***
Кацуки удивляет его, когда находит способ вскрыть чувства. Сначала он безоговорочно следует за Изуку, когда выясняется, что Шигараки ищет его. И пусть Каччан отмахивается от предположения, Изуку знает, что Кацуки делает это ради него. Сердце открывается всё сильнее, а внутренний страх смерти растворяется в теплоте, даруя Мидории осязаемое чувство защиты. Изуку скоро теряет это ощущение, полностью погружаясь в битву. Он максимально изматывает себя боем, но других вариантов нет. Все в безопасности, пока они с Шигараки находятся в воздухе и не могут задеть других. О собственной безопасности Изуку совсем не беспокоится. Он готов заплатить чем угодно, лишь бы победить чрезвычайно опасного Шигараки здесь. — Держись, Деку! — Кацуки на земле подбадривает его, и это придаёт Изуку сил продолжать сражаться. Он не может проиграть, когда столько людей вокруг нуждаются в защите и спасении. К сожалению человеческое тело имеет предел. И когда Мидория выматывается настолько, что теряет бдительность, Кацуки защищает его. Тело Изуку отталкивают подальше, и последнее, что он чëтко видит, повернув голову вправо — раненый Каччан. Крови вокруг так много, она летит во все стороны, и даже попадает Изуку на лицо. Он не слышит собственный отчаянный крик и не может разобрать слов Кацуки, словно они в находятся в вакууме. — Ка… Каччан! Кацуки словно предчувствовал его смерть, а потому среагировал на атаку быстрее, чем Изуку. Мидория злится, потому что Каччан расплатился за него тяжёлым ранением, а он никак не смог на это повлиять. Сердце контролировать удаётся с трудом. — Столько крови было пролито зря сегодня, — не своим голосом, но с явной издёвкой произносит Шигараки, — а то, что произошло сейчас, было самым бессмысленным из этого всего. Изуку чувствует, как самообладание растворяется окончательно, будто кто-то щедро плеснул кислотой. Ни в коем случае нельзя использовать причуду в ярости, но насмешки Шигараки над жертвой Каччана и всеми остальными делают своё дело. Мидория должен превратить свой гнев в силу. — Забери свои слова обратно! — каким-то диким и не человеческим голосом кричит Изуку, а затем переходит в режим яростно-хаотичных атак. Отчаянно-злые и горячие слëзы душат его, но Изуку совсем не уделяет этому внимания, продолжая наносить удары без разбора. Это обходится Мидории слишком дорого, и у него чуть не похищают Один за всех. Уже в больнице, придя в сознание после битвы, он размышляет об этом. Чудо, что его причуда сохранила остатки личностей предыдущих обладателей, которые смогли защитить Изуку. Но они не могли защитить всех остальных от опасности, какую Мидория навлëк, когда Шигараки проболтался про Один за всех. Он видел своими глазами, как сильно пострадали его близкие — сенсей, Гран Торино, одноклассники, наставники и Каччан. Каждый из них защищал его по-своему. Теперь Изуку должен всех защитить. Мидория сбегает скитаться по улицам и ловить злодеев прямо из больницы до тех пор, пока не убедится, что все, кого он любит, в безопасности. Его чувства закрыты, и в знак этого Изуку повязывает плащ, отданный ему Гран Торино, поверх лица. У него отныне всё под контролем. Сбежать совсем молча было бы нечестно, а потому Изуку разговаривает с мамой и оставляет своим одноклассникам одинаковые письма, где рассказывает правду о получении им причуды. И только одно письмо Изуку делает особенным: в нём он честно признаëтся, что больше не хочет, чтобы кому-то было из-за него больно. Также Изуку пишет о надежде, что они смогут спокойно улыбаться, когда всё закончится. И благодарит Кацуки за разделëнный секрет, за помощь, за дух соперничества, подталкивающий стать лучше. Записка получилась очень личной и большой по сравнению с остальными, написанными сугубо в деловом стиле, но Изуку предпочитает не заострять на этом внимание.***
