***
Артём не пытался догнать машину, выяснить её направление или даже запомнить номер. Он медленно раскуривал сигарету, сидя на скамье неподалеку от места происшествия и наблюдая за тем, как полиция скручивает его сообщников. На них ему было плевать, как впрочем и на всех. Этот человек никогда и никого не любил кроме самого себя. Его отношения с Аделией были похожи на сказку. Разумеется, по отношению к нему. Он виртуозно очаровал её, заставил поверить в свою исключительность и уникальность, поверить в свое превосходство над другими мужчинами. Он создал вокруг неё иллюзию, в которую заставил поверить. Поверить в то, что Дзержинская не может понравится нормальному человеку, что Гончаров сделал великое одолжение , согласившись быть с ней. Адель верила ему в силу своей доброты и незнания, в силу своей наивности и неопытности. Знакомые нередко замечали психопатические наклонности в поведении Артема. В нем не было эмпатии, он не мог даже сыграть сопереживание будучи на практиках в больницах. Но при этом он был эгоцентриком и умел искусно врать. Он не умел раскаиваться, верил в свою исключительность и был уверен, что способен склонить мир к своим ногам. Для подпитки этой уверенности ему и нужна была такая девушка, как Адель. Умная в плане обучения, но неопытная в плане отношений. Она единственная верила в его уникальность и подпитывала его этим чувством. Однако, резко и неожиданно сбежав (неожиданно для Артёма), Дзержинская сильно задела его самолюбие. Он жаждал мести. Ему было все равно, кого подставить ради своей цели. Он с легкостью продолжил своих сообщников в руки полиции, с легкостью упустил автомобиль с Адель. Артём не любил пачкать руки. Он прекрасно знал, что сможет добиться желаемого, нужно лишь приложить чуть больше усилий и терпения. Гончаров тушит окурок о новую лавочку и швыряет его на мокрый асфальт. Пройдя несколько метров к месту преступления, он поднимает одну туфлю Дзержинской, которую полиция не заметила. — Killing me softly with his song… Killing me softly… With his song… Артём расхохотался и спрятал находку в кожаный портфель, после чего скрылся в темных лабиринтах домов спального района Москвы.***
— Спасибо за помощь. Адель нарушила молчание и тут же вышла из автомобиля, попутно ища в телефоне дешевый мотель по близости. Шастун не торопился покидать салон. Сквозь капли дождя, падающие на окно, он наблюдал за девушкой, что так отчаянно пыталась выбраться из западни, при этом утопая ещё больше. Ему стало стыдно за себя. За все сказанное, за все сделанное, за все то, что он планировал сделать. Антон глушит двигатель и выходит из машины. — Не упирайся. Зайди хоть погреться и найти «пристанище» в тепле, — на ходу протараторил Шастун, подходя к девушке. — Пойдем… Он едва дотронулся до её локтя, как та тут же отпрянула, убрав руку за спину и выронив телефон. От такой резкой реакции Антон опешил, а Адель потупила взгляд, почувствовав себя глупо и неловко. Шастун поднял телефон с асфальта и протянул его девушке. Они стояли под дождем в таком положении не более пять секунд, однако по ощущениям этот момент будто длился около часа. Между ними словно пробил разряд. Они не понимали друг друга, не знали друг друга, но были оба уверены в том, что сейчас именно тот момент, когда диалог необходим. Адель забирает телефон, Антон кивает в сторону подъезда и девушка послушно следует за ним, испуганно оглядываясь по сторонам.***
Антон жил на предпоследнем этаже, вид из окна на город открывался безупречный. Это было первым, что заметила Аделия, переступив порог просторной и светлой квартиры. Стерильная чистота, словно тут никто не жил. На полках не было ни пылинки, вещи сложенны по местам. Даже на полочках не стояло каких-нибудь фоторамок или причудливых статуэток. — Тебе нравится минимализм? — поинтересовалась Адель, разглядывая дом. — Ире нравится, — резко ответил Шастун, дав понять Дзержинской, что не собирается продолжать дальнейший диалог на эту тему. Девушка кивнула головой, дав понять, что ответ Шастуна был ей предельно ясен. Она осторожно села на белоснежный диван, не прикрытый никаким пледом или покрывалом. — Садись нормально, не парься даже, — Шастун подошел к Аделии и сел рядом. — Мне плевать на этот диван, даже если запачкаешь. — Жалко будет. — Забей хуй. Антон откинулся на спинку дивана, а Аделия попыталась включить свой телефон, который после падения, решил, что ему стоит отдохнуть и перестать работать, что было не очень кстати. Девушка несколько раз вытащила сим-карту при помощи шпильки, потыкала на все кнопки, но бестолку. Она беспомощно взглянула на Шастуна. Тот лишь усмехнулся и взял устройство из рук кардиохирурга. — Тут только в сервис вести, — покрутив в руках телефон заключил Антон. — Может, завтра включится, но гарантию не даю. — Кажется, у меня нет выхода… — Дзержинская устало усмехнулась над собственным положением. — Я могу сразу лечь здесь спать? — Не сейчас, — Антон обернулся к Аделии. — Я предлагаю сыграть в игру, чтобы получше узнать друг друга. — Игру? Шастун раздраженно встает с дивана. Дзержинская изумлено выгибает бровь и поднимает на него взгляд. Комик ходит взад и вперед по просторному холлу, освещенному тусклым светом торшера. — Думаешь, я идиот который не понял, что ты спасалась от кого-то? Посмотри, ты босиком пришла! Я хочу знать правду, как минимум для своей и твоей безопасности. Они явно знают твое место работы и явно запомнили номер моей машины, — Шастун подошел к девушке и наклонился к её лицу. — И понимая твое состояние, я предлагаю сыграть тебе в «правду или действие», чтобы все было честно, чтобы ты тоже узнала обо мне то, что интересует. По рукам? Адель вжалась в спинку дивана, стараясь увеличить расстояние между ей и Шастуном. На лице девушки появилась легкая улыбка, а страх потихоньку стал отпускать её тело, освобождать движения и слегка отрезвлять разум. — Хорошо, мы сыграем. Кто начинает?