Спасибо, что ты есть

Добравшись тогда до подножия реки, они обосновались на небольшом камне, довольно неловко близко друг к другу, но, видимо чувствовал поначалу это один только Хуань. Саньду Шеншоу казалось, вообще о приличиях только понаслышке слыхал. Они проговорили до глубокой ночи. Прихваченный с собой неполный сосуд прискорбно быстро закончился. И не успел Сичень обвинить себя в недостаточной прозорливости на этот счёт, как Ваньинь извлёк из мешочка цянкунь ещё несколько. Они много смеялись, рассказывая байки из детства, жарко спорили о политике, с горечью делились воспоминаниями о войне и нет, наверное, даже ничего удивительного, что в какой-то момент Хуань осознал себя горько плачущим в плечо чужого главы, взахлёб рассказывающим, сбиваясь, путаясь, начиная заново, всё, всё что накопилось, болело, гнило и разрывало его душу на части. Судорожно сжимая фиолетовые одежды в пальцах, в беспочвенной тревоге, что Ваньинь уйдёт, бросит его, такого глупого и жалкого и при этом отчаянно надеясь на понимание, присутствие рядом. А Цзян Чен просто вдумчиво слушал, полностью обращая на него своё серьёзное внимание, крепко прижимал к себе за спину, периодически поглаживая сотрясающиеся в рыданиях плечи. И был рядом в именно таком виде понимания и поддержки, которое необходимо было Сиченю. Там они и встретили рассвет, потом глава Цзян отвёл его в дом и, просканировав напоследок очевидно трезвым взглядом, попрощался. Уже многим позже, проспавшись и придя в себя, Сичень осознает несколько вещей: во-первых - он был вдали от дома почти весь день, и ни встреча с Цзян Ваньинем ни её ожидание не вызывали у него желания отгородиться. Напротив, он ждал этого с нетерпением. Во-вторых - Саньду Шеншоу его провёл, напоив, вывел на улицу и самое главное, после того, как столь неловко выговорился, (второй раз уже, подумать только), он почувствовал себя так, будто неподъёмная ноша разом стала не такой невыносимой! Словно дерево вишни по весне, он ощущал как сковывающие ледяные пальцы снегов и льда тают, освобождая грудную клетку для живительного вдоха, чтобы наполниться энергией и зацвести вновь. Словами не описать, насколько он благодарен главе Цзян за всё, что он для него сделал! До всего разумом доходим в своё время. Хочется верить, что в то самое время, когда действительно готовы это самое знание воспринять. У Лань Сиченя уходит еще несколько месяцев упорной работы над собой, чтобы осознать насколько много на самом деле для него сделал глава Цзян! Сошлась вся логическая цепочка, почему на самом деле тот так грубо вёл себя в письмах в начале, понимающе в середине и дружественно сейчас. Саньду Шеншоу действительно безжалостный, но при этом удивительно добрый человек. И при этом умелый манипулятор. Опасен. Он насильно ускорил психологический процесс восстановления Сиченя и при всём при этом оказал ему ненавязчивую поддержку. Он помог ему прийти в себя столь скоро, сколько это вообще возможно. Сичень содрогнулся при мысли о том, сколько бы это времени заняло варись он в этом сам. Озноб пробрал мужчину вдоль позвоночника - мысль была пугающей, потому что могла бы произойти на самом деле. Не прояви глава ордена Цзян великодушия, в каком состоянии он бы сейчас был? Смог бы он справиться? Скорее всего. Но сколько бы ушло времени, сил, сколько бы он мучил своим состоянием людей которые его окружают? Сейчас, понимая какой это долгий был путь полный страданий и боли, познав на собственной шкуре всю несправедливость решений судьбы, Сичень был в ужасе - как? Как Цзян Ваньинь с этим справился? В одиночку. Судьба не пощадила его по сравнению с Сиченем троекратно. Так как же?! Сердце мужчины болезненно сжалось в невыразимой благодарности, слегка покрасневшие после ночи глаза солоно защипало от собирающихся слёз. Нет, он должен перестать лить слёзы по поводу и без. Если он в сырость каждый раз чуть что случится - то грош цена этой воде. Он обязан взять себя в руки ради стараний господина Цзян, и, да боги, ради себя самого! И он справился. Вернулся из уединения, вновь взял на себя клан, собрания, полную отчётность. Тяжело, было очень тяжело. Особенно сильным для него испытанием стала встреча с Ванцзи и господином Вэем. Говоря откровенно, вернувшийся с супругом господин Вэй стал испытанием всему Гусу, но Сичень особенно не переживал о наводимом Старейшиной шуме. Он медленно разбирался с навеваемыми им не радостными воспоминаниями. В этой битве Первый Нефрит одержал победу и теперь мог спокойно улыбаться Усяню не одолеваемый призраками прошлого. В конце концов тот тоже пострадал и не меньше. Этим он так же не преминул поделиться с Ваньинем. В пришедшем тогда ответе было всего пара строк: первая - глава Цзян саркастично радовался, что великий Цзэу - цзюнь не проиграл призраком его тупорылого шисюна. (Сичень теперь понимает, что эта радость искренняя и просто выражена в стиле Ваньиня). А вот второй: просит послать, от его лица, этого самого шисюна на хрен. (Сичень как всегда не может удержаться от лёгкого смеха. Какой же всё-таки Цзян Ваньинь... милый? Кто ещё бы мог попросить передать привет - так?) *** За работой дни тянутся бесконечно однообразно, Цзян Чен тешит себя мыслью, что скоро "праздник сошедшихся или же родственных душ" а это, по обычаям их земель священные три дня и нельзя занимать себя чем-то не связанным с совершенствованием - значит, он сможет отдохнуть. Этим он делится с Сиченем и получает несколько неожиданный ответ: тот спрашивает, не мог бы он посетить сей праздник? В компании главы Цзян, разумеется. Ваньинь уже очень давно не ощущал такого шока. Лет, наверное, с четырнадцати, когда стоя на месте, Вэй Усянь подпрыгнул на добрые тридцать метров в высоту от гавка подкравшегося щенка за своей спиной. Да, наверное с того раза. Шок был глубокий и сильный. Цзян Чен задумался: - понимает ли глава Лань значение этого праздника? Если да, то он что, предлагает его посетить как "пара"? А если нет, то в принципе, это неплохая возможность подшутить над Первым "непогрешимым" Нефритом и вновь вывести его на эмоции. Единственное - посети они вместе праздник - неминуемо пойдут слухи, этого не избежать. Ваньиню на это наплевать, а особо говорливых он знает как заткнуть. Но вот как к этому отнесётся Сичень? Помнится он говорил, что слухи - вещь не слишком приятная но незыблемая. К ней стоит относиться как к явлению неискренимому и, по возможности, со всем достоинством игнорировать, при необходимости пресекать. Чтож, в принципе, с этим тоже можно работать. Думается, намерение главы Лань он поймёт во время их... прогулки. *** То, что глава Лань абсолютно точно не понимает что за праздник собрался посетить, Цзян Чен понял буквально сразу по прибытии своего гостя. Первый Нефрит не уставал удивляться необычности приготовлений и со смущением (стыдясь своей неосведомленности) просил рассказать легенду положившую начало сему торжеству. Это Ваньинь пообещал ему рассказать непосредственно во время праздника, ссылаясь на более подходящую атмосферу. На самом деле, Цзян Чен был уверен, что как только Сичень узнает суть празднования, то в стыде сбежит к себе в покои и потом они просто выпьют, перешучиваясь над ситуацией. Поэтому момент будущего смущения Нефрита готовился вкусить сполна. Палящее солнце неспешно покидало небосвод в момент, когда Сичень заканчивал приготовления к начинающемуся празднику. Глава Цзян был столь любезен и предупредил его, что в парадной или заклинательской форме одежды нет нужды, достаточно лёгкого летнего одеяния, сезон сейчас жаркий. И Хуань облачившись, следуя совету товарища, в всего лишь два слоя ханьфу, чувствовал себя непривычно... как будто бы он неприлично обнажён. Вдобавок ко всему, он, спасаясь от жары, решил завязать высокий хвост с двумя обычно выпущенными прядями, чего не делал даже в юношестве. И в итоге, стоял сейчас у зеркала в отведённых ему покоях, привыкая к своему сегодняшнему облику. Смотрелся он... не по годам молодо, но неплохо. Раздался тихий но уверенный стук. Похоже, пора. Сичень поспешил открыть Ваньиню, который обещал зайти за ним лично. Открыл и обомлел. Расшитый едва заметными узорами лёгкий слой пурпура столь соблазнительно очерчивал ладную фигуру Цзян Ваньиня, а не слишком широкий кожаный пояс обхватывал сильную талию... Пучок волос столь непривычно распущен и лишь две Юньмэнские косички от висков держат в узде водопад оказывается длинных, по поясницу, густых волос! Все эти, поражающие воображение, детали Хуань впитывает в себя за считаные секунды, но шок его видимо, столь очевиден, что глава Цзян складывает руки на груди в привычном жесте и в притворном насмешливом виде вскидывает бровь: - так хорош, что глава Лань не может взгляда оторвать? Мне лестно, но боюсь, так мы пропустим праздник и вы утратите и так нечастую возможность увидеть красоты Юньмэна. Сичень испускает невольный, поражённый вдох, на что Цзян Чен лишь снисходительных хмыкает. - Вы, глава Цзян, право слово, поистине такта не знаете, - с улыбкой произносит он, затворяя за собой дверь покоев и направляясь вместе с Ваньинем вдоль дощатой веранды к выходу с территории Пристани Лотоса. В ответ на его проповедь снова раздаётся уже столь родной хмык. Хозяин Юньмэна вдруг останавливается, поворачиваясь к нему. Подходит, проходясь внимательным взором и смущающе близко наклонившись, почти к самому уху, тихо сообщает: - вы, пожалуй, не позволительно красивы, мне придётся приложить усилия, чтобы вас у меня не украли. И, словно поплывшего взора и аллеющих скул и ушей старшего ему недостаточно, кладёт руку на талию Сиченя, легонько подталкивая: - идёмте же, не пристало двум главам кланов опаздывать. Едва справляюсь с нахлынувшими эмоциями, косясь на неприлично довольного Ваньиня, Сичень едва перебирает ногами. Опять! Вот опять этот негодяй с ним это сделал! Лёгким движением выбил только обретённую почву из-под ног и незаметно вновь выстраивает более плотную, надёжную. Вот как у него раз за разом удаётся пошатнуть его спокойствие? Вызвать столь сильные эмоции?! Улыбка предвкушения расцветает на добром лице Хуаня, глубоко внутри просыпается позабытый азарт, кажется, глава ордена Цзян уже не единожды его подловил, очевидно наслаждаясь результатом. Пожалуй, он в силах отплатить той же монетой. Даже если после этого ему будет мучительно стыдно. - Вы тоже потрясающе выглядите, - предпринял попытку Нефрит, мурашась от внутренней тревоги, никогда ему ещё не приходилось делать комплимент другому мужчине, а изумлённо - насмешливый взгляд фиалковых глаз другого главы, вот совсем не помогал его душевному спокойствию! - Хоо..? - Ваньинь снова склонился к нему слишком близко, всматриваясь в лицо, - кажется сегодня кто-то решил последовать девизу моего ордена и стремится достичь невозможного. Я впечатлён. - О чём это вы? - Изумлённо спрашивает Нефрит, стараясь незаметно отодвинуться от столь привлекательного главы Цзян. - Ну как