В течение месяца Мидория изматывает себя до невозможного, практически не спит, а в последствии отказывается даже от еды. Отталкивает всех и упорно скрывается, но истощается настолько, что уже не может дать отпор очередному злодею. Предшественники громко советуются в его голове, но Изуку настолько привык к этому, что научился игнорировать их. Дождь усиливается, забирая последние краски, вокруг становится темнее. Холодный ливень лупит по голове Мидории и помогает оставаться в сознании. Сил сопротивляться толпе из гражданских, находящихся под злодейской причудой, у Изуку уже совсем нет. Толпа окружает его по периметру, собираясь растерзать, но их отпугивает взрыв. Из последних сил Изуку поднимает голову и видит Кацуки. Мидория быстро и потрясëно моргает, но силуэт не рассеивается. Это точно не галлюцинация, Каччан правда нашёл его, но Изуку совсем этому не рад. Находясь здесь, рядом с ним, Кацуки подвергает себя серьёзной опасности. Изуку уже видел, что случается, когда они тянутся друг к другу — один из них или оба рискуют быть убитыми. Именно от этого Мидория сбежал, а потому он встаёт и пытается уйти снова. Но одноклассники задерживают его, выжимая из Изуку последние силы. Он одновременно восхищён и не рад, что все они стали сильнее за время его отсутствия. Новые приёмы у ребят просто потрясающие, а искренние слова закрадываются прямо внутрь, но Изуку не может остаться с ними. Ему больно и грустно из-за этого факта, и он позволяет себе впервые за долгое время расплакаться и замедлиться. И тогда Кацуки встаёт перед ним и вываливает всё, что у него накопилось. Изуку слышит своё имя и извинения, Каччан поклоняется ему и признаёт, что идеалы Изуку и его путь как преемника Всемогущего были правильными. Искренность, с которой Кацуки говорил, что отныне хочет быть с Изуку на одной стороне и разделять его ношу разрушила выстроенные стены. Он больше не мог сопротивляться. Это могло походить на галлюцинацию для не спавшего катастрофически много часов Мидории, но когда он упал в объятия Кацуки, все сомнения в реальности происходящего улетучились. Изуку вдруг почувствовал защищённость впервые за последний месяц, и его тело само по себе обмякло, сдаваясь. Тепло, исходящее от Кацуки и его крепкие руки принесли долгожданный покой и утешение. Мидория заснул на короткий промежуток времени и не успел сказать Кацуки, что никогда не нуждался в извинениях, потому что не обижался на него. Изуку помнил с самого детства, что Каччан ненавидел дождь и всегда отказывался играть на улице в такую погоду, тем более с каким-то глупым Деку. Но сейчас более взрослая версия Кацуки терпеливо стояла рядом вся мокрая, пока они пробивались в академию. И это было из-за Изуку, ради него. Они все так старались, что он не мог сдержать горьких, но благодарных слëз. Приходя в себя в горячей ванне чуть позже, Изуку украдкой пялился на шрамы, которые Кацуки получил из-за него. Судя по редким, но недовольным взглядам в ответ, Каччан всë-таки знал, что на него смотрят. — Прекрати пялиться с таким жалким лицом, Деку! Изуку, — поправил он сам себя тут же, — это не твоя вина! — Я не… — запротестовал Изуку, но перед ним раздался звонкий хлопок по стене, и он не стал спорить, — извини, что тебе пришлось… — Изуку вовремя прикусил язык, чтобы не разозлить Кацуки ещё сильнее. — Хорош извиняться! — Прости, больше не буду, — Изуку тяжело вздохнул. Доказывать, что Каччану не стоило так рисковать жизнью ради него, когда тот ясно дал понять, что не собирается принимать ни грамма сочувствия в свою сторону привело бы к лишней перепалке. — Спасибо. Кацуки окинул его хмурым взглядом, а после отошёл к противоположной стене, чтобы продолжить одеваться. Мидория завороженно пронаблюдал, как Кацуки натягивает футболку, скрывая шрамы, и только затем успокоился, вернувшись к собственной одежде. Когда-нибудь в более подходящее время они смогут нормально об этом поговорить. Изуку даёт себе обещание честно рассказать Кацуки о причинах пробуждения некоторых из причуд, и о том, что это было связано с ним. Когда война закончится, Кацуки узнает, что Изуку переставал контролировать своё сердце из-за него. Даже если Каччан никогда не примет этих чувств, только так Изуку сможет освободиться от этой ноши и двигаться дальше.***
