Love again

      Стоя за углом дома Амелии и слушая ее надрывный плач накануне вечером, Джаспер в очередной раз за последние несколько лет пожалел, что видение Элис не сбылось. Лучше погибнуть в бою, чем слышать, как в очередной раз разбивается любимое сердце. И снова по его вине. Ее плач в день их расставания преследовал его на протяжении семи с половиной лет. Джаспер мог бы сейчас войти и заключить ее в объятия, но понимал, что это не лучшая идея. Амелия не примет его утешений, возможно, ударит еще раз, что может для нее закончиться переломом запястья. Он не почувствовал физическую боль от пощечины, но волна ее отчаяния сразила его, заставляя зажмуриться на мгновение, чтобы справиться с собственными эмоциями и не спроецировать их на Амелию.       Но и оставить ее в таком состоянии, Джаспер не мог. Он сосредоточился на своем даре, посылая ей волны спокойствия, в небольшом количестве, чтобы не вызвать лишних подозрений. Она не должна была понять, что он все еще находится поблизости. Только этим утром Амелия казалась ему такой сильной, повзрослевшей в образе преподавателя. Джаспер поймал себя на мысли, что совершенно не ожидал увидеть ее настолько разбитой, хрупкой, ранимой и одинокой. Виной всему был он. Только он один. Так не должно было быть. Но прошлого не исправить. « — Ты нужен ей, Джаспер. Ты нужен ей любым: спятившим от жажды крови вампиром, убийцей, монстром. Любым.»       Он тяжело вздохнул, вспомнив слова Питера, сказанные ему три года назад. Но Джаспер не мог так рисковать ею, он совершенно не контролировал жажду, он мог причинить ей вред, напасть, убить. Одна только мысль о том, что он мог причинить ей вред, отдавалась в небьющемся мертвом сердце жгучей болью.       Не утонуть в пучине ненависти к самому себе и к судьбе, что развела их, не оставив ему другого выбора, помогла через гнев, ярость и боль протянувшаяся тонкой ниточкой едва заметная для неопытного эмпата, любовь. Джаспер же достаточно долго жил на этом свете, чтобы разглядеть это неугасающее чувство за плотной стеной ее раздражения и злости. Она любила его до сих пор, как и он ее. Стосемидесятилетний вампир, повидавший много на своем веку, цеплялся за это едва заметное чувство, точно утопающий за соломинку. За призрачную надежду на то, что Амелия позволит ему рассказать правду, а после поймет его.       Он понимал, что сейчас одолеваемая обидой и гневом она не станет его слушать. От того и спровоцировал ее днем в школе. Амелия должна была выплеснуть на него все свои негативные эмоции, всю злость, боль и обиду, скопившиеся в ее душе за последние семь с половиной лет. Только отпустив их, она сможет рассуждать трезво и попытаться его понять. Если бы он признался ей в чувствах при первой же встрече, она бы все равно не поверила его словам, решив, что он врет, чтобы снова подобраться к ней поближе, залезть в душу.       Когда Джаспер вернулся домой, никого, кроме Эмметта, застать не удалось. Элис с Эдвардом были в гостях у Беллы, Карлайл с Эсме захотели провести время наедине друг с другом, Розали спряталась в гараже, в очередной раз разозлившись на Эдварда по одной ей известной причине. Впрочем, Джаспер и сам был непрочь стукнуть младшего брата разок-другой.       — Ты все еще намерен уехать после того, как мы разберемся с Викторией? — поинтересовался Эмметт, отвлекаясь от новостного канала.       — Нет, я останусь здесь ровно столько, сколько здесь пробудет Эми. Она на меня, конечно, очень зла, но я сделаю все, чтобы заслужить ее прощение. Насколько бы сложно это не было.       — Так и не удалось выяснить, что скрывают Элис с Эдвардом? — Джаспер покачал головой. У Амелии он даже ничего не спрашивал. Знал, что все равно не расскажет. Не сейчас, когда совершенно не доверяет ему. — Все эти годы они странно себя вели, особенно, когда мы только уехали из Калгари. Куда-то наведывались постоянно, переглядывались частенько. У Элис были видения, о которых она нам ничего не рассказывала. В прошлом году я решил, что она видела Беллу, но сегодня подумал: а что если они общались с твоей Амелией все эти годы? Эдвард и Элис?       