Такое Оле не расскажешь

      – Уверен, что вчера? – Пятифанов убрал руки в карманы брюк, глянув игриво, а затем быстро вернул себе прежний взгляд. – После нашего разговора ты сразу же задрых, ну и я ушëл на первый этаж.       Семëн с Бяшей как-то неодобрительно смотрели на Антона, будто это он пришëл к Роме и потревожил чужой сон. А может... хулиган рассказал им о...? Да нет. Нет. Быть того не может.       – Что? – Петров непонимающе посмотрел в ответ, поправляя очки.       Беседу резко прервал прозвеневший звонок, поэтому компашка бесцеремонно избежала объяснений. Бяша махнул рукой по типу "забей", а Семëн пошëл галдеть с другими одноклассниками, желая быть в курсе и других школьных событий. Рома же просто не стал ничего говорить, сразу уходя в кабинет. Антон тоже медлить не стал и зашëл следом, опускаясь на свой стул.       Он уже в последний момент вспомнил, что Пятифанов и был теперь его соседом по парте, а сам упомянутый успел нагло развалиться ещë и на стороне Петрова. Взгляд Антона мимолëтно пробегал по чëрной одежде, очень подходящей к его образу старшеклассника. За чёрной рубашкой проглядывался приятный взору рельеф мышц, который так и хотелось погладить, ощутить твёрдость в меру подкаченного тела. Но терзал мысли сейчас куда более важный вопрос.       – Так о чëм была речь? О чëм вы мне все дружно не рассказываете?       Ранее расслабленный Рома поменялся в лице, нахмурившись, и напрягся в плечах. А затем начал доставать с рюкзака, положенного на колени, тетрадь с ручкой. Надо было себя чем-то отвлечь, создать видимость безразличия к собственным словам.       – У отца годовщина смерти. Год прошëл.       ...       На этом моменте даже Антон не знал, что ответить. Это объясняло, почему он пришëл к нему с паршивым настроением... и причина, почему приятели одарили его таким внимательным взглядом. Наверно подумали, что тот не выслушал и половины печальной истории, заснув за серьëзной беседой. Но он не знал... А то, что он пялился на его, как оказалось, траурный прикид, добавляло ещë дополнительную порцию стыда.       – Мне жаль, что... – голос показался тише и даже мягче, чем должен быть.       – Ага. – Но Рома в корне прервал монолог, не желая, чтобы его сейчас жалели или как-либо пытались посочувствовать. Только не Тошка, с которым он знаком от силы третий день.       День прошëл в довольно молчаливой компании. Можно было сказать, так Петров поддерживал Пятифанова, не задавая ему лишних вопросов. Рома каждую перемену ходил курить с парнями, по возвращению травя Антона, как противного таракана, запахом табака. Но Антон не стал это как-либо комментировать. Сегодня это было не тем, за что ему стоило цепляться.       Сам Антон на перерывах погружался в свои мысли и параллельно пытался начать вырисовывать что-то на бумаге. Выходило не очень-то хорошо, по его мнению. Куда хуже, чем когда он был в шестом классе..       Почти обидевшись на исчирканный листок, он скомкал его и отнëс к мусорке. Ладно, может потом ещë попытается порисовать.       Эта перемена была длинной, поэтому половина мест пустовала: кто-то ушëл есть в столовую, кто-то вышел покурить на улицу, а кто-то, как Антон, оставался в классе. И из оставшихся старшеклассников в кабинете он заприметил Полину, что ещë с первого школьного дня стреляла ему глазками. Красивая.. к тому же услышав вчера, что она, оказывается, была первой скрипкой в посëлке, его начал подогревать интерес. Может быть, вот его судьба? Надо будет попробовать пообщаться с ней.       Очередной звонок прозвенел, и все начали с крайним нежеланием подтягиваться к уроку. За парту уселся и Рома, пронаблюдав за направленным в сторону взглядом Антона.       – Что, Полинка приглянулась? – небольшой оскал обрамил лицо Ромы, – она только выглядит так. Она моя бывшая, та ещë истеричка. – Наклонившись ближе к уху Антона, он буквально заставил его погрузиться в запах скуренного им табака. Запах его одеколона. В его собственный, немного мускусный запах. А затем Роман ещë тише зашептал, – и сосëт просто отвратительно. Ей бы стоило поучиться у тебя.       