Оставалось чертовски мало времени, и в ожидании конца все были сосредоточены только на победе. Мидория видел, как все его одноклассники выкладываются на полную и показывают новые невероятные приёмы, и он точно не собирался от них отставать. Изуку был воодушевлён и счастлив, наблюдая, как Кацуки отрабатывает свой кластер. Сила взрывов и скорость движения поражала, и когда Каччан приземлился, Изуку стоило немалых усилий сдержать полный восторг и свои чувства. Он должен себя контролировать. Мидория закрыл чувства и держал эмоции под замком даже когда всё пошло наперекосяк. Стратегия с самого начала начала рушиться, их с Кацуки разделили, но Изуку смог кое-как сдержаться и не дать вырваться желанию крушить всё на своём пути. Всё меняется, когда он возвращается в небесную гробницу, построенную специально, чтобы победить Шигараки, и обнаруживает тело Каччана без признаков жизни. Сердце пронзает резкой болью, такой сильной, что Изуку кажется будто его насквозь проткнули ножом. Это слишком плохо. Настолько, что из Изуку рвутся все ранее подавленные чувства и эмоции, теперь он точно знает, что готов убивать. Предшественники ничего не могут сделать — ни помочь справиться, ни вразумить. Чертовски больно. Изуку оглядывается по сторонам, видит руины, других покалеченных героев, кровь. Всё повторяется. Сердце сжимается снова, словно от очередного удара, и он отпускает себя совсем. — Деку! Всё будет хорошо! — к счастью, Тогата-сэмпай может докричаться сквозь стену из боли и ярости, которую Мидория возводит вокруг себя. Его слова помогают немного вернуть контроль и обуздать ураган из рвущихся наружу чувств. Слова, что Каччан будет жить обнадёживают, но никак не отрезвляют от чувства вины, потому что он всё равно пострадал. Каччан снова был ранен из-за Изуку, чего он никогда не сможет себе простить. Мидория возвращается к сражению, пользуясь новой причудой. Он пробивает в теле Шигараки точно такую же дыру, какую тот оставил Каччану. Не давая врагу опомниться, Изуку продолжает переключать передачи и атаковать, игнорируя нехватку воздуха в лёгких. Он буквально готов задохнуться, лишь бы отомстить злодеям за то, что они сделали с Кацуки. Мидория готов драться до последнего вздоха и голыми руками один на один, и плевать, что это может прикончить его самого. Он уводит Шигараки вниз на землю, когда тот снова может пользоваться распадом и остальными причудами. Нельзя позволить ему коснуться пола, иначе все, кто остался в арене, исчезнут навсегда. Изуку не замечает, что остался совсем один, без предшественников, слишком сосредоточившись на защите от разного типа атак. Он уворачивается и копит силы, чтобы вложить всё в последний удар, пока Шигараки подходит ближе. Замахнувшись, Изуку вкладывает сто процентов силы в левую руку, а затем наносит удар. Шигараки отлетает на несколько метров, но остаётся стоять на ногах. Этого не достаточно, но сил больше нет. Перед глазами всё расплывается, в ушах гудит, а лёгкие отказываются вбирать кислород. Тело шатает из стороны в сторону, Мидория едва стоит на ногах, опираясь на два чëрных кнута, воткнутых в землю. — Ты слишком жалок для наследника Один за всех, — заявляет Шигараки, подхватывая обмякшее тело, — поэтому я заберу у тебя причуду, как забрал того неудачника. Изуку совсем не чувствует, как его шеи касаются пальцы, впиваясь ногтями и оставляя глубокие раны, а по щекам текут беспомощные слëзы. — Ничего… ещё не… не закончено, — бормочет он сам себе под нос прежде, чем окончательно потерять сознание. Внезапно Изуку снова открывает глаза, оказавшись в уже знакомом измерении, но в этот раз атмосфера здесь ощущается по-другому. Мидория чувствует, что помимо его и предшественников тут есть кто-то ещё. И этот кто-то точно не Шигараки и не Все за одного, ведь предчувствие опасности не активировалось. Отдышавшись, Изуку оборачивается и тут же слышит, как его окликают по имени. — Изуку! Они с Кацуки встречаются глазами. Изуку быстро моргает, но видение не растворяется, однако сейчас совсем не время выяснять, что это: предсмертная галлюцинация или Каччан стоит перед ним во плоти вместе с остальными предшественниками. Кацуки бежит к нему навстречу желая выяснить, как он тут оказался. Значит, он точно настоящий, и у Изуку быстро проносится предположение на этот счёт, но озвучивать вслух времени