В тихом омуте

      В чашах со льдом чахнут высокие креманки с едва подтаявшим мороженым и сливочные брикетики на палочке, шоколадная глазурь мокнет и блестит, как усыпанная бриллиантами кофейная ткань. Разномастные сахарные трубочки в зеленую, желтую и красную полоску смотрят в одну сторону, а там и сок, и пунш, и холодное вино с кусочками яблок. Летняя услада.       Поскольку в это время весь Фонтейн обыкновенно плавится на жаре и тщится спастись от неё на пляжах, опасаться незваных гостей нет смысла. Даже если вдруг какому-нибудь пронырливому журналюге вздумается запечатлеть происходящие в дворцовых садах забавы — фурора это не вызовет, Невилетт знает. Чем они, в общем-то, заняты? Игрой и поеданием фруктового льда, вот и ответ. Типичные занятия типичных фонтейнцев в типичный фонтейнский зной. У кого сейчас этого не встретишь?       — Перерыв! — объявляет Сигвайн. — Желающим можно выпить сока или немного пунша, съесть парочку эскимо, а лучше всё вместе!       — То есть без вина? — возмущается Ризли, скрестив руки на груди. Невилетт замечает, что рукава он спустил. Когда это произошло? В начале раунда? И зачем только? У некоторых эта конечность выглядит столь притягательно, что прятать её как-то зазорно.       Сигвайн закатывает глаза.       — Вино будет мешать тебе играть, оно на потом. Ты же пьешь так, что непонятно, чем всё кончится.       — Ни один типичный фонтейнец этого не понимает, не аргумент.       — Если не хочешь участвовать — скажи!       — Он просто не хочет, чтобы я напилась первой, — хохочет Фокалорс, салютовав хрупким бокальчиком.       — Эй, мы же договаривались!       Тихая и прежде практически незаметная Клоринда осторожно отвлекает его от созерцания этой дурацкой перепалки.       — На минутку.       Вообще-то ему не хочется с ней болтать. Его одолевает странное желание запустить ладонь целиком в креманку с пломбиром, чтобы хоть как-то остудиться. Затем он достал бы эту ладонь и на глазах у всех снял бы языком то, что осталось. Полное отсутствие манер, разумеется, но, может быть, у него уже случился солнечный удар — а пострадавшему позволительны любые, даже самые абсурдные мысли. Он ведь за себя ответственности не несёт.       — Что случилось? — вздыхает Невилетт, останавливаясь у секции с напитками. Выбирает, как водится, сок. Воистину нет существа на свете осторожнее него, как нет на свете существа, которое бы не поддалось убеждениям Сигвайн. Той иногда даже удается убедить будущих беглецов из тюрьмы отказаться от безумных и безнадежных планов. Своего рода забота. Хотя по-настоящему заботится полумелюзина только о Ризли — и о них с Фокалорс. Самую малость.       — Это о Сигвайн. Я за неё беспокоюсь.       Капитан Клоринда отказывается от соков и пунша. Честно, она за все эти два часа на солнце не выпила ни стакана и не съела ни единого кусочка мороженого.       — Её игры, — продолжает она, — такие странные. Вы не думаете?       — Как всякое разумное создание, я постоянно думаю — это моя работа, — он позволяет себе легкий беззлобный сарказм. — А в играх не вижу ничего дурного. Разве они отвлекают её от обязанностей?       — Нет…       — Разве её приглашения досаждают тебе?       — Нет, — роняет Клоринда уже чуть менее уверенно.       — Разве в них есть элемент преступления?       — Нет!       — Тогда. В чем. Дело?       Её ответ звучит резко, как шлепнувшийся на дно и разбившийся вдребезги кубик льда.       — В том, что это глупо и по-детски, а вы её еще и поощряете.       — Я бы удивился, будь иначе.       — Иногда мы разучиваем правила часами, пока не стемнеет, — вмешивается Фокалорс, бесцеремонно отодвигая его бедром от стола. Она долго роется среди креманок, прежде чем обернуться к ним. — Ничего необычного, всё по-фонтейнски. Так что радуйся, Клоринда, тебе повезло с игрой.       — Это правда?       Под взглядом её строгих фиалковых глаз Невилетт лишь пожимает плечами:       — Стоящие дела требуют усилий и времени.       — Пошли, — Фурина подхватывает капитана под локоток. — Научим тебя веселиться по-настоящему.       Он не успевает даже выдохнуть с облегчением, перекатывая во рту живительную влагу (боги, как же ему хочется в океан), когда замечает новое шевеление поблизости. Периферическим зрением ловит очертания протянутого эскимо. Они словно попали под дождь. С глазури капает вода.       — Остынь, — усмехается Ризли. Глаза на него — и в пустоту.       Невилетт не совсем понимает, почему продолжает терпеть эти совершенно бесстыжие заигрывания. Прохладный твердый шоколад мажет по его острому подбородку, оставляя блестящий след.       — Что за бессмысленный флирт.       — Во флирте-то смысл всегда есть. Может, тебе надо его поискать?       — Держись подальше, — сдержанно советует он. Но мороженое напоследок отнимает.       