Петров отпрянул от него также быстро, как Морозова, вдруг решившая посмотреть на Антона из-за плеча. При виде шепчущего Ромы, она недовольно сощурилась, смешно поморщив носик, и отвернулась. Видимо поняла, о чëм там ему Пятифанов говорит. А Антон в это время начал нервно крутить ручку в пальцах, пытаясь отогнать от себя наваждение.       – Придурок, – наступив на чужую ногу, Петров хмуро поправил очки на немного алом лице, – я просто посмотрел на неë, а ты уже всю подноготную выложил. А что если она мне всë равно приглянулась?       На этом моменте Рома притих. Было только слышно, как он клацнул зубами и стал буквально прожигать взглядом спину Полины. Та, видимо чувствуя пристальное внимание, недовольно поëжилась на стуле.       – После уроков со мной пойдëшь. – Казалось, продолжение фразы не будет, но он мрачно уточнил. – На кладбище.       И тут Антона больно кольнула вина за то, как он грубо выразился по отношению к Пятифанову. Он переживал сегодня не лучший день в своей жизни, стоило поддержать его позитивный настрой. А он взял и сбил его.       – Хорошо, без проблем. – Не зная, как выразить хоть немного поддержки и при этом быть правильно понятым, Антон быстро и осторожно похлопал его по плечу. – Только после всех уроков, ладно? Осталось всего два отсидеть.       Последовал кивок. ***       – Ну, привет, батя, – Рома горько усмехнулся и присел на корточки перед надгробием, положив искусственные цветы рядом с ним, – я тут к тебе не один пришëл. С корешем вот.       Антон мог лишь сочувственно наблюдать, глазами сверля то землю, то вычерченный на могильной плите портрет пожилого мужчины. А ведь и его родителей когда-нибудь ожидает такая учесть. И его самого. И Оленьку...       У Антона больно кольнуло сердце. Не дай бог сестре умереть раньше, чем ему. Он не единожды слышал, как в этом посёлке пропадали дети... причём некоторые из них были того же возраста, что и она. Давно не было подобных случаев здесь, но кто знает... беда всегда приходит внезапно.       Пока Петров копался в своей голове, Пятифанов произнёс ещё несколько фраз, которые вовсе могли быть никем неуслышанными, кроме них самих. Только где-то там, на подсознании, всё равно таилась надежда, что он не зря распинается перед мраморным булыжником. Гляди, отец и услышит его...       Молча отходя от памятника, ближе к могильным оградам, Рома чиркнул зажигалкой, поджигая сигарету. Садясь на металлическое ограждение, он пустил пару клубов дыма, смотря в хмурое небо. Он хмыкнул, подумав о том, что оно было подстать его нынешнему состоянию. И только Антон, стоящий рядом с ним, приносил непонятное ему спокойствие.       Краем глаза увидев, как Петров печально поджимает губы и смотрит на положенные у надгробия цветы, захотелось сразу расшевелить его, дать выползти из цепкой хватки тяжких дум. Собственно это тёмноволосый и сделал, ущипнув того за ногу. Белобрысый в миг оживился, сильно вздрогнув, и посмотрел на него.       – И чего мы такие печальные? – Роман вскинул бровь, втягивая в себя новую порцию табака. – Это произошло уже давно. Пил он много, на жизнь после войны смотрел с отвращением. Да и не сказать, что он был мне дорог. Скорее наоборот, принёс в мою жизнь кучу дерьма. Постоянно бил то меня, то мать. Просто... – новая затяжка, за которой последовал глубокий вздох, ­– был всё-таки моим батей. Грех не навестить.       – А с мамой что? – проникшись резким порывом Ромой рассказать подробности своей жизни, он сел около него на промёрзшую землю, поджав колени к себе.       – А она терпеть не стала. Сбежала в город, когда я в седьмой класс пошёл. – Скуренная сигарета была прижата фильтром к забору, а после вовсе кинута куда-то вглубь леса. – И плевать ей было, что я теперь должен был занимать главное место в отцовских побоях. Не говорю уже о быту, свалившемся разом на голову... – парень снова посмотрел в небо, пытаясь найти в нём хоть каплю справедливости. – Я когда к тебе заходил, моей первой мыслью было: “Какой же ты всё-таки счастливый ублюдок”.       