***
Шел третий день, как Киришима занимался с Бакуго, и помимо надежды на успешное закрытие сессии у него стало появляться чувство, что его готовят к битве на выживание, а не к четырем экзаменам. Как говорится, первое правило леса — никому не доверяй, второе правило леса — всегда держи нож в кармане. В общем, Бакуго готовил жестоко и беспощадно. Обычно они встречались где-то с шести до восьми вечера — в зависимости от того, во сколько заканчивались пары и шел ли Бакуго затем в работать в лабораторию — в одном из коворкингов в универе. Потом в одиннадцать главный корпус закрывался, и они перебирались в общагу, в опустевшую к тому моменту кухню. Тогда у обоих уже начинали урчать животы, и Киришима считал своим священным долгом накормить Бакуго в благодарность за его помощь, поэтому третий день подряд угощал его лапшой быстрого приготовления. — Эй, дерьмоволосый, ты издеваешься надо мной?! — Бакуго метнул гневный взгляд на тарелку, которую поставил перед ним Киришима. — Опять лапша?! — Ну, — Эйджиро неловко почесал затылок, — я больше ничего готовить не умею. — Из тебя даже тупой домохозяйки такими темпами не выйдет, дерьмоволосый! — стул скрипнул по полу, когда Бакуго неожиданно встал из-за стола. — Считай пределы, я скоро приду. Сунув под нос Киришиме тетрадь с примерами вместо тарелки с едой, Бакуго скрылся в коридоре. Эйджиро удрученно вздохнул, но вслух возразить не осмелился — первый день научил его, что неповиновение карается пинками. Палочки для еды перекочевали в левую руку — суровые времена требовали суровых решений — и Киришима принялся считать пределы. Завис на третьем. — Лапиталь, — через пять минут вернувшись на кухню и склонившись над плечом Эйджиро, подсказал Бакуго. Киришима вопросительно моргнул. — Кого питаль? Шорох пакета с продуктами — о, еда! — прервался удрученным вздохом Бакуго. — Теорема Лапиталя, безмозглое ты создание. Производные бери. Еще мгновение Киришима озадаченно хмурился, но затем раздался возглас осознания, и он сосредоточенно уткнулся в тетрадь. Бакуго продолжил шуршать пакетом, пока не выложил из него все продукты, а затем выудил из ящика сковороду для вока. — Ты собрался что-то готовить? — несмело спросил Киришима, с надеждой поглядывая на помытые овощи и куриную грудку. — Да, потому что в отличие от некоторых бытовых инвалидов я умею это делать. — Да я… Но возразить Киришима так и не успел. Во-первых, не придумал чем. Во-вторых, Бакуго швырнул в него желтый перец и пришлось уворачиваться. Перец он, к слову, не вернул — с удовольствием впился в него зубами и продолжить наблюдать за процессом готовки. — Да, ты! — передразнил его Бакуго. — Хватит таращиться на меня! Считай пределы. — Так я все посчитал! — обиженно воскликнул Киришима и даже развернул тетрадь, но Бакуго был слишком занят, чтобы вчитываться. — Продиктуй мне условия и ответы. Мне некогда проверять. Киришима недоверчиво уставился на спину собеседника, пока тот соломкой нарезал морковь. — Ты че, можешь все в уме посчитать? — Придурок, если я спрашиваю, то, конечно, я могу все это посчитать! Диктуй резче! Испугавшись, что в него кинут что-нибудь опаснее перца — нож — Киришима опустил голову и стал один за другим зачитывать примеры. У Бакуго уходило не больше десяти секунд — Эйджиро засекал! — чтобы в каждом посчитать ответ и утвердительно кивнуть. Что ж, Киришима хотя бы не облажался. — С математикой закончили, — объявил Бакуго, маринуя курицу в соусе. — Открывай физику. Пиши — колебания. — Я заколебался… — Не эти колебания, придурок! Первый вид колебаний — гармонические, — поразительно, как в одно мгновение голос Бакуго с рычащих криков сменяется хриплым тоном лектора. — Эти колебания совершаются по закону синуса или косинуса. Записывай формулу… Тихо скребла по бумаге гелевая ручка, а на сковороде шкварчала курица в кисло-сладком соусе. Киришима поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться физика.***