нет. Предчувствие опасности наконец включается, предзнаменуя, что злодеи вот-вот появятся здесь. — Не сейчас, Каччан. Сначала мы должны остановить Все за одного и Шигараки. Кацуки согласно кивает, скидывает с себя пиджак и встаëт справа, предшественники выстраиваются за их спинами. Изуку нутром чувствует решимость, исходящую от всех. Тяжёлая и давящая аура смерти, исходящая от Все за одного больше его не пугает. Присутствие за спиной всех предшественников, включая Всемогущего и Кацуки рядом разбивает страх на мелкие осколки. Мидория чувствует себя сильнее, чем когда-либо раньше. — Как приятно, что мы все собрались в одном месте, правда? Нам с Томурой очень приятно, ведь мы прикончим вас всех разом ещё раз, словно назойливых насе… — Заткнись, Яйцеголовый ублюдок, ты как всегда много болтаешь, уши вянут нахрен! — Кацуки дерзко обрывает злодейский монолог, и Изуку не может не усмехнуться. — Да ну? — Все за одного улыбается во весь рот, — разве Томура не показал тебе, где твоё место, выскочка? — С меня довольно! — неожиданно резко даже для самого себя рявкает Изуку, заставляя врага переключить внимание. — Ах да, — посмеиваясь, говорит Все за одного, — пора забрать Один за всех. И они с Шигараки вместе нападают. Предшественники защищают их от волновой атаки, встают перед ними, чтобы выиграть для Изуку немного времени, пока он не придумает план. Первый активно отвлекает Все за одного, который не может удержаться, чтобы не пуститься в болтовню со своим братом. Это добавляет ещё времени. — Каччан, — начинает Изуку, не сводя глаз со спин, которые их защищают, — у меня есть одна идея, раз мы оба здесь и в сознании. Мы не знаем наверняка, можешь ли ты использовать Один за всех, раз находишься здесь. Кацуки вздыхает, догадываясь, но не перебивает, великодушно позволяя договорить. Изуку благодарно кивает и продолжает: — Поэтому я могу попробовать передать тебе Один за всех очевидно и точно. Эти двое чертовски сильны, одних наших совместных с предшественниками сил всë ещё не достаточно. Нам нужно что-то большее, чтобы победить. — Как ты собрался так быстро передать мне ДНК, задрот? У нас обоих нет никаких ран здесь, а твои волосы я жрать точно не буду. Не тупи, подкопить силы и атаковать последними — это всё, что мы можем сделать, только так мы победим! — Есть один способ, — Изуку поворачивается вправо всем телом, встречаясь с Кацуки глазами. Он выглядит обеспокоенным, но в то же время готовым отдать что угодно ради победы, — но он может тебе не понравиться. — Чëртов Изуку, хватит тянуть время! — Кацуки окидывает рукой спины людей, стоящих перед ними, — они долго не выстоят, говори уже, что нам надо делать! Мидория собирает всю решимость, а затем резко хватает Кацуки за красный галстук, заставляя наклониться ближе к своему лицу. — Сразу извиняюсь за это, — глаза Кацуки расширяются, когда они сталкиваются носами, — прости, Каччан. Дыхание Кацуки учащается, Изуку чувствует щекотку на своём лице от светлых волос, и то, какой жар исходит от лица парня напротив. Мидория не может позволить себе наслаждаться ощущением близости долго, ведь они оба сейчас находятся посреди поля боя с самыми страшными злодеями в истории. Это не тот раз, когда можно не торопиться. Изуку, естественно, очень неловко, и он не понимает почему Кацуки не отталкивает и не отстраняется. Но Изуку принимает такое доверие с благодарностью, и слегка наклоняет голову, чтобы они наконец могли соприкоснуться губами. Каччан, кажется, вообще перестал дышать, и застыл, по-прежнему не пытаясь оттолкнуть, и пока он находится в замешательстве, Изуку должен быстро завершить обмен. Хотелось надеяться, что потом Один за всех подарит Кацуки чудо в виде амнезии. Это было бы очень кстати. Изуку выпускает язык и слюнявит губы Кацуки, и тот хватает за рëбра, сжимая ткань на его геройском костюме. Изуку не может сдержать странного внутреннего удовлетворения, он прикрывает веки и углубляет поцелуй. Хватка Кацуки становится ещё сильнее, и он отвечает, встречая язык Изуку. Галстук трещит по швам, Изуку отрывает его, не сумев проконтролировать силу. Это отрезвляет их обоих и возвращает на поле