же, - тянет тот в ответ, кивая в сторону веселящихся улиц, молчаливо намекая продолжить разговор на ходу, - под мой скверные характер и высокие, по меркам Усяня - недостижимые, требования к невесте, невозможно найти такого человека кто меня бы покорил. А вы, глава Лань, похоже своими речами именно это и собираетесь сделать. Сичень даже вновь поражённо ахнуть в себе силы не нашёл, лишь во все глаза пялился на идущего рядом главу с весёлым прискорбием понимая, что всё, шах и мат. В эту, поистине несерьёзную для их статуса игру, ему не победить. Проходящие мимо них люди, почтительно расступались, иногда вежливо кланяясь и спешили дальше, восхищённо оглядываясь на прекрасных господ, перешептываясь и иногда, почему-то хихикая, но всё окружающее блекло для Сиченя, всё его внимание занимал глава Цзян. - Ваньинь, ты упомянул, что меня могут украсть, - перешёл он на более неформальный тон, пока аккуратно подбирался к заинтересовавшему его ларьку со сладостями, - что ты имел под этим в виду? Глава Цзян приветственно кивнул очередной проходящий парочке, - о, это напрямую связано с легендой положившей начало этому празднику. Всё ещё желаешь услышать? - Да пожалуйста, если тебя это не затруднит, - Сичень уже возвращался от ларька с двумя добытыми сахарными, напоминающими вату, шариками на палочках и протянул одну Ваньиню. - Да уж, - думает про себя Цзян Чен, беря угощение и перехватывая добрый и задорно подмигивающий взгляд старого лавочника, - очевидно, Сичень вообще не задумывается ни над вполне однозначной атмосферой праздника, ни над тем, как мы смотримся со стороны. Удивительная наивность. Он - как белый, пушистый кролик, лезет в пасть хищника, пожаловшегося на больной зуб, чтобы подлечить. О, едва ли Цзян Чен насобирает в себе хоть сколько-нибудь благородства и силы воли, чтобы побороть искушение и не прикусить этот аппетитный, белый бочок. - Что же, - задумчиво тянет мужчина, ведя своего спутника дальше, вдоль торгового ряда из празднично украшенных ларёчков, огибая потерявшихся в любви парочек и следуя одному ему ведомым маршрутом, - началась вся история ещё в давние времена, но переходит из уст в уста в наших краях и по сей день. Ребёнок, что был гоним озлобленным народом, опустил руки, потеряв желание жить, он собрался умереть, но не успел даже до конца прочувствовать этот желание. Он упал с высокой стены во время торжества в честь принца этой земли и, по великой воле небес, именно он его и спас. Он был прекрасен, добр, горд, чист и благороден. И он стал смыслом жизни этого ребёнка. Ваньинь говорил не громко и размеренно, но всё равно на фоне оживлённой толпы празднующих Юньмэнцев, для Сиченя существовал лишь он. Нефрит оказался заворожён атмосферой, историей, ситуацией, он даже сам от себя не ожидал столь всепоглощающего внимания. А меж тем, Саньду Шеншоу привёл его к ларьку с алыми бумажными фонариками, приобрёл две штуки, отдав один Сиченю, и двинулся дальше, как ни в чём не бывало продолжив рассказ и поедая своё лакомство. Глава Лань смешался, он так внимательно слушал своего спутника, что позабыл про свою порцию. - Минул небольшой срок, и принц вознесся при жизни, столь велики были его подвиги и чисты помыслы, но к несчастью, даже будучи Небожителем, принц не мог оказать людям той поддержки которую желал и в конце концов был низвергнут за нарушение запрета. И даже при таких обстоятельствах не сдался и вознёсся вновь, и ещё раз. Не сложно догадаться, откуда берёт истоки девиз Юньмэн Цзян, не так ли, глава Лань? - Ваньинь задорно подмигнул Хуаню, поворачивая к большой, увешенной фонариками пристани, где уже тоже скапливался народ, что характерно, тоже с фонариками в руках как и они с Ваньинем. - Как раз вовремя подоспели. - Мы будем запускать их в небо? - Догадался Сичень, под одобрительный кивок главы Цзян. - Загадываешь про себя желание и отпускаешь. Чтобы я хотел? - Задумался Сичень, зажигая свой фонарик. Некоторые парочки вокруг уже начали запуск, кто-то, также как и он, задумчиво стоял, а у кого-то под смешные возгласы возникали проблемы с поджигом. Лань Сичень вертел в руках изящную конструкцию и мысли его лениво дрейфовали в блаженно пустой голове. Чего бы я хотел?.. Вокруг него всё налаживалось, его любимые были наконец счастливы, и сейчас, в эту самую минуту он кажется знал, чего бы хотел. Он хотел бы счастья для человека, подарившего ему это божественное умиротворение. Вытянувшего его из боли и одиночества. Тому, благодаря кому он уверен в завтрашнем дне. Благодаря кому он вновь улыбается и счастлив сам. Цзян Ваньиню, Цзян Чену. Да, он желает счастья для Цзян Чена, видят Небожители этот мужчина достоин быть счастливым! - Готов? - раздаётся родной как будто бы уже голос главы Цзян. По позвоночнику пробежали мурашки нетерпения и предвкушения, в груди что-то поджалось в лёгком томлении подступая к горлу. Он почувствовал себя сжатой перед запуском пружиной - да! - Тогда насчёт три! Почему-то, отпуская свой фонарик и наблюдая, как он плавно взлетает рядом с фонариком Ваньиня, Сиченю очень важно, чтобы они ни в коем случае не упали. Он с мальчишеским несмирением готов даже использовать заклинание, если что-то пойдёт не так. Чтобы не пожелал глава Цзян - оно должно сбыться. Потому что это его желание. Также, как и фонарик Сиченя не должен упасть - ради главы Цзян! Но всё хорошо. Их фонарики взлетают как надо и становятся частью поистине незабываемого и прекрасного зрелища. Словно тысячи мерцающих