The two-body problem

      Пока солнце поднимается все выше в небе, Эллиот отрывает провода от своих стен. С молотком в одной руке и плоскогубцами в другой он разбивает гипсокартон и дерево, пока ему не удается найти горсть шнуров, которые они установили. Это не очень обширно. Вероятно, у них было мало времени. Нелегко проникнуть в дом к парню, который целыми днями сидит за компьютером.       Закончив с этим, он решает проблему с одеждой. Он никогда не видел Тайрелла в чем-то другом, кроме безупречно выглаженного костюма. На его нынешнее состояние, с голой грудью и дрожью, на одеяле Эллиота, смотреть неудобно. Эллиот поднимает его, засовывая руки в старую толстовку. Он старается не думать о том, как давно он не прикасался к другому человеку, кожа к коже.       После этого отвлекающие факторы заканчиваются, а затем остаются только он и Тайрелл, вдвоем.       Это нормально для первых нескольких часов, когда Тайрел все еще в отрубе. Ветеринар дал Эллиоту две баночки с таблетками: одну с антибиотиками, а другую с морфином. Они обе стоят на его тумбочке, как два оранжевых солдатика. Эллиот замечает, что его глаза задерживаются на морфине дольше, чем ему хотелось бы.       Желание растет, когда Тайрелл начинает говорить. Он что-то бормочет в темноту сквозь свой наркотический туман, в основном наборы слов на языке, которого Эллиот не понимает. Иногда между сухими, хриплыми предложениями он говорит: Эллиот, Эллиот…       По мере того, как проходят часы, а он не просыпается, тишина в квартире становится удушающей. Может, Тайрелл спит, а может, он просто на грани сознания, но в любом случае тишина усиливает его бормотание. Он говорит почти полностью на шведском языке. Несмотря на то, что он не может его разобрать, у Эллиота возникает ужасное ощущение, что Тайрелл, вероятно, разговаривает с ним.       В момент, когда Тайрелл особенно взволнован, Эллиот вытаскивает свой телефон и открывает Гугл переводчик, подняв его вверх, чтобы понять, что говорит Тайрелл. Его брови нахмурены, и он выглядит ужасно бледным. Его голос звучит болезненно, когда он говорит, и его слова появляются на экране телефона, когда он бормочет: Lämna mig inte här.       Не оставляй меня здесь.       Что-то сжимается в груди Эллиота, когда он читает перевод. Он вынужден отвести взгляд от бледного, потного лица Тайрелла, его нахмуренных бровей, его дрожащих рук.       Через некоторое время Эллиот начинает с ним громко разговаривать. Между «Другом» и «Мистером Роботом» у Эллиота было много практики диалога с людьми, которых на самом деле нет — серийный убийца без сознания, находящийся под действием наркотиков, ничем не отличается.       Когда он идет проверить, что у Тайрелла не началось кровотечение из швов, и когда он отмеряет морфий и антибиотики Тайрелла, Эллиот объявляет о своих действиях.       — Выглядит хорошо, — заметит он, когда заглянет под толстовку и обнаружит, что бинты Тайрелла чисто белые, или «Я дам вам еще через несколько часов, мы должны нормировать то, что дал нам этот парень», отмеряя морфин миллиграммами.       Тайрелл не отвечает, но, по крайней мере, когда Эллиот говорит, он, кажется, успокаивается.       В квартире Эллиота нет обогрева. Он не мог себе этого позволить с тех пор, как его уволили из Корпорации Зла, и, тем не менее, трубы в этом здании такие старые, что, когда Эллиот включает радиатор, он просто лязгает и бесполезно шипит. Эллиот так долго игнорировал холод, что уже почти не замечает его. Но когда наступает ночь, и температура падает, Тайрелла начинает трогательно знобить. Эллиот укладывает на него одеяла, подворачивая их вокруг тела, пытаясь сохранить тепло. Эллиот все еще испытывает страх, когда прикасается к Тайреллу, даже сквозь слои и слои ткани. У него перехватывает дыхание каждый раз, когда Тайрел шевелится, опасаясь, что он проснется и увидит стоящего над ним Эллиота. Почему эта идея пугает его, Эллиот не знает.       