битвы, где порядком утомившиеся предшественники всё ещё отражают атаки. — Я убью тебя сразу, как всё закончится, — отрезает Кацуки, рассматривая свои ладони, — кажется, это нихрена не сработало! — Не может быть, — Мидория встревоженно теребит остатки галстука у себя в руках и бормочет, — ты уже был здесь по какой-то причине, в месте, где могут быть только обладатели Одного за всех. Обмен ДНК должен был только укрепить этот процесс, возможно, нам нужно ещё немного времени, я… — Задрот, — Кацуки хмурится, разминая шею, — если ты думал, что обменяться слюнями — это охуенный план, чтобы пробудить Один за всех, то у меня для тебя пло… — возмущения неожиданно прерывает громкий треск. Изуку поворачивает голову и видит, как по рукам Каччана бегут быстрые оранжевые молнии, слегка прожигая ткань на рубашке. Они расползаются по всему телу яркой вспышкой, и этого достаточно, чтобы остальные прервали сражение, глядя на них. — Отлично, мальчики, — подбадривает седьмая, — вперёд! Используя замешательство врагов, Изуку и Кацуки вырываются вперёд и атакуют вместе на сто процентов силы, замедляя наступление. Они обязаны держать дистанцию, иначе всё закончится не в их пользу. Те из предшественников, у кого ещё остались силы, спешат к ним на помощь. Кацуки отлетает обратно, болезненно цепляясь за правую руку. Изуку тут же оказывается перед ним, чтобы закрыть от следующей атаки. Моментально у Изуку рождается новый план, как ещё можно их замедлить, чтобы в финальный удар вложить силу всех десятерых человек, приумножив её вдвое. От финальной атаки Все за одного и Шигараки точно не успеют отрегенерировать, и тогда всё закончится. Но им нужно подготовить почву. — Каччан, давай, возьми меня за руку! — Изуку протягивает правую руку не глядя. — Мы должны попробовать использовать катапульту. — Не указывай мне! — отзывается Кацуки, но послушно делает то, о чём его попросили. Мидории даже жаль, что он не может прочувствовать прикосновение как следует из-за поддерживающих перчаток на руках. — Ты только глянь, Томура, — противно посмеивается Все за одного, — они правда решили, что смогут победить нас держанием за руки! — Не слушайте его, вперёд, — подбадривает первый за их спинами, сходу понявший замысел, — я их отвлеку немного. — Ты слышал, задрот, — Кацуки делает два шага вперёд и замахивается, пока Изуку приседает, собираясь оттолкнуться ногами, — готовься! Мидория сосредоточенно и вдумчиво про себя просит Один за всех сохранить его кости после такого приёма. Ему придётся использовать обе руки на сто процентов практически одновременно, пока Кацуки не поможет закончить. — Прекрасно, значит, вы решили умереть вместе, — Все за одного пытается атаковать по рукам издалека, но его удар отражает кто-то из предшественников, — грёбаный мусор под ногами, вы мешались мне всю жизнь. Как я буду рад покончить с вами ещё раз. — Заткнись, Все за одного! Закрой уже свою грязную пасть! — Изуку яростно налетает на него, откидывает резким ударом слева, а затем, не давая опомниться, бьёт правой. Кацуки подлетает тут же, чтобы оглушить Шигараки сначала взрывом, а потом кулаком. — Сдохните, ублюдки! — Каччан издаёт ещё один мощный взрыв, а затем ещё несколько, ослепляя врагов яркими вспышками. — Мы готовы! — хором заявляют предшественники сзади, и тогда становится ясно: нужно быстрее заканчивать, пока у них есть преимущество. Мидория продолжает наносить силовые удары, подключает ноги, помогая себе удержаться хлыстами. Кацуки так же взрывает рядом, а предшественники направляют все свои силы. Резкая цветастая вспышка расползается на разные цвета, освещая всё вокруг. Злодеи растворяются на глазах, оставляя Изуку и Кацуки только с предшественниками. Они не успевают осознать, что только что сделали перед тем, как начинают растворяться сами. Кто-то из предшественников говорит им, что они в часы сильной нужды могут снова разделить силу между собой, а кто-то прощается. Все голоса сливаются в один, пока сознание Изуку проваливается во тьму. В следующий раз Мидория очнулся ранним утром в больничной палате. Окно в комнате щедро пропускало солнечные лучи в лицо, вызывая желание встать и