Мифы Эберт

      — Я капитан Джеймс Коллинз, лётчик-истребитель ВВС США, — он заговорил, медленно проговаривая слова, будто жернова двигались на мельнице.       — То, что ты видела, то, что ты ощутила на себе во всей своей полноте, есть сон... Сон Говарда, — Коллинз устало, с какой-то задержкой, моргнул и выдохнул. — Он видит сны, затягивающие в себя людей, и я не первый и, к несчастью для тебя, уже не последний, кто был помещён внутрь одного из них.       Сама мысль о том, что есть человек, чьи сны были настолько безумны, что вызывали мурашки на коже и пробуждали нехорошие чувства, говорила мне о безнадёжности побега. Я не помнила парачеловека с такими способностями, и это настораживало меня.       Наступила пауза, и я наконец позволила себе рассмотреть капитана Коллинза получше, насколько позволяла еле мерцающая свеча. Он был так худощав, будто в последнее время часто болел и недоедал. Висящая на нём кожаная куртка намекала, что когда-то у него была крупная фигура. Всклокоченная, местами поседевшая борода была неухоженной, а его карие глаза, смотревшие на меня, были похожи на тёмные порталы.       Собравшись с духом, я задала вопрос, начавший интересовать меня с того момента, как я узнала о сне Говарда:       — Что случилось с остальными? Капитан Коллинз, погрузившись в раздумья, ответил мне не сразу:       — Некоторые сошли с ума и были потеряны в пространстве и времени других, более причудливых планов; кому-то не хватило силы воли продолжить путь, и они покончили с собой, оставив метку отчаяния на живых. А кто-то, как и я, пытается разбудить Говарда. Разбудить, чтобы покончить с этим бесконечным циклом безумия!       Он завершил свою всё более и более возбуждённую речь и замолк, сам удивившись собственной вспышке, и, посмотрев на уже почти догоревший и утонувший в расплавленном воске фитиль, достал из ящика под ногами новую свечу и зажёг её от пламени первой.       Свет придал его виду живости, и он продолжил:       — У Говарда есть книга из человеческой кожи, исписанная тёмными знаниями и проклятьями на мир человеческий... Последние из нас считают, что всё горе в ней и именно она отравляет его сон. Но я сам не знаю, правда ли это или наше желание найти лёгкое объяснение происходящему. Капитан Коллинз закончил говорить и бездумно смотрел в темноту, выглядя теперь ещё более усталым и осунувшимся. Вдруг он судорожно дёрнулся и повернулся ко мне.       — Говард всё ещё на этом корабле, в окружении сломленного безумца и моряка, нашедшего в себе силы протаранить Древнего. Но они лишь часть сна, которая в нём и останется. Это мой третий сон, и они никогда не следовали за нами, но сейчас ставка слишком высока... Ты очень молода, но нам придётся работать вместе, так как я уже не знаю, хватит ли мне сил в одиночку догнать его.       Я замерла, словно олень в свете фар. Он предлагал мне борьбу с безумными сновидениями психически больного человека. Но, подумав, я поняла, что это мой единственный шанс на спасение. А также в моём разуме билась маленькая гордая мысль о том, что этот уставший ветеран считает меня равной себе.       Отвлечённая своими переживаниями, я не заметила, как капитан Коллинз снова начал смотреть на меня.       — После того, как мы его загоняем в угол, он использует заклинание и перемещается, оставляя за собой на короткое время портал. Если мы не сможем его разбудить в этот раз, сразу ныряй за ним, пока он не растворился в сюжете следующего сновидения, явно ниспосланного на него Гипносом, — заметив моё любопытство, он отмахнулся от него и продолжил: — Мы потратили три года, выискивая его по всей Европе в прошлом сне только для того, чтобы найти его имя в списках участников археологической экспедиции в Древний Египет, и, слава всем Богам, мы успели остановить его до начала основной части этой истории... Но сейчас ни у меня, ни у тебя нет такой роскоши, как время, и, пока не наступила следующая часть сна, нам необходимо найти Говарда и разбудить его.       Он поднялся и забрал свечу, направившись к выходу из каюты, и, когда мы покинули мрачное помещение, я смогла вздохнуть свободнее, как будто с моей души упал какой-то невидимый оков.       Поднявшись по лестнице наверх, мы выбрались на палубу недалеко от кормы, где нас до этого чуть не смыло за борт.              