На негнущихся ногах Каминари вышагивал по коридору и нервно поглядывал на часы. Семинар по неорганической химии должен был закончиться еще семь минут назад, но преподаватель бессовестно задерживал студентов, вынуждая Денки лишние семь минут умирать от волнения. Его ладони вспотели еще на половине пути к нужной аудитории, а сердце и вовсе перестало биться, стоило ему открыть глаза с утра, и все же он заставил себя перед началом пар проверить расписание у факультета химии и, десять раз успев передумать, дотащил себя до кабинета на четвертом этаже. Каминари 14:46 Чувак, я либо умру сейчас, либо меня стошнит У меня руки трясутся Нет, это была плохая идея Может, мне уйти? Киришима! Киришима 14:46 Бро, ты говоришь это уже восьмой раз за последние пять минут Лучше подари и пожалей, чем не дари, и все равно жалей И вообще с каких пор ты стремаешься подкатывать к парням? Каминари 14:46 Потому что прошлые парни не отшивали меня в первые пять минут! Дважды!!! Да и сколько раз раньше я флиртовал всерьез, а не в шутку? Один? 14:47 Похорони меня под Леди Гагу Боже, и почему их так задерживают… Поняв, что ноги начинают подводить его, Каминари запрыгнул на подоконник напротив двери в аудиторию и глубоко вдохнул. Живот отозвался судорогой. Каминари 14:48 БЛИН БЛИН БЛИН Голос препода затих Чувак, я слышу, как они начали собираться Меня точно стошнит Каминари задержал дыхание, когда двери распахнулись и в коридор вышли первые студенты. Он поджал губы в неудачной попытке принять непринужденный вид и опустил взгляд, когда возникла идея сымитировать якобы случайную встречу с Шинсо, но уже через секунду он передумал и принялся вновь напряженно всматриваться в лица студентов. Каждый раз, когда дверь открывалась вновь, сердце ненадолго останавливалось и с трудом возобновляло ход, потому что никто из этих студентов не был им. Каминари 14:50 Я ВМЭИЖУ ЕГО ОН ИЖЕТ К ВВХОЖУ КРИШИМА! ВСН Я ПШЕЛ Я ТОЧЕО УМРУ Киришима (осталось непрочитанным) 14:50 Вау опечатки… Да ты реально волнуешься Удачи, бро! Я в тебя верю!!! — Эй, Шинсо! — Каминари пожалел о том, что так громко закричал, сразу как только чужое имя сорвалось с его губ. Еще и голос предательски сорвался на последнем слоге. Он торопливо соскочил с подоконника и, чувствуя, как дрожат коленки — а еще руки, да — подбежал к обернувшемуся Шинсо. Он неловко махнул ему, и губы — тоже дрожащие — растянулись в счастливой, глупой улыбке. О, нет, его точно сейчас стошнит. — Привет. — Боже, а не поздновато ли он здоровается? Какой дурак! — Как прошла лекция? Вас задержали, да? Кто-нибудь, завяжите его язык в морской узел! Щеки пылали, и Каминари подозревал, что позорно покраснел еще до того, как Шинсо появился в его поле зрения. Он сжал вспотевшие ладони с такой силой, что деревянный значок оставил красную вмятину, но Денки даже не обратил внимание. — Да, мы редко заканчиваем вовремя, — Шинсо пожал плечами, продолжая удивленно поглядывать на Каминари. «Что ты вообще от меня хочешь, законченный неудачник?» — так и читал Денки в насыщенно-синих — господи, ну какой же красивый цвет — глазах, даже если на самом деле ничего подобного они не выражали. — Слушай, я тут… — начал Каминари, но передумал. — Ну в общем… — еще одна попытка и тоже провальная. — Короче, вот, это тебе подарок! Он протянул Шинсо раскрытую ладонь, в которой