задвинуть шторы. Открыв глаза, Изуку слегка приподнял корпус, зацепился взглядом за забинтованные руки, а после осмотрелся по сторонам. Обычная, стандартная комната для больных с различным реанимационным оборудованием, в каких Изуку уже оказывался. Но в этот раз в палате он был не один. На соседней койке за неприкрытой разделительной шторой во сне морщился Кацуки. Мидория чуть подвинулся на своей кровати и свесил ноги, стараясь максимально закрыть лучи солнца собой, чтобы они не разбудили Каччана. Первое воспоминание, прилетевшее Изуку в голову — это то, как они целовались за спинами предшественников. Ради богов, ну почему именно это? Когда он проснётся, Изуку ждёт катастрофа, если у Кацуки не случится приступа внезапной, но очень удобной амнезии. Он позволяет себе ещё немного посмотреть на Каччана, у которого забинтованы правая рука и грудь, а затем пытается как можно тише слезть с кровати. Это походит на испытание, Изуку не может опираться на обе жутко болящие руки в гипсе, надо как-то обходиться без них. Он, конечно, рад и счастлив, что они живы и мог бы остаться. Но удобный механизм бега от проблем и замалчивания прочно сросся с Изуку за последнее время, подталкивая сваливать от постыдного разговора как можно быстрее и тише. Одна босая нога касается кафельной плитки, и Изуку морщится от неприятного холодка, но мужественно привыкает и ставит вторую ногу, потихоньку сползая. Чëртова больничная койка слишком высокая, и она предательски скрипит, пока Изуку пытается слезть до конца, прислушиваясь к дыханию Кацуки, которое заметно ускорилось. Наконец, ему удаётся, но в последний момент Изуку задевает тумбочку гипсом, и это касание выходит очень шумным. — Чëрт возьми! — сонно ругается Кацуки, а потом подрывается на койке, оглядываясь по сторонам. Их взгляды встречаются, от чего Изуку чувствует, что у него краснеют уши и щëки. Он рефлекторно опускает голову. — Какого хрена я вижу именно тебя сразу после того, как только открыл глаза! — Чего? Я откуда знаю! — Изуку мотает головой в попытке рассеять сковавшее смущение. — Раз ты здесь, задрот, окажи услугу, вернись в свою кровать и не рыпайся, лежи смирно. Не мешай восстанавливаться. — Я не могу… — бубнит Изуку себе под нос. Может, Каччан действительно не помнит произошедшего, что было хорошо, но всё равно подмывало сбежать. Мидория медленно разворачивается, чтобы затем неожиданно рвануть к двери, которая была прямо за спиной Кацуки. — Стоять! — левой рукой Кацуки схватил его за ворот больничной сорочки и потянул к своей кровати. Всë-таки опередил. — Ты никуда не пойдёшь, пока я не вытрясу из тебя всё, что меня интересует, раз ты не хочешь тихо лежать. — Вот дерьмо! Каччан хочет обсудить со мной что-то? — до Изуку сразу доходит, о чём будет дальнейший разговор, и его пронзает ужас. Он дëргается, пытаясь освободиться, но хватка становится сильнее. Мидория расстроенно хныкает, но ничего не может сделать, руки не слушаются. — Да, Изуку, много чего, — подтверждает Кацуки каким-то слишком довольным тоном перед тем, как затащить Изуку за шкирку к себе на кровать, как мелкого щенка, и усадить рядом с собой. — Что ты помнишь? — смиренно вздыхая, спрашивает Изуку, пока его глаза прожигают пол. Что угодно, лишь бы не встречаться с Кацуки взглядом. — Обещаешь не сбегать? — Мидория неохотно кивает, ожидая, что сейчас Каччан размажет его чувства, но для начала вдоволь насладится унижением. Изуку должен пережить, главное, что они победили. — Кусок дерьма, который Шигараки, сказал мне, что я ничтожество, но это пустяки, — усмехаясь, Кацуки освобождает воротник от хватки, — но потом он сказал то, что напрягло меня по-настоящему, — Изуку чувствует на своём виске тяжёлый прожигающий взгляд, — он посчитал, что я самый близкий к тебе человек, и он убьёт меня только из-за этого. — Что? — голова Мидории болезненно дëрнулась, и он всё-таки встретился взглядом с Кацуки, который привычно хмурился. — Каччан, прости меня, я знал, что из-за близости со мной ты можешь пострадать, и я всё равно всё испортил! — А ну-ка заткнись и не заводи свою шарманку снова, — строго отвечает Каччан, заставляя сердце