Такое Оле не расскажешь

      В школу они всё-таки опоздали. Отчасти им повезло, ведь первым уроком была химия, где учитель относился к десятиклассникам с давно выработанным безразличием. Те, кто хотели сдавать данный предмет, и так его внимательно слушали, а кому это при любом раскладе в хер не впилось, он мог и просто по доброте душевной влепить тройку за семестр.       Заходили они все втроём, но только от Петрова учитель услышал робкое, но громкое “простите за опоздание”. Почти все одноклассники уставились на троицу, некоторые из них шушукались и хихикали. На секунду в душе Петрова посеялись сомнения: а точно ли с ним всё нормально? Не выглядят ли они подозрительно? Может... было что-то, что он не убрал и не прикрыл?       Но все мысли были лишь плодом воображения. Это была стандартная реакция учеников, хулиганы и носом не повели. Химик же даже не стал прерываться на опоздавших обалдуев, рассказывая классу новую тему. Бяша быстро уселся за парту на своём ряду с зевающим и почти засыпающим Семёном, который сразу приободрился при виде знакомых лиц, а Рома и Антон сели на одну из свободных дальних парт. Петров скорчился, стоило ему соприкоснуться своей пятой точкой со стулом, а достающий ручку с тетрадью Рома заулыбался, почти заскалился от комичности ситуации.       – Всё из-за тебя, балбес, – Антон беззлобно, но стыдливо и возмущённо пихнул парня вбок, вызывая у того ещё более яркие эмоции на лице. Блондин фыркнул, но быстро расслабился, как собственно и брюнет рядом с ним. Пора уже было включаться в урок.       Теперь они оба со скучающим видом наблюдали за перебегающим мелом на доске, за объясняющим реакции химиком, непонятно о чём шепчущимся классом. Если Петров писал хотя бы краткий конспект, то Пятифанов скорее больше следил за его стараниями и только мысленно подмечал что-нибудь из текста. Ему нравилась даже отстранённое вовлечение старшеклассника в учёбу. Но чем дольше он вглядывался, тем больше углублялся в мысли об объекте, за которым сейчас наблюдал.       Если так примериться и подумать, то Антон его слишком сильно изменил за последние недели. Самым удивительным для хулигана, пожалуй, будет то, что будто сам мир стал для него на несколько оттенков светлее. Он начал подмечать больше мелочей, больше эмоций, проживать каждый день “от” и “до”. Ещё он стал куда меньше курить. Пачки хватало на всю неделю, когда раньше она могла продержаться максимум пару дней. С одноклассниками стало разговаривать куда проще, общение заканчивалось на хороших тонах. Чрезмерную агрессивность парня как ветром сдуло, ни о каких намеченных стрелках и драках даже думать не хотелось. Зато хотелось бесконечно много думать об Антоне.       Раньше Рома прогонял такие мысли. Но потом перестал. Какой смысл, если обратно вернутся? Со временем он перешёл к полному признанию своих чувств. Тяжелее всего было принять то, с каким лицемерием он относился к даже незнакомым ему людям. Вечно отрекался от всего пидорства, а теперь сам являлся участником происходящей, как говорил его отец, “гомосятины”. Но отца уже не было, как и ощущаемого презрения.       Но полностью изменить своё мировоззрение он всё же не мог. Клокочущий комок ненависти в груди продолжал твердить ему одно и то же, будто был древней заевшей пластинкой. Мол, нельзя воспринимать такое за нечто нормальное. И Рома не мог. Ну никак, хоть об стенку убейся. Видимо с ним это до конца жизни останется. Но на Петрова он и смотрел по-другому. Не хотелось относить его к отдельному полу и выбирать, что правильно, а что нет. Было только желание смотреть на его душу и доброе сердце. Да и с присутствием блондина этот комок замолкал, прятался в дальних уголках души.       