Поссорился?» Сынмин грустно усмехается. — Мы расстались. Он изменил мне с Айеном.