Джаспер издал звук, означавший отрицание, стоило только Эмметту договорить. Этот вариант он даже не рассматривал. Даже если бы Элис с Эдвардом запросто могли нарушить данное ему слово, посчитав, что так будет лучше, то Амелия не стала бы сейчас скрывать, что все это время общалась с его родственниками.       — Чтобы Элис не проболталась о том, где я? — умехнулся он, качая головой. — Эми бы знала о причинах нашего расставания и даже если бы продолжала злиться и обижаться, то задала бы соответствующие вопросы при первой же встрече. У нее невероятно доброе сердце. Она переживала бы за меня, даже сердясь.       Эдвард тем вечером пострадал не сильно, в основном потому, что к моменту их с Элис возвращения, Карлайл с Эсме уже были дома, и при них Джаспер старался не выходить из себя. Карлайл и так много для него сделал. Создавать лишние проблемы не хотелось.       — Это была твоя последняя ошибка, Эдвард, — процедил Джаспер сквозь зубы. — Если ты скрываешь от меня еще что-то… Лучше на глаза мне не попадайся.

***

      Ночная истерика дала о себе знать сразу, стоило Амелии только проснуться. Голова болела так, словно она всю ночь пробыла на рок-концерте, стоя в первых рядах и танцуя под любимые песни и пытаясь перекричать музыкантов, иначе ее сорванный голос было никак не объяснить. Пришлось пить горячий травяной чай, чтобы привести себя в порядок перед работой.       Прошлым вечером первым делом она бросилась осматривать весь дом, пытаясь понять, как долго он здесь находился. Второй этаж оказался нетронутым, как и большинство комнат на первом, однако свои сигареты она нашла в мусорном ведре, что вызвало раздражение. Амелия топнула ногой, шумно вздыхая и принимая решение, что обязательно еще отыграется на Джаспере за испорченную вещь. Ее лекарства, которые она всегда держала при себе, на всякий случай, он не обнаружил. По крайней мере, найдены ею они были в ее спальне в одном из выдвижных ящиков прикроватного столика, в том же состоянии, в котором она их оставляла. Даже для вампира найти то, что не ищешь, весьма трудно.       На следующий день в школу она приехала с Оливером и Люси. Пришлось слушать то, насколько они рады возвращению Калленов: как старшего, так и младшего поколения. Расхваливали всех: услышала Амелия и его имя. Идеальное поведение Джаспера Хейла, о котором рассказывала Люси, вовсе не сочеталось с произошедшим между ними накануне диалогом. Как бы они отреагировали, узнав, что примерный сын доктора Каллена влез к учителю в дом ночью? Возможно они бы поверили ей не сразу. Но Амелия решила, что даже шутить на эту тему не станет. Проблемы у Джаспера значило проблемы у всей семьи, а Карлайла и Эсме она бесконечно уважала до сих пор.       — Как тебе Каллены, Амелия? — поинтересовалась Люси, глядя в зеркало заднего вида.       — Воспитанные дети, — коротко ответила она.       «Дети… Эти дети старше, чем ты и Люси с Оливером вместе взятые»       Всю ночь ей снилось прошлое. Их совместное прошлое. Все самые счастливые моменты их отношений. Амелия до сих пор порой задавалась вопросом, когда он ее разлюбил. В какое мгновение все разрушилось и почему она этого не почувствовала. А сейчас к этому вопросу добавился еще один: почему Джаспер смотрел на нее так, словно не прошло этих семи с половиной лет, и они все еще были безумно влюблены друг в друга? Вчера ей очень хотелось засучить рукава и показать ему свои запястья, а потом наблюдать за тем, как Джаспер меняется в лице, осознавая весь тот урон, который он нанес ее психике своим признанием в нелюбви. Но она не могла. Знала, что не сдержит эмоции, снова разревется перед ним, показав себя слабой. Она намеревалась скрывать от Джаспера правду столько, сколько получится. У Калленов сейчас были проблемы поважнее их драмы почти восьмилетней давности.       