От всех этих мыслей голова начинала идти кругом. Пятифанов никогда не любил думать, но, кажется, навязчивые мысли были заразны, учитывая его соседство с круглым хорошистом. Рома со вздохом положил голову на плечо Антона, закрыв глаза. Макушку тут же пригрел одетый Петровым шарф, а сам Петров резко замер, переставая писать текст, что сейчас диктовал сидящим учитель.       – Ты чего? – Не сказать, что он был против, но.. его точно напрягало, что кто-то мог обернуться к ним и увидеть эту картину. Вроде бы дружеский жест, но ощущения были совсем иными, учитывая их теперешние взаимоотношения.       – Устал. ­– Кратко и чётко. Хотелось усмехнуться на подобное заявление.       – Устал ничего не делать? – Антон слегка недовольно спросил, всё ещё чувствуя себя напряжённо: он ведь и писать ему мешает. Материал вовсе не хотелось пропускать мимо, и так ведь опоздали на занятие.       – А мне ранее показалось, что я хорошо поработал утром, – Пятифанов не мог не подколоть. Он уже представлял, как смешно скосилось лицо Петрова в этот момент и покраснели мягкие щёчки. – Просто столько сомнений.       – Каких сомнений? – Антон уже чуть более мягко и смущённо спросил, разглядывая свой же конспект.       – А тебе всё скажи. – Рома, даже если бы и хотел, не мог сейчас обсудить эту тему здесь. Да и... разве должны так сильно Антона беспокоить чувства Пятифанова? Имеет ли право Рома обсуждать такое с ним? Можно ли... довериться ещё сильнее? ­      – Просто, – Петров начал говорить тише и снова обвёл взглядом весь класс. Понимая, что никто в их сторону не смотрит, он совсем осторожно и мельком потрепал волосы хулигана, – волнуюсь за тебя.       Секундная нежность и одна фраза, как вдруг льдышка, под названием “сердце Пятифанова” взяла и растрескалась под пальцами Петрова. Именно это ощутил Рома сейчас.       Теперь он понял.       – Тоша.. – Настроение тёмноволосого резко сменилось на более сдержанное, будто сейчас перед ним стал огромный выбор. – Поночуешь сегодня снова у меня?       Он говорил настолько неуверенно, не по-Роминому борзо, что у Антона даже не стало возникать каких-либо “не тех” мыслей. Сейчас он, пожалуй, был только удивлён и сильно встревожен. Что ж за сомнения атаковали всесильного Романа?       Вдруг голос Пятифанова упал ещё ниже, и он отстранился от плеча, выпрямившись на собственном месте.       – Не хочу оказаться один.       Разговор был закончен прежде, чем блондин смог придумать, что ответить. Прозвенел звонок, хулиган поднялся с места и пошёл к выходу из класса. Ему надо было немного побыть одному, и Петров это прекрасно понимал. Но из груди всё равно вырвался тяжёлый вздох.       – Не кисни, Антоха, – не прошло и минуты, как к нему подошëл другой ученик старших классов. Посмотрев на дверной проём и на сидящего ученика, не пришлось долго думать, чтобы понять причину резкой грусти. Бяша ободряюще похлопал его по плечу. – У Ромыча такое случается, на. Ему трудно подпускать людей к себе и всё такое.       Антон промычал, задумчиво теребя гелевую ручку в обеих руках. Теперь всю перемену сидеть одному.       – А как ты с ним сблизился? – вопрос вырвался сам по себе. Бяша усмехнулся.       – Ууу... долгая история, братан. Пусть Рома сам тебе расскажет, – и не успевая Антону дать время на ответ, сразу продолжил, – а сейчас пошли на улицу, на, – Бурят потянул Петрова за локоть, но тот издал шипение, выдёргивая руку.       – Бяш, я сам. – Блондин нахмурился и осторожно поднялся, опираясь ладонью об стол. Одноклассник еле сдержал нервный смешок, уже направляясь в сторону выхода. Антон двинулся следом.