Изуку провалиться к пяткам, — ты не отрицаешь, что он оказался прав, так ведь? Шигараки также сказал, что ты взбесился, когда он ранил меня в первый раз. Изуку всхлипывает, пытаясь отогнать ненужные слëзы. Он не может отрицать, потому что это правда. Они с Кацуки были знакомы слишком давно, он занимал в жизни Изуку особенное, а в некоторых аспектах и самое главное место. Видимо, он очень неумело это скрывал, раз даже Шигараки это понял. — Я выходил из себя гораздо раньше из-за тебя, Каччан, — с трудом признаëтся Изуку, — но мне каждый раз везло, и ты ничего не видел или не слышал. Кацуки быстро моргает и хмурится ещё сильнее, не отводя глаз. — Чёрный кнут появился только потому, что Монома-кун сказал мне о тебе неприятные вещи, Каччан! — Что этот кусок дерьма такого про меня наговорил, раз ты так психанул? — Каччан придвигается ближе, от чего уши Изуку снова пылают. — Это не важно, — он отворачивает голову в надежде, что румянец останется незамеченным, — но я такую сильную злость ощущал в последний раз, когда тебя похитили. На пару минут в помещении устанавливается давящая тишина, пока Кацуки неожиданно не подаёт голос: — А дальше я вспомнил, как мы с тобой дрались против Всемогущего. Тогда я понял, что не могу сдаться, — он звучит так тоскливо, что Изуку не выдерживает и поворачивается, с облегчением замечая, что не только у него глаза на мокром месте. — Я думал о тебе, и что моя жизнь ничего не стоит, если это поможет тебе победить. А дальше я оказался в пространстве с чудиками, которые что-то трепались про контроль над сердцем и о причинах, почему я оказался там. — И какие же могли быть причины, Каччан? — Изуку сглатывает тяжёлый ком, подозревая, что сейчас услышит. — Ты догадался? — Могу судить только о своей стороне, — вдруг Кацуки неловко отворачивается, предпочитая морщиться от заглядывающего в окно солнца, чем дальше смотреть на Мидорию, — моя причуда начала меняться после того, как ты сбежал. А если точнее, то с момента, когда Шигараки проткнул меня. Что-то было не так, но я не мог понять, что именно. Пока тебя не было, я почти не спал, только и думал, как улучшить своё оборудование и о тебе, сраный задрот! Ты доставил мне больше всего головной боли! — Прости, Каччан, но я всё ещё не понимаю, к чему ты клонишь. — Сбежать, оставив записку, было просто уморительно и гениально, Изуку! Блять, я с ума сходил, столько херни пришлось осознать! Я хотел сказать тебе, я понял, что значит «моё тело двигалось само по себе»! Но вместо этого мог думать лишь о том, что ты сдох в какой-то вонючей канаве, и я больше никогда тебя не увижу и не скажу, сколько ты для меня значишь. Изуку притуплëнно слушал его, уже не сдерживая собственных всхлипов. Почему Каччан отказывался понимать, что это был лучший способ защитить его и всех остальных? — Если бы я остался, с эвакуацией гражданских возникли проблемы, — оправдывается Изуку, что приводит Кацуки в чистую ярость. Он подвигается вплотную, хватает здоровой рукой за шею, заставляя Мидорию смотреть в свои влажные глаза. — К чëрту их всех, Изуку, ты просто школьник, почему ты об этом не думаешь? Безопасностью гражданских должны были заниматься профессионалы и геройская комиссия, а ты должен был остаться в академии и позволять мне тебя защищать! — сорвавшись, Кацуки утыкается головой в плечо, и Изуку морщится от неприятной боли. — Почему я должен был влюбиться в такого самоотверженного задрота, как ты, а?! Секунда, и у Изуку в голове всё встаёт на свои места. Всемогущий постоянно напоминал, что Один за всех объединяет людей. Тогда Мидория не совсем понимал, каким образом причуда может соединить сердца тех, кто хочет вместе спасать и побеждать. Но сейчас он прозрел. Кацуки по-прежнему молчал и грузно дышал ему в плечо, не собираясь отстраняться. Изуку очень жалел, что пока не может обнять его. — Значит, Каччан ответил на мои чувства, и потому Один за всех впустил тебя, — бормочет Изуку ему куда-то в макушку, — и поэтому ты не был против, когда я… ну… Поцеловал тебя? — Я подозревал, что никаких чувств у тебя нет, ну серьёзно, задрот, как это возможно, чтобы кто-то вроде тебя полюбил того, кто