О мышах и людях

      Лилиана отвела взгляд от зеркала и выглянула в окно.       Небо наконец утратило серо-голубую грязь, и первые лучи рассвета озарили далекий горизонт оранжевым сиянием, указывая на то, что близится восход. В раскрытые окна врывался птичий щебет, доносящийся из садов, окружавших поместье ее семьи.       Лилиана удовлетворенно вздохнула, когда предвкушение и волнение смешались в ее груди. Небо было ясным, лишь с несколькими пушистыми облаками, и легкий ветер лениво колыхал занавески в ее комнате. Это будет прекрасный день.       Резкий рывок за завязки лифа заставил ее ахнуть, и она снова вернулась к зеркалу, чтобы увидеть, как миндалевидные глаза гувернантки мерцают от едва сдерживаемого веселья.       Пожилая женщина перехватила взгляд и продолжила застегивать платье своей юной подопечной. — Недда, пожалуйста, не затягивай лиф так туго. Я едва могу дышать.       Женщина, чьи слегка заостренные уши намекали на эльфийское происхождение ее отца, бросила на девушку странный взгляд: наполовину раздраженный, наполовину лукавый. — Поверь мне, дитя, было бы намного проще, если бы ты могла просто постоять минутку спокойно, не вытягивая шею и не ерзая по сторонам. И я, помнится, упоминала, что такое платье было не самым лучшим выбором для прогулки по пересеченной местности.       Нерданель служила ее семье столько, сколько Лилиана себя помнила. Полуэльфийка заменила ей и няню, и гувернантку с тех пор, как девушка была еще совсем крохой, и, хотя Лилиана любила эту женщину как добрую тетю и дражайшую подругу, она не смогла удержаться, чтобы не закатить глаза, борясь с детским желанием вдобавок показать и язык. — Да, я знаю. Но Жанне не понравилась моя идея ехать верхом, и поэтому вместо быстрых ног мы воспользуемся экипажами. Так что если мне не придется залезать куда-то или бегать, то платье вполне сгодится для короткой прогулки по лесу.       Кроме того, она не видела Седрика уже несколько недель, и сегодня хотела выглядеть великолепно.       Покончив с лифом, Лилиана оглядела свое отражение. Наряд, который она выбрала, был сшит по последней моде из атласа и бархата, с длинной широкой юбкой, украшенной узорами и маленькими лентами. Его цвет был нечто средним между темно-синим незабудковым и цветом лаванды, так удачно сочетающимся с ее светлыми волосами и голубым оттенком глаз. Носить тесный корсет было, конечно, неудобно, зато она не могла не отметить, что он подчеркивал ее тонкую талию и создавал поистине великолепную линию декольте.       Лилиана широко улыбнулась, представив выражение лица Седрика — восхищенное, покровительственное.       При мысли о женихе к ней вернулись и другие, гораздо более приятные воспоминания, и биение сердца слегка участилось, когда память развернула картину, как Седрик лежит рядом с ней в тени старого лодочного домика на берегу озера, его рука накрывает ей волосы, а губы ласкают шею, и он с любовью шепчет ее имя ей на ухо, в то время как другая рука медленно развязывает шнурки на ее платье.       Взгляд Лилианы снова упал на Нерданель, и девушка почувствовала, что щеки ее покраснели при виде понимающей улыбки, промелькнувшей на лице старой женщины. — Нам все еще нужно решить, что делать с твоими волосами, — сказала Недда, и Лилиана залилась румянцем от еще большего добродушного понимания, которым был напитан глубокий голос полуэльфийки. — Я думала оставить их распущенными, — ответила Лилиана, смущенно улыбаясь.       Седрику нравилось, когда ее волосы струились свободным потоком до самого пояса.       Казалось, что и этот секрет Нерданель был известен, потому что хитрая улыбка стала чуть шире, но в то же время женщина медленно покачала головой. — Я знаю, что твоему жениху нравится то, как ты причесываешься. Однако вы будете ехать в открытой карете, и, если мы не заколем их, ты станешь похожа на пугало к тому моменту, как доберешься до утесов.       