***

      Быстро забрав куртки с гардероба, оба с довольными улыбками вдохнули морозный воздух, по пути накидывая верхнюю одежду. Хоть хулиганы выходили в основном покурить, но после душных стен школы возможность подышать отличнику очень нравилась.       – Я тя не просто так позвал, – Бяша хмыкнул, сощурившись и наблюдая за вопросительно поднимающейся вверх бровью. – Ромыч сейчас сто проц за повешенным. Утром обычно здесь никого не бывает, на. – Узкоглазый уже копался в своих карманах, доставая сигареты и зажигалку, начиная чиркать ей. – Я на стрëме.       Антон без лишних слов понял его, благодарно и немного смущëнно глянув. Всë ведь, чëрт этакий, он видел и понимал.       Молча кивнув другу, Петров зашагал в нужную сторону, проходя мимо стены с надписью "Цой жив!" и упомянутым повешенным. Заглянул за угол, выискивая взглядом высокого парня. И нашëл его, сидящим на лестнице у запасного выхода из школы. В руке была незажжëнная сигарета, а сам он, немного прикрыв веки, смотрел на падающие снежинки.       На улице было ещë темно, только свет фонаря рядом помогал разглядеть чужой образ. Антон мелкими шагами пошëл к Роме. Тот довольно быстро услышал скрип снега под ногами, повернув голову к возникшему силуэту.       – Чего, Бяша позвал придти? – Голос у хулигана нормализовался, снова стал по-своему наглым и дерзящим, однако Петрова это никак не отталкивало. А Пятифанов в своë время разглядел в его взгляде жалостливую нотку, из-за чего тот весь подобрался, недовольно нахмурившись. – Вот только не говори, что жалеть пришëл. Не надо мне этих телячьих нежностей.       – Просто хотел побыть в твоей компании, – Антон подошëл и Рома, пару секунд колеблясь, отодвинулся в сторону, уступая место.       Петров вздохнул и сел, приложив небольшие усилия. Почему-то резко стало неловко разговаривать, поэтому блондин просто молча облокотился о чужое плечо. На улице было темно, хоть глаз выколи, оттого в кабинетах не спешили открывать зановешенные окна. Можно было больше позволить себе, при этом чувствуя себя расслабленно в неком подобие уединения.       Пятифанов хотел что-то сказать, но не успел даже воздуха в грудь набрать, как вдруг передумал. Так и сидели, с минуту пытаясь подобрать слова.       И Рома уже снова хотел открыть рот, попытаться что-то сказать, но его опередили буквально на одну секунду. Антон робко потянул руку к чужой сигарете, забирая еë в свои пальцы.       – Могу попробовать?       – Ты хоть курил раньше? – В ответ последовало отрицательное мотание головой. Даже забавно. Но Рома недовольно свëл брови, точно не желая, чтобы Петров подсаживался на такую дрянь. – Уверен, что хочешь?       – Мне просто интересно, чем они тебя так цепляют, – хулиган уже хотел объясниться и дать понять, что постепенно собирается бросать дурную привычку, но продолжил слушать, – и всë-таки.. одно дело смотреть, другое понять, что это вообще такое.       Мысленно раскидав все "за" и "против", брюнет сдался. Ничего ведь не будет от нескольких затяжек, да? Лучше попробовать и понять самому, надо тебе это или нет, нежели ныкаться и пробовать по углам, больше разгораясь желанием сделать всë в противовес чужим словам. Подобный пример упорно сидел в Роминой голове, ведь так когда-то и произошло с ним самим. Юношеский максимализм, несчастливое детство, выстраивание в себе образа хулигана, и вот у него в руках первая раскуренная пачка сигарет.       – Предупреждаю, затягивайся осторожно, иначе всë легкие выкашляешь, – Рома забрал сигарету обратно и привычными движениями сунул еë в рот, чиркнув зажигалкой и делая первую затяжку. Выдохнув дым в сторону, он протянул тлеющую сигарету Антону. – Будет плохо, говори.       Парень осторожно, словно никотиновая палочка вот-вот его укусит, повторно конфисковал еë из пальцев брюнета. Едкий дым, исходящий из неë, заставил блондина внутренне покривиться. Но любопытство и мнимое ощущение, что так он станет ещë чуть ближе к хулигану, брали вверх над принципами.       