oddinary

— Но принц… — бормочет придворный слуга, поворачиваясь к сидящему во главе стола молодому парню. Тот взмахивает рукой, заставляя слугу замолчать, и обращает всё своё внимание на ворвавшегося в обеденный зал мужчину. Молодого парня, если точнее. Тот был ненамного старше самого принца, это было видно по юношеским чертам лица, по блеску в глазах и насмешливой улыбке, так похожей на дерзкую мальчишескую. Принц и сам не так давно был всего лишь мелким хулиганом, ходящим на фехтование и ворующим с дворцовых кухонь яблоки да сахар для любимых лошадей в стойле; он любил играть с такими же детьми высокопоставленных лиц и не редко был наказанным за свои мелкие пакости. Феликс медленно моргает, словно кот, возвышающийся над испуганными мышами, и слабо улыбается, немного наклоняя голову. Перед ним один из рыцарей, в простой одежде, которого не так давно отправили в заслуженный отдых. Что же он делает сейчас во дворце, когда как мог бы быть уже в таверне и вовсю выпивать? — Что-то случилось? — Принц облизывает испачканные в соусе губы и вскидывает одну бровь вопросительно. — Да. — Рыцарь делает паузу и достаёт вскрытое письмо, взмахнув им в воздухе. Всё внимание переключается на клочок бумаги и ярко-красную печать. — Я получил письмо от неизвестного. Там… очень важные для страны данные и мне бы хотелось, чтобы Вы, Ваше Высочество. Один из прислуг кинулся к рыцарю, намереваясь взять у него письмо. Он уже начал говорить про то, что «Его Высочество принц непременно всё посмотрит и выразит вам огромную благодарность, поэтому прошу покинуть помещение и отдать письмо», как ножки стула скрипят о пол, а сам принц встаёт из-за стола. — Я так понимаю, что это не терпит отлагательств? — Феликс улыбается уголком губ, проходя мимо и едва-едва задевая парня плечом. — Конечно, Ваше Высочество, — звучит совсем тихо, почти шёпотом. Ли ничего не говорит, но всё и так понятно. За ним следуют почти тенью, так привычно и знакомо, что принц даже на мгновение забывает, что дал несколько дней отдыха своему самому верному слуге. Он заходит в свои покои, приказывает страже никого не впускать дальше коридора в его опочивальню и закрывает за собой двери, уже зная, что внутри кто-то есть. Этот кто-то усмехается тихо, но от одного этого звука по шее бегут мурашки. — Как безвкусно и нагло, — тянет Феликс, разворачиваясь и видя стоящего у стола рыцаря. — Что на этот раз? Заговор против меня? Попытка в бунт и мятеж? Покушение? — Всего лишь сговор с целью отравить Вас и Вашего отца, Ваше Высочество, — почти мурчат ему в ответ и плавным движением кладут вскрытое письмо поверх каких-то книг. Пальцы скользят по корешкам, останавливаются на самом углу и чуть надавливают. — Ничего серьёзного. — Действительно. Ничего, стоящего тебя, Минхо. Феликс устало ведёт плечами и подносит руки к одежде, но не успевает даже коснуться той, как его ладони накрывают чужие руки. Минхо сам снимает с принца одежду с трепетом любящей матери касаясь чужого тела, а после просто отпускает ту и дорогие ткани некрасиво падают вниз, сбиваясь и мнясь. Мозолистые и чуть грубоватые от оружия руки очерчивают чужую фигуру, а после рыцарь протягивает одну из ладоней, помогая переступить через ворох одежды и подойти к кровати. — Соскучились, Ваше Высочество? — звучит у самого уха, пока тело подрагивает от прохладного ветерка из приоткрытого окна. — Смертельно. Без тебя всё так уныло и серо. Словно я вновь вернулся в те времена, когда я тебя не знал, — вздыхает Феликс и утыкается в тёплую шею, ведя кончиком носа по коже. Минхо ничего не отвечает, только целует в макушку и помогает раздеть себя. Он заботливо направляет принца, сжав чужие небольшие ладони в своих, где-то избавляется от одежды сам, а после фырчит, усмехаясь, когда чувствует жадные касания по всему голому телу. Принц Ли всегда был ненасытен, всегда голодно смотрел на поджарое тренированное тело и всегда любил оставлять метки. Даже сейчас, когда они ещё не приступили к самому главному, Минхо уже чувствует зубы на своей коже, а также парочку засосов в районе ключиц. Многие из его сослуживцев посмеиваются и шутят про слишком охочую до следов любви подругу сердца, а кто-то даже доходит до слов про толпы