лежал деревянный значок. Ох, стоило купить для него какую-нибудь коробочку. Как же убого он наверное выглядит. — Это Менделеев? — Шинсо вскинул брови и чуть склонил голову, рассматривая напечатанное изображение ученого. — Да, я подумал, что, эм, наверное, тебе должен нравиться Менделеев. В общем, держи. Каминари неловким движением вложил значок в руки Шинсо и, господи, он коснулся пальцами его кожи! Черт, он рискует упасть в обморок, даже не дойдя до лестницы. — Да, Менделеев крутой. Спасибо. К разочарованию Каминари, Шинсо не стал надевать значок — глупо было надеяться, да? — а просто убрал его в карман брюк. Он выдавил из себя вымученную улыбку. — Ну, ладно, я пойду, — скомканно промялил он и еще раз помахал рукой — что за глупая привычка! — Пока! — ну вот, опять голос сорвался. — Пока, — послышался тихий голос Шинсо, но Денки уже развернулся и на всех порах мчался к лестнице. Каминари 14:55 Чувак, мне разбили сердце.***
Шинсо радовался, что за полгода так хорошо выучил дорогу до лаборатории, что мог пройти ее с закрытыми глазами. Потому что сейчас он был настолько в ступоре, что вряд ли осознанно прошел бы весь этот путь. Что-то невероятно странное произошло с ним пять минут назад, но подумать об этом прямо сейчас не хватало сил, поэтому Хитоши надеялся до конца дня отвлечься работой. Оставив рюкзак в шкафу сразу за входной дверью, Шинсо надел халат — новый — и прошел вглубь лаборатории. То был первый день после несчастного случая, когда он вновь появился на рабочем месте. Раны от стекла еще не успели зажить до конца, но бинты уже не требовались, а у Шинсо руки чесались — ха, иронично — и он не смог больше терпеть. Надеясь, что Айзава вновь не выставит его в коридор, он подошел к рабочему столу, и звук удивления вырвался из его груди, когда рядом с научруком он увидел маленькую девочку. — Здравствуйте, Айзава-сенсей, — после небольшого промедление произнес Шинсо, переводя вопросительный взгляд с мужчины на ребенка. — А? — Это моя племянница, — опережая вопрос, который Хитоши вряд ли смог бы нормально сформулировать, ответил Айзава. — Пришлось взять ее с собой на работу. Как рука? — Все в норме, — убедившись, что манжет плотно застегнут на правом запястье и рукав не задерется, открывая раны, ответил Шинсо. — Какой план работы? Я подумал, что прошлый синтез все равно придется ставить еще раз, но я не хочу рисковать и опять использовать колбу. — Возьми пробирки, — кивнул Айзава, пришедший к тем же выводам. — Штуки три лучше. Попробуем заодно вместо метанола этанол и их смесь. Шинсо согласно угукнул и уже хотел уйти за реактивами, но Айзава его окликнул. — И, Шинсо, — мужчина потер покрасневшие глаза с темными кругами вокруг них — абсолютно такими же, как у самого Хитоши. — В этот раз держи пиридин крепче. Нервно усмехнувшись, Шинсо еще раз согласно угукнул и ушел в другой конец лаборатории. Час он потратил на воспроизведение синтеза, который ставил утром понедельника, и, к счастью, в этот раз все протекало гладко. Он оставил пробирки, закрепленными в штативах над водяной баней, и вернулся за рабочий стол. Чувствуя себя неловко под любопытным детским взглядом, Хитоши принялся вносить пометки в лабораторный журнал. Айзава сидел напротив и печатал что-то в компьютере, пока его не отвлекло уведомление в телефоне. — Мне надо отойти, — спустя мгновение произнес он и с сомнением посмотрел на девочку. — Я оставлю Эри с тобой? Шинсо пожал плечами. — Синтез еще полтора часа ждать. — Я успею вернуться. Нужно согласовать с другими преподавателями детали экзамена для второго курса. — Органика? — Шинсо вопросительно склонил голову, и что-то садисткое появилось в полуулыбке Айзавы. — К несчастью для них, да. Мужчина ушел, и Шинсо, дописав еще пару слов в журнале, уткнулся в телефон. Протянул в интернете не дольше пяти минут, потому что ничего интересного не нашел, и, шумно вздохнув, достал из кармана деревянный значок. — Красивый… — донесся до ушей совсем тихий шепот. Хитоши удивленно обернулся, и Эри смущенно ойкнула, опуская взгляд. — Ты… — Шинсо замялся, неуверенно поглядывая на девочку. Вообще-то он не умел общаться с детьми и не то чтобы стремился обрести этот навык. И все же что-то побудило его спросить, — ты знаешь, кто это? — Не знаю, — все еще смущенная, пробубнила Эри, и все же не могла не смотреть на красивую безделушку. — Это Менделеев. Видишь таблицу? — Шинсо ткнул пальцем на плакат на стене. — Это он ее изобрел. Видимо, набора клеточек с непонятными буквами недостаточно, чтобы впечатлить ребенка, потому что на лице Эри отобразилось лишь недопонимание. — Он был очень известным химиком, — предпринял еще одну попытку Шинсо. — Он делал то же, что дядя Шота делает? — взбодрилась Эри. Хитоши вскинул брови и неуверенно кивнул. Вряд ли именно в этом была его главная мысль, но зато ребенок обрадовался. — Вообще-то дядя Шота не разрешает мне ездить с ним на работу, — все еще стесняясь смотреть на Шинсо, поделилась Эри, болтая ногами. — Обычно со мной сидит дядя Ямада. Он красиво играет на гитаре и меня тоже учит! Но дядю Ямаду тоже позвали сегодня на работу, и дядя Шота сказал, что лучше я буду сидеть с ним, чем, — она наигранно нахмурилась и постаралась изобразить занудный голос Айзавы, — чем если я буду сло… Слоняться по институту с дядей Ямадой. Вот! Шинсо ошарашенно округлил глаза и подавился минералкой. Дядя Ямада из их института — это, очевидно, Хизаши-сенсей, преподаватель английского у экономистов. Выходит, если он фигурирует в этой истории?.. Нет, господи, Шинсо точно не хотел этого знать! — Может, я лучше покажу тебе пару фокусов? — сдавленным голосом прокряхтел Хитоши, и детские глаза радостно засияли. Вернувшись в лабораторию, Айзава застал Шинсо смешивающим тиоцианат калия с хлоридом железа и пугающим племянницу похожим на кровь получившимся раствором. Смотреть на него парень почему-то избегал.***
Субботним вечером Тодороки вернулся домой, чтобы, переодевшись в смокинг, вместе со всей семьей поехать на прием к Яги Тошинори по случаю его дня рождения. Давний друг отца, он ежегодно приглашал их на этот и еще на несколько других праздников, но это не мешало Энджи каждый раз ворчать, как в первый. Для Шото суть их взаимоотношений все еще оставалась загадкой: отец знаком с Тошинори еще со времен студенчества и с тех же пор он неустанно напоминает о своей неприязни к этому человеку. Кажется, даже сам Тошинори знает об этом, но все равно продолжает поддерживать связь с его отцом и время от времени узнавать, как дела у всей их семьи. — Тодороки, мой дорогой друг, рад тебя видеть, — стоило им войти в просторный зал ресторана, где уже собралось порядка полусотни гостей, поприветствовал их хозяин мероприятия. — Рэй, как у тебя дела? Как там Нацу? Ему нравится в Канаде? А Тойя как поживает? Ох, Фуюми, какая же ты красавица! Шото, здравствуй. Ну, как тебе учеба в Токийском универе? По очереди обменявшись любезностями со всеми членами семьи, Тошинори протянул руку и Шото. — Все хорошо, спасибо, — отвечая на рукопожатие, сказал Тодороки. — Знаешь, а среди гостей сегодня есть еще один студент вашего универа. Тоже первокурсник. Позволите представить его вам? На минуту Тошинори исчез среди черных смокингов и вечерних платьев, а затем вернулся вместе с