oddinary

У Минхо никогда не было отношений дольше, чем полгода. Все его партнёры уходили, или Ли их бросал, по неизвестным для Сынмина причинам. "Не сходились характерами или вкусами; прошлый парень был занудой; моя бывшая не любила котов; они воротили нос, когда я целовал их после того, как почти поцеловал уличных котов; слишком много запретов; бла-бла-бла". Так говорил старший, в очередной раз расставаясь с кем-то из своих нынешних – уже бывших, усмехался мысленно Ким. Они делили одну комнату, учились в одном университете и работали неподалёку; разделяли любовь к чистоте и уважали личные границы. Этого было более чем достаточно, чтобы их отношения находились где-то между наигранной ребяческой неприязнью и симпатией, отождествляемой с дружбой. И это было правильно, это было удобно. У них никогда не возникало вопросов по поводу их отношений, никогда не было конфузов и неприятных моментов. Это было идеально. Во всяком случае, пока однажды они не выпили. Предпоследний курс, рождественские каникулы, успешно закрытая сессия. Их друзья разъехались на праздники к семьям, желая провести побольше времени с близкими. Общежитие было почти пустым и безлюдным, многие уехали, не желая проводить и минуты в этих стенах. У Сынмина не было никакого желания посещать родителей, собиравших к себе всю родню, и пахать ещё и на каникулах, угождая малознакомым тётям, дядям и их капризным детям. Минхо же попросту не было куда уезжать, ведь его родители и сами отправились в отпуск, оставив квартиру пустой и холодной; приезжать туда в итак одинокое Рождество и сидеть в безлюдном доме было немного жутковато. Таким образом они и остались вдвоём на этаже, без планов на выходные, с одним только желанием выпить на праздник. — Может, закажем курочки и отпразднуем так? — предложил Ли, когда праздник был на носу, а их комната была украшена всего лишь парочкой гирлянд над окном и дверью. — Или ты хочешь пирог, пульгоки и всё такое? Сынмин поворачивает к нему голову, сидя за ноутбуком и смотря видео. Он снял один наушник заранее, будто чувствуя, что старший начнёт говорить. — Мне без разницы. — Ким пожимает плечами, рассматривая лежащего на кровати хёна. Тот, кажется, листал что-то в телефоне, прежде чем обратить внимание младшего к себе. — Так не нравится моя готовка? — спрашивает тот, вскидывая бровь и смотря в ответ. — Ты мне все уши прожужжишь, если я после твоей стряпни не расхвалю тебя, хён, — отвечает Сынмин и затыкает ухо, возвращаясь к просмотру контента. На Рождество Минхо всё же приносит целый пирог, протягивая его только вышедшему из душа младшему. Он не успевает и слова сказать, как Ли исчезает, после принеся бутылку вина и ещё несколько блюд. Это неожиданно и, честно, приятно, но, вместе с тем, немного смущающе. Сынмин не знает почему слегка краснеет и неловко устраивается на кровати, уже переодевшись и убрав всё лишнее подальше. Минхо рядом немного суетится, специально, аккуратно раскладывая всё на кровати младшего и протягивая тому салфетки с палочками. И, благодаря за еду, Ким не знает, почему он не особо-то и против всего. Они едят под какую-то тихую музыку, играющую из ноутбука, почти не переговариваясь и стараясь не испачкать покрывало на постели. Вино и, внезапно, глинтвейн, стоят рядом, на столе, то и дело привлекая внимания Сынмина. Он только сейчас вспоминает, что не подготовил старшему подарок, облизывая губы после танмена. Кусок пирога в его руках немного сыпется, ломаясь, и Ли тянется собрать крошки салфеткой, пока его тонсэн молча залипает на чужие руки. — Хён, у меня нет для тебя подарка, — честно говорит Ким, убирая пирог обратно в контейнер, и вытирает пальцы. — Запишешь это в свой список долгов мне, — отмахивается тот, замечая чужие действия. — Ты больше не хочешь? — Да, я… наелся, — поведя