— Ненавижу аквабусы… — бормочет Ризли, держась за грудь. Кажется, что вот-вот опять стошнит — внутри что-то еще подозрительно булькает, намекая на так и не развившийся приступ рвоты. Благо они вышли до того, как его начало выворачивать повторно.
А Сигвайн хоть бы что. Та визжит от восторга всю дорогу, пускай катается на этой штуке уже далеко не впервые, даже не в сотый и не в тысячный раз. То ли полумелюзины лучше переносят тряску, то ли им особенно нравится скорость — черт его знает… Ей приходится даже ухватить его за руку, чтобы удержать в вертикальном положении. Ризли ей за это премного благодарен. Он похлопывает себя по грудине кулаком, пытаясь отдышаться. Честно говоря, похоже на приближающийся обморок. Как же ему худо.
— Но это же так здорово! — беспечно пищит Сигвайн. — И потом, мы уже приехали. Пошли!
Он и забыл, что нужно еще и куда-то
идти.
Конечная остановка, к несчастью, несколько далека от серого побережья. Чтобы добраться до привычного места, где они проводят свои законные выходные, нужно прогуляться по широкой петляющей дороге мимо нависших скал, любуясь раскинувшимся справа пейзажем. Узкие полоски золотистого песка, на которые словно бы нападает море густой колышущейся травы с одной стороны — и океан с другой. Он любуется исключительно с помощью обоняния, улавливая аромат соли, слегка нагретых на солнце камней, цветов и, как ни странно, птичьих экскрементов. Для него не существует дурных запахов или мерзких звуков. Каждый звук что-то да означает, как и запах. Ризли шагает вперёд, будто человек, который
видит, и тихое хихиканье Сигвайн тонет в гуле диких пчёл, в шорохе прибоя и шелесте листьев. Пчелы ему по душе. А вот вода… С водой у него сложные отношения с давних пор.
Крио эффективнее, когда соседствует с Гидро. И всё же, как бы он ни старался себя в этом убедить, вода внушает ему… легкое щекочущее беспокойство. В подкорке.
— Что сегодня? — интересуется он. — Считаем волны и мертвых рыб? Выложим из ракушек нехорошее слово на потеху госпоже Богине Справедливости?
— Нет, — мотает головой Сигвайн, держась за его руку. — Рыбы и ракушки — завтра. Сегодня… Овцы и приливы!
Сейчас она скажет, что это старинная и всеми забытая игра.
— Это старинная и забытая всеми игра!
И, конечно же, она начнёт объяснять правила, не вдаваясь в подробности о том, откуда здесь овцы и кто ими владеет. Может быть, никто. Так, честно говоря, должно быть даже лучше.
— Суть игры состоит в том, что…
— Постой-ка, когда ты успела их привязать? — смеётся Ризли. — И ты сама вбила эти колышки? Я чувствую запах деревянных стружек и верёвки.
— Ты меня совсем не слушаешь! — взрывается Сигвайн.
— Разумеется, я ведь забочусь о том, чтобы нам не прилетело по ушам в конечном итоге. Чьи эти овцы?
— Ничьи, они мои. Я с ними играю.
— Такие животные ничейными не бывают. Разве ты сама о них заботишься? Когда у тебя находится время, если мы постоянно торчим в тюрьме?
— Хватит спрашивать. Пойдем лучше играть!
Овцы чувствительны к приливам и отливам. В игре участвует девять овец, которые реагируют на изменения в море — и соответственно раскачивают колья, к которым они привязаны. Ставки делаются на чувствительность любой группы из трех овец, которая может быть расположена вертикально, горизонтально или диагонально. В среднем в день случается по два прилива и по два отлива, так что лучший результат отбирается из этого числа.
Глупость несусветная.
— Для игры нужен честный судья, — напоминает Сигвайн, — который может отличить направленную реакцию овец от любой другой случайной.
— И кто будет нашим судьей? — уточняет Ризли, безошибочно находя пальцами мягкую овечью шерсть.
— Не скажу! Давай смотреть!
— Это ты будешь смотреть, а я буду слушать и нюхать.
— Ризли, а разве можно понюхать звуки? Или движения?
— Ты удивишься, насколько это порой бывает просто. Но тебе лучше отказаться от идеи заиметь такой же навык. У тебя есть глаза.
— А по-моему, это интересно. Ты же и так всё видишь. Ну, кроме букв.
Всё. Да она шутит.
— Придётся долго ждать, — вздыхает он. — Как ты вообще до такого додумалась? Может, лучше пока посчитаем рыб? Я чую… штук двадцать в радиусе двухсот метров.
— Фу! Овцы по запаху и то лучше.
— И еще я чую нашего судью. Или скорее… двоих судей.
— Отлив начинается!!!
Он и сам понемногу ощущает это. Может быть, он тоже овца, точно так же реагирующая на постоянно изменяющуюся воду? Одного шума волн достаточно, чтобы снова вспомнился треклятый аквабус и чтобы эхо тошноты подскочило к горлу. Всё же некоторые технологии в Фонтейне бывают несколько разочаровывающими. Ризли порой чудится, что он один такой — недоверчивый к воде.
— В следующий раз к кольям приставлю стулья с чашками, — обещает Сигвайн ворчливо. — Эй, хватит толкать овцу, я же тебя дискав… дискваф… дисквалицифирую!
…
— Что они делают? — недоуменно спрашивает Фокалорс, дернув бровью.
На утесе гуляет ветер, ей приходится прямо-таки упрашивать Невилетта спуститься чуть ниже обзорной площадки, туда, где спины защищены от резких порывов натуральной стеной, в вырубленную среди скал нишу — словно балкон в морском театре. Заодно хорошо просматривается береговая линия и девять овец, по три в каждом ряду, как ни взгляни.
Вопрос скорее риторический, потому что, как правило, Невилетт не знает. То есть, ему ведомо многое, конечно, но далеко не всё. К её удивлению, он даёт вполне спокойный и логичный, несмотря на легкую абсурдность, ответ:
— А, они играют в «Овцы и приливы». Отлив начался…
Он замолкает на мгновение, уставившись на вынутые карманные часы.
— …только что.
— И? — фыркает Фокалорс. — Мне это ни о чем не говорит.
— Зато мне говорит о многом, — едва улыбается Невилетт. — Я тебе потом расскажу. Следи за овцами внимательно.
— Не хочу я следить за ничейными овцами, это скука смертная!
— Это станет скукой потом, когда вода затихнет. Если хочешь, можешь попытаться швырнуть кремень как можно дальше. Вдруг получится «блинчик»?
— А что они делали на прошлой неделе?
— Строили карточный замок, насколько я помню. Пятьдесят две карты, фундамент закладывали с червовой семерки. Сигвайн так и не объяснила мне, в чем разница между этой картой и любой другой. И всё равно интересно. Бросишь камешек?
Вместо камешка Фокалорс выхватывает часы из его руки и размахивается как можно сильнее.
…
Ризли находит упавший предмет с трудом, сквозь шум моря различив тихое тиканье. Он бесстрашно лезет рукой в воду, шарит по песку, пока не цепляется пальцами за серебряную цепочку, и вдруг не может сдержать смеха:
— Кажется, судьи тоже хотят пожульничать.
Одна из овец, испугавшись плеска шлепнувшейся в волны вещицы, раскачивает колышек. Посторонняя реакция.
— Что ты сказал? — Сигвайн зачеркивает только что было написанную строчку в цветастом блокноте.
— Ничего, — отвечает Ризли. — Давай хотя бы к сумеркам костёр разведём. Что может быть лучше вечернего пикника в выходные?