Ее суровый тон несколько смягчился, когда она увидела разочарованный вид Лилианы. — Гляди, с помощью этих шпилек мы уберем твои волосы под шляпку, и у тебя не будет проблем распустить их снова, как только вы прибудете на место. Твоя прическа будет выглядеть прекрасно. Все ради дорогого Седрика.       Тут Лилиана рассмеялась и обвила женщину руками, крепко прижимая к себе: — О, Недда, ты просто лучшая!       Глаза полуэльфийки заискрились смехом. — Ну разумеется это так.       Она продолжила сборы, ловко подкалывая блестящие пряди своей воспитанницы.       Как только Лилиана вошла в главный зал, ее поприветствовали матушка и один из охранников поместья — широкоплечий, статный мужчина по имени Джексон. В столь ранний час матушка все еще была в домашнем халате и сразу принялась читать нотации обо всех вещах, которые никогда не следует делать приличным девушкам, находясь за городом.       Она не останавливалась до тех пор, пока Джексон наконец не сумел вставить слово: — Не волнуйтесь, мадам, мы хорошо позаботимся о юной леди и ее друзьях.       Казалось, только это и успокоило ее, и тогда она поцеловала Лилиану в лоб, прежде чем уйти на кухню, чтобы приказать слугам вынести корзины с продуктами. Лилиана одарила Джексона благодарной улыбкой и намеревалась поспешить вслед за матерью, как вдруг услышала позади низкий голос, чье неожиданное появление едва не вынудило ее сердце выпрыгнуть от испуга наружу. — Готова к отъезду?       Девушка резво обернулась, и ее длинная юбка мягко прошелестела по отполированной мозаичной плитке. Лилиана увидела направляющегося к ней молодого мужчину, несмотря на рассветный час, уже одетого в дорогой камзол и богато расшитые бриджи. — Боги, Дамиан. Ты напугал меня!       Он ухмыльнулся, неторопливо походя ближе. Его пронзительно голубые глаза так и не оторвали своего пристального внимания от ее лица, когда он заговорил: — Приношу извинения, сестренка.       Лилиана тоже улыбнулась: — Я не знала, что ты уже встал.       Дамиан повел плечом — движением небрежным и грациозным, словно кошачьим. Со светлыми аккуратными волосами до плеч и золотой нитью в камзоле он выглядел молодой копией их родителя и джентльменом до последней унции.       Он доверительно сказал: — Отец все еще в отъезде на переговорах с Торговой Гильдией Невервинтера. И... есть еще дела. Я должен позаботиться о них, пока его не будет.       Он заметил, как скучно Лилиана смотрит на него снизу вверх, и ответил легкой улыбкой, подняв руку и погладив выскочивший из-под ее шляпки локон. — И тем не менее я подумал, чтобы мог бы ненадолго отвлечься от кучи обязательств, чтобы помахать на прощание младшей сестре.       В одном порыве Лилиана бросилась к нему и заключила в свои горячие объятия. Сперва она почувствовала, как Дамиан напрягся от внезапного прикосновения, явно удивленный ее эмоциональным жестом, но затем расслабился и тоже обнял, прижимая ее к себе, пока она шептала ему под подбородок: — Это очень мило — то, что ты сейчас сказал...       Она ощутила его улыбку, и голос звучал по-настоящему весело, когда он ответил: — Самое малое, что я могу сделать. В конце концов мы же семья.       Все еще обнимая его за талию, Лилиана отклонилась назад, чтобы вновь заглянуть брату в глаза, и тон ее вдруг стал умоляющим: — Дамиан, пожалуйста, не мог бы ты постучать в свое сердце и откликнуться на приглашение? Это будет так весело, и Эвелин была бы счастлива тебя видеть.       Выражение лица Дамиана омрачилось, как только она упомянула это имя, и он нахмурился, будто откусил что-то кислое и мерзкое. Он сжал сестру крепче, однако голос его прозвучал неожиданно угрюмо: — Эта маленькая гарпия...       Желудок Лилианы схватило болезненной судорогой, но все-таки она храбро вступилась за подругу: — О, Дамиан, прошу, не говори так о ней, ведь ты ей действительно очень нравишься.       Его бледно-голубые глаза, смотрящие на нее, стали такими холодными и отстраненными, что Лилиана почувствовала дрожь, охватившую ее спину. — Послушай, Лили, я знаю, что ты желаешь мне добра, но я говорил тебе раньше — я не могу. Как-нибудь в другой день, обещаю, но не сегодня.       