Луч солнца в хмурый день

Такое ощущение, что любовник не может прожить и пяти минут в одежде, если видит Северуса: его маггловские тряпки летят в угол вместе с обувью. Зельевар не знает, чем домовики начали кормить гриффиндорца, но в последнее время тот потерял все представления о сдержанности, а Снейп ему позволил — на свою голову. И тем не менее, несмотря на весь постельный энтузиазм, национальный Герой выглядит измотанным. Северус не раз становился свидетелем, как Поттер в полголоса проклинал всех риелторов (поиск квартиры еще ни к чему не привел), артефактологов (ритуалы по восстановлению защитного контура до отупения монотонные), травологию (Помона Спраут устроила своему горе-ученику подобие Ж.А.Б.А., и тот с треском провалился) и Министра лично. Гриффиндорец, растянувшись рядом в неглиже, по-хозяйски закидывает ногу на снейповское бедро и спрашивает: — Как ты вообще жил, когда был профессором, а потом директором? У тебя было в разы больше обязанностей, чем у меня сейчас. Заливая проблемы зельями. Плохо. Просто отвратительно. — Сначала делал одно, потом другое, потом третье, — с притворным безразличием отвечает Снейп. Зачастую приходилось не спать и делать сразу все, но вряд ли его жалобы на жизнь как-то помогут гриффиндорцу разобраться в своей ситуации. Все, что Северус может для него сделать сейчас, — варить зелья и не давать никому без последствий взгромоздиться на геройскую шею. Поттер коротко мычит, показывая понимание, нежно целует его плечо и трется пахом о бедро. Ну уж нет, Северус не подписывался на третий раз: зад и колени уже начинают ныть от пыла молодого любовника. — Спи, — отмахивается Снейп. — Завтрашнему Гарри Поттеру еще многое предстоит сделать. Лови момент, пока ты — не он. Сегодняшний Гарри Поттер вздыхает и откидывается на подушку, послушно игнорируя собственную эрекцию. Клочок неба в окне, который виден с дивана, ясный и звездный. — Как там мое новое зелье? — спрашивает гриффиндорец. — Завтра будет готово. Придется каждый день доваривать основу и добавлять в нее твою кровь, но у меня это займет минут тридцать, не больше. Самое главное — строго соблюдать расписание приема. Опоздаешь на час, и Поппи придется тебя откачивать. — А как потом закончить прием? — хмурится Поттер. — По мере привыкания я буду менять рецептуру. Как твои руки? — Еще ничего не сжег. Хочешь провести эксперимент? Снейп фыркает от такой тяги к знаниям: — Давай отложим до лета. Мы разберемся с тем, что происходит, а потом посмотрим, насколько быстро ты сможешь кончить от моих пальцев. — Садист, — ворчит Поттер. — Как мне теперь заснуть? Я постоянно хочу трахаться, такого даже в школе не было. Северус с возмущением толкает любовника локтем в солнечное сплетение — не больно, но ощутимо. — Никогда не используй слова «школа» и «трахаться» в одном предложении: не могу себе представить более отталкивающего сочетания. Поттер пропускает жалобу мимо ушей, не отступая от интересующей темы: — Летом… А летом тебе будет интересно побыть сверху? — Так сильно хочешь? Северус то ли действительно садист, потому что знает: такие разговоры вовсе не успокоят Поттера, то ли мазохист, готовый быть поглощенным чужой страстью, но его желание услышать ответ побеждает доводы рассудка. — Когда мы еще не… В общем, до Нового года я представлял, что ты будешь сверху, — признается Поттер. Каким бы необразованным тот ни был, смелости у него хватит на целую армию. — Я… Мне интересно. — Представлял? — спрашивает Снейп, и в его животе и груди возникает легкое томление — верный признак, что скоро любовник добьется своего, и бывший шпион будет окончательно соблазнен. Северус задерживает дыхание. — Иногда, — улыбается Поттер, и его взгляд обжигает. — Чаще у меня были другие мысли. Помнишь, когда впервые зажглись камни Хогвартса? Ты смотрел на меня, я точно чувствовал твой взгляд и боялся обернуться, а потом я пришел к тебе с самым дорогим огневиски из Трех метел. Честно говоря, я сам не знал, чего конкретно