Может быть, это потому, что он просто не может справиться с тем, как Тайрел смотрит на него. Эллиот не может игнорировать слепое обожание в глазах Тайрелла, когда он произносит имя Эллиота, хотя Эллиот явно делает Тайрелла несчастным. Эллиот не может перестать думать о том, что Тайрел сказал ранее в лесу: тебе действительно наплевать на меня, не так ли?       Беда в том, что Эллиот заботится о нем. Он провел месяцы, задыхаясь от страха и паники при мысли о том, что мистер Робот убил его — от этой мысли ему стало так плохо, что он заперся в тюрьме за это. Эллиот никогда не переставал его искать. Он никогда не переставал задаваться вопросом, был ли Тайрел где-то там, ждал, пока Эллиот найдет его.       А потом Эллиот нашел его, и Тайрелл застрелил его. Но на самом деле это был даже не Тайрел, который держал пистолет. Мистер Робот манипулировал Тайреллом против Эллиота, использовал Тайрелла, чтобы сделать то, чего он сам не мог: причинить вред Эллиоту. В глазах Тайрелла стояли слезы, когда он это делал, и Эллиот до сих пор помнит, как Тайрел упал перед ним на колени, рыдая, его руки сжимали живот Эллиота, скользкий от крови. Он плакал и плакал, извиняясь перед Эллиотом, пока Эллиот не потерял сознание и больше ничего не слышал.       Тайрелл ужасный человек, это ясно. С того дня, как они впервые встретились, Эллиот испытывает к нему отвращение, но есть часть Эллиота, которая слишком любопытна, чтобы отпустить его. Кроме того, думает Эллиот, он действительно нравится Тайреллу.       Эллиот не спит в первую ночь. Тайрел продолжает говорить во сне, достаточно громко, чтобы одновременно отвлекать и тревожить. Эллиот привык сидеть на краю кровати рядом с Тайрелом со своим ноутбуком, чтобы работать. Тайрелл, кажется, успокаивается, когда Эллиот рядом, как будто он чувствует, что Эллиот там.       Эллиот дает ему еще одну таблетку, когда встает солнце, и немного воды. Его бессознательное тело тяжелое и гибкое; он не сопротивляется, когда Эллиот поднимает подбородок, чтобы заставить его пить из бутылки с водой, или когда Эллиот заталкивает морфин ему в горло, пальцами проталкивая крошечную белую струйку сквозь зубы.       Эллиот изо всех сил старается не думать обо всем этом, обо всей этой ситуации. Если бы он мог просто бросить Тайрелла где-нибудь в больнице и не бояться, что его ночью убьют, Эллиот так бы и сделал. Необходимость играть в медсестру с Тайреллом, лежащим в одиночестве в его постели, вызывает у Эллиота мурашки по коже.       Когда он проснется, будет еще хуже, напоминает себе Эллиот. По крайней мере, так Эллиоту не нужно мириться с тем, что Тайрелл наблюдает за ним, разговаривает с ним, пытается прикоснуться к нему, как он всегда делал.       Эллиот кладет голову Тайрелла обратно на подушку и отворачивается к своему ноутбуку.       Когда через несколько часов Тайрелл, наконец, приходит в сознание, зимнее солнце ярко-оранжевого цвета садится за ряды малоэтажных квартир через улицу. Тайрел все еще бледный и вспотевший, но уже в сознании. Его глаза тут же остановились на Эллиоте.       — Эллиот? — Он дышит.       Эллиота всегда смущало то, как Тайрелл смотрит на него, как будто Тайрелл боится его потерять. Его голубые глаза большие и водянистые.       — Я мертв? — Он спрашивает.       — Нет, — отвечает Эллиот. — Но ты на дерьмовой дозе морфия.       Тайрелл смотрит на свои руки, сжимая кулаки. Он, наверное, ничего не чувствует, даже собственного тела. Эллиот слишком хорошо знает, каково это — быть таким накаченным.       — Как долго я спал? — Он спрашивает.       — Только день.       — Что случилось? Я ничего не могу вспомнить.       — Мне удалось заставить фургон завестись. Я ехал, пока не нашел сотовую связь, а потом позвонил кому-то, чтобы нам помогли. Они зашили тебя. А потом я привел тебя сюда.       Тайрелл оглядывается, как будто ищет капельницу или какой-нибудь медицинский аппарат. Это движение заставляет его вздрогнуть.       — Как я…? — он замолкает, как будто у него не хватает сил, чтобы закончить свою мысль. Эллиот не совсем уверен, что он имеет в виду, поэтому просто догадывается.       — Я давал тебе воду и таблетки, — отвечает Эллиот. — Но тебе нужно поесть скорее.       — Нет, — говорит Тайрел, качая головой. Он выглядит расстроенным, как будто не может собрать свои мысли во что-то связное. — Как я… я в твоей постели.       — Эм-м-м. Ага.       Глаза Тайрелла расширяются. Эллиот чувствует покалывание в груди. Одинокая слеза скатывается по белой как мел щеке Тайрелла, и он нервно улыбается. Его глаза не отрываются от глаз Эллиота, даже не моргая. Эллиот понятия не имеет, что, черт возьми, происходит, но он хочет, чтобы это прекратилось.       — Я принесу тебе еще одну таблетку, — говорит Эллиот, торопясь встать. По правде говоря, следующая доза Тайрелла должна быть не раньше, чем через несколько часов, но Эллиот хочет, чтобы тот снова вырубился. Он не может вынести того, как Тайрел смотрит на него. С ним легче иметь дело, когда он без сознания.       — Нет, нет, — говорит Тайрел. — Я в порядке. Мне это не нужно.       Он хватает руку Эллиота, когда та тянется к бутылке на комоде, и тут же шипит от боли, хватаясь за живот.       — Ложись, — рявкает Эллиот, расстроенный и взволнованный при виде Тайрелла, который все еще карабкается к нему, даже когда его лицо искажается от боли. Он разорвет швы, если не остановится. — Просто делай то, что я тебе говорю.       Кажется, этого достаточно, потому что он мгновенно успокаивается, хотя его глаза по-прежнему молча следят за Эллиотом, отслеживая каждое его движение.       Эллиот открывает маленькую оранжевую бутылочку и позволяет единственной белой таблетке упасть ему на ладонь. Недолго думая, он хватает Тайрелла за челюсть и запрокидывает его голову назад, как он делал, когда Тайрелл был без сознания. Тайрелл издает тихий горловой звук. Эллиот замирает.       Зрачки Тайрелла огромные, а дыхание прерывистое. Эллиот чувствует, как тело Тайрела напрягается под рукой Эллиота на его челюсти, как будто даже сквозь туман морфина он полностью настроился на Эллиота. Тайрелл выжидающе ждет, его губы приоткрыты. Лицо Эллиота становится горячим. Эллиот убирает руку и кладет таблетку в одну из ладоней Тайрелла, а стакан воды — в другую.       — Возьми это и иди спать, — говорит Эллиот, отворачиваясь к своему ноутбуку.       Эллиот не уверен, слушается ли Тайрел, и не хочет проверять. Его сердце тяжело бьется в груди, когда он бесцельно щелкает вкладки в своем браузере и пытается игнорировать ощущение, что Тайрел смотрит на него.       Тайрелл не издает ни звука, но Эллиоту не нужно смотреть, чтобы понять, что он не спит — Эллиот чувствует легкое покалывание на затылке, которое сигнализирует о том, что Тайрелл наблюдает за ним.       Так проходит несколько минут, Тайрелл смотрит на затылок Эллиота, в комнате тихо, если не считать щелчка пальцев Эллиота по клавиатуре. Не отрываясь от работы, Эллиот спрашивает:       — Что-то нужно?       Тайрел не отвечает.       Вздохнув, Эллиот поворачивается, чтобы встретиться взглядом с Тайреллом, но колеблется от того, что видит. Брови Тайрелла нахмурены, а глаза огромные. Он выглядит так, будто вот-вот расплачется. Эллиот определенно не может справиться с этим прямо сейчас.       — Иди спать, — повторяет Эллиот. На этот раз Тайрел слушается.