жёлтых звёзд расцвели на чёрном небе! Как прекрасно, аж дух захватывает! Сичень смотрит и не может оторваться. Пружина в нутри него выстреливает, расслабляясь и упиваясь моментом. Почему они в Гусу запускают фонарики днём? Это же неразумно. Ах да... режим. Горячая рука вновь ложится на его талию и в этот раз Сичень даже спокойно реагирует. У него даже не сбивается дыхание. Почти. - Идёмте дальше, глава Лань, вы же не думали, что это всё? - Насмешливо тянет Ваньинь и увлекает его дальше, в сторону главной площади. Глава Лань покорно идёт за ним, в какой-то момент ему даже кажется, что за Цзян Ваньинем он был последовал куда угодно. Глава Цзян идёт уверенно и несколько вальяжно, видно, что в своих владениях он несколько более расслаблен и спокоен. Будучи человеком, которому ещё ребёнком пришлось возрождать свой орден буквально из руин и каждый божий день вести борьбу за право на существование, нет ничего удивительного что он постоянно находится в напряжении, ожидая получить нож в спину. И как же приятно до трепета Хуаню, что рядом с ним глава Цзян позволил себе несколько отпутить свой контроль. Для нефрита - это ценнее любого сокровища мира. - Что же было дальше? Глава Цзян бросает на него лукавый взгляд, продолжая вести через толпы горожан. Удивительно, сколько же собралось народу, в основном все парочками. - Похоже тебя действительно заинтересовала эта легенда. Они минуют оживлённо болтающую толпу подростков, которые, увлёкшись каким-то по - юношески важным спором, умудряются просто не заметить двух глав кланов. Такое у Сиченя тоже впервые и он изумлённо посмеивается, провожая их взглядом. Это, оказывается, очень приятно - не привлекать лишнего внимания. Ваньинь же словно не замечает творившейся вокруг суеты, продолжая следовать к лишь ему одному ведомой цели. Тоже неудивительно, напоминает себе Сичень, они же не в Гусу, где всё по - монашески тихо и благопристойно. Здесь всё теплее, даже жарче, люди здесь счастливы, веселы, и не считают нужным это скрывать. Они плачут, смеются, спорят и мирятся не держа на замке эмоции. И для них это не зазорно. Они такие отчаянно - живые, что у Сиченя стоит от этого всего ком в горле и щиплет в носу. Как же много он упускал всё это время не посещая Юньмэн. - Разумеется! - Чуть более изумлённо, чем необходимо для приличий, отзывается Нефрит. За что, тут же ловит ещё один пристальный, быстрый взгляд другого главы. - Хорошо, - соглашается тот, они продолжают свою неспешную прогулку по площади проходя хаотично выставленные, небольшие столы с различными диковинными товарами, - для спасённого мальчишки, принц стал смыслом жизни, его светом, его любовью. И мальчик решил, что во что бы то ни стало стать тем, кто сможет быть достоин своего божества. Решить все его проблемы, утолить все его нужды, прикрыть его спину и добиться его сердца. Ушли столетия, но он добился своей цели, но в один момент, нечистый на душу небожитель забрал принца к себе и не отпускал. Мальчик был столь зол, что хотел уничтожить сами небеса. Как тот посмел?! Но он взял себя в руки и украденного принца выкрал у его же похитителя, - на этих словах Ваньинь по мальчишески злорадно хохотнул. Они вышли к полному людей центру площади и были уже вынуждены почти прижаться друг к другу. Цзян Чен наклонил голову, продолжая свой рассказ почти в самое ухо Сиченя, намеренно смущая Нефрита. - У них было ещё много совместных приключений, ходят слухи, что они до сих пор путешествуют по миру, что мальчику удалось завоевать своё божество. Отсюда и идёт продолжение нашего обычая - путешествуя вместе, будь готов, что твоего спутника могут украсть и задача потеряшки найти и отобрать обратно свою пару. Сичень изумлённого воззрился на Ваньиня. Эта история так покорила сердце Сиченя, такая романтичная, что мужчина чуть не ушёл в себя, переваривая внутренние ощущения. К тому же Саньду Шеншоу, который говорит так спокойно о любви, в такой атмосфере, не может не вызывать трепета в его груди. Но сейчас, услышав, что Юньмэнцы создали внутри праздника ещё и игру, и видя, с каким задором Саньду Шеншоу ему об этом поведал... Он что, серьёзно?.. Они тоже могут под это попасть? Кто-то может осмелиться украсть кого-то из них, потому что примет за... пару? Кончики ушей обожгло, выдавая весь спектр смущения которым его обдало. Глава Цзян смотрел на него понимающие - насмешливо, - поняли теперь куда попали, глава Лань? Ах этот ушлый прохвост! Он же знал, понимал, что Лань Сичень приехал не осведомлённым и решил снова посмеяться над глупым старшим! Внутри кипела весёлая злость. Получается, они ходят тут везде как парочка, веселят народ, а Сичень и ни сном ни духом! Нет, ну вот же глава Цзян пройдоха! И самому то ведь не стыдно! О, он не может закопать себя ещё глубже. Если уж глава Цзян это начал, то пусть и доигрывает до конца! Сичень в притворном испуге приложил одну ладонь ко рту, второй хватаясь за рукав одежд Ваньиня, - ну надо же как, оказывается, опасно! Надеюсь, глава Цзян, вы будете внимательны, и не дадите нам разлучиться! Ооо. Ооо, чёрт возьми. Ну вот и как ему на это реагировать? Ваньинь в весёлом изумлении смотрел на по девичьи - кокетливо прижавшегося к его руке Цзэу - цзюня с маково - красными кончиками ушей и не верил своим глазам. - И это я стыда не ведаю? Сичень, а ты точно Лань? А то я начинаю думать, что ты скорее с Вэй Усянем состоишь в родстве. Хитрый Нефрит на это лишь посмеялся. Раздался хлопок, потом ещё