Внезапный тихий голос матери усилился эхом высоких стен, напугав их обоих: — Лилиана, дорогая, карета прибыла.       Девушка обернулась и крикнула через плечо: — Иду.       Когда она вновь перевела внимание на Дамиана, то увидела знакомую непроницаемую гримасу и торжественное сияние в глазах, когда он обратился к ней со словами: — Тогда прощаемся, Лилиана.       Она прелестно рассмеялась и встала на цыпочки, чтобы быстро чмокнуть его в щеку. — Прощаемся? Это всего лишь два дня. Но из твоих уст звучит так, будто я ухожу навсегда.       Тонкая улыбка растопила холод его взгляда, но тем не менее голос продолжал звучать отрешенно: — Ну конечно. Я заработался.       Он наклонился, чтобы ответить на ее поцелуй, и она уловила аромат дорогого лосьона после бритья, которым брат так любил пользоваться — запахи парфюма были распространены в их среде. — Наслаждайся жизнью, сестренка.       После этого пожелания Дамиан развернулся и пошел обратно в свой рабочий кабинет, заставленный бумагами и печатями.       Лилиана никак не могла взять в толк, что же произошло между ним и Эвелин, что привело его в такое настроение. Она задумалась всерьез и потому едва не выпрыгнула из собственной кожи, когда ее плеча коснулась маленькая рука. — Дитя?       Лилиана повернулась к гувернантке и, прежде чем отправиться к главным воротам поместья, где ждали у кареты матушка и Джексон, еще раз оглянулась в том направлении, куда ушел ее вечно занятый брат. — Ладно, идем...       Хотя солнце едва поднялось над макушками деревьев, лагерь уже стал многоголосым, оживленным местом, полным смеха и дружеских подначек.       Лилиана сидела в окружении подруг на большом расстеленном покрывале, наслаждаясь теплыми утренними лучами и наблюдая за тем, как мальчишки устанавливают палатки, а слуги заняты оборудованием полевой кухни, откуда уже щекотали носы дразнящие ароматы свежего хлеба и жареной курицы. — О, Лили, пожалуйста, просто расскажи нам еще один разок!       При звуке высокого, взволнованного голоса Эвелин Жанна состряпала утомленную мину, и Лилиана едва подавила улыбку, увидев это выражение на ее лице. Хотя предложение Седрика не стало совсем уж полной неожиданностью, оно все-таки вызвало настоящий ажиотаж. И Жанна, которой всегда нравилось быть в центре внимания, не смогла скрыть факта, что за всеми этими ее приятными беседами и милым воркованием скрывалась мелочная неприязнь, что в кои-то веки Лилиана сумела ее затмить. — Да, Лили, будь так добра, — подхватили Мариэлла и Рианнон, обе выглядевшие такими же возбужденными, как и маленькая Эвелин.       У Жанны был такой вид, будто она пережевывала что-то неспелое, и Лилиана рассмеялась: — Особо тут нечего рассказывать. Он пригласил меня прогуляться по саду и, когда мы шли вдоль фонтана, попросил присесть у воды... а потом сделал предложение. — Он встал перед тобой на колени?       Зеленые глаза Эвелин сверкали восторгом, и Лилиана вновь не удержалась от смеха, потому что Эва задавала один и тот же вопрос, должно быть, не меньше сотни раз. — Да, он и вправду опустился на колено. А потом подарил мне свое кольцо.       Лилиана приподняла запястье, чтобы все могли оценить украшение, сидевшее у нее на пальце. Это было изящное серебряное колечко, искусно выполненное в форме дельфина, несущего на своей морде каплевидную жумчужину редкого розового цвета, которая сейчас ярко переливалась на солнце. — О, Лили, и кольцо такое красивое! — вздохнула Рианнон.       Лилиана ласково кивнула подруге и посмотрела в сторону Седрика. Обнаружив, что он тоже за ней наблюдает, она вспыхнула румянцем. Как истинный рыцарь Седрик протягивал руку помощи брату Мариэллы, Натаниэлю, который не слишком успешно сражался с последним шестом для палатки. — Жаль, Дамиан не смог прийти, — печально произнесла Эвелин, и Лилиана одобряюще сжала ее плечо. — Прости, Эва, я действительно пыталась. Но теперь, когда отец в Невервинтере, Дамиан отвечает за всю торговлю и поэтому никак не может провести два дня в лесу.       