слишком много времени потратил, портя твою жизнь? — Изуку чувствует, как рука хватает его за затылок, пропуская волосы сквозь пальцы, пока Кацуки продолжал кричать в плечо. — Ты сумасшедший какой-то! Я думал, что ты спятил, но даже если так, я не собирался отказываться, да и ты был настроен решительно. Оказывается, ты ещё более чокнутый, раз додумался передать мне причуду таким способом и тогда, когда мы уже очевидно её разделяли. — Не могу поверить, что мои чувства к тебе оказали такое влияние, — грустно заключает Изуку, уже не зная, сколько ещё стыда он готов вынести. — Прости, Каччан, я должен был сказать раньше. Но я не мог всё испортить! Только не когда я получил благословение Всемогущего и причуду, благодаря чему смог сблизиться с тобой. О большем я и мечтать не смел. Я не мог это разрушить. — Я же говорю сумасшедший! — Кацуки перебивает его и убирает голову от плеча. Рука Кацуки всё ещё осторожно поглаживает волосы Изуку, пока он смотрит на него диким, затуманенным взглядом. — Если тебе досталось благословение, то мне точно проклятие! Потому что любить тебя, Изуку, охренительно больно! Мне словно кишки взрывает каждый раз, когда я о тебе думаю! — Тебя тоже не просто! — Изуку сильно возмущают его слова, и он больше не боится смотреть прямо в глаза, — мои чувства были так сильны и болезненны, что смогли изменить причуду, Каччан! Но я точно не могу считать это проклятием, когда благодаря этому мы победили! — Может, мы оба сумасшедшие, — на это Изуку не придумывает ничего лучше, чем боднуть его лбом. Кацуки довольно ухмыляется, вызывая лёгкую ответную улыбку. — Но я всё ещё должен вернуть тебе причуду. Мидория хочет спросить, что это всё значит, Один за всех и так остался с ним, слабо отзываясь где-то внутри. Возможно, причуде нужно немного времени, как и телу, чтобы восстановиться, но Кацуки не даёт ему додумать свою мысль. Вместо этого его рука соскальзывает на щеку Изуку, аккуратно поглаживая её, а затем Кацуки целует его. Изуку чувствует тёплые, слегка сухие губы на своих собственных, и моментально капитулирует, открывая рот, чтобы принять язык Кацуки. Их губы издают какой-то влажный звук, от которого по затылку проносятся мурашки. — Чëртов задрот, как поправимся, я выбью из тебя всю дурь на первой же тренировке, — заявляет Каччан, оторвавшись буквально на секунду, чтобы помочь Изуку полностью забраться на кровать. Мидория не сопротивляется, когда Кацуки вклинивается между его ног и придерживая за плечо, снова целует. Они беззаботно отдаются ощущениям, вкладывая в поцелуи всё, на что не хватает слов. Ни Изуку, ни Кацуки, совсем не замечают несколько осторожных стуков, пока дверь не отворяется. — Мы зашли убедиться, что парни с домашнего ареста наконец-то очнулись! — Ха?! — они моментально оборачиваются на источник шума, сидя всё ещё очень близко. Одноклассники всем составом, такие же потрёпанные и местами забинтованные, вваливаются в палату и замирают, хлопая глазами. — Убедились? Теперь проваливайте, идиоты, — Изуку пытается отодвинуться и спрятаться от стыда хоть куда-нибудь, но Кацуки притягивает его обратно за затылок. — Мы ещё не закончили, и это вас не касается. — Каччан, это очень невежливо по отношению к нашим друзьям! — протестует Мидория, но Кацуки затыкает его бесцеремонным поцелуем, чëрт знает каким по счëту. В теории Изуку мог бы применить Один за всех и освободиться, но нет смысла отказываться — Каччан редко бывает таким щедрым. К тому же, только физической близостью они оба могут ощутить в полной мере, что они точно живы. Одноклассники, целый год наблюдающие за развитием их странной связи, вряд ли смогут понять до конца, но точно примут. — Ребята, я думаю, нам надо зайти попозже! — сквозь поцелуй Изуку слышит звонкий голос Очако, которая пытается увести всех желающих поглазеть отсюда. Он очень благодарен своей понимающей подруге, и когда дверь за одноклассниками тихо закрывается, Изуку снова может полностью отдаться моменту. Он прижимается к Каччану так близко, как только может, грудью ощущает его сердцебиение и понимает, что собственное сердце встало на место. Наконец они снова могут улыбаться.