один и ещё, главы, как по команде, подняли головы наверх. Тёмные небосвод на их глазах расцветал огнями великолепных фейерверков. И так близко! Зрелище столь завораживающее, - смотрел бы и смотрел, - думает Лань Хуань, - остановись, мгновение. Периферийным зрением он замечает, что рядом, очень близко к нему, останавливается юная дева в лиловом ханьфу. Немного напрягаясь от столь близкой дистанции от этой особы, Сичень поворачивается к Ваньиню в надежде придвинуться к нему, и ужасе замирает. К главе Цзян, окружив с двух сторон, прижимаются двое селян, юноша и девушка, и держат у его прекрасной, благородной шеи два ножа! Сичень незаметно выдыхает, деревянных ножа. Его руку же хватают, та самая сестрица, - аяяй, глава ордена, вы слишком зазевались и оказались нерасторопны! - Дева говорит с бОльшим выражением чем стоило бы, от чего на губах обоих глав появляется похожая улыбка, но к чести Ваньиня, тот пытается выглядеть разозлённым. Сичень уже почти смеётся, ну действительно, кто бы мог вообразить, что суровой Саньду Шеншоу будет пытаться выглядеть разозлённым, играя со своими жителями в почти детскую игру! Сичень очарован! - Ты не посмеешь этого сделать! - Выдаёт голова Цзян почти натурально, но столь недостаточно, что никто не покупается. Держащая его молодёжь уже почти катится со смеху. Сичень и его пленительница ещё держатся, хотя плечи их дрожат. - Поэтому, - продолжает дева игнорируя главу Цзян, игнорируя, - я похищаю твою пару! Попробуй найти, если сможешь! Буахахаха! - Девушка театрально взмахивает рукавом, выбрасывая из него цветочные бумажные обрезочки. Конвоиры Ваньиня закрывают ему глаза и сестрица тут же хватает более цепко руку Лань Сиченя и срывается с ним на утёк, прямиком вглубь веселящийся толпы. Нарушая правила о беге, они минуют несколько ларёчков, петляют между ними и сквозь горстки компании. Сколько же тут народу? Иной раз, Сичень замечает таких же убегающих парочек и одиноких, растерянно озирающихся и зовущих по имени людей. Сердце пропускает удар, он не хотел бы, чтобы глава Цзян искал его также. Они забегают за один из ларьков, там же находятся и Цзян Ченовы конвоиры. Видимо, прибыли более коротким путём. Выглядят они немного сконфужено. - А-цзе, у нас тут кое-что прошло не по плану, - конючливо тянет юноша. - И что же? - С вызовом бросает его пленительница. Сичень опять вынужден давить просящуюся на лицо улыбку, уж он-то догадывается, что могло пойти у них не по плану. - Он нас перехитрил! - Обиженно выдаёт вторая дева, по-детски притопнув ножкой, и тут из-за угла показывается статная фигура хозяина этих мест. - Я меняю твоих... - тут Ваньинь на мгновение задумывается, - приспешников, на моего принца. "Принца?! " - уши Ланя густо заливает краска. - По-моему тебя должно всё устраивать, - усмехается Цзян Чен, по-доброму глядя на скуксившуюся похитительницу. Ещё немного подувшись для приличий, она соглашается, - да будет так! Пускай они медленно меняются местами, и чтоб без глупостей! Сичень и двое селян неспеша переходят на нужные им стороны в лучших традициях передачи заложников. Встав рядом с надёжным плечом своего спасителя, Цзэу - цзюнь уже не скрывая веселья смотрит, как главная девушка смешно распекает своих незадачливых друзей. Спохватившись, она важно поворачивается на двух глав. - Ты выиграл этот бой, но помни, будь бдителен юноша, и будет вам счастье. Берегите друг друга, дети мои! - Ну разумеется, - серьёзно кивает Цзян Чен. - Буахахаха! - И снова разбросав бумажки и подхватив своих друзей под руки девушка убегает. Мужчины несколько мгновений стоят в тишине друг друга, а затем, переглянувшись, заливаются весёлым смехом. - Даа, голова ордена Цзян, не ожидал я попасть в такую переделку посреди ваших владений! И как часто вас хватают под руки ваши же люди? - По вторникам после утреннего чая, - максимально серьёзно отвечает этот невозможной человек. - Полагаю, быть похищенным принцем вам до этого тоже не приходилось, многоуважаемые глава Лань? - Как и быть похищенным в принципе, - весело соглашается он. - Превосходно, ваш первый раз был со мной. Это надо отметить! Глава Цзян воодушевлённо хлопает в ладоши, направляясь обратно к торговом рядам и оставляя всего пунцового Сиченя медленно погибать от сквозившей во фразе двухсмысленности. Мужчина едва находит в себе силы перебирать ногами, спеша следом за чуть ли ни марширующим к винной лавке, главе Цзян. Он всматривается в сосредоточенное лицо Ваньиня. Выглядит так, как будто цель всей жизни себе поставил - улыбается по - доброму глава Лань, и тут же спохватывается: как можно выглядеть так спокойно, сморозив столь поистине непристойную вещь другому главе?! Постыдился бы! Ой, а если он и вправду ничего такого не имел в виду, и это Сичень из-за своей испорченности воспринял это так.. вот так? Заклинатель тихонько перевёл дух. Ему будет крайне, крайне неловко, если глава Цзян догадается, что за мысли в голове крутит самый уважаемый заклинатель их поколения. - Эта лавка принадлежит деду - Ёми, он родом не из этих мест, но поселился здесь уже очень давно. По счастливой случайности, во время нападения его не было в Пристани. Возвратившись, он был из тех, кто помог с восстановлением. А вообще, он делает одно из лучших вин в этих местах, мы с Усянем ещё будучи мелкими к нему бегали. - Что же это получается, уважаемый глава ордена Цзян, теперь вы вновь решили меня напоить, а потом что? Воспользуйтесь моим уязвимым положением