Несмотря на то, что она сделала все возможное, чтобы подбодрить девушку, Эвелин все еще выглядела совершенно несчастной, и потому Лилиана поспешила добавить: — Но ты встретишься с ним на барбекю — вот увидишь. Так что не волнуйся.       Она снова задалась вопросом, что могло произойти между ее лучшей подругой и ее братом. — А я рада, что он не пришел, — внезапно заговорила Жанна скучающим тоном, и под конец ее голос дрогнул, когда она заметила сердитый взгляд Лилианы. — Не смотри на меня так, Лили. Мне нравится твой брат, но ты должна признать, что он бы ни за что на свете не перестал работать. Даже здесь, среди деревьев и комаров стоял бы его стол с чернильницей. А этот его секретарь... уж прости... — Молодая женщина вздрогнула. — Я хочу сказать, что то, как он умеет смотреть на тебя своими темными буравчатыми глазами, будто ты какая-то корова... и потом, эти его сальные волосы и кривые усики. Этот тип выглядит... изворотливым, если ты понимаешь меня. — Грейбург работает на нашу семью уже много лет, и он один из самых доверенных сотрудников моего отца. — Лилиана вызывающе вскинула подбородок. — И почему-то у меня всегда складывалось впечатление, что ты без ума от изворотливых мужчин.       Жанна издала тихий наигранный смешок, и по этому напряженному поведению Лилиана поняла, что та разозлилась. — О, пожалуйста, он слишком стар для меня. — Кто из них слишком стар для тебя, дорогая кузина? — Седрик сел возле Лилианы и взял ее за руку. — Никто, дорогой, — Жанна подвинулась, давая разместиться и его друзьям. — Лили только что поведала нам о твоем королевском предложении. — Правда? — Седрик поднес руку Лилианы к губам и поцеловал. Девушка тут же почувствовала, как к ее щекам приливает кровь. Милый Седрик. Она любила его теплые карие глаза и такие же теплые прикосновения на своей коже.       Подруги вокруг захихикали, прикрываясь в шутку ладонями.       Рианнон спросила что-то о палатках, и вскоре все погрузились в дружескую беседу, однако Лили так и не сводила глаз с молодого человека, сидящего рядом с ней и рассказывающего о своих недавних встречах с представителями островов Маншае. Ветер играл в его коротких мягких волосах. Она восхищалась гордым выступом его подбородка, красивой линией скул, и ощутила мучительное желание побыть с ним наедине, подальше от суетливых и чересчур разговорчивых друзей. — Седрик, любимый, ты не возражаешь, если я отниму у тебя минутку времени? Я... хотела бы показать тебе кое-что.       При звуке ее мелодичного голоса он сразу обратил на нее все свое внимание, и в его взгляде блеснуло заговорщицкое веселье, когда он ответил: — Конечно.       Он грациозно встал и протянул руку: "Моя леди".       Она приняла жест с легкой улыбкой и приложила все усилия, чтобы подняться с земли столь же элегантно.       За спиной уже разносился возбужденный шепот, сопровождаемый приступами смеха, однако Лилиана проигнорировала неуемную радость подруг. — Мы могли бы прогуляться вон туда, — прошептала она Седрику на ухо, указывая пальцем на узкую тропу, ведущую в лес и далее к мрачным огромным утесам. — Все, что пожелаешь, моя любовь. — Не упади в обморок со скалы, Лили! — крикнула им вслед Мариэлла, и девочки продолжили смеяться.       Лилиана все-таки повернулась и продемонстрировала им длину своего языка, породив новую волну веселья, а затем вернулась к Седрику, рядом с которым ее сердце действительно замирало намного чаще, чем обычно.       Отослав Джексона заверением, что они не станут отлучаться далеко от лагеря, оба пошли по тропинке. Лилиана как раз любовалась тем, как рассеянный свет красит черные волосы ее жениха медью, когда Седрик остановился и обратился с нежностью на губах: — Итак, что ты хотела мне показать?       