Приставив сигарету к губам под внимательным взглядом Ромы, Антон попытался более-менее плавно втянуть в себя воздух, следуя совету. Но никотин всë равно крайне неприятно полоснул по гортани, и старшеклассник убрал в сторону руку, тихо закашлившись в кулак. Однако Пятифанов продолжал смотреть, с интересом наблюдая. Сделает ли затяжку снова, или сдастся, даже не пытаясь попробовать снова? Словно это был выбор между тем, решит он бросить всë сразу, или же будет готов бороться с возникающими проблемами.       И Петров сделал выбор. Немного поколебавшись и пару раз вдохнув свежего воздуха, он снова потянул к себе сигарету, с той же аккуратностью затягиваясь. Мерзко, горько... невкусно. Блондин сморщился и смог почти выдохнуть весь клуб дыма, когда вдруг его лицо развернули в другую сторону.       Пятифанов осторожно накрыл его губы, меж которых ещë выходили остатки дыма, своими, полной грудью вдыхая отравленный воздух. Рома целовал глубоко, по-французски, выбивая все мысли прочь. Антон сначала удивлëнно вскинул брови, но затем расслабленно прикрыл глаза и поддался властной натуре, неторопливо, почти нежно начиная отвечать.       Рука осторожно приподняла подбородок блондина, когда языки уже сплетались в неспешном сумбурном танце, лаская друг друга влажными касаниями. Поцелуй был куда слаще всех этих никотиновых трубочек. Очки были убраны с переносицы парня, заставляя того терять чëткую картину мира и глубже погрузиться в испытываемые ощущения.       Рука Антона сама опустилась к лестничной площадке, опрокидывая на неë только недавно зажжëнную сигарету. И теперь он мог обнять Рому за шею, словно пытающегося сейчас получить все чувства одноклассника через их поцелуй. Он не отстранялся, прижимая к себе за талию, нежно и мягко касаясь губ, но делал это с таким голодом, словно это было в последний раз.       Иногда губы отрывались друг от друга с совсем тихим причмокивающим звуком, добавляя моменту больше интимности. Тогда они оба заглядывали друг другу во влюблëнные, никак иначе, глаза, а затем терялись в новых поцелуях, что выходили ещë более влажным и приятными, накрывающими сознание обоих.       Лëгкие прикусывания отрезвляли, касания к плечам и Тошины мычания успокаивали, а их общее тепло согревало обхваченную коркой льда душу.       Но проходящие секунды исчезали также быстро, как снежинки, падающие на тëплые руки парней. Последний поцелуй вышел бесконечно нежным и будоражащим кровь, почти печальным. Не хотелось идти ни в школу, ни домой. Пятифанов с удовольствием бы провëл весь урок здесь, целуясь с Петровым.       – Тош.. – они уже отстранились друг от друга, но Рома непрерывно смотрел на Антона, стараясь не потонуть в зелëных глазах. Во рту резко стало сухо, словно не они сейчас целовались до искр перед глазами. – В общем... – голос как-то резко упал, а руки сами сжались в кулаки. Какого хрена? Пятифанов, разве это так сложно?       – Ничего, Ром. Я всë понял. – еле осязаемый поцелуй в щëку убил все мысли хулигана, и он кивнул, вставая с места.       Затем он с диким нежеланием отдал Антону очки. В мыслях он часто думал о том, что, может быть, отличник в какой-то момент избавиться от больших линз, а после этого Рома раз за разом сможет смотреть на красивую радужку глаз без раздражающих помех.       – Пацаны, ну чë вы так долго, на.. – конечно Бяша видел опухшие и красные губы друзей, но подкалывать не решился. Оба шли с таким умиротворяющим спокойствием, словно приняли дозу либо снотворного, либо наркотиков. – Урок начался пару минут назад.       – Да, мы уже поняли, Бяш, – Рома взглянул на сумрачное небо, понемногу начинающее светлеть. Сегодня, видимо, будет солнце.       Хулиган ушëл вперëд и боковым зрением наблюдал, как Антон шепчется с Бяшей, объясняя ему что-то непонятное на пальцах. Уголки губ Ромы еле заметно поползли вверх.       Может и в его душе снова поселится солнце?