своих коварных целях? - Боги милосливые, что он несёт?! Зато, как приятно ему слышать, как господин Цзян, без всякой злости вспоминает о своём брате, но Сичень был уверен, что красноту его полыхающих ушей уже видать за много ли от этого места! На слава всему сущему, его дорогой друг не обиделся, - пхаха, ооо, какие интересные мысли однако у вас на уме, уважаемый Цзэу - цзюнь, - Ваньинь с хитрым интересом оглядел своего спутника будто, заново изучая, лишь слегка приподнятая тонкая бровь выдавала его удивление, - но в целом вы правы, я собираюсь вас изрядно напоить, накормить и уложить спать. Всё в лучших традициях радушного хозяина. И даже готов дать гарантии, что чтобы не произошло на наших с вами посиделках, я возьму за это ответственность. Так выглядела бы Хули-цзин в мужском обличии - вдруг пронеслось в мыслях Сиченя. И мысль это была столь ясная и всё на свете объясняющая. И то, почему Сиченю столь комфортно с главой Цзян, и почему тянет к нему так сильно, почему счастье переполняет его от нахождения рядом и, наконец, это ли не объяснение тому, почему глава ордена Цзян так демонически красив этой своей хищной притягательностью? Особенно сейчас, в этом тёплом свете ночных фонарей. Эх, но вот только незадача, что это очередная дурость в его голове. А ведь они вдвоём, на самом деле, весь день дурачится. - Ох, ну раз уж сам Саньду Шеншоу мне такое пообещал, то этот глава принимает предложение! Они чуть ли не вваливаются в винную лавку, вновь хохоча как малые дети и едва ли переступая ногами. От приличной, выверенной поступки глав великих кланов нет и воспоминания. Маленький пожилой хозяин тут же радостно приветствует их обоих тёплыми объятиями, словно своих родных внуков. Растерявшийся Сичень неосознанно смущённо тербит в тонких, музыкальных пальцах, ткань своего рукава, под потеплевшим, извиняющимся взглядом Цзян Ваньиня. Для того такой приём точно не был неожиданностью, но вот Сиченя предупредить он, скорее всего, забыл. Лавочник оживлённо щебечет на фоне белым шумом, а Сичень уже несколько, непозволительно долгих для совершенствующегося, мгновений приходит в себя. Его так давно не обнимали, так по-родительски непосредственно. Его в принципе ужасно давно не обнимали! Хотя, в последний раз, всё же был не столь давним... взволнованный взгляд мельком мажет по главе Цзян. Тот оживлённо беседует со стариком. - Ну и ну, - хлопочет тем временем старый Ёми, - столько времени прошло, ну и ну, совсем старика позабыл негодник, даром что глава, ну и ну, а вырос то как, жених! Тьфу. Зато кожа да кости! Ну ничего, я сейчас и мясо положу, надо больше кушать, а он всё в делах, всё в делах, - воззвёл тот глаза к потолку, словно жалуюсь мирозданию. Казалось, дедушке Ёми и не нужен был собеседник, старец успевал тараторить за троих, проворно, для своих лет, собирая корзинку. Цзян Ваньинь же, явно вёл себя как человек, который слышит это уже не одну сотню раз и просто плывёт по течению, - вы опять всё преувеличиваете, - закатывает он глаза в поддельном раздражении. - А ты опять тренируешься, вместо того, чтобы позавтракать, вредный мальчишка! - Тут же парирует старец, и Сичень невольно издаёт смешок. Старик тут же спохватывается, переставая тыкать в главу своего ордена большим куском колбасы и переключает всё своё внимание на Лань Сиченя. Лавочник скептически оглядывает стоящего перед ним Цзэу - цзюня потирая в задумчивости седой висок. Цзян Ваньинь - предатель, тихо посмеивается в сторонке. - Что-то я не припоминаю тебя сынок, видать не местный? Ваньинь в кои-то век привёл в гости друга? - Видавшие годы глаза хитро и мудро блеснули. Меньшее, что мог сейчас глава Лань, это ответить старику правду. Он сложил руки в формальном, вежливом приветствии, склоняя спину, - глава ордена Цзян был столь любезен, приняв этого недостойного к себе гостем, чтобы посетить этот замечательный праздник. - О! Чудесно! Чудесно! - Старец вновь оживился, - какой хороший у тебя друг, мой мальчик, - он по-доброму похлопал Ваньиня по плечу, вручая целую корзину различного вина и еды. На самом деле, это то, что всё ещё не уложилось у Сиченя в мировосприятии, ведь никому в здравом уме (кроме господина Вэя), даже в голову не могло прийти, похлопать по плечу грозного Саньду Шеншоу. Никто бы с ним не поиграл в детские игры. Никто бы не тыкнул в него колбасой и остался жив на худой конец! Его мир сегодня рушится на глазах. Он не хотел бы быть предвзятым, честно, но все же, к такому он правда оказался не готов. Но ему это так нравится, невероятно нравится! - Ну ещё бы, - хмыкнул тот, хитро глянув на Сиченя, от чего у последнего ёкнуло внутри предчувствием, что сейчас опять что-то произойдёт, - глава Лань хорош во всём, в том числе и в дружбе! Старичок тут же, опять обернулся на несчастного Сиченя, который не знал уже, как ему реагировать на всё происходящее вокруг. - Хммм, - задумчиво протянул он, снова внимательно осматривая Ланя перед собой, и абсолютно никак не реагируя на титул. Цзян Ваньинь же, тем временем, извлёк парчовый мешочек с монетами. - Вы действительно хороший человек, глава ордена Лань, - маленький старец подходит к нему совсем близко и вновь обнимает, похлопывая по спине, - вы уж простите не учтивого старца, но пожалуйста, будьте так добры, позаботьтесь о Ваньине, он у нас гроза Юньмэна, но и молниям нужны солнечные дни чтобы передохнуть. И всё сердце Хуаня наполнилось щемящим теплом от такой любви этого маленького старца к