Лилиана ответила тем, что подвинулась немного ближе, удобно расположив руки у него на бедрах. — Ничего. Я только хотела провести с тобой время наедине.       Его улыбка стала немного шире от мягко произнесенных слов, однако на лице промелькнула неуверенность, которой Лилиана не ожидала, и это озадачило ее. — Но, любовь моя... вряд ли это уместно, тебе не кажется? — "Уместно"?       Длительное время она ничего не могла делать, кроме как глядеть на него с недоверием. И когда отступила, ее голос звучал обиженно и обвиняюще: — Седрик, мы не виделись несколько недель, так как ты был занят своими переговорами с торговой делегацией из Муншае. И это все, о чем ты можешь сейчас думать?       Она увидела, что молодой человек понял, что, должно быть, ляпнул что-то не то и заторопился снова встать ближе, чтобы притянуть ее к себе за плечи. Однако от Лилианы не укрылся огонек осуждения, отчетливо проявившийся в его оправдании: — Я просто думаю о твоей репутации, любимая.       Очевидно, что ее реакция на эти слова не была достаточно снисходительной, как он надеялся, поэтому он поднес ладони к ее щекам, чтобы погладить их, и добавил с обаятельной улыбкой: — В конце концов через пару недель мы поженимся, и тогда у нас будет столько времени для нас двоих, сколько мы захотим.       Сейчас он был мягким и таким успокаивающим, и обыкновенно этого хватало с избытком, чтобы заставить ее подчиниться, но в данную минуту Лилиану раздражало, что он, казалось, полагает, будто она маленькая девочка, которую легко отвлечь от проблемы красивыми фразами. Поэтому она ответила как-то хрипло, полная негодования: — Ты так не думал той ночью у озера, когда навещал меня, пока мои родители и Дамиан были в отъезде.       Голос Седрика стал совсем отчаянным: — Лили, любимая, тогда мы были одни! Это совсем другое дело. Что если за нами пойдут? А если увидят?       Она снова покачала головой, все еще не в состоянии понять, как он мог произносить такие неприятные вещи в такой удобный для них двоих момент, и была подавлена этим разочарованием. — Ну, как ты и сказал, — она еще раз попыталась исправить ситуацию, — мы скоро станем мужем и женой. Так что же может быть плохого в парочке поцелуев?       С этими словами она потянулась к его лицу и прижалась губами к его губам. На долю секунды Седрик поддался волшебству соприкосновения, и Лилиана испытала удовольствие от ощущения близости его тела и спускающихся по плечам ладоней, обнявших ее за талию и притянувших совсем уж крепко.       Когда волна наслаждения начала распространяться от кончиков ее пальцев куда-то к середине живота, она почувствовала, как Седрик напрягся и быстро вырвался, тяжело дыша. — Любимая, пожалуйста, сейчас неподходящее время и место для подобных вещей.       Его озабоченность пустяками испортила Лилиане все настроение.       Седрик бросил взгляд в сторону лагеря и заговорил намного сдержаннее: — Обещаю, со временем ты увидишь истину в том, что я делаю, и поблагодаришь меня за это. Но сейчас нам стоит вернуться.       От его взвешенного и рационального предложения ее разочарование моментально переросло в обжигающий холодом гнев, который, казалось, извивался внутри как змея, вынуждая закричать или вылиться как-то иначе, например, бросив чем-нибудь в старые дубы или что-то сломать. Тем не менее Лилиан намеренно отстранилась и сохранила голос обиженным: — Замечательно, — она скрестила руки на груди. — Если ты хочешь. А я останусь здесь.       Ей почудилось, будто вспышки гнева будет достаточно, чтобы заставить Седрика вновь заключить ее в объятия. Но он только пожал плечами, очевидно, намереваясь уйти без нее. И весь его вид говорил о том, насколько неодобрительно он отнесся ко всему сказанному ею. — Как пожелаешь, Лилиана. — Седрик наклонился, чтобы поцеловать рассерженную девушку в щеку, но она лишь уклонилась от него. — Подойди ко мне, когда поймешь, что я поступил правильно.       Он пошел с поляны обратно к лагерю.       