Снаружи нас озарил лишь бледный призрачный лунный свет, а спокойный океан вокруг никак не напоминал о творившемся недавно безумии.       Мы медленно двигались в сторону рубки корабля, который, казалось, дрейфовал то влево, то вправо, никем не управляемый. Дойдя до двери, мы открыли её.       — Джеймс! — внутри нас ждала полная неразбериха и хаос. Рядом со штурманским столом стоял ссохшийся сгорбленный старик, который пытался кормить с ложки молодого мужчину, пускающего слюни и корчившего гримасы так, будто у него не хватало пары костей. Именно старик и узнал капитана Коллинза.       Повернувшись к нам и бессильно опустив руку с ложкой, он спросил: — Не мог бы ты мне помочь? Сил моих нет, я не могу его покормить...       Именно этот серый разваливающийся матрос и был тем, кто нашёл в себе силы взять курс на таран того существа? Я внимательно изучала его, пыталась найти в нём пример для себя, чтобы с такой же стойкостью противостоять безумным сновидениям, свидетелем которых я была... И не могла найти. Это был обычный старик.       Такой же опустошённый, как и капитан Коллинз, который сейчас помогал ему. Он ничего не говорил про меня, но его взгляд задавал вопросы лучше, чем самые громкие заявления.       Когда сошедший с ума был накормлен, он тихонько опустился в угол рубки и начал подвывать, словно собака, и я с трудом отвела от него взгляд.       — Йохансен, где сейчас Говард? — спустя недолгое молчание спросил капитан Коллинз, и глаза матроса резко расширились.       — Он не покидал носа корабля! — прошептал в отчаянии старик, и вдруг оба мужчины рванули в сторону выхода. Я было побежала за ними, но вдруг упала на пол, схваченная за лодыжку безумцем.       Он смеялся в исступлении и рыдал, кричал даже тогда, когда пытался взобраться на меня, несмотря на все мои попытки сбросить его. Наконец он подмял мои руки полностью под себя, а все крики о помощи не были услышаны, и именно тогда он начал шептать мне в ухо, выплёвывая остатки недоеденной каши:       — На закате третьего дня умная птица присвоит труды Альхазреда и пробудит Родителя Древних от забвения, — закончив своё откровение, пускающий слюни человек закатил глаза, открыв чернеющее бельмо, и упал, будто ему перерезали нитки, удерживающие его как куклу.       Я в ужасе выбралась из-под него и побежала к носу корабля, всё время оглядываясь, не очнулся ли безумный и не преследует ли меня. Я так боялась погони, что сама не заметила, как чуть не врезалась в спину матроса Йохансена.       Только сейчас я увидела огромный круг пентаграммы, внутри которого был выложен узор, состоящий из скрещивающихся линий, от одного взгляда на которые меня тошнило и выворачивало наизнанку.       В центре пентаграммы стоял Говард, держа раскрытую книгу. Он смотрел в сторону движения нашего корабля и был безразличен к происходящему.       Рядом с кабалистическим кругом, нарисованным мелом и как будто впитавшимся в палубу, лежал капитан Коллинз так, будто его чем-то ударило сверху. Из его носа текла кровь, но в глазах была сила и воля, когда он посмотрел на меня. Именно в это мгновение Говард начал петь.       Это не было похоже на пение — скорее на смесь криков козодоев, человеческой речи и чего-то булькающего, напоминающего лопающиеся пузыри воздуха. Когда Говард запел, левой рукой он сжал кулак и выставил средний и больший пальцы.       И в момент кульминации, когда Говард закончил своё заклинание, капитан Коллинз рукавом стёр часть пентаграммы рядом с ним. Раздался звук, будто кто-то чиркнул металлом о стекло, и неожиданно в центре узора блеснуло что-то фиолетовое.       Говард даже не успел дёрнуться, как начал проваливаться под палубу корабля, будто растворяясь в пространстве и одновременно собираясь вновь. Вокруг корабля поднялся ветер, и нас окутало кружащими клубами белого дыма. Это было завораживающее зрелище, и лишь ощущение, что за нами наблюдают, не давало мне увлечь себя в вечном танце белой бури.       Капитан Коллинз уже полз, напоминая чем-то краба, к порталу, крича:       — Тейлор, быстрее прыгай! — и затем сам провалился в него. Сама не понимая себя, как бы отрешившись от мира, я обогнула старого Йохансена и тоже нырнула в тёмный, похожий на грозовое облако, проход в неизвестность.