Они расстилают посреди сада покрывало, бледное как погребальный саван, и становятся в круг. Хотя могут ли пять человек образовать приличный круг? Им определенно нужен кто-то еще, шестой или седьмой. Да, седьмой. Прекрасное число. Сигвайн утверждает, что если строить карточный замок с червовой семёрки, то приснится любовь. Единственный карточный замок Невилетта, построенный согласно этой формуле, рассыпался через пять секунд после того, как был воздвигнут. Обидно.       Замки Ризли и Сигвайн держатся дольше. Увидели ли они любовь хоть раз?       — Из чего этот мяч? — интересуется Фокалорс, постукивая костяшками по снаряду. — Тяжелый, как сердце автоматона.       — Не скажу, — фыркает Сигвайн. — Бросай уже. Ты тоже, Ризли. Ну-ка, подыши. Ты не пил вино?       — Что ты, конечно нет, — хитро улыбается в сторону Невилетта тот.       В этой игре участник, уронивший мяч, подвергается некоторым санкциям. Например, если он роняет мяч один раз, то впредь вынужден обходиться лишь одной рукой. При втором падении мяча игрок ловит его, стоя на коленях — при этом неважно, что он за особа и какую одежду предпочитает носить. Если же игрок уронит мяч в третий раз — он выходит вперёд и ложится посередине, и ждёт, пока таким образом не закончится раунд.       — На колени, Невилетт!       — Двусмысленно, — присвистывает Ризли. — Госпожа приказывает, Верховный Судья.       — Это же мой парадный фрак! — негодует он. — Тут всюду пыль и…       — В следующий раз надень на игру фрак для «черного входа».       — Ри-и-зли… — в спор вмешивается Сигвайн, кивая на шлепнувшийся ему под ноги мяч. — Ловишь одной рукой!       — Пожалейте бедного слепого тюремщика, ему и так сложнее, чем вам.       — Не ной, — капитан ловит и швыряет мячи, словно пушинки. — Твой нос видит лучше, чем наши глаза, не говоря уж о реакциях.       — Ты меня перехваливаешь, Клоринда, с каких это пор ты так добра?       — О Архонты, заткните его, наконец.       — Это ко мне, я здесь Архонт!       Ничтожно слабый ветерок всё же доносит до него едва уловимый запах. Запах Ризли и подтаявшего мороженого. Запах вина. Всё-таки пил, но играет отменно.       Игры — уже давно неотъемлемая часть их жизни, такая же неотъемлемая часть, как сама Сигвайн во плоти. Фонтейнцы любят пораскинуть мозгами, что уж тут скажешь. Особенно интересно заниматься этим, будучи в легком подпитии, но важно рассчитать верную дозу, а иначе ничего не выйдет — уснёшь или рано протрезвеешь. Жаль, что Клоринда всё никак этого не поймёт. Она из тех людей, что играют за компанию, однако чаще всего не до конца осознают происходящее. Они бросают этот мяч, потому что согласно правилам его положено бросать. Они не замечают символизма в пролетающем над лежащим на покрывале человеком снаряде. Собственно, к черту символизм. Говорят, что порядок выбывающих игроков нередко предсказывает очередность их кончины. Вот над чем как раз стоит задуматься. Хоть на мгновение.       — На землю, Невилетт!       — Повезло тебе, белоручка, — скалится Ризли.       Это еще как сказать.       Круг сужается до четырёх человек. Проходит еще десяток или два бросков, прежде чем Фокалорс подаёт голос:       — На колени, Ризли!       Невилетт лежит на покрывале, вслушиваясь в шорох воздуха над головой. Упадёт или не упадёт? Сделает ли ему больно? Может быть, Ризли все же промахнется, может быть, сыграет свою роль выпитый бокал вина. А может быть нет.       — Я здесь, — слышит он над ухом знакомое и распахивает глаза, вздрогнув. Он почти напуган.       Некоторое время они валяются молча, пока остальные весело переговариваются над ними. Вместо двух мячей остаётся всего один.       — Это вино делают из сорта винограда Рислинг, — решается сказать Невилетт. — Из замороженных гроздей.       — Хм-м… Может ли быть еще больше совпадений?       Осклабившись, Ризли легонько пихает его локтем.       — Ну?       — Не знаю, — устало вздыхает он. — Мне нужно в тень, солнце меня сейчас сожжёт. И эта жара…       — Помочь?       Помедлив, Невилетт награждает его неуверенным кивком.       Приподнявшийся на локтях Ризли мягко, но уверенно наваливается на него, закрывая собой. Под его тяжестью трудно дышать. А может, вес здесь и не столь значителен. То есть, имеет не слишком огромное влияние — уж точно не из-за этого сердце пускается в какой-то шальной ритм.       В правилах Сигвайн о запрете на нечто подобное ничего не сказано.

…

      — И всё же, в чем смысл этих забав? — спрашивает Клоринда, пригубив вино.       Делать это, лежа на животе, не слишком удобно, однако она впервые в жизни позволяет себе полениться. Самую чуточку. Даже шляпку сдвигает на глаза, чтобы не ослепили яркие лучи.       — Мой тебе совет, — блаженно вздыхает Фокалорс, потягивая из бокальчика смесь сока с мороженым, — будь уже типичной фонтейнской дамой — и тогда всё станет игрой, а всякие «смыслы» и «сути» больше не взволнуют.