———————————

      Разум Тайрелла — это теплая дымка, туманная, густая каша, которую он изо всех сил пытается разобрать. Он помнит острую боль от пули, застрявшей в его животе, затем руку Эллиота на его плече, но остального уже нет.       Было несколько раз, когда Тайрел задумывался, куда он может отправиться после своей смерти. Никуда, надеялся он, потому что если есть загробная жизнь, он уверен, что его заставят страдать. К тому же он очень устал. Ускользнуть, покинуть мир и себя навсегда, это звучало не так уж плохо.       С той ночи в аркаде, когда Эллиот нажал на курок и пистолет дал осечку, Тайрелл живет в долг. Он всегда задавался вопросом, что могло бы случиться, если бы Эллиот попытался выстрелить еще раз. Даже когда он опустился на колени перед Эллиотом, прижимая пистолет к голове и умоляя Эллиота выстрелить, мысль о смерти приводила его в восторг.       Жизнь никогда не была хороша для Тайрелла. Ребенком, злым и одиноким, или взрослым, наблюдая за людьми, учась приспосабливаться к другим, быть принятым другими, он всегда чувствовал, что на самом деле он ничему не принадлежит. Раньше он думал, что это потому, что он особенный. Теперь он знает… И такова была его судьба: умереть, ненужный и холодный, в глуши, и никто не будет скучать по нему.       Он знал, что умрет, когда они с Эллиотом покинули заправку и обнаружили, что фургон пропал. Его одолженное время истекло. Другой мог бы бороться сильнее или попытаться убежать, но не он. Тайрелл никогда не шел против судьбы, и теперь ему ничего не оставалось делать, как смотреть ей в лицо.       Когда он просыпается какое-то неопределенное время спустя, Тайрелл уверен, что он мертв. Его тело где-то далеко; он вообще ничего не чувствует. Есть только ощущение, что что-то шевелится на его руках, неглубокие подъемы и опускания его груди и мягкое, тихое онемение внутри него. Спокойно, как будто он просто уснул.       Затем он открывает глаза и видит Эллиота. Он сидит на кровати, всего в нескольких дюймах от него, и золотое послеполуденное солнце разворачивается вокруг его головы, словно ореол.       Опять это чувство. Он думал, что он умер в лесу, когда Эллиот сказал, что ему на него наплевать. Но затем он произносит имя Эллиота, и Эллиот поворачивается, чтобы посмотреть на него, и его глаза становятся двумя точками ужасающего голубого света, и Тайрел чувствует, как он возвращается к жизни внутри. Его грудь болит.       Эллиот говорит ему, что он жив, но Тайрел не верит. Реальность не может объяснить зависание воздуха вокруг Эллиота, то, как он ничего не чувствует, пока Эллиот не прикоснется к нему. Это тоже аномалия — настоящий Эллиот никогда не прикасается к нему. И уж точно он не позволил бы Тайреллу лежать в своей постели.       Даже если это всего лишь иллюзия, Тайрелл все еще не может сопротивляться желанию сделать то, что говорит ему Эллиот, поэтому он принимает свое лекарство и закрывает глаза, чувствуя, как тьма омывает его, но не поглощает.       В следующий раз, когда Тайрел откроет глаза, уже будет ночь. Эллиот присел на пол рядом с ним и перевернул одеяла так, чтобы видеть живот Тайрелла, где его рубашка была задрана, а холодный воздух касался его кожи. Говорить так тяжело. Вместо этого он наблюдает, как Эллиот тыкает в его бок. Его прикосновения беспристрастны, но Тайрелл все еще чувствует, как в его венах разливается жар.       Эллиот снимает ленту с одной из повязок, покрывающих его торс. Когда белая марля спадает, он видит огнестрельную рану, красную и воспаленную под несколькими швами, скрепляющими его.       — Все еще никаких признаков инфекции, — комментирует Эллиот. Он говорит открыто, как будто Тайрелла здесь нет. — Ты, наверное, поправишься.       Эллиот мажет рану вазелином, затем отрезает полоску свежей марли и снова накрывает ее. Выражение его лица серьезно и отстраненно; точно так же он смотрит на экран своего компьютера.       