В тихом омуте

      Фокалорс влетает в кабинет пулей, прижимаясь к захлопнувшимся дверям. По пути теряет даже шляпу, та откатывается куда-то в сторонку — к резному комоду, на котором до неприличия громко тикают бронзовые массивные часы. Где-то там же он оставил свежую кипу документов по очередному делу — и теперь наблюдает, как многочасовая работа и головная боль множества сотрудников разлетается по паркету. Хвала всё тому же объявившемуся Архонту, до маленького фонтанчика показания свидетелей не добрались.       — Мы должны переспать.       Невилетт, ковырявший серебряной вилочкой аппетитного вида эклер с лососем и сливочным сыром, давится невидимым безвкусным куском. И почти сразу же бросается в защиту, если можно так вообще сказать — поспешно отставляет изящную коробочку подальше, складывая руки в замок на столе и усаживаясь поудобнее.       — Прямо сейчас? — до неприличия фальшиво откашливается он.       Не «что, прости?», не даже банальное «ты с ума сошла?», нет. Он спрашивает, когда. И если окажется, что в эту же минуту — то черта с два. Ломтик лосося на эклере смотрит на него почти осуждающе, как возлюбленная, оставшаяся без дорогущей цацки.       Нет уж, к женщине и подходить нельзя, наевшись рыбы. О каком сексе идёт речь вообще?       — Сегодня, — хмыкает Фокалорс, рассеянно пошарив ладонью по пустой макушке. — Ну ладно, могу дать время до завтра, чтобы ты морально подготовился.       — Если ты думаешь, что мне нужно…       На самом деле нужно и еще как. Однажды она чуть не казнила одного из неудавшихся любовников, который, к тому же, пытался её обокрасть — и, похоже, с тех пор у Невилетта какая-то психологическая травма, настоятельно не рекомендующая связываться с женщиной, которая одним глазом зрит тебе прямо в мысли. Да что там в мысли — в душу твою заберётся, если надо, а душа это сокровенное, как-никак.       — У меня встал такой вопрос… По какому нынче поводу?       Фокалорс закатывает водянистые глаза.       — Встал у него, видите ли… Потому что я так хочу. Неясно?       Я тоже хочу, вертится у него на языке, но даже во сне не могу представить себе чего-то подобного. Сугубо деловые отношения Архонта и фамильяра перетекают, разве что, в дружбу, но дружба является стадией завершающей, так гласят правила о субординации. Невилетт давит в себе желание выбраться из-за стола и хватануть с комода тяжелый томик законов, перепроверки ради — давит, потому что хочется держать лицо до конца.       — Дай мне час, — просит он, не замечая, что чуть ли не ковыряет вилкой в свесившейся на плечо белоснежной косичке.       Зато замечает на её губах довольную острую улыбку. Фокалорс подбирает завалившуюся набок тульей шляпу с начищенного паркета, но отряхивает так, словно выудила её из пыльного угла, где не убирались лет десять.       — Смазку не приноси — еще откопаешь ту, на которую у меня аллергия, придётся кого-то из производителей судить.       — Всё своё ношу с собой? — язвит он.       Фокалорс взглядом мечет в него молнии. А вернее сказать, явно желает, чтобы его, этакого умника и латентного извращенца, потрепало каким-нибудь тайфуном.       — Своё мне хотя бы подходит, — вкрадчиво шипит она.       Исчезает не сразу, секунду или две топчется на месте, будто бы ей вздумалось сказать ему что-то еще. Невилетт молит лишь о том, чтобы держалась хотя бы на расстоянии, но Фокалорс в пару прыжков преодолевает метры от двери до стола и усаживается на самом краешке, небрежно смахнув стопку книжонок. Наклоняется быстрее, чем он успевает моргнуть, и крепко целует его в мягкие, слабо блестящие от жира губы. Он чувствует себя так, словно до одури горячий маленький шарик бухнулся куда-то в низ живота и с каждой секундой раздувается всё больше. И это чувство как кромсающий нож, ведь от себя, умудренного жизнью, Невилетт не ждёт подобной реакции на поцелуй. Но его разбивает. Наверное, потому что она — его Архонт.       — На вид холёненький — а на вкус солёненький, — шутит Фокалорс, спрыгивая со стола, и грозит ему узловатым пальцем. — Жду через час!       Невилетт с усталым (ну да, конечно) вздохом откидывается на спинку золоченого бержера и трёт покрасневшую переносицу. *** Дорогая моя, прелестная воительница Мурата! Я думаю, что момент сладчайшей истины настал и пришло время всем платить по счетам. Помнишь наше замечательное пари, заключённое ещё в те времена, когда в моменты рассуждений о любви ты не была глупой, истеричной, исполненной недовольства особой? Так вот я тебе напоминаю — и об этом, и о том, что Верховный Судья Фонтейна всегда был заинтересован в моём и лишь моём присутствии рядом с собой. Доказательства прилагаю. И бойся даже думать о том, чтобы растерять это или распространить даже случайным образом. Предназначено исключительно для твоего ознакомления. У меня есть вполне определённые желания, связанные с нуждами моего народа, а потому настаиваю на немедленном улаживании всех необходимых формальностей. Не беспокойся, для тебя и твоей нации моя просьба не несёт никакого вреда. Я хотела бы [дальнейшую фразу кто-то словно бы аккуратно выжег спичкой, отчего часть письма не читаема]. Надеюсь, что, увидев это послание, ты улыбнёшься и вспомнишь наши последние годы вместе. Каким сложным бы ни было судебное разбирательство — оно всегда заканчивается, рано или поздно. Это письмо — жест моей доброй воли и одновременно знамя моей победы. [подпись много раз зачеркивали и изменяли, но выбор конечного варианта очень нетипичен для госпожи Гидро Архонта] Твоя Фокалорс