oddinary

Хёнджину плохо спится. Он ворочается во сне, дышит загнанно и что-то бормочет себе под нос; подскакивает на кровати, задушенно вскрикивая и шумно хватая ртом воздух. Сердце заходится, гудя в ушах, а перед глазами на мгновения всё темнеет. Джинни шарит рукой по кровати и оглядывается, чувствуя, что вторая половина ледяная. Его пробирает запоздалая дрожь от холодного ветра из открытого окна и выступившего пота. Во рту сухо, а тёмные волосы прилипли к коже на висках. Хана рядом нет. Где-то с кухни тянет сигаретным дымом, ещё большим холодом и чем-то неприятным, но таким знакомым… Хван встаёт, сглатывая ком в горле, откидывает одеяло и, не сразу попав ногами в тапочки, шаркает в другую комнату. По пути он вытирает выступивший пот и промаргивается, пытаясь успокоиться. Что-то определённо не так, тревога медленно пожирает изнутри, пока мозг спросонья пытается понять хоть что-нибудь. Часы, когда парень проходит мимо них, показывают 5:20 и это рано, ужасно рано для пробуждения. — Сонни? — хрипло тянет Хёнджин, доходя до кухни и видя своего парня на балконе, курящего у окна. Джисон оборачивается, тотчас меняясь в лице и туша сигарету о пепельницу, бросая её туда же. Он поспешно закрывает окно, выходя к Хвану, и обвивает его руками, заключая в объятия. Он холодный, ледяной даже, а руки чуть подрагивают. «Прости, прости, я думал ты спишь» теряется в тёмных волосах старшего, оседая там теплом дыхания, поцелуями и шёпотом. Они стоят так ещё какое-то время, обнимаясь и греясь, прежде чем Хан отстраняется немного, укладывая потеплевшую ладонь на чужую щёку и поглаживая кожу большим пальцем. Он смотрит на Хёнджина так влюблённо и трепетно, оставляя поцелуй на пухлых губах. — Мы все обречены, — внезапно вполголоса бормочет он, потираясь кончиком носа о чужой. Видя в глазах напротив непонимание, Джисон торопливо вытаскивает из кармана телефон и включает новости. Ян Чонин, знакомый им двоим ведущий, чуть торопливым голосом говорит про то, что внезапно начали просыпаться все вулканы, а по всей территории Земли то и дело вспыхивали землетрясения; цунами надвигаются на все прибрежные города, а кое-где начали образовываться суперураганы. Хван судорожно сглатывает и хлопает глазами, неосознанно цепляясь за парня и чувствуя, что внутри всё холодеет. Он слушает как под конец предложения голос ведущего подрагивает, хоть тот и старается вести себя профессионально, не выдавая эмоций. — ...по самой оптимистичной оценке выживаемость людей и других форм жизни на Земле после произошедших катастроф невозможна, — звучит из динамиков и Джисон блокирует телефон, убирая его. Старший в его руках подрагивает, опустошённо продолжая смотреть в одну точку. Он молчит, кусая губы, и совершенно не знает, что делать. Из его глаз внезапно брызгают слёзы, стекая по щекам и капая на пижамную майку, заставляя ткань мокнуть. — Тшш, Джинни, — шепчет Хан, обхватывая его мокрые щёки ладонями и вытирая слёзы. — Давай насладимся тем временем, которое у нас есть? — Он заставляет поднять голову и посмотреть в глаза, читая в чужих отчаяние и страх. Слёзы режут сердце без ножа, отчего в горле образуется ком. До сих пор спокойный и смирившийся с судьбой Джисон поджимает губы, чувствуя как боль заполняет его грудь. — Хей, хей, шш, всё хорошо, детка. — Он прижимает тёмную макушку к своей груди, позволяя слезам пропитать собственную майку, а длинным пальцам вцепиться в ткань почти до треска. — Дыши. Всё будет хорошо. Прости, прости, прости. Я не хотел тебя так пугать, прости, Джинни. Тот трясётся в объятиях и всхлипывает, шмыгает носом и жмётся ближе, получая поцелуй в волосы и тихий, едва разборчивый шёпот родного голоса. Мысли крутятся в голове подобно одному из тех ураганов, показанных в новостях. Так отчаянно не хочется умирать, пусть даже смерть и неизбежна. Это звучит так неправильно и невероятно, словно очередной кошмар. Ему только нужно проснуться, так ведь? Он откроет глаза, Джисон обнимет его, успокаивая после ужасного сна, и они вновь будут болтать посреди ночи, обнимаясь и рассказывая какие-нибудь глупые истории. Будут смеяться, дурачиться и целоваться, держась за руки и прислушиваясь после к шуму ветра за окном. Сейчас же ведь зима, праздники, их скорая годовщина и столько всего ещё... К тому времени, как Хёнджин, наконец, успокаивается, они сидят на диване, завернувшись в большой тёплый плед и попивая наспех приготовленный горячий какао с маршмеллоу. Голова Хвана покоится на плече младшего, а тот гладит его по предплечью, смотря в окно. Все их планы вмиг оказались разрушенны, а телефоны разрываются от звонков и уведомлений. Все посходили с ума, понимая приближение неизбежного. Это, определённо, пугало, но сейчас, сидя в объятиях близкого человека, Хёнджин думал лишь о том, что он рад, что всё закончится именно так. Нет, не апокалипсисом, а рядом с Ханом, любящим его и сделавшим для него так много… Сон уже давно ушёл, оставляя после себя пустоту и какое-то лёгкое чувство тошноты. Тепло постепенно возвращалось, а мир обретал краски неспешно, но у них было хоть всё время во Вселенной на это. Кажется, первым это начал сам Хёнджин – убрал кружку из рук, слишком громко стукнув дном о журнальный столик, и потянулся к парню, накрывая его губы своими. Вскоре послышался ещё один стук, а руки накрыли талию старшего, притягивая ближе к себе. Их поцелуй отдавал прошедшими слезами и сладким какао, горечью неизбежности и трепетной любовью. Сердце Хана под ладонью стучало спокойно, передавая это чувство и заставляя тихо вздохнуть в поцелуй. Их губы двигались медленно, сминая чужие с нежностью, и дарили умиротворение. Когда они отстранились, взглянув в глаза друг другу, их город накрыло цунами.