девушек-воздыхательниц, которых Минхо меняет словно перчатки. Ему, по правде сказать, нет дела ни до каких слухов и сплетен, пусть мелят что хотят, главное, чтобы тайное так и осталось тайным. Никому не надо знать то, что он ублажает самого принца в его покоях. — Ты отвлекаешься, — бормочет Ли, прикусывая мочку уха и плавно выгибаясь в чужих руках. — Не отвлекайся. Сосредоточься на мне. Минхо не успевает сказать вертящуюся на языке шутку, потому как стонет: Феликс ловко соскальзывает с его колен, опускаясь на пол и наглым образом впиваясь зубами в широкие тренированные ляжки. Он боготворит эту часть тела своего рыцаря и готов поклоняться им также сильно, как сам Минхо поклоняется ему. На коже меж тем остаётся всё меньше нетронутого места, Ли входит во вкус и вгрызается зубами везде, касается губами везде. Остаётся только стонать под чужими ласками и вплетать пальцы в мягкие светлые пряди, портя причёску. Трахаться это классно. Минхо никогда не считал это чем-то постыдным, как не считал постыдным и заплатить девушкам из определённых мест за совместную ночь. Трахаться это приятно. Минхо вырос среди людей, которые никогда не осуждали темы секса ради удовольствия и секса без обязательств. Трахаться это не про Феликса. Минхо никогда бы не назвал то, что между ними, простым ублажением, сексом, чем-то легкомысленным и временным. Минхо никогда бы не смог произнести «Ли Феликс» и «трахаться» в одном предложении. С Его Высочеством, его принцем, его похитителем сердца он занимается исключительно любовью; он ласкает его, доставляет ему удовольствие и получает удовольствие в ответ, даже не требуя чего-то взамен. Он не платит Ли и Ли не платит ему; он знает, что Ли не затаскивает к себе в кровать никого, кроме него; он знает, что он у Ли первый и, немного эгоистично надеется, но и последний. Именно поэтому сейчас, вбиваясь в податливое разгорячённое тело, Минхо не сомневается ни секунды, когда выцеловывает чужую линию челюсти, когда прижимается губами к уху и когда шепчет пылкие слова о любви, внутренне умирая от ответной реакции. Он не бросает слов на ветер, не даёт пустых обещаний и не врёт про каждое из «я тебя люблю». И он знает, что Феликс абсолютно также серьёзен. Даже если есть вероятность ужасного наказания в случае раскрытия их отношений. — Минхо! — хнычет Феликс, царапая чужую спину короткими ногтями и всхлипывая от топящего удовольствия. — Пожалуйста! И дважды просить не надо, Минхо исполняет неозвученную просьбу с первого раза. Если уж принц просит, то нужно выполнять. Особенно если он просит так хорошо и так жалобно. У его слуги просто нет прав отказаться. Кровать едва скрипит под ними, выдерживая всю бурю их страсти с честью и достоинством, и скулит на одной ноте с принцем, когда Минхо входит достаточно быстро и сильно, буквально выбивая дух. Оргазм накрывает их двоих с головой, белёсые горячие капли пачкают бледноватый живот, жемчужинами выглядя на чужом теле. Кожа блестит от пота, мерцая во всё больше тускнеющем дневном свете, а грудная клетка ходит ходуном от частых вдохов. Рыцарь немного отстраняется, приподнимается на руках и осматривает прекрасное творение Бога под собой. Ли Феликс выглядит просто великолепно с растрёпанными волосами цвета солнца, ореолом рассыпавшимися вокруг его головы; его искусанные губы алеют, приоткрытые и манящие; его стройное тело выглядит сделанным словно из мрамора или фарфора, такое хрупкое, но сильное одновременно. Минхо любуется, смотря на принца из-под полуприкрытых век, и чувствует такую сильную полную нежности и любви, что падает на парня, зарываясь лицом в открытую шею и покрывая ту поцелуями. Феликс под ним заливается смехом, ерошит волосы и игриво отталкивает, щурясь от улыбки. Он чувствует себя таким залюбленным и приятно желанным, таким влюблённым, что сердцу почти больно. — Ты такой несерьёзный, Минхо, — бурчит парень, вздыхая и обнимая крепкое тело. — Я такой влюблённый в тебя, — отвечают ему, целуя уголок губ. — Я люблю тебя. У Феликса каждый раз перехватывает дыхание от такого признания. У него вновь слёзы в уголках глаз и дрожащие губы, растянувшиеся в улыбке. Он прижимается поцелуем ко лбу, берёт чужое лицо в свои ладони и долго смотрит в глаза. — Я тоже тебя люблю.