тогда хотел. Может, сказать тебе, что, несмотря на все грубости, все равно был благодарен. Тогда я был почти уверен в том, что мне нравятся мужчины, и, наверное, я надеялся, что мы немного расслабимся и, если появится нужное настроение, я предложу сделать тебе минет, а ты не откажешь. И тогда я все окончательно пойму. Северус громко выдыхает, почти смеясь: — О, Мерлин! Поверить не могу, что когда-то был уверен в твоей гетеросексуальности. — Я тоже! — беззаботно смеется Поттер. — Я всегда думал, что разговоры про ощущения от поцелуев, встреч и секса — преувеличение и хвастовство. Что это бред — хотеть девушку настолько сильно, что невозможно думать о чем-то другом. Даже когда чары вейл действовали на всех парней, а на меня — нет, я связывал это с тем, что я Избранный. Поттеровские трусы бесстыже топорщатся. — Тебе не мешает? — с напускным бесстрастием спрашивает Снейп. — Я могу потерпеть. — Ты отвлекаешь. Любовник снова нежно трется щекой о плечо. — Сильно отвлекаю? Показать, как ты меня отвлекаешь? Северус накрывает поттеровский пах ладонью и грубо сжимает, заставляя гриффиндорца подавиться воздухом. — Этого хотел? — Не совсем. Снейп делает мысленную заметку сходить к Поппи по поводу своих коленей, а потом переворачивается на грудь, приспуская свои пижамные штаны и трусы. — Этого? Он приподнимает зад, и Поттер немедленно оказывается сверху и трется головкой члена о еще влажный и расслабленный анус. Северус сам не знал, что можно хотеть партнера настолько сильно, что у него непроизвольно встает третий раз за ночь. Герой вечно сетует на усталость, но время на секс он находит, жертвуя сном и едой. — Хочу тебя, — тяжело выдыхает Поттер и двигает бедрами сильнее. У гриффиндорца крепкие ноги и округлая задница, которая, должно быть, так красиво сжимается сейчас. Его ладони жаркие, но уже не обжигающие. — Боже, я постоянно хочу тебя. Северус завтракает, обедает и ужинает, не забывая про регулярные тренировки, а потом к нему на чердак влетает Поттер, и он опирается на спинку дивана и немного сгибает колени, подставляясь. Когда у Поттера эрекция, тот говорит самые грязные вещи, от которых у Северуса звенит в ушах. Гриффиндорец шепчет: — Тебя даже не нужно сильно растягивать, твоя задница готова ко мне. Поттер перестает напоминать ему древнегреческого бога: его страсть земная, почти животная, будто он молодой и яростный дух плодородия, готовый покрыть все, что движется, и вымещающий свои желания на беспомощном перед высшей силой зельеваре. Поттер задирает его неснятую рубашку, жадно смотрит на место, где они соединены, и Снейпа вновь обдает неестественным теплом его рук. Гриффиндорец говорит: — Кожа такая розовая там, внизу. Тебе не больно? Я жду лета, и тогда мы сможем быть сверху по очереди. Или как ты захочешь. Что угодно и когда угодно, я все сделаю. Любовник Северуса стонет: — Я хотел бы вылизать тебя там. Ты бы так сжимался на моем языке, как сейчас на члене? Поттер задыхается: — Если бы я только мог… трахать тебя и отсасывать… сразу… одновременно… Снейп рычит: «Умолкни!» — и кончает так, что трясутся ноги. Поттер тоже достигает пика, а потом краснеет, извиняется и говорит, что не знает, что на него находит в такие моменты — сексуальный голод ненадолго отступает, и на первый план выходит мягкая гриффиндорская забота. Он предлагает держать что-нибудь в зубах, чтобы не болтать лишнего, и Северус отмахивается от такой идеи: кляп во рту звучит еще разнузданней. Когда-то бывший шпион соблюдал целибат — разве это возможно? Кто в своем уме предпочтет отсутствие секса? Если… когда судьба разлучит Северуса с его страстным любовником, слизеринец вряд ли сможет вернуться к воздержанию. Возможно, если они расстанутся на хорошей ноте, он смог бы изредка навещать Поттера, даже когда у того появится новый партнер: Северус умеет хранить тайны как никто другой. Северус выполняет заказы французской гильдии зельеваров, варит впечатляющее количество зелья сна без сновидений, подписывает срочный контракт на поставку Лунного зелья, помогает артефактологам и медиведьме, вечерами ровно в девять выдает гриффиндорцу порции нового зелья, рекомендованного колдомедиками с материка, ходит в Запретный лес собирать травы. Он проводит время с Джорджем Уизли и Филиусом, распекая их за глупые идеи, не достойные экспериментов, так как они безнадежны даже умозрительно. Снейп действительно пытается быть продуктивным в свободное от постели время. Новость от риелтора о потенциальном покупателе из Коукворта застает его врасплох, но Северус смотрит на предложенную цену и немедленно соглашается на сделку: ему плевать, что дальше случится с отчим домом. Нет нужды выбирать «правильного» человека, если балласт, нагруженный на плечи, так давит, и Снейп годами мечтал его сбросить. Зельевар надеется, что возвращается в тупик Прядильщика в последний раз, поэтому он снова инспектирует комнаты на предмет оставшихся заклинаний и решительно закрывает за собой входную дверь. Из-за неестественной для Коукворта чистоты и нового ремонта дом выглядит чужим, и бывший шпион тут некстати, как пятно грязи на свежевыбеленной скатерти. — О, Северус, — приветствует его пожилой сосед, вышедший на улицу. — Слышал, что ты продаешь дом. Покойник Тобиас был бы недоволен, он все же здесь вырос. — Неужели, — кривится Снейп. — Подумай, тебе еще нужно будет куда-то привести жену. Или ты уже женат? — Нет, — цедит он. — Почему нет? Сколько тебе? Помню, ты не намного младше моего сына, а он меня уже порадовал внуком. Лживый лицемерный мудак. Северус надеется, что Мик уехал из Коукворта, и «радует» отца внуком только по телефону. — Мне тридцать восемь. Отец не привил мне семейные ценности. — Ерунда. Мой отец тоже пил, и ничего. Снейп не помнит ни имени, ни фамилии этого мужчины, но он помнит, как он, безобразно напившись, бил жену с сыном, и тем приходилось прятаться у соседей. Он помнит, что его сына зовут Майкл. Он помнит, как сам в то же время скрывался от пьяного Тобиаса в библиотеке. — Когда Мик вырос, он вам никогда припоминал травмы детства? — с ухмылкой спрашивает Северус, и сосед недовольно хмурится. — Например, свой сломанный нос. — Что ты такое говоришь? Нормальное у него было детство. — В каком он тогда был классе? Наверное, он был в девятом, когда обещал всем в школе убить вас за то, что вы избивали свою жену, и его. Врал, значит, сил не хватило, — Снейп скалится. — Я тоже обещал подобное. У меня бы сил хватило, только не успел. Сосед краснеет лицом, но не решается разобраться с хамом по старинке. Еще бы, ведь теперь Северус выше него и выглядит как уголовник, а чесать кулаки можно лишь о тех, кто не даст сдачи. — Чокнутый, весь в папашу, — со злостью цедит пожилой маггл и отшатывается, когда Снейп делает шаг вперед и дергает воротник, чтобы были видны шрамы на шее. Сосед бледнеет и торопится зайти в дом, бормоча проклятья под нос. — Обливиэйт. Ты не видел меня. Ты видел полицейских, которые опрашивали соседей по поводу домашнего насилия в районе, и все указывали на тебя. Тебя могут посадить, если найдутся доказательства, а зэки не любят, когда кто-то издевается над женщинами и детьми. Маггл на негнущихся ногах доходит до своей двери и скрывается в доме. Северус сюда больше не вернется, и за остальное будет ответственным риелтор. Никогда не вернется — от такой мысли даже грязный от фабричного дыма воздух Коукворта кажется сладким и свежим. Пусть весь город катится к Мерлиновой матери. Северус заходит за угол и нажимает на портключ в Хогсмид, где с помощью домовика передает Поттеру записку: «Хочешь выпить сегодня? — С.С.» Статный олень появляется на чердаке и гарцует перед Снейпом, явно красуясь: «На чердаке?» «Да, вечером». Поттеровский патронус возвращается, но ничего не говорит, только скачет вокруг, нетерпеливый, и Северус наблюдает за этим пару минут, сжаливается, и позволяет лани выпрыгнуть из палочки. Та застывает на мгновение, глядя на сияющего оленя, и уносится прочь. Мерлин знает что. Усталый Поттер приходит к нему, вооружившись огневиски. Северус знает, что тот не спал нормально несколько дней: гриффиндорец говорит, что чувствует себя беззащитным, принимая зелье сна без сновидений, поэтому он старается налегать на успокоительное и засыпать сам, а когда он ночует у Северуса, они принимают зелье по очереди, чтобы хотя бы один из них смог быстро отреагировать на возможную опасность, схватив бодрящее и использовав портключ. — Куда унесло моего патронуса? — ворчит Поттер. — Я даже не успел ничего сказать. — Его больше интересуют самки, чем твоя болтовня, — усмехается Снейп. — А что будет, если… Ну, оставить их наедине? — Они развоплотятся, — хладнокровно отвечает Северус и наблюдает, как поттеровские надежды на страстные встречи их патронусов тают, а потом гриффиндорец оставляет бутылку и утягивает любовника к дивану. Поттер даже не пытается прикрыться после: лежит обнаженный, бесстыже сверкая телом, и Северус закрывает глаза, отказываясь вестись на эту провокацию снова. — Если анимагическая форма моего отца совпадает с формой его патронуса, и анимагическая форма моего крестного совпадает с его формой патронуса… — внезапно говорит Поттер, и Снейп лениво приоткрывает один глаз. — Значит ли это, что анимагическая форма будет всегда совпадать с формой патронуса? — Не всегда. Поттер вопрошающе мычит, готовый на что угодно, лишь бы не открывать книги. — Также формой патронуса может стать форма патронуса человека, которого мы любим — романтически или платонически — или считаем главным защитником. В этом случае анимагическая форма будет отличаться, так как не является отражением духовной составляющей. Также патронус может измениться от сильных переживаний, например, большой любви, а анимагическая форма измениться не может. Поттер задумчиво спрашивает: — Как патронус Доры? — Да. — Мой патронус не изменился. Северус пытается понять, к чему было это замечание, а потом встречается взглядом с Поттером и фыркает: — Тогда патронусы у подростков менялись бы по пять раз на дню. Поттер, Нимфадора от своих чувств к Люпину стала фактически другим человеком, что еще раз подчеркивает ее блэковскую нестабильную психику. Ее сравнение с кем-либо неуместно. — Я чувствую себя тем же человеком, — кивает Поттер. — Очень надеюсь на это, — ощетинивается Снейп. — …Только гораздо счастливее. Поттер пялится на него так, что не остается сомнений в его желаниях. Северус даже согласен выступать ходячей энциклопедией в их разговорах, лишь бы тот успокоил свое бушующее лесным пожаром либидо и прекратил пытаться соблазнить зельевара. — Ты не в состоянии обуздать свой юношеский пыл? Перестань прожигать меня взглядом и возьми себя в руки. Поттер с готовностью накрывает свой вставший член ладонью, и Северус закатывает глаза. — Давай выпьем, — говорит тот. — Хочу переспать с тобой пьяным. Сам Снейп предпочел бы выпить и заснуть, выкинув этот день из памяти. Разница в девятнадцать лет как никогда разделяет их, заставляя Северуса нахмуриться. — Что за фантазия? — Появилась после того, как зажглись камни Хогвартса, когда мы впервые пили вместе. Это было в твоем офисе, в котором сейчас стеллажи. — И? — Я сказал тогда, что думал, что тебе жала маска Упивающегося. Снейп фыркает. — Да. Тогда ты тоже смеялся. Я никогда не видел тебя действительно счастливым, но тогда твое лицо было по крайней мере спокойным. Я не мог перестать думать о том, что тебя, как и меня, влекло к мужчинам, и что ты знал о себе что-то, о чем я только догадывался. Что ты уже целовал кого-то своего пола, и тебе понравилось. Что ты испытал гораздо больше и точно понимал, каково это. Поттер все еще переоценивает его опыт. Более того, гриффиндорец думает, что никогда не видел его счастливым: зрение настолько ухудшилось за последние несколько месяцев, что тот не замечает того, что бросается в глаза? Даже Поппи с Флитвиком несколько раз подмечали, как сильно Северус изменился, а его соседка-маггла говорила, что ему идет