ID работы: 13660316

Cor Artificialis

Слэш
NC-17
В процессе
282
автор
Размер:
планируется Макси, написано 226 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
282 Нравится 210 Отзывы 56 В сборник Скачать

Я слышу тебя. Слышу вас

Настройки текста
      Тёмные свинцовые тучи застилали небосвод, блокируя любой проблеск света; словно в акте некой заботы изолируя светлые и чистые светила от творящегося на земле нелицеприятного действа. Казни. Раскаты грома перебивали и заглушали крики агонии; перебивали мольбы и рыдания, а дождь, словно не желая марать руки, не торопился смывать следы всей этой кровавой бойни.       Одинокая фигура стояла посреди залитого кровью поля; лишённый эмоций взгляд пробежался по изуродованным битвой телам. Лезвие катаны, слегка отведённой в сторону, переливалось тёмно-бордовым под лёгким поблёскиванием молний; некогда чистое, благородное и дорогое одеяние пропиталось кровью, пропахло смертью. Запах, который невозможно вывести ни одним известнейшим человечеству способом. Запах, грех, отпечатавшийся глубоко-глубоко внутри. На самой душе.

«‎Прекрасная, невероятно красивая работа»‎

      Властный женский голос прошептал сдержанно-удовлетворенно, электрическим импульсом проходясь по всему телу. Не удостоив незваного собеседника хоть каким-то ответом, внимание юноши перевелось на лежащий у ног труп: на лице самурая застыло выражение ужаса, граничащего с сожалением и неким подобием… мольбы? На потресканных и искусанных губах замерла невысказанная фраза; в мыслях юноши мелькнула нотка сожаления: ему действительно хотелось её услышать, как бы противоречиво это не звучало. Он плохо разбирался в чувствах, плохо различал оттенки, но очень старательно учился. Безжизненные глаза мужчины смотрели прямо на него, его палача, со стороны напоминая два мутных стеклянных шара; искра в них давно угасла: лишь отпечаток былых эмоций, последний слепок души.

Абсолютная пустота, заключённая в телесной оболочке.

      Взгляд, потерявший что-то неуловимое, словно выскочившее из его груди после того, как её пробили насквозь одним точным ударом. Жизнь. Юноша прекрасно запомнил каждую эмоцию, которую мог понять; каждое вырвавшееся из груди бедолаги напоследок слово, каждую слезливую мольбу; запомнил, как его лицо исказилось от невыносимой боли, как сбилось дыхание, как тело забилось в конвульсиях. Контраст прошлого, когда мужчина был жив, и настоящего, где перед ним лежало лишь мёртвое подобие, расцветал в груди палача в виде зарослей острых терновых шипов, царапающих изнутри.       Невидимая ладонь прошлась по щеке юноши в ласковом жесте; другая же погладила по волосам, с особой любовью перебирая каждую прядку. За спиной отчётливо ощущалось чужое присутствие, а у самых ушей - тихое потрескивание электричества. Подобие пальцев аккуратно прошлось по его подбородку, слегка надавливая на него, настойчиво вынуждая поднять голову и взглянуть на проделанную им работу; электрический ток игриво покусывал кожу, проходясь по ней невероятно ласково:

«Взгляни. Следствие твоей верности, твоего послушания. Идеальное исполнение долга, твоей возвышенной роли»

      Но он понимал это иначе; чувствовал совсем по-иному. Сторона правосудия, чуждая его восприятию. Ничего, кроме трупов, которым суждено сгнить в земле, дабы «переродиться» в виде парочки десятков никому не нужных кровоцветов. Словно услышав мысли юноши, чужой вес слегка надавил на плечи; ещё одна пара рук обвилась вокруг тела в неком подобии объятий. Подобии, ведь напоминали они скорее мёртвую, слегка отчаянную хватку, проникающую куда-то внутрь тела, с лёгкостью минуя кожный покров.

«Следствие твоей любви ко мне»

      Взгляд палача безучастно пробежался по полю, от тела к телу; смерть каждого осуждённого всплывала в памяти по-особенному ярко. Капающая с острия катаны кровь пачкала единственный нетронутый алым клочок земли, ударяясь о чистые травинки с тихим, едва слышимым тревожным «кап».

Любви…

      Ощущение чужих прикосновений на коже резко пропало; шквал мощной энергии молниеносно покинул тело, объятья разомкнулись: чувство лёгкости вернулось, расслабляя слегка одубевшие конечности. Одна из ниточек грубо дёрнулась вверх, поднимая сжимающую меч руку; тихий, неестественный от внезапного движения треск конечности ударил в уши. Пальцы сжали меч сильнее, уже заранее следуя неозвученному приказу.