своему главе. От старца, который видел в Цзян Ваньине родного человека, о котором волновался, а не просто главу земель, на которых он ведёт торговлю. И вот тут Сичень понял, действительно понял, ту разительную разницу их с Цзян Ваньинем орденов. Вот почему атмосфера казалась ему столь непохожий! Юньмэн - это одна большая семья! Главы их не отдаляются на вежливые, отстранённые высоты от народа, как это само собой выходит в Гусу. Они рядом со своими людьми с измольства! На своей же родине, с горечью понимает Сичень, даже с роднёй соблюдаешь излишней этикет. Вот оно. В этом и есть различие! И как же горько главе Лань сейчас осознавать, что Цзян Ваньиню он по-доброму завидует. - Я обещаю, - сдавлено проговорил он, легонько дотрагиваясь до склонённой годами спины дедушки. - Вот это ты сейчас завернул старик, - насмешливый баритон главы Цзян мягко выдернул Сиченя из омута дум. - Я положил плату на стол, - и быстро, подхватив корзинку, направился к Сиченю. - Ах ты мелкий паршивец! Сколько раз я должен сказать тебе, что никаких денег мне от тебя не надо! То, как вскипел этот милейший дедушка, так повергло главу Лань в ступор - что он даже не сообразил, как вышеупомянутый мешочек летит ему в голову, и спасает его от неприятного столкновения смеющийся глава Цзян, который его ловит и кидает обратно. - Ничего не знаю старик, это мой вклад за дверь! - За какую дверь, малявка?! - А вот за эту! - И Саньду Шеншоу за руку с Цзэу - цзюнем, с ноги выбив дверь винной лавки, выносятся прочь от кричащего старца. - Бежим, бежим глава Лань, в этом старом перечнике достаточно сил чтобы нас догнать, если это взбредёт в его седую голову, - приговаривает Ваньинь, петля с ним под руку между лавочками, пока они не добираются до резиденции. И лишь в комнатах, сын самый властной женщины поднебесья, даёт ему перевести дух. - За один лишь день с вами, господин Цзян, я как будто прожил жизнь, - со счастливой улыбкой признаётся он. Глава Цзян как-то странно замирает, настороженно смотря на него, что-то в нём неуловимо меняется. - Что ж, надеюсь это была хорошая жизнь, - с усмешкой говорит он, чуть склоняя голову к плечу. - Самая прекрасная жизнь, - искренне и без доли лукавства подтверждает Хуань. *** Пить они усаживаются прямо у лотосового пруда, который находится внутри самой резиденции. Тёплый вечер, сладковатый запах лотосов и освежающая прохлада воды в итоге очень быстро кружит голову главе Лань и без вина. Но вино только красит атмосферу. Он бы очень многое отдал за то, чтобы иметь возможность бывать здесь чаще. - Вы так задумчивы сегодня, - с ленцой, шутливо укоряет расположившийся почти неприлично близко глава Цзян, - неужто я вас так утомил? - Едва ли я способен утомиться в вашей компании, - слова слетают легко, минуя кажется даже сознание, а душа просто обличает ощущения в речь. Так просто и приятно, что нет необходимости анализировать и просчитывать как правильно выразиться, чтобы тебя поняли. Они сидят на мосточках, окунув ноги в тёплые ласковые воды. Цзян Ваньинь полулежит откинувшись на локти и хитро, не скрываясь, поглядывает на Сиченя. - На твоём месте я бы не был так уверен, - Нефрит в ответ с мягкой улыбкой приподнимает бровь, - как интригующе. Ваньинь, ещё раз кинув на него выразительный взгляд, откидывает голову назад, шумно вдыхает воздуха, давая Сиченю секунды на то, чтобы высечь у себя в сознании захватывающую дух картину точёных скул, длинной шеи, ходившего под её кожей подвижного кадыка.. Хуань сухим горлом сглатывает слюну, заворожённо, словно вор, мечась глазами по чужой красоте, выхватывает в приоткрывшемся вороте широкий разлёт ключиц, ямочку над ними, показавшуюся рельефную грудь... Почему сегодняшняя ночь такая тёплая? Он чувствует, как в его лёгких одеждах становится некомфортно находиться. Жарко... Глава Цзян же, словно режет по живому, гибко потягивается, - скажу сразу, глава Лань, - поворачивает он к нему голову и имеет при этом вид довольного кота, - бочки для купания уже готовы. Сиченя вновь охватывает предчувствие... И не зря - Ваньинь в одно движение соскальзывает в воду, ухватив с собой только и успевшего изумлённо вскрикнуть Цзэу-цзюня! - Вы!.. Вы!!!.. Невозможны! - возмущается он, едва успев вынырнуть. Внутри перехватывает горло от дикого, ранее никогда не испытываемого восторга! Он сам бы никогда себе не позволил вот так вот взять, и сигануть в воду в жаркую ночь! Да ещё и в одежде, прямо как деревенский мальчишка. Это было лишь мечтами... - Да, это просто возмутительно, - нагло соглашается, вынырнувший рядом, Саньду Шеншоу. И если Сичень кажется сам себе мокрым, облезлым котом, то Ваньинь в его глазах ни капли достоинства не утратил. Его длинные волосы, мягким водопадом струятся назад, ложась на воду атласными прядями а одежды столь неправильно - соблазнительно облегли рельеф тренированного тела, что Сичень стыдится даже взгляд лишней бросить на это речное божество. Его мысли о Цзян Ваньине в последнее время какие-то... неправильные... С другой стороны, корит себя Сичень, что такого в том, что он восхищён красотой своего друга? Разве не глупо отрицать очевидное, что Ваньинь действительно очень красивый мужчина? - Зачем ты это сделал?! - Продолжает, тем не менее, он возмущаться. Потому что, ну, так... правильно? В него летит куча брызг - вскрикивая, глава Лань смеясь прикрывает лицо. - Ваньинь! - Это я! - На Усяневский манер отвечает тот. Ну вот что ему делать?.. - Захотелось, - пожимает