довольство жизнью. — Доставай огневиски, Поттер, — вздыхает Северус. — Я не готов к таким откровениям на трезвую голову. — Гарри, — говорит тот. — Гарри, — соглашается Северус и наколдовывает стаканы, в то время как его любовник осторожно остужает бутылку. — За то, чтобы не стало хуже, — предлагает тост гриффиндорец, и Снейп пьет. — За то, чтобы иметь упрямство не опускать руки, — говорит Северус, и Поттер целует его, прежде чем выпить, будто запивая крепость губ. — За то, чтобы найти то, что мы ищем, — произносит гриффиндорец. — Ты все еще не можешь найти квартиру? — хмыкает Северус, и Поттер улыбается. — Не только. Я хочу бросить травологию, но мне нужно то, чем ее заменить. Болгары отказываются обучать меня без дополнительной специализации, и других вариантов я не вижу. Я знаю, как ты любишь зельеварение, как профессор Флитвик обожает чары, профессор Спраут — растения, а директриса — трансфигурацию. Джордж склонен к зельеварению, чарам и трансфигурации вместе, и это вылилось в его бизнес. Чарли Уизли обожает драконов и работает с ними, Билл Уизли — копаться в проклятьях и артефактах, а мистер Оливандер любит палочки. — Ты завидуешь, — подводит итог Северус и допивает огневиски, разливая еще. — Ты все для себя понял, — вздыхает его молодой любовник. — Ты знаешь, что делать при проблемах, кто может солгать, где найти ответы. Ты знаешь себя, а я только полгода назад понял, почему мне не нравилось целовать Чжоу и Джинни. — Ты знаешь, как утеплять стены, — пожимает плечами Северус. — Ну да, такое фундаментальное знание, без которого не прожить. — Ты знаешь про крестражи, — добавляет зельевар. — Ты знаешь, как успешно выступать свидетелем в судебном заседании. Ты сравниваешь себя с волшебниками, которые старше, и находишь в себе недостатки, но никто не требует от тебя понять все сразу. — Министр говорит, что уже пора, — вздыхает гриффиндорец, обнимая свободной рукой свое обнаженное плечо, будто ему зябко. — Все вокруг давят так, что я спать не могу, а потом я вспоминаю, каково было тебе все это время, и становится еще хуже. — К Мерлину Министра, — рыкает Снейп, и Поттер от неожиданности проливает на себя огневиски, а потом неловко смеется, размазывая алкоголь по голой коже. — Мисс Грейнджер уже решила, чем заняться в жизни? — Нет, она все еще выбирает между магическим правом, артефактологией, трансфигурацией и всеми остальными предметами, в которых ей нет равных. — А Рональд Уизли? — … Не знаю. С момента, когда мы с Джинни разорвали помолвку, он не разговаривает со мной. Сейчас он вроде управляет магазином Джорджа в Косом переулке. — Значит, он просто плывет по течению, не делая самостоятельно никакого выбора. Что насчет мистера Лонгботтома? — Мы не часто пересекаемся, но я думаю, что он хочет учиться травологии в университете. — Вот он уверен. У него получалась только травология, и других вариантов у него нет. А остальные знают не больше тебя и часто делают выбор, полагаясь на волю случая. — … И что делать? — Пробовать. Вполне вероятно, что мисс Грейнджер попытает свою удачу в магическом праве, разочаруется, а потом откроет свой магазин вязаной одежды в Косом переулке и будет счастлива. Поттер явно представляет себе такую картину и валится на диван, пьяно хихикая. — Зато у нее будет образцово легальный бизнес, — продолжает Северус. — Когда ты вырастаешь, ты никогда не начинаешь с чистого листа: что-то из прошлого все равно приходится кстати. Жизнь магов долгая, Гарри, и у тебя есть много попыток. Главное, что у тебя есть то, чего нет ни у Рональда Уизли, ни у мисс Грейнджер. — Северус Снейп? — догадывается Поттер и тянется за теплым хмельным поцелуем, и зельевар смеется от его слепой веры в то, что он чего-то стоит. — Деньги. У тебя есть много денег от рода Поттеров и от рода Блэк. Хоть каждый год пробуй что-то новое. — Вообще-то я не трогаю семейные накопления в Гринготтсе. Я живу на дивиденды от магазина Джорджа, потому что на четвертом курсе я отдал близнецам свой