«Ещё не всё? Какая удивительная тяга к жизни»

      Стальные, пронзающе-холодные нотки пропитали звучащий в голове голос; ох, прискорбно, но он прекрасно знал, что несёт в себе этот мрачный окрас. Юноша резко обернулся, противоестественно выворачивая шею; темно-синие глаза впились в чудом выжившую жертву, моментально затрясшуюся от ужаса. Какая ирония: именно ему он отрубил ноги, отбирая крохотную, безумно наивную, но надежду на побег. И ему действительно жаль.       Электричество заплясало в радужках, зловеще сочетаясь с застилавшей поле тьмой. Единственный проблеск света в глазах того, кто нёс в себе волю главного божества; проблеск света в глазах того, кто убил больше десятка человек без заминки, без единой эмоции. В глазах того, кто вершил правосудие, пожиная чужие жизни с пугающим бесстрастием. Одна из невидимых ниточек снова дёрнулась, настойчиво наталкивая сделать первый шаг, не терпя промедления. Ещё один молчаливый приказ, который она не озвучила, в очередной раз подчёркивая их особенную связь, что не всегда нуждалась в излишних, совершенно ненужных словах.

Ноги зашагали в сторону бедолаги уже по собственной воле.

      — Прошу вас, умоляю, н-не нужно, я… — мужчина хрипло и болезненно закашлял, даже не осилив закончить фразу, слёзы потекли по запачканным кровью щекам: как будто он прекрасно понимал, что его мольба не имела смысла; он не пытался отползти, не пытался отстраниться, лишь рыдал, всматриваясь в лицо неспешно вышагивающего к нему убийцы, мотая головой и периодически срываясь на пронзительный скулёж. Гримаса страха и боли бедолаги уже начала отпечатываться в памяти юноши, пополняя его тяжкую, невероятно мрачную коллекцию. Каждое сорвавшееся с губ жертвы слово поглощалось с особым упоением, с особой внимательностью.

Был ли у него выбор? Был ли выбор у марионетки, судьба которой зависела лишь от неё?

      Ещё одна попытка. Несомненно отчаянная, безумно жалкая и такая печальная:       — П-Пожалуйста, я непричастен, я…       Марионетка, судьба которой переплелась вокруг её пальцев тонкими путами; шёлковыми фиолетовыми ниточками, за которые она дёргала в любой необходимый ей момент.       Раскат грома заглушил ещё один пронзительный крик; наблюдающие за сценой вороны истошно закаркали, изображая жалкое подобии оваций, за которыми, на самом деле, скрывалась лишь эгоистичная радость; радость перед предстоявшей трапезой. Тяжёлый выдох вырвался из груди юноши, что не осталось незамеченным. Внезапно упавшая на лицо капелька влаги скатилась по щеке, слегка смывая слой облепившей его мирской грязи; награда за идеально выполненную работу.

Дождь. Наконец-то пошёл дождь.

      Резкая боль ударила в голову, стоило Скарамучче слегка приоткрыть глаза. Содержание очередного тревожного сна хоть и неосознанно, но слишком чётко отпечаталось в памяти. Взгляд фамильяра зацепился за стоящий на прикроватной тумбочке стакан воды. Судя по нему и слегка приоткрытым занавескам, впускающим в помещение немного солнечного света - Кадзуха заглядывал несколько ранее.