Лилиана внутренне кипела, провожая его глазами. Гнев требовал выхода. Она схватила с земли маленькую веточку и швырнула в какое-то дерево, наблюдая, как та отскочила от толстой коры и снова упала на землю с глухим шелестящим стуком.       Мысли ее метались.       Как смеет он так разговаривать? Как смеет обращаться с ней, словно она глупый, несовершеннолетний ребенок?       "Подойди ко мне, когда поймешь, что я поступил правильно".       Правильно?       Да они же помолвлены! Как он мог допустить, чтобы это прозвучало так, будто она ошибается, желая провести немного времени с мужчиной, которого любит? Что постыдного в том, чтобы хотеть целовать другого человека?       Когда где-то сзади раздался странный шипящий звук, Лилиана обернулась и застала, очень близко, случайного свидетеля их с Седриком ссоры — под кроной ближайшего дерева стоял незнакомец. В кожаных доспехах и прочей маскирующей одежде коричневых и зеленых тонов он выглядел как один из лесных жителей, добывающих для пропитания дичь. Она заметила плотно севший на его кожу загар, сообщающий, что этот человек проводит большую часть своего времени на открытом воздухе. На вид ему было как будто ближе к тридцати, и глаза у него были необычного цвета — очень светлые: то ли карие, то ли янтарные — глаза животного.       Лилиане стало не по себе, когда она не смогла установить контакт с этими блуждающими по ее лицу глазами.       Запыленная одежда, растрепанные волосы оттенка красного дерева и глубокие, темные круги, пролегающие по его векам, намекали на то, что этот мужчина знавал лучшие времена, и Лилиане пришла в голову несвоевременная мысль, что с его резкими скулами, животным видом и запущенной небритостью на щеках он представляет из себя тот опасный тип привлекательности, который вызывал восхищенные вздохи у большинства ее подруг, хотя здесь, в лесу, девушка вдруг обнаружила, что на самом деле это скорее пугает, чем завораживает.       Незнакомец глядел на нее, и Лилиане показалось, что он бледнеет под загаром. О, боги, да он будто привидение увидал, а затем тяжело оперся на ствол, точно ему невмоготу стало стоять.       Его губы зашевелились, и он прошептал одно-единственное слово, которое Лилиана не расслышала за шумом листвы, зато продолжил смотреть с такой пронзительностью, словно намертво прирастал к ней взглядом. Тут Лилиана почувствовала, как по ее спине бегут холодные мурашки. На всякий случай она отступила на шаг и приготовилась звать Седрика.       Стремительный прыжок незнакомца поразил ее. Прежде чем она успела открыть рот, он уже врезался в нее плечом, и его руки сомкнулись вокруг ее горла, сжав с такой бешеной силой, что перепуганный крик так и не успел сорваться с губ. Повинуясь рефлексу, Лилиана попыталась вдохнуть немного воздуха и... не смогла.       Ужасающая пелена предельной паники ударила по ней изнутри, и она, багровея, вцепилась в железные пальцы этого страшного, неизвестного мужчины, отчаянно пытаясь освободиться любым способом.       Короткая неравная борьба за собственную жизнь растянулась для нее в вечность. Зрение плыло, боль в легких стала почти невыносимой. Лилиана старалась вернуть себе контроль, и разум снова и снова кричал, что боги не допустят, чтобы с ней случилось что-то плохое, что Седрик придет ее искать, и в конце концов она будет спасена. Но... не считая негромких звуков борьбы, лес оставался таким же безмолвным. И когда перед глазами начала разливаться сплошная стена тумана, поглощая краски, ей пришлось столкнуться с чудовищной правдой: в этой части леса нет никого, кроме нее самой и этого дикого человека. И именно его ей стоило умолять с самого начала. Она еще пыталась передать ему просьбу пощадить, ослабить хватку на горле, однако его лицо было таким же бесстрастным, как вырезанная из коры маска.       Последним, что Лилиана запомнила, были почему-то глаза — почти потусторонние, горящие лихорадочным желтым огнем, а потом она безропотно провалилась во тьму.