выигрыш от Турнира Трех Волшебников. — Какой рачительный, — одобрительно шепчет Снейп и целует любовника. — Еще бы ты не раздаривал ребра василиска направо и налево… — При чем здесь они? — Гарри, ты хоть имеешь представление, сколько они стоят? — Значит, тебе понравился мой подарок на Рождество? Я боялся подарить тебе какую-нибудь ерунду. Эта «ерунда» стоит пятьдесят тысяч галлеонов, если ее правильно подготовить к продаже, и, для сравнения, родительский дом принес Снейпу семь с половиной тысяч галлеонов без торга. Северус надеется, что им не придется экстренно использовать отрезвляющее, припасенное на стеллаже, а алкоголь поможет развязать его язык и наконец сказать Поттеру, как он счастлив с ним, даже с его проблемами, наивностью и нелюбовью к книгам. Снейп еще никогда не был наполнен этим чувством так, как сейчас. — Северус, — тихо зовет Поттер, и зельевар пододвигается ближе и вопросительно мычит в ответ. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уехать отсюда? — Из Хогсмида? — Из Британии. — Думал. — А куда? — Во Францию, наверное. Там хорошие лаборатории. А что? — Я сделал Нарциссе одолжение и нашел для Андромеды колдомедиков, готовых ее принять уже сейчас. Сейчас целитель из Св. Мунго консультируется с ними через камин, а потом ей придется уехать во Францию и остаться в госпитале. — Поедешь за ней? — Это просто идея. Для Тедди было бы неплохо не разлучаться с ней, пока это возможно. — Ты хочешь сбежать от Министерства, не так ли? — усмехается Северус и запускает пальцы в вихры Поттера. Тот выдыхает и роняет свою голову на диванную подушку. — Скоро годовщина победы, и мне не дают покоя. Я перестал давать интервью и в газетах начались какие-то дикие сплетни о том, что со мной происходит, будто я им обязан. Думаю, уехать куда-то, где мое имя ничего из себя не представляет, было бы здорово. Тогда я, наверное, смог бы нормально выспаться. — Местный канатоходец хочет сбежать из цирка. Если у тебя есть средства, почему бы и нет? — Есть одна причина, — доверительно шепчет гриффиндорец. — Ради Мерлина, не принимай жизненно-важные решения с оглядкой на тех, с кем ты спишь. Страсть проходит, переезд во Францию остается. — Пока не проходит. — Жизнь долгая, Поттер. Поттер не просит называть его Гарри, и Северусу приходит в голову, что он звучит как бессердечная сволочь, которая в ответ на просьбу о большей близости — куда ближе, чем совместный побег из магической Британии? — заявляет, что они всего лишь спят вместе. Несколько минут назад он пытался набраться смелости, чтобы рассказать о том, что рад быть с гриффиндорцем, а сейчас из него сами собой вырываются пренебрежительные речи, с трудом походящие на заботу. Поттер же в курсе, как ему тяжело избавляться от привычек? Северусу кажется, что тот понимает его без слов, но он не может знать наверняка. — Жизнь долгая, и в ней есть место совпадениям. Если ты думал о том, чтобы переехать во Францию, и я думал о том же, нет причин менять планы, — наконец отвечает гриффиндорец. Его тон подчеркнуто нейтральный. — Да ты вовсе не пьян, — с удивлением замечает Снейп. — Не хотел слишком напиваться. Говорят, может не встать, — ухмыляется тот, и слизеринец хмыкает в ответ. — У тебя-то? — Не хочу рисковать и оставить моего зельевара ни с чем. Зельевар не против просто поспать. Эмоционально изматывающий день выжал его как половину апельсина для сока, и он просто не хочет быть один, вспоминая, как сосед Мик утирал злые слезы с опухшего лица и говорил, что зарежет своего отца, когда тот спит, а сам Северус отвечал, что при таком способе останется слишком много доказательств, и он сам предпочтет отравить весь алкоголь в доме и сломать телефон, чтобы нельзя было вызвать скорую. — У меня болит голова, — вздыхает Снейп и накрывается тонким одеялом. — Ты можешь допить огневиски, если хочешь. — Тогда ты тоже так сказал, — говорит Поттер, и у Северуса нет сил гадать, что тот имеет в виду. Постепенно и незаметно наступает второе мая.