Как ни странно, Тайрел вообще не чувствует никаких ощущений. Медицинская лента не тянет его кожу, и нет вспышки боли, даже когда пальцы Эллиота касаются швов. Если бы он не был уже мертв, он бы сейчас был в агонии.       — Тебе не нужно продолжать притворяться, — с большим усилием говорит Тайрелл, — я знаю, что это неправда.       Эллиот вздрагивает и смотрит на него. Он, должно быть, не знал, что Тайрелл не спит.       — Что? — спрашивает Эллиот.       Небо за окном неоново-синее, и на краю стекла собираются снежинки. В квартире холодно, но Эллиоту тепло. Хотя они больше не контактируют, Тайрелл чувствует, как тепло тела Эллиота тянется к нему, словно аура. Его разум статичен. Комната зернистая и не в фокусе, и даже его собственное тело внизу рвется по краям, словно монитор с полосами, но Эллиот воспроизводится перед ним с идеальной точностью. Когда Тайрелл смотрит в глаза Эллиоту, он видит черноту зрачков как фракталы, бесконечно спиралевидные внутри. Если он смотрит слишком долго, у него перехватывает дыхание, и ему становится трудно дышать.       Но Тайрел не может перестать пялиться. Эллиот снова накрывает его одеялом и прерывает зрительный контакт, поворачиваясь к прикроватной тумбочке, заставленной бутылочками с таблетками. Под глазами глубокие мешки, а плечи наклонены внутрь. Он все еще в этой черной толстовке с капюшоном — Тайрелл никогда не видел его ни в чем другом — и его движения быстры и точны. Тайрелл знает, что имеет дело с первым Эллиотом, с тем, которого он встретил в Allsafe, а не с другим. Этот Эллиот никогда не держал пистолет у головы и не пытался его задушить, но он по-своему жесток. Тайрелл также считает, что его невероятно трудно прочесть. Другой Эллиот дерзок и импульсивен, но несомненно присутствует здесь. Этот Эллиот всегда тих и далеко.       Он наблюдает, как Эллиот роется в упаковке из термоусадочной пленки в поисках еще одной бутылки с водой, и их руки лишь на мгновение соприкасаются, когда Эллиот передает бутылку ему.       — Ты потерял много крови, — констатирует Эллиот как ни в чем не бывало. — Доктор сказал, что тебе нужно пить, чтобы быстрее восполнять объем крови.       Тайрел отвинчивает крышку и подносит бутылку к губам. Каждая часть его тела словно обернута папиросной бумагой, и тактильные ощущения не могут до него дойти.       Эллиот снова садится на край кровати, достаточно далеко, чтобы Тайрелл не мог протянуть руку и дотронуться до него. Уклонение целенаправленное. Эллиот отводит взгляд, вероятно, пытаясь избавить Тайрелл от смущения из-за того, что за ним наблюдают, в то время как он изо всех сил пытается получить достаточный контроль над своими движениями, чтобы проглотить половину бутылки.       Даже такого уровня нагрузки достаточно, чтобы у Тайрела закружилась голова. Его веки отяжелели, но он отказывается засыпать. Если он действительно мертв, а это его загробная жизнь, он боится, что если позволит себе уйти, то может придти к чему-то худшему. Если он не мертв, как утверждает Эллиот, он боится, что может просто умереть во сне. В любой ситуации он может проснуться и обнаружить, что Эллиота нет. Его существование здесь кажется таким мимолетным.       Незаметно для Тайрелла Эллиот снова начал смотреть на него. Это напоминает Тайреллу, когда они впервые встретились: он бродил по Оллсейфу со своими коллегами, наблюдая, как все рабочие пчелы за своими столами сгорбились над своей работой и избегали зрительного контакта, а затем Эллиот, его острый и оценивающий взгляд, смотрит на Тайрелла и Колби с отвращением. Глаза Эллиота теперь такие же, они блуждают по нему, как будто раздирая его на части. Тайрелл почти уверен, что делает это не специально. Просто он такой — ум всегда работает, всегда наблюдает, всех понимает.       Тайрел смотрит назад. С глазами Эллиота все еще что-то не так. Когда Тайрел смотрит в них, он видит черноту ночного неба, окруженную голубизной утра, этот медленный переход между ними, как ранний час, когда он, должно быть, умер. Он снова смотрит и видит, что черное исчезло, осталась только яркая, сияющая синева.       — Ты ангел? — спрашивает Тайрел.       — Нет.       — Ты выглядишь странно.       Эллиот бросает на него испепеляющий взгляд, но уголки его рта приподнимаются, словно он вот-вот засмеется.       — Как я уже говорил, ты не умер, — повторяет Эллиот. — Ты просто очень, очень обдолбался.       Его веки тяжелые. Было бы так легко просто ускользнуть в небытие, которое, как он знает, ждет его.       — Я не хочу засыпать, — говорит Тайрел. — Поговори со мной.       Эллиот смотрит на него пустым взглядом. Нет ничего, кроме тишины. Через несколько мгновений Тайрелл сломает его.       — Я скучал по тебе, — признается он.       Он помнит, как он себя чувствовал, ворвавшись в квартиру Эллиота две ночи назад. Его сердце колотилось, когда он взламывал замок, думая о том, что он мог бы сказать, что он мог бы сделать. Тайрелл часами ждал возвращения Эллиота домой, заламывая руки на коленях, репетируя свои реплики, как он делал это перед важной деловой встречей. Но когда Эллиот вошел в дверь, Тайрелл в своем волнении выпалил все это и в процессе все испортил.       Эллиот, должно быть, разобрался с проводами в своей квартире, раз они теперь говорили открыто. Тем не менее, Тайрелл беспокоится о том, что сказать. Эллиот — гораздо более страшная аудитория, чем Темная Армия.       — Я знаю, что в прошлый раз, когда мы разговаривали…       — Последнее воспоминание, которое у меня есть о тебе перед Сочельником, это то, что ты стреляешь в меня. Просто чтобы ты знал, — вмешивается Эллиот. Его глаза суровы и неумолимы. — У меня есть…       — Я знаю. Анджела объяснила мне это, — говорит Тайрел.       Глаза Эллиота расширяются.       — Она это сделала?       Тайрел кивает.       — Она сказала, что иногда ты что-то забываешь. Ты запутался. Она сказала, что вас двое. Что ты можешь стать другим человеком.       Эллиот отводит взгляд, как будто эта тема вызывает у него дискомфорт.       — Сначала я не понял, — продолжает Тайрелл, — но теперь, кажется, я знаю разницу. Ты тот самый Эллиот, которого я встретил в Allsafe.       Глаза Эллиота сузились.       — Откуда ты можешь знать это?       — Ты молчишь. Ты серьезный, — отвечает Тайрел. — И я знаю, что ты меня не очень любишь.       Он ждет, чтобы увидеть, может ли Эллиот сказать что-нибудь, чтобы опровергнуть это. Но нет. Вместо этого он смотрит в пустую квартиру, разочаровывая молча, хотя Тайрелл видит, что он глубоко задумался.       — Трудно найти в тебе что-то, что могло бы понравиться, — наконец говорит Эллиот.       Сердце Тайрелла разрывается еще больше. Он старается не обращать на это внимания, хотя бы для того, чтобы не смущать себя плачем. Вместо этого он меняет тему.       — Слышит ли меня другой Эллиот прямо сейчас?       — Нет. Его здесь нет.       — Где он?       — Я не знаю. Ушел.       — Ох…       Эллиот вздыхает. Он не выглядит разочарованным, только усталым.       — Я думаю, он тот, с кем ты, вероятно, хочешь поговорить. Ты знаешь его лучше, чем я.       — Если хочешь, я мог бы узнать тебя лучше, чем он, — говорит Тайрел. Эллиот ровняет его взглядом, наполовину шокированным и испуганным.       — Вы оба мне нравитесь, — продолжает Тайрелл. — Но ты тот, кого я встретил первым. И ты мне понравился с того момента, как я тебя увидел.       Эллиот все еще просто сидит и смотрит на него. Другой Эллиот напугал Тайрелла своей непредсказуемостью. Его характер был таким же вспыльчивым, как и у Тайрелла, а их ссоры были взрывоопасными. Этот Эллиот — каменная стена. Чем эмоциональнее Тайрелл, тем загадочнее становится Эллиот.       — Ты говоришь о нас так, будто мы разные, — осторожно говорит Эллиот. Тайрел уверен, что это испытание. Он не может его проебать.       — У тебя такое же тело, — отвечает он, — но ты уже не тот. Я слежу за тобой. Я знаю.       Эллиот кивает. Он кажется почти удивленным, как будто не ожидал, что Тайрелл поймет. Мысль обидная. Конечно, Тайрелл понимает.       — Бьюсь об заклад, приятно осознавать, что твоя жизнь в настоящее время находится в руках гребаного шизофреника, а? — Эллиот шутит.       Однако для Тайрелла это не шутка.       — У римского бога Януса было два лица на одной голове. Святая Троица — это три человека, создающие единого Бога. Концепция не такая уж и странная, — серьезно говорит Тайрел. — С тобой все в порядке, Эллиот. Ты очень особенный. Я всегда это знал.       — Верно. «Особенный». Универсальный эвфемизм для «траха в голову».       — Ты же знаешь, я не это имел в виду.тТайрелл разочарованно хмурится.       — Что бы ни…       — Ты уже запретил мне говорить о своих чувствах той ночью в аркаде. Теперь я не могу сделать тебе комплимент?       Эллиот замирает.       — Что? — моргает, сбитый с толку.       — Что ты сказал в аркаде? — спрашивает Эллиот.       Это был не он, понимает Тайрел. Конечно, нет. А это значит, что этот Эллиот даже не знает.       — Ты не помнишь, — медленно уточняет Тайрел, — и ты все же спас меня? Даже если я тебе не нравлюсь?       От этой мысли у Тайрелла что-то сжалось в желудке. Воздух вокруг Эллиота, кажется, снова светится, и Тайрел думает о витражных портретах святых в церкви его детства, освещенных свечами.       — Что ты сказал в аркаде? — Эллиот повторяет.       Дыхание Тайрелла учащается. Во рту будто набит хлопок. Он тянется к руке Эллиота, лежащей поверх одеяла, и вздрагивает, когда вздрагивает Эллиот, когда кончики их пальцев соприкасаются.       — Я сказал, что люблю тебя, — признается Тайрел. — И до сих пор это так.       Тишина тяжело висит в воздухе. Затем Эллиот реагирует. Это ужасно. В то время как другой Эллиот просто отмахнулся от Тайрелла, этот пятится, широко раскрыв глаза и выглядя испуганным.       — Нет… — говорит Эллиот, качая головой, как будто он может сделать так, чтобы это было ложью.       — Да, — настаивает Тайрелл. Он садится, пытаясь подвинуться вперед, и боль пронзает его так сильно, что он безмолвно вздрагивает.       — Я очень старался ненавидеть тебя, — настаивает Тайрелл дрожащим голосом. — Возможно, я должен, видя, как я разрушил свою жизнь ради тебя. Но я не могу. Я тебя люблю. Я люблю тебя так сильно, что готов был умереть за тебя.       Эллиот продолжает качать головой, зажмуривая глаза.       — Как ты думаешь, почему я встал на сторону водителя, когда мы нашли фургон? — спрашивает Тайрел. — Я знал, что он все еще там. Я знал, что он выстрелит. Я эгоистичный человек, Эллиот. Если бы я не любил тебя, я бы не стал рисковать.       — Дерьмо, — шепчет Эллиот, опуская голову на руки.       — Я убью за тебя. Я умру за тебя. Даже если я тебе не нравлюсь, похоже, это не имеет значения.       — Остановись. Пожалуйста, просто прекрати, — умоляет Эллиот. Его плечи провисли, что выдает, насколько он подавлен, и он хватается за волосы, как будто ему больно.       Тайрелл замолкает.       Руки Эллиота трясутся, когда он тянется к бутылке с морфием на прикроватной тумбочке. Крошечные белые таблетки гремят в оранжевом пластике, пока он пытается открыть его.       — Возьми это, — говорит Эллиот, высыпая одну из таблеток в руку Тайрелла. — Я разбужу тебя, когда снова придет время принимать твои антибиотики.       Тайрелл соглашается хотя бы потому, что сейчас он совершенно бессилен, и он боится, что, если зайдет слишком далеко, Эллиот может бросить его. Он принимает таблетку. Статика в его сознании дугами становится все гуще.       — Я думаю, что это мое наказание, — бормочет Тайрел почти час спустя, на грани туманного, подпитываемого морфием сна. Эллиот поворачивается, чтобы посмотреть на него.       — Я стрелял тебе в живот. Я принял за тебя пулю в живот. Это справедливо, — говорит Тайрел.       Брови Эллиота хмурятся.       — Держу пари, я понравлюсь тебе больше после того, как я немного пострадаю за тебя. — Тайрел смеется. — Месть. Вот как ты работаешь.       Последнее, что Тайрелл видит перед тем, как его глаза закроются, — это Эллиот, хмуро смотрящий на него в замешательстве.