Калленов на парковке не оказалось, хотя машина Эдварда стояла на своем законном месте, как и пикап Беллы. Попрощавшись с Оливером и Люси, Амелия направилась в свой кабинет. Там ее уже ждала Элис, нервно постукивавшая ногтями по гладкой поверхности учительского стола.       — Мия! — воскликнула она, стоило Амелии закрыть за собой дверь.       Элис крепко обняла ее, слегка не рассчитав силу, заставляя ойкнуть от неожиданности. Амелия рассмеялась, обнимая ее в ответ, хотя это и показалось уж очень непривычным столько лет спустя — чувствовать нечеловеческий холод кожи, твердое, словно камень, тело, силу, которой не должно было быть у обычной смертной девушки семнадцати лет телосложения Элис. Как же она отвыкла от всего этого… Но, по всей видимости, теперь придется привыкать к их присутствию в жизни снова. Лучше так, чем быть убитой Викторией или оплакивать Беллу и винить в ее гибели собственное упрямство.       — Эдвард в порядке? Я вчера ляпнула… — она тяжело вздохнула, поглядывая на дверь.       Амелия и сама не знала, почему задала этот вопрос, но слова сорвались с губ раньше, чем она смогла себя остановить. Элис ведь вполне могла ответить, что не понимает, о чем она и почему с Эдвардом что-то не должно было быть в порядке. С чего она вообще взяла, что ее уже давно бывшему парню не все равно на ее совместное проживание с Эдвардом, и это могло вызвать какое-то недопонимание между братьями? Она существовала в их жизни два года, в то время как семьей они являлись более пятидесяти лет. Два года для бессмертных как две минуты для человека — сущий пустяк.       — В порядке. Нет, Джаспер, конечно, сильно разозлился на Эдварда, но промолчал. Что-то заставило его изменить решение.       Вопреки опасениям Амелии Элис прекрасно поняла, о чем она говорит. Джаспер и правда разозлился на Эдварда, хотя и гнев был совершенно беспочвенен. Не то чтобы Эдвард когда-нибудь видел в ней девушку, а она в нем мужчину. Амелия никогда не испытывала ни к кому влечения кроме Джаспера, даже к тем, с кем ее отчаянно пыталась познакомить Зои, уговаривая составить ей компанию на вечеринках или двойных свиданиях. Вторые казались сущей пыткой. Сейчас… Она понимала, что возможно смогла бы влюбиться в Мейсона, встреться он ей раньше Джаспера. Но сейчас, после его возвращения в город, сердце Амелии не впустит другого мужчину, она в этом не сомневалась.       Амелия не могла объяснить даже самой себе, почему почувствовала облегчение, едва услышав, что он был зол на Эдварда.        — Вы ничего ему не рассказали? — одними губами произнесла Амелия, взглядом показывая на свои запястья, шрамы на которых были скрыты пятью браслетами на каждой руке.       Элис покачала головой, поджимая губы. Она боялась реакции Джаспера, это было видно. В отличие от Амелии, которую совершенно не волновало то, насколько зол он будет на Элис и Эдварда, на нее и на весь остальной мир. В конце концов, это был их выбор не рассказывать ему ничего, когда он вновь присоединился к семье, где бы он не находился ранее. Амелия скрывала от Джаспера правду, потому что не хотела увидеть в его глазах жалость, но о причинах, по которым от него скрыли правду Элис с Эдвардом, ей оставалось только догадываться. Однако этот вопрос, как и многие другие, интересующие ее, она задавать не собиралась.       — Элис, у нас урок начинается через две минуты, — она почти не удивилась, когда увидела Джаспера, вошедшего в кабинет после быстрого стука в дверь. — Доброе утро, мисс Крэйг. Элис, ты бы не могла нас оставить?       Он выглядел слегка помято, несколько хуже, чем вчера. Амелия бы решила, что он не спал всю ночь, если бы действительно был подростком, которому необходим здоровый восьмичасовой сон. Но Джаспер был вампиром и поэтому о причинах такого состояния оставалось только догадываться. Да и вел он себя сейчас совершенно иначе, соблюдая дистанцию, остановившись возле двери. Даже взгляд был другим: золотисто-карие глаза смотрели с сумасшедшей нежностью, теплотой и сожалением, вчера же в них полыхали страсть и желание, которые он и не пытался скрывать. Амелия не сумела сдержать вздох от нахлынувших на нее эмоций. Раньше ей порой и самой становилось страшно от той власти, которую над ней имел один его взгляд.       «Еще растай тут перед ним… Он бросил тебя. Из-за него ты хотела покончить с собой трижды. Не забыла?»       Элис не двинулась с места, переводя нервный взгляд с Джаспера на Амелию. Последняя кивнула, показывая, что все нормально, и Элис может выйти из кабинета. В конце концов, все, что мог, он уже ей сделал. Хуже уже точно не будет.       — Ну и зачем Элис было выходить, если она так или иначе услышит все, что ты скажешь? — сложив руки на груди, вздохнула Амелия, переводя взгляд с закрывающейся двери на Джаспера. — И скорее всего уже видела все, что ты хочешь сказать. Я устала тебя выгонять… Поэтому говори, что хотел, и иди на урок.       — Прости меня, Эми, — она раздраженно вздохнула, когда до боли знакомое сокращение резануло по сердцу, заставляя его сбиться с ритма. — Амелия, — исправился он, не подходя ближе, все так же стоя у двери. — Я вчера повел себя как полный идиот, просто невероятно по тебе скучал и не сдержался. Правда, прости. И за вчерашнее поведение на уроке, и за появление у тебя дома, и за ту безобразно уродливую ложь, сказанную в наш последний вечер. Вчера я не ожидал, что ты вернешься до моего ухода, а услышав твои шаги, не смог заставить себя уйти. Я должен был попросить прощения еще вчера. Еще вчера днем я был решительно настроен уехать, как только мы разберемся с Викторией, но после нашего вчерашнего разговора… Я останусь и буду молить тебя о прощении, сколько бы времени это не заняло.       Ей потребовалось приложить максимум усилий, чтобы не разреветься прямо перед ним. Когда Джаспер вел себя черечур самоуверенно и нагло, ей было так просто его ненавидеть. Когда он вломился к ней в дом, когда нагло уселся перед ней на уроке и буквально пожирал взглядом, и те почти восемь лет, когда его и вовсе не было рядом с ней и ей пришлось самой принимать удары судьбы и справляться с ними. Но когда он смотрел так пронзительно, выглядя вполне себе искренне, ее глупое сердце, казалось бы, и так уже настрадавшееся, отчаянно умоляло ее дать ему шанс все объяснить. Но Амелия не собиралась сдаваться на милость Джаспера еще раз. Слишком больно он сделал ей в первый, а она всегда была прилежной ученицей.       — Извинения не приняты. Ты опоздал на семь с половиной лет, — отрезала она, собравшись с мыслями, хотя и понимала, что он чувствует всю войну, бушующую внутри нее. Джаспер лишь кивнул, неожиданно не став спорить. — Не знала, что пощечина может заставить чувство вины проснуться. Я только одного не понимаю, зачем ты устроил этот цирк на дне рождения Беллы? Хотел разлучить Эдварда с Беллой?       — Поверь, у меня были причины на ту ложь. Я бы не стал так бессовестно разбивать твое сердце, не будучи уверенным, что нет другого выхода, — тихо ответил Джаспер, а услышав ее последний вопрос, нахмурился, кажется, действительно не понимая, о чем она говорит. — О чем ты?       — С каких пор одна капля крови заставляет тебя бросаться на людей?       Между ними повисло неловкое молчание. Джаспер перевел взгляд на пустую серую стену, словно собираясь с мыслями или пытаясь решить, ответить ли на ее вопрос честно или солгать.       — У меня действительно проблемы с самоконтролем, — признался он, и Амелия видела, насколько трудно ему дается это признание.       