плечами его партнёр по ночному пьяному купанию и ныряет. Сичень едва успевает сделать вдох, как его утягивают за ногу вниз, миг, второй, и они вдвоём, в обнимку, выныривают под лукавое око луны. Они очень близко друг к другу, очень тесно, так, что Сичень буквально может посчитать количество крапинок в глазах Ваньиня, ощутить его дыхание на своём лице, жар его тела... - Я поймал золотую рыбку, - хитро щурится Юньмэнец, для наглядности, теснее вжимая Сиченя в себя, и тут главу Лань словно прошивает молния. Бедро Цзян Ваньиня проходится прямо по его плоти. Боги всемилостивые, по его поднявшейся плоти! С губ Хуаня вырывается напугано - стыдный, тихий писк, и он тут же отшатывается от другого главы, мигом выбираясь на мостик и, сбивчиво лепеча слова извинений и всяческих оправданий. Какой же стыд! Неможет быть и мысли, что Ваньинь не почувствовал как отреагировало тело Хуаня. Он ведь наверняка почувствовал отвращение! Конечно он почувствовал! Все в поднебесной знают, как относятся Саньду Шеншоу к обрезанным рукавам! Но ведь Сичень не такой! Просто его тело.. оказалось слабее всей этой атмосферы... Сичень точно не желает Ваньиня как женщину... да и как мужчину! Никак он Ваньиня не желает в плотском смысле! Боги, ну почему же даже дружить Сичень не может как все нормальные люди? Почему ему обязательно надо было всё испортить? Теперь Ваньинь будет его презирать, как пить дать. Цзэу - цзюнь грустно опускается на циновку у себя в комнатах. Теперь действительно чувствуя себя старым, мокрым котом. Как он мог так нелепо упустить шанс на дружбу с таким прекрасным человеком? Одинокая, больная слеза медленно скатилась по нефритовой щеке... Оставшись один на пристани, Саньду Шеншоу расслабленно положил голову на скрещенные руки, телом оставаясь в воде. Глава Лань сбежал столь быстро... Тонкая ухмылка растеклась по влажным от речной воды губам. Какой стеснительный. Знать бы ещё, была эта реакция на самого Цзян Чена или просто на общую расслабляющую атмосферу вокруг. Ох. Мужчина с досадой поправил под тканью белья возбуждённый орган. Вот уж он-то точно знает на кого среагировал. Один очень эротичный Цзэу - цзюнь в почти прозрачных от воды одеждах, с крайне провокационно торчащими сосками и прижавшийся к нему вставшим членом. Чтож, сны определённого содержания на всю оставшуюся жизнь Цзян Чен себе обеспечил. Теперь надо позаботиться о нервном состоянии одного конкретного Гусуланьца. А то накрутит сейчас себе не пойми чего или сбежит ещё посреди ночи обратно к себе в горы. Про бочку для купания глава Цзян не обманул,Сичень в разбитых чувствах опускается в воду. Тишина и горячая вода создают уют и покой что, словно в насмешку, контрастирует с ураганом у него внутри. Он должен хотя бы попытаться принести извинения своему другу. Если конечно Ваньинь всё ещё считает его своим другом. В дверь негромко стучат. Скорее всего слуги пришли забрать одежду в стирку. Сичень даёт дозволения войти. - Скажите пожалуйста, где сейчас находится глава Цзян? - Вот так, нет смысла тянуть. - У вас за спиной. Что?!.. Вид того, как Лань Сичень дёргано поворачивается, смотря на него со смесью испуга, стыда и боли, возвращается Цзян Чену этой самой болью во сто крат. Как назло, на ум приходит ассоциация с запуганным им Вэй Усянем... Нет, таким Лань Сиченя он видеть не хочет. - Если ты предпочитаешь купаться один и в горячей воде - мог бы просто сказать, я бы не обиделся. Хотя, зная вашу эту моду морозить зад на ледяных источниках, про горячую воду вот уже не уверен. Ваньинь складывает руки на груди, напуская на себя раздражённый вид. - Не похоже было, что тебе не весело. Так почему ты сбежал? Я из этой бессвязной болтовни ни слова не понял. И, слава всем богам, видит, как с каждым произнесённым им предложением, скорбная маска на этом прекрасном лице полнится попеременно: непониманием, неверием, потрясением, а затем и густым смущением. Отлично. Так то лучше. Смущённый Лань Сичень, пристыженно сидящий у него дома в бочке для купания - это то, что надо. Цзян Чен едва ли не облизывается. Он, пожалуй, хотел бы видеть эту картину чаще. Он... не заметил?.. Надежда, хрупкая словно тончайший хрусталь, озаряет его своим светом едва ли не наполняя глаза слезами. Разве могло ему так посчастливится и матушка - судьба даёт ему шанс не потерять Цзян Ваньиня?! - Я... прошу у главы Цзян прощения, что так поспешно удалился. Я почувствовал себя нехорошо и решил переждать недуг в комнате. Мне очень жаль, что я вас так быстро покинул. Своё наказание за ложь он получит позже, в Гусу. Сичень неосознанно теребит пальцами край бочки, даже не осознавая, что всё это время сидит прикрытый лишь водой и волосами перед другим главой, а когда понимает всю постыдность своего положения, с грустью осознаёт, что и поправить ситуацию он почти не в силах. Хорошо хотя бы то, что на нём нет пенной шапки, с грустной усмешкой думает он. "Нехорошо себя почувствовал и решил переждать?" - Цзян Чен прячет понимающую улыбку в уголках губ. Хорошо, пусть так, он подыграет. - В таком случае, прошу прощения. Отдыхай. - И, видя что бедный Лань сейчас сгорит от стыда, добавляет, - и боги, поспи по-нормальному, Пристань Лотоса не развалится, если ты встанешь хотя бы на пару часов позже. В Облачных Глубинах не узнают. Тебе нужен нормальный отдых, - и, не дожидаясь ответа, бодро ретируется. В вернувшейся ласковой тишине раздаётся лишь тихий шёпот одного счастливого мужчины, - спасибо тебе...