упоминаемым гостем. Шото хлопнул бы себя по лбу, не находись он сейчас на светском рауте. Так вот откуда ему было знакомо это имя… — Это Изуку Мидория — молодой, но подающий большие надежды первокурсник с факультета физики, — чуть сжимая плечо покрасневшего и смущенно улыбающегося парня, произнес Тошинори. — Мидория, мальчик мой, познакомься. Это Энджи Тодороки — успешный политик и мой давний друг, и его семья: Рэй-сан, Фуюми и Шото. — Приятно познакомиться, — процедил Энджи, и Шото захотелось закатить глаза. Старик слишком плохо скрывал раздражение, когда дело касалось Тошинори. Хотя его и самого сейчас, наверное, можно было прочитать, как открытую книгу — Шото продолжал изумленно глазеть на Мидорию и поражаться, как он раньше не сумел вспомнить его имя. С гиперфиксацией отца на деятельности Тошинори Шото точно не мог пропустить мимо ушей новость, что тот выделил первокурснику грант на обучение на физическом факультете в лучшем университете Токио. И все же его имя он умудрился забыть. Для Мидории появление Тодороки стало не меньшим сюрпризом. Он, конечно, был рад его встретить, и все же не ожидал, что случайно брошенные слова «Еще увидимся» станут пророческими. — Ну, ладно, не будем стеснять молодежь, — Тошинори хлопнул в ладоши. — Тодороки, давно хотел обсудить с тобой… Семья разделилась: Энджи ушел вслед за Тошинори, Фуюми вместе с матерью захотели поприветствовать своих знакомых, а Шото так и остался стоять напротив Изуку. — Как… У тебя дела? — Мидория неловко провел по лампасам брюк, не зная, куда деть руки. Непроницаемый взгляд Тодороки неплохо смущал его. — Вы больше не ссорились с Каччаном? Шото сморщился, и Изуку тут же укорил себя за выбор темы. Можно было заговорить и о чем-то более нейтральном. — Нет, он почти не появляется в комнате последние дни. Возвращается, когда я уже сплю, — ответил Тодороки и кивнул в сторону одного из банкетных столов. — Ты не голоден? — Мне от волнения кусок в горло не лезет, — нервно усмехнулся Изуку, но все равно пошел следом за Тодороки. — Первый раз здесь? — А ты — нет? Шото пожал плечами и положил на блюдце несколько тарталеток с икрой и красной рыбой. — Тошинори-сан часто устраивает благотворительные вечера или зовет к себе на ужин. Отец стал брать меня с собой с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Мидория закивал, но ответить не успел: к ним вдруг подошел молодой человек и радостно поприветствовал Тодороки. Встряхнув его ладонь в энергичном рукопожатии, он несколько раз спросил, как у него дела, и, заметив, что Тодороки стоит не один, поспешил представиться: — Меня зовут Йоараши Инаса! А ты друг Тодороки? Первый раз вижу, чтобы он стоял с кем-то своего возраста, а не среди стариков! — Инаса задорно рассмеялся и хлопнул Тодороки по плечу, чем вызвал его явное неудовольствие. — А я Изуку Мидория! — непонятно, кто из них тряс руку друг друга энергичнее. — Рад встрече, Мидория! — Взаимно! Тодороки закатил глаза от этого буйства энергии и постарался отдалиться, но Инаса пресек попытку бегства, закинув свою огромную руку ему на плечо. Вот пусть и не спрашивает потом, почему Шото предпочитает общество «стариков» такому наглому нарушению его личного пространства. Хотя Мидории, похоже, нравилось. — Мне казалось, ты уезжал в Киото на соревнования, — приглушенно, потому что Инаса слишком сильно сжимал его шею, прошипел Тодороки. — Нет, чемпионат по тяжелой атлетике закончился вчера, и я сразу помчался в Токио. Кстати, я занял первое место! Кто бы сомневался. Вон какие ручищи! Тодороки лишь с третьего раза смог извернуться из его хватки и повернулся к Мидории. — Кажется, я