Она должна была бы злорадствовать, ведь его жизнь оказалась совсем не такой радужной и счастливой, что было вполне заслужено. Но почему не получалось? Почему она не радовалась его проблемам? Ее присутствие наверняка сводило его с ума, заставляя стискивать зубы, чтобы не напасть на нее и не выпить кровь. Что могло заставить его потерять контроль над собственной жаждой? Да, ему было нелегко себя контролировать, как и любому другому вампиру, но особых сложностей ее присутствие не вызывало, даже несмотря на то, что она была его певицей.       — Так ты был у меня в доме, чтобы…       — Снова привыкнуть к запаху твоей крови.       Слишком откровенно. Слишком честно. Амелия, успевшая привыкнуть ко вранью, совершенно не ожидала настолько искреннего ответа от него, хотя и не сказать, что во время отношений у них были секреты друг от друга. У нее уж точно не было.       — Твои извинения ничего не меняют. Держись от меня подальше, — она отвернулась, показывая, что разговор окончен. Сердце билось с невероятной скоростью.       Если он простоит здесь еще несколько минут, то разговор станет слишком уж откровенным, слишком болезненно эмоциональным для них обоих. О таком не говорят с утра пораньше в школе, где полным-полно лишних ушей. Да и Амелия совершенно не была готова к этому разговору. Она боялась тех чувств и эмоций, которые у нее могла вызвать его правда. Возможно, у Джаспера действительно были причины так поступить, но сможет ли хоть одна, пусть даже очень веская причина, заставить ее забыть тот Ад, с которым ей довелось справиться в одиночку?       — Как скажешь.       Джаспер, не доказывающий ей свою правоту, не пытающийся убедить ее взглянуть на ситуацию с его позиции, смиренно принимающий ее решение и не желающий его оспорить — это было что-то новенькое. Даже в их, казалось бы, идеальных отношениях, которые она оплакивала все это время, были свои тучи. Одной из них была позиция Джаспера частенько решать все за нее, под предлогом, что ему лучше знать. Амелия и сейчас бы не оспорила многие решения, до сих пор казавшиеся ей верными, если смотреть объективно. Но то, как он смиренно принял ее решение… Разве характер вампира может измениться?       Было тяжело вести урок у девятого класса, раздумывая о том, что могло привести к потере контроля над жаждой у Джаспера? Когда они только познакомились, он вел себя вполне спокойно, конечно, не подходил слишком уж близко, первое время старался ее не касаться и не находиться с ней в одной машине, однако спустя какое-то время чувства пересилили жажду, и он больше не боялся сорваться. Что могло заставить Джаспера потерять контроль? Причем настолько, чтобы сорваться на дне рождения Беллы из-за небольшого пореза.       Амелии было тяжело делать вид, что все замечательно и у нее хорошее настроение, однако как новенькая молодая учительница, да еще и племянница директора, она до сих пор была у всех на виду и в центре внимания всего преподавательского состава. Приходилось мило улыбаться, пусть и не вполне искренне, но никто здесь не знал ее настолько хорошо, чтобы понять, что что-то не так. Выделяться было нежелательно ни поведением, ни словами, однако жизнь крайне редко подстраивается под планы человека.       Уроки у Амелии закончились, она уже надела верхнюю одежду и направлялась к лестнице, ведущей на первый этаж, как услышала чей-то тихий плач. Она уже было решила, что это Белла, поругавшаяся с Эдвардом из-за какой-то ерунды — в последние несколько недель до его приезда ей частенько доводилось видеть Беллу с покрасневшими и опухшими от слез глазами, которые она отчаянно прятала от всего мира.       Осторожно выглянув из-за угла, на миг забывая, что она преподаватель, Амелия заметила свою ученицу, одноклассницу Беллы и Калленов, но посещавшую ее предмет в другое время. Дженнифер Форд была далеко не отличницей, если верить другим учителям, однако ее успеваемостью по своему предмету Амелия была вполне довольна. Видя эту девочку в слезах, сидевшую на холодном полу школьного коридора возле шкафчиков, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях, она не могла не вспомнить свои ужасные годы в старшей школе. Тогда хотелось забиться в угол, спрятаться от всех, чтобы не трогали, чтобы не сыпали соль на рану, раз уж не поддерживают.       — Мисс Форд, Вы в порядке? — опустившись на корточки, Амелия аккуратно дотронулась до ее плеча.       — Мисс Крэйг? — Дженнифер вздрогнула, поднимая голову и испуганно глядя на нее. — В порядке, наверное…       Амелия нахмурилась. Что-то однозначно было не так. Она словно вернулась на семь лет назад, видя перед собой маленькую Амелию, и ей это совершенно не нравилось. Тогда давным-давно никто из преподавателей даже не обратил внимание ни на ее боль, ни на насмешки одноклассников, ни на глупые сплетни, которые разнеслись по школе за считанные дни. Виновники остались безнаказанными, а Амелия, уже учась в университете и пройдя через Ад, решила, что если станет преподавать, ни за что не позволит обижать невинных и беззащитных.       — Что у тебя случилось? Расскажи, может я смогу помочь, — Амелия аккуратно стерла следы от туши на щеках Дженнифер, вновь привлекая ее внимание к себе и переходя на ты. Преподаватель по психологии в университете говорила, что это помогает выстроить доверие между двумя людьми, особенно если один из них учитель, а второй ученик.       Дженнифер покачала головой, жалобно всхлипывая и вытирая слезы. Амелия вздохнула, поджав губы. Как же тяжело было смотреть на до боли знакомую ситуацию, но по ту сторону экрана. От одного взгляда на эту юную девочку на душе становилось тоскливо и печально, она не могла не вспоминать себя в точно таком же состоянии. Возможно, Дженнифер и не дразнили одноклассники, может быть, дело было в проблемах с учебой или с кем-то из преподавателей, но ее беспокоила эта девочка и ее состояние. Она словно была на грани. Как и сама Амелия когда-то.       — Послушай, если тебя кто-то обижает, то молчать не выход. Ты должна все рассказать, и виновники должны быть наказаны, понимаешь? — прошептала Амелия, стараясь звучать как можно убедительнее. — Я понимаю, ты боишься, что они разозлятся, но не бойся. Никто тебе ничего не сделает. Я не позволю.       Амелия и сама не была уверена, что сможет решить проблему, ведь даже не знала, в чем она заключается. Однако видела, что успокоить Дженнифер некому — у нее не было верных друзей, она частенько держалась ото всех в стороне. Люси даже как-то рассказывала Амелии, что Белла по доброте душевной нередко брала ее в свою группу, когда учителя задавали групповые проекты по своим предметам, от которых зависела большая часть оценки за семестр. Дженнифер, как и ее когда-то, некому было поддержать. Амелия твердо решила, что не оставит это просто так.       — Николас и Джексон… — еле слышно проговорила Дженнифер. — Они поспорили на меня. Николас… Он говорил, что любит, а я поверила… Я ведь правда поверила ему… А сейчас они издеваются. Распускают слухи о том, что я… Вы понимаете… — она снова расплакалась, и у Амелии защемило сердце. Сколько же несправедливости в этом мире… — Я так больше не могу.       Раздраженно вздохнув, Амелия стукнула кулаком по стене. Николас с Джексоном ей не понравились с первого же дня, но объяснить свою неприязнь к ним она не могла. Теперь же понимала, что интуиция ее все-таки не обманула. Оба оказались еще теми подонками. Слезы Дженнифер не должны были остаться безнаказанными, хоть раз в жизни, но справедливость должна была восторжествовать. И она приложит максимум усилий, чтобы так оно и случилось.       — Я решу эту ситуацию, обещаю. И ни о каких «я так больше не могу» я и слышать ничего не хочу. Оно того не стоит.       