Резко захотелось извиниться перед Ромой. Когда у Антона была полноценная семья, моментами хоть и ссорящаяся, но всё-таки держащаяся вместе, у Пятифанова не было ничего. Даже один, но нормальный родитель, мог изменить многое в жизни своего чада. Здесь же... ни родителя, ни толики нормальности.       – Не пойми неправильно. Сейчас я так не думаю. Ты счастливый, но не ублюдок, – на секунду Рома ярко улыбнулся, без какого-либо оскала, отчего у Антона ёкнуло сердце. – Когда хотел уйти, твоя мама меня остановила. Не отпускала, пока блинов её не поел, – Пятифанов довольно хмыкнул. ­– И сестру твою мелкую увидел. Во глаза у неё большие были от удивления, как пять копеек. Но красивые.       На пару мгновений повисло молчание.       – Прям как твои, Тошик.       Направленный на него взгляд Ромки заставил нервно и с лёгким трепетом сглотнуть застрявший ком в горле. Антона снова застали врасплох.       – Пятифанов, какой же ты дурак, – Антон уткнулся в свои колени, прячась и руками тоже. Лицо краснело, а вместе с тем и его уши, немного выглядывающие из сползшей наверх шапки.       Отчего-то теперь и Ромка почувствовал смущение, начиная по привычке потирать шею.       – Ты это, не подумай... – взгляд невольно пал на стоящую чуть поодаль могильную плиту, и Рома даже потвердел на пару тонов в голосе, – я не педик какой-то.       Внутренний трепет как-то быстро спал на “нет”, и Антон одарил очень внимательным и, тем не менее, обиженным взглядом Рому.       – Ага, как же. Не ты меня два раза сосать заставлял, получается?       Видно, что тёмноволосый замешкался. Искал ответ, да найти не мог. Противоречия путались в голове снежным комом, отчего в голове потом всё мигом пустело.       Антон только вздохнул, понимая, что и слова на эту тему из хулигана не вытащит. Немного печально, но что уж тут. Спасибо, что он вообще не оставил его на избиение Семёна тогда.       Поднимаясь, он оттряхнул штаны от уже подтаявшего снега вперемешку с землёй и выпрямил спину.       Роман тоже поднялся, достав откуда-то нож-бабочку, пару раз покрутив её в руке. А затем также быстро её убрал, неожиданно развернувшись к Петрову.       Встретившись взглядами и даже не думая спрашивать разрешения, он снял с его переносицы очки. У Антона всё вмиг помутнело на заднем плане, однако Рому на таком расстоянии он очень хорошо видел. А тот смотрел на него неотрывно, без всякого стеснения любуясь чужими глазами. Тёплое дыхание ощущалось на лицах обоих, слегка согревая подмёрзшую кожу.       – Я не педик, но... – видно, что главарь банды замялся, хоть и пытался сначала показать своё безразличие к происходящему. Но понимая, что обратного пути нет, мягко накрыл губы Антона своими. Это даже не было поцелуем, просто мимолётным прикосновением мягких обветренных на морозе губ. Руки Ромы плавно перетекли на бёдра Антона, слегка сжимая их. Петров же, находясь в чуть шоковом состоянии, только неуверенно зацепился кончиками пальцев за плечи одноклассника.       Словно злясь на свою неуверенность и стараясь показать свою доминантность, Пятифанов не спеша, но с заметным напором прикусил чужую губу, в тот же миг отстраняясь.       – Ни слова. Усёк? – Антон даже не понимал, говорит Рома о том, чтобы тот не распространялся, либо ему прямо сейчас стоило молчать. Наверное, и то и то сразу. Поэтому Петров лишь кивнул, осторожно прикоснувшись к нижней губе. Могло ли это значить..?       – Пошли уже. Холодает. – Показательно шмыгнув носом, Пятифанов отвернулся от белобрысого, спокойно направляясь к выходу из кладбища. Внутри же он чертыхался, то ли злясь на себя, то ли на Антона. Вот же ж блять. Не удержался. Поцеловал.       Ёбаный Тошик с его блядскими красивыми глазами.       Слыша отдаляющиеся шаги и фыркание, Петров поспешил пойти за Ромой.       На секунду уголки губ Антона приподнялись в улыбке.       – Очки-то верни, придурок!