плечами бубнят в ответ и встают с кровати, собирая всё. — Уберёшь всё на кухню? — Ли уже развалился на кровати, улыбаясь. Сынмин фырчит раздражённо и закатывает глаза, однако делает как просят, относя недоеденное в холодильник и выбрасывая мусор. Он возвращается в комнату ровно в тот момент, когда Минхо разливает вино по бокалам. Приятный насыщенно вишнёвый цвет завораживает настолько, что в черепной коробке даже не возникает вопросов о том, как старший пронёс алкоголь в общежитие или о том, откуда у того бокалы для вина. — Держи. — Парень протягивает Киму бокал, ставя бутылку на стол и утягивая за запястье на кровать. На этот раз это его собственная, но от этого страх пролить напиток не становится меньше. Вино плещется, ударяясь о стенки, но не проливается, и Сынмин выдыхает, прикрывая глаза. Слушать чужие возмущения об испорченном постельном белье или одежде не хочется, как не хочется и быть причиной испорченного настроения. Но Минхо, кажется, это не волнует: он мягко смеётся и чокается, отпивая немного и довольно улыбаясь от вкуса. — С Рождеством, Сынмин-и, — мурчит он, щурясь, и у младшего такое желание почесать чужой подбородок, слушая мурчание подольше. — С Рождеством, хён, — вторит он, также делая глоток и облизываясь. Сладковатый фруктовый вкус вина оседает во рту, а нотки шоколада и специй заставляют сглотнуть во второй раз. Они выпивают один бокал, постепенно разговариваясь и начиная обсуждать работу, учёбу, погоду за окном и много чего другого. Вслед за первым бокалом идёт второй, потом третий, четвёртый. Время замеляет свой ход, а тем для уже ночного разговора находится всё больше. Они устраиваются на кровати поудобнее, продолжают пить и болтать, раскрываясь всё больше. Когда вино заканчивается, часы на экране ноутбука показывают полтретьего. И, возможно, это была ошибка. Возможно, им не стоило пить так много, хотя Сынмин не чувствует, что уж слишком пьян. Он может отдавать себе отчёт, но тогда почему тянет Минхо обратно в кровать; почему прерывает его рассказ, прижимаясь губами к чужим, и почему мычит едва слышно, когда ему отвечают. Они лениво целуются, валяясь на кровати пьяные, пока в комнате всё также мигают гирлянды, а рождественский плейлист проигрывается уже в третий раз. Ли тянет на себя младшего, заставляя того подмять хёна собой, и облизывает припухшие губы с удовольствием, щурясь и сверкая блестящим в полутьме взглядом. Он скользит рукой к волосам, перебирая их и сжимая, оттягивает в какой-то момент, отчего звук, с которым их губы отстраняются, получается совсем уж неприличный. — Что всё это значит? — первым нарушает тишину Ким, хотя сам же и начал это. В ответ он получает только тяжёлое дыхание и чужую щеку, прижатую к его собственной груди. Минхо вслушивается в сердцебиение, вздыхая, и облизывает собственные губы. — А что ты хочешь, чтобы это всё значило? — Пальцы Ли выводят на груди какие-то узоры, чуть щекотят кожу сквозь ткань майки, и этого всего настолько много и, одновременно с этим, настолько мало, что выть хочется. — Я не знаю. — Сынмин гасит уголёк надежды, не давая ему вспыхнуть, пусть даже и он пьян сейчас. Он не знает, что чувствует к хёну, не хочет давать себе ложных надежд и не хочет остаться после с разбитым сердцем. В эту ночь они больше не поднимают этот вопрос, развалившись на кровати Минхо и целуясь – то вновь лениво и неспешно, даже ласково, то будто отчаянно и страстно. Засыпают они на рассвете, так и не отлипнув друг от друга. Последний их поцелуй нежный и трепетный, словно обещание. Возможно, в этот раз Минхо всё же побьёт собственный рекорд и сумеет отметить годовщину своих отношений, а Сынмин, наконец, пустит кого в своё сердце. Но это всё утром. Поздним утром, когда солнце будет уже вовсю пытаться греть заснеженную землю.