Стук каблуков раздавался эхом по пустому коридору. Ученики разошлись по кабинетам, последний урок уже давно начался. Ей не составило труда выяснить, где сейчас должны были находиться виновники слез Дженнифер, Амелии оставалось только надеяться, что она сдержит ярость и не разорвет их в клочья, едва увидев. С этим должен разобраться директор. Ее задача довести до его сведения происходящее в школе, а так же виновников. Оливер всегда казался ей справедливым человеком, небезразличным к судьбе учащихся. Оставалось надеяться, что Белла была правилом, а не исключением из него за счет отца-шерифа — не последнего человека в городе.       — Дядя Оливер? У меня к тебе очень важное дело, нетерпящее отлагательств, — она вошла, даже не удосужившись постучаться, решив, что дядя простит ей такую маленькую оплошность, когда узнает, в чем дело.       Сидевшая в приемной секретарша, красившая губы в совершенно уродливый красный цвет и отлынивавшая от работы, окинула ее недовольным взглядом, когда Амелия бесцеремонно ворвалась в кабинет директора. Она частенько ловила на себе ее завистливые взгляды и только закатывала глаза, качая головой. Знала бы она, кому завидовала. Девушке, что трижды хотела покончить с собой, и до сих пор страдавшей по своей первой любви. Здесь многие считали, что Амелия работала в школе только за счет родства с Оливером. Она и не думала реагировать. Пускай думают, что хотят. У нее есть дела поважнее.       — Только не говори, что увольняешься, —устало вздохнув, Оливер снял очки и потер глаза. На столе перед ним лежала немаленькая стопка бумаг. Амелия бы предложила свою помощь, но сейчас было дело поважнее документов.       — Все куда серьезнее. Лахари и Уильямс поспорили на девочку. Дженнифер Форд. А сейчас распространяют о ней грязные слухи по школе. Ты должен вмешаться, дядя.       Оливер кивнул, поднявшись с кресла и вмиг посерьезнев. Значит, в дяде она все-таки не ошиблась. Повезло же Хлое с отцом. Такой любому голову за дочь оторвет. Не то что ее отец, только и обвинявший ее во всех грехах и даже и не думавший разбираться с обидчиками дочери. Конечно, у него ведь были дела и поважнее ее морального состояния, да и физического тоже. Бизнес ждать не будет.       — Увидела в ней себя?       — На меня никто не спорил, — быстро ответила Амелия, не зная, в школе ли Джаспер, но на всякий случай уводя тему от своего прошлого. Рисковать не хотелось, ведь он мог услышать все, о чем они говорили. — Дядя, они должны быть наказаны. По всей строгости.       — Приведешь обоих ко мне. Я с ними разберусь, не волнуйся.       Благодарно улыбнувшись и кивнув, она вышла из кабинета директора, решив дождаться перемены. Облокотившись спиной на дверь, она устало прикрыла глаза. Потерянный вид Дженнифер не выходил из головы. Она была такой же? Такой же разбитой и жалкой? Амелия всегда задавалась вопросом, почему ей никто не помог в свое время, когда ей так требовалась поддержка? Почему никто не разобрался с теми, кто тыкал фотоаппаратами ей в лицо, желая запечатлеть на пленке опозоренную Амелию Крэйг, дочь самого Ноа Крэйга. Почему ни один из преподавателей не попытался вмешаться?       Вопросы, ответы на которые ей не суждено узнать…       Когда до конца урока оставалось пять минут, она вошла в кабинет биологии, прося прощение у мистера Баннера и встречаясь взглядом с Джаспером. Не хотелось ей, чтобы он присутствовал при этом разговоре, но другого выхода она не видела. Проблему надо было решать здесь и сейчас, не откладывая на потом.       — Мистер Баннер, прошу прощения, что прерываю урок, но мне нужны Лахари и Уильямс. Их вызывает директор.       Мистер Баннер, мужчина лет сорока пяти, посвятивший жизнь биологии, был, пожалуй, самым добрым преподавателем в старшей школе города Форкс. Закивав, он мягко улыбнулся, отпуская ничего не понимающих старшеклассников с урока. Остальные присутствующие в кабинете ученики с интересом поглядывали на Амелию и своих одноклассников, наверняка пытаясь вспомнить, что же такого они натворили.       — Мисс Крэйг, что-то случилось? — скользко улыбаясь спросил Николас, едва за ними закрылась дверь. — Мы в чем-то провинились?       — Поспорить на девушку, а после распускать о ней мерзкие слухи — весьма серьезный проступок, мистер Лахари, — отрезала Амелия, окидывая их гневным взглядом, желая обладать способностью превращать людей в пепел одним только взглядом. Сейчас она бы ею непременно воспользовалась.       — Форд врет, — попытался защититься Джексон.       Амелия фыркнула, едва сдерживая смех. Оба оказались настолько же глупыми, насколько гнилыми. Впрочем, разве умный человек будет над кем-то потешаться и водить за нос? Так поступают только низкие, подлые и гадкие люди, не отличающиеся особым умом.       — Я разве говорила что-то о мисс Форд? — наигранно мило улыбнувшись, спросила она. — Советую закрыть рот и пройти со мной в кабинет директора. Здесь как в суде: любое ваше слово может быть использовано против вас.       Доставив провинившихся в кабинет директора, она, довольно улыбаясь от проделанной работы и гордясь собой, быстро сбежала по ступенькам и вышла во двор. Морозный воздух сразу же ударил в лицо, стоило ей только выйти из теплого здания, однако даже холодная погода не могла испортить ее настроения. Виновные будут наказаны, она смогла помочь девочке, над которой жестоко издевались одноклассники. Смогла спасти чью-то жизнь, прервав порочный круг подлости и безразличия к чужой проблеме. И все-таки, что бы не произошло позже, Амелия понимала, что не зря приехала в Форкс.       — Это было впечатляюще, — Амелия вздрогнула от неожиданности, услышав знакомый голос. Распахнув глаза и повернув голову налево, она заметила Джаспера, стоявшего в метре от нее. — То, как ты поставила на место этих двоих и помогла Форд. Я горжусь тобой, Амелия.       У нее едва получилось сдержать улыбку от его слов, от той интонации, с которой он их произнес. Щеки предательски загорелись от его пристального горящего взгляда, выдывая ее эмоции. Впрочем, благодаря своему дару он и так прекрасно чувствовал все то, что происходило в ее душе, какую реакцию вызывали у нее его слова. Она всегда была для него открытой книгой, но если раньше ее это нисколько не волновало, то сейчас Амелии не хотелось, чтобы он разгадывал ее с той же легкостью. Но, когда ты имеешь дело с эмпатом, с невозможностью скрыть от него свои настоящие эмоции стоит просто смириться.       — Амелия?       Паника сковала все ее тело, не позволяя думать здраво. Как много из того, что сказал Джаспер, слышала Люси? Он ведь назвал ее по имени. Чертов Джаспер! И как ей теперь выпутываться из сложившейся ситуации? Как ей объяснить Люси, почему старшеклассник обращается к ней на «ты», да и смотрит совершенно не так, как смотрел бы обычный ученик на своего преподавателя. Амелия уже успела придумать в голове сотню неправдоподобных объяснений, как вдруг Джаспер, едва заметно кивнул ей головой, а после перевел взгляд на Люси:       — Прошу прощения, миссис Грин. Мисс Крэйг задержалась из-за меня, — обворожительно улыбнувшись, ответил Джаспер, отходя на пару шагов назад, стоило только Люси приблизиться. — Мне нужно было задать ей несколько вопросов по поводу ее требований к эссе. Благодарю за разъяснения, мисс Крэйг, Вы мне очень помогли. Хорошего дня.       Вряд ли хоть один человек на этом свете оказывался в более неловкой ситуации, чем Амелия. Слышать, как человек, с которым она ходила на свидания, целовалась, занималась любовью обращается к ней официально на Вы, да еще и по фамилии… Что-то внутри сжималось в узел от паники и страха, что она могла себя выдать перед Люси, но еще паника была далеко не самой главной ее проблемой. Чувство неловкости заполоняло ее нутро каждый раз, стоило ей встретиться с ним взглядом в толпе во время перерыва между занятиями. Приходилось отводить взгляд и прятаться в кабинете, чтобы не подставлять ни себя, ни Калленов. Джаспер за свою жизнь научился мастерски маскировать эмоции, чего не скажешь о ней.       «За что мне все это…»