И засмеётся лес

      Детский крик прорезал утреннюю тишь. Взметнулись в лесную сень птицы. Солнце на мгновение вздрогнуло, зарябило – облако преградило путь лучам, но небесный вихрь развеял его; благодатное сияние окутало стан Сенджу. Вероятно, этот день стал одним из самых ярких в жизни Буцумы. Но вряд ли – одним из счастливых. Его первенец оказался девочкой. И уже на пятый год жизни старшая из детей Сенджу Буцумы была обещана клану Узумаки.       Хаширама была дочерью своего клана. Подвижная, открытая, искренняя и преданная до последнего вздоха... какой желали видеть её старейшины. Для отца же – шумная, непоседливая, дикая; не-для-их-жизни. Слишком уж живая. Истина таилась где-то посередине. Её смешинки застывали в алых глазах второго разочарования Буцумы, запечатлевались там на года вперёд и оставались тайной для остального клана. А время шло. Для Хаширамы – летело.       Заколка вновь выскользнула из волос, и тёмные локоны рассыпались по плечам и попали в рот. Ей не разрешали обрезать их: будущая продолжательница (чужого) рода должна самим своим видом демонстрировать, насколько она здорова и сильна. Показывать, что она может. Может отдаться и может дать. Потому и в бой – только с кем-то, кто жизнь отдаст, а к ней не подпустит, потому и тренировочный бой – обходя живот, пусть и удары не слабее, чем достаются братьям. Она уйдёт к другим, но здесь и сейчас она Сенджу и должна нести это имя с честью. И потому – пощёчина; в ушах звенит, колени подгибаются. — Враг не будет тебя жалеть и за косы таскать! Со скальпом сдерёт! – лает отец. И дёргает пребольно за волосы. А потом отпускает-почти-отталкивает и отходит, и каждый его шаг тяжелее предыдущего: он зол. – Собери. У тебя минута. Девочка замечает, как посверкивает кунай под пальцами мужчины, кусает губы и спешно оглядывается в поисках заколки. Трава, трава, ветвь, камень, трава, муравей, трава, взрытая пяткой земля, тра... Она приседает и оборачивается, уходя от удара, почти что припадает к земле, едва не получив коленом в лицо, и рычит: в ладонь впилось злосчастное украшение; обломки зелёных камней украшают заколку, заперты в её основании и оставляют мелкие следы на руке Хаширамы. Пальцы сжимают предательскую вещь цепко. Отцовский кунай сверкает справа, чуть не задевает скулу и ухо. Она быстрая, быстрее многих, и выносливее, и – сейчас – злее. Но сбежать от главы Сенджу невозможно, если ты его дитя: нелюбимое, но кровь от крови, плоть от плоти... Сюрикен взрезает ткань под коленом и царапает болезненно, вынуждая повалиться на траву с тихим вскриком. Миг – она оборачивается, готовясь обороняться. Миг – грозная фигура возвышается над ней, не позволяя солнцу касаться её лучами. Миг – сверкает лезвие в руках отца. Миг – она выставляет перед собой заколку, готовясь отразить хотя бы этот удар... — ...это невозможно, – почти хрипит Буцума. Этого не может быть. Это... издевательство. Над ним и над кланом. Но по пальцам дочери Сенджу змеится зелёный росток, и оплетает он заколку, ощерившись шипами. Возникший из ниоткуда. Несомненно – созданный ей. То, что она может дать. То, что они не могут отдать. И вечером Хаширама слышит споры и многое, многое другое, резкое, ранящее, но главное – клан не может лишиться её и её дара. То, что казалось проклятием, ныне обернулось благодатью. Та, кто казался разочарованием, ныне исключительна. Это сложно – расторгнуть договор с царственно-гордыми Узумаки. Но ради неё Сенджу готовы ощетиниться и возроптать: это Их дитя, Их сокровище, Их надежда. Первенец Буцумы. Воин, одарённый небесами. Отец обрезает её волосы и треплет по голове – неумело, грубовато. И идёт спорить с прибывшим посланцем. Её несостоявшийся брак может стать причиной раздора меж родственными кланами. Они будут искать способы разрешения. Хаширама знает точно – теперь ей не грозит разлука с кланом. Она навеки Сенджу. Кровь от крови, плоть от плоти. Разочарование и Надежда.