обещал познакомить тебя с другими гостями, — медленно, выделяя каждое слово, произнес Шото и исподлобья взглянул в глаза Мидории. — А… — Изуку растерянно открыл рот, и Тодороки нахмурился. Этого, к счастью, хватило, чтобы Мидория все же догадался подыграть ему. — Да, конечно. Еще увидимся, Инаса! Он поторопился нагнать уже ушедшего Тодороки и вопросительно заглянул ему в лицо. — Почему ты ушел? — Инаса весьма… Навязчивый, — Шото недовольно передернул плечами. — Его шум меня утомляет. А еще он вечно распускает руки. Мидория на секунду завис, а потом виновато ойкнул и отступил на шаг в сторону. Тодороки вскинул брови и лишь потом понял, что собеседник всего лишь выразил уважение к его личным границам и проявил заботу. До чего же странный парень… Уголки губ Шото дрогнули в намеке на улыбку. — Как твоя подготовка к экзаменам? — чтобы поддержать непринужденную беседу, спросил Тодороки, пока они бродили по залу и мельком здоровались с его знакомыми. — О, все отлично, — Мидория добродушно улыбнулся. Шото заметил, что он вообще часто улыбался, из-за чего у него на щеках появлялись забавные ямочки. — Я учил все в течение семестра, так что к сессии уже давно готов. А ты?.. — Изуку наклонил голову к плечу и оставил конец вопроса абстрактным. Впрочем, Тодороки сразу же подхватил его: — Получил автоматы по всем экзаменам, кроме английского, и только потому, что по английскому автоматы не ставят в принципе. — Вау! — впечатленно протянул Изуку. — Тодороки, ты крутой! Шото отвел взгляд и неопределенно взмахнул рукой. Ему многие так говорили, тот же Инаса твердил это, как будто его заклинило, но едва ли когда Тодороки соглашался с ними. Он просто отмалчивался, позволяя другим восхищаться его заслугами. И от Мидории это не ускользнуло. — Слушай, а почему политология? — простодушно спросил он, словно бы тоже лишь поддерживал разговор. Тодороки хмыкнул. Это был легкий вопрос, и он уже открыл рот, чтобы ответить, но почему-то не нашел нужных слов. Взглянул на Мидорию, стараясь не хмуриться, попробовал снова, и вновь язык его подвел. Это же легкий вопрос?.. — Мне нравится политика, — красноречие оставило его, но самую примитивную фразу Шото все еще был способен озвучить. — Тем более отец всегда хотел, чтобы кто-нибудь из детей унаследовал его карьеру. Он считает, у меня огромный потенциал. — Да, но при этом не устает твердить, что для реализации этого потенциала Тодороки должен учиться днями и ночами. Но в этом он Мидории уже не признается. — А почему физика? Шото покривил бы душой, если бы сказал, что не надеялся точно так же застать врасплох Мидорию. Однако если что-то и сверкнуло в его глазах, это была точно не растерянность. Воодушевление? — Это же так интересно! — с энтузиазмом воскликнул он, и щеки его покраснели от удовольствия. — Ну, то есть физика же буквально объясняет, почему вселенная устроена так, как устроена. И чем глубже ты вглядываешься, тем поразительнее открытия! Поэтому я и пошел в лабораторию, которая занимается квантовой теорией и космологией. Квантовый мир живет по совершенно другим законам, и поразительно, что при этом без его законов не возможно изучение космоса! В порыве эмоций Мидория даже обнял Тодороки за локоть, но тут же отстранился и что-то смущенно пробурчал. А Шото растерянно взглянул на место на руке, которого только что коснулись. — Да, это… Интересно, — Тодороки ответил ради ответа. Он старался не хмуриться, но ему не нравились эмоции, которые каким-то образом пробудил в нем Мидория. Что это было? Зависть? Шото прочистил горло и указал в сторону группы молодых людей. — Давай я представлю тебя еще паре гостей.