──────── ✦ ────────

      Пушистый хвост изредка дёргался, тыкаясь в щёку хозяина, а когтистые лапки впивались в его белоснежную накидку, стоило кому-либо из зевак переступить невидимую черту их общего с Кадзухой личного пространства; подойти ближе, чем на метр. Сказать, что Скарамучче не хотелось выходить в люди сегодня - ничего не сказать. Только вот контракт есть контракт, правило: «не отходить, не разделяться, всегда быть рядом» стояло выше его личных желаний, выше вредности и недовольства. Установка, договорённость, заверенная кровью.       Его кошачья форма, прискорбно, привлекала излишнее внимание со стороны детей и особо любопытных прохожих, но маленьким спасением было то, что Кадзуха, словно ощущая весь излучаемый фамильяром дискомфорт, аккуратно почёсывал его за ушком и поглаживал по голове, мягко и ободряюще улыбаясь. Успокаивал, будучи тем, кто и вытащил его на улицу; иронично, но это, как ни странно, работало: оживлённая, несколько чуждая Скарамучче рыночная атмосфера воспринималась более умиротворённо, более щадяще. Спустя ещё парочку ласк тёмно-синяя шёрстка слегка пригладилась, когти не впивались в плечо хозяина с таким напряжённым рвением; во взгляде начало проскальзывать едва заметное любопытство, изучающее каждую лавочку, почти каждый представленный на витринах товар.       — Хочешь купить каких-нибудь специй или приправ? В последнее время ты готовишь всё чаще и чаще, — Кадзуха остановился у одной из лавочек, с таким же любопытством рассматривая ассортимент чуть-чуть поодаль. Предложение Кадзухи попало в яблочко, моментально привлекая интерес фамильяра, только вот…       — Не разговаривай со мной. Выглядишь, как какой-то полоумный идиот, беседующий сам с собой, — Скарамучча произнёс тихо, совсем едва слышимо, стараясь не привлекать излишнего внимания. Говорящий кот - не самое частое явление, сродни диковинки. Привлекать к себе чужой интерес не хотелось, это бы точно подняло хоть и маленькую, но шумиху.       — Мне нет дела до чужого мнения, — Кадзуха умиротворённо произнёс; его тон ничуть не изменился, что кота совершенно не удивило. Скарамучче так хотелось сказать: «зато мне есть», но только-только желающую соскочить фразу прервали в ту же секунду. — Так что, интересует?       Дёрнув ушком, кот перевёл всë своë внимание на ассортимент лавки, а если точнее - на деревянные лотки, что пестрили обилием различных цветастых специй: ох, как удачно, молотая корица для шарлотки; тмин для солёной выпечки, так пикантно подчёркивающий вкус хрустящего теста; анис, так и просящийся в печенье и пряники в виде пряной нотки; мускатный орех, кардамон, стручки ванили…       Ну разумеется интересует. Кадзуха, судя по всему, прекрасно понимал, куда бить. Не то чтобы Скарамучча скрывал от него свою страсть к готовке, нет; это было очевидно, ведь готовил он почти каждый день, подходя к сему «хобби» с большой ответственностью. Блин, да кого он обманывает: даже ребёнок, даже последний дурак смог бы обнаружить эту маленькую слабость; дело вовсе не в проницательности и этой особой внимательности Кадзухи, нет…       — Ты, вроде, совсем недавно обронил за ужином, как хотел бы поэкспериментировать с пряностью гвоздики в будущем, подчёркивая, что то медовое печенье получилось слишком постным и его рецепт тебя не устраивает, — Кадзуха спокойно продолжил, всецело пользуясь молчанием Скарамуччи, раздражая слух последнего мягким и всё ещë таким умиротворённым тоном. И очевидным игнорированием просьбы не разговаривать, чтобы не выглядеть со стороны ещё глупее.       Прекрасно. Замечательно. Не успел Скарамучча даже закончить мысль у себя в голове - Кадзуха моментально схватил её, выворачивая в противоположном направлении. Фамильяр поджал уши, слегка распушив хвост, что не ускользнуло от едва заметно пылающих озорством алых глаз; мягкая шёрстка тёрлась о шею хозяина, провоцируя на его лице ещë одну лёгкую улыбку. Лёгкий кивок головой, моментально подмеченный Кадзухой, и они неспешно направились к лавочке поближе.       Средних лет лавочник, завидев приближение потенциального покупателя, радушно заулыбался, отвлекаясь от измельчения специй в громоздкой гранитной ступке. Кадзуха моментально отзеркалил его улыбку, сразу же замечая, как взгляд мужчины сместился на сидящего на его плечах ворчливого ушастого компаньона, который от такого непрошенного внимания начал «пушиться» прямо на глазах; маг не сдержал тихой усмешки.       — Какой необычный окрас, — лавочник сразу же подметил, разглядывая кота с большим любопытством, — неестественно… тёмно-синий. Какая-то новая порода? Очень симпатичный.       Скарамучча завилял хвостом из стороны в сторону, слегка выпуская коготки; глаза метали в сторону лавочника сотни маленьких электрических искорок. Именно поэтому он ненавидел выходить на улицу, именно поэтому недолюбливал всех этих излишне любопытных лавочников. Ну что ж вам всем так неймëтся.       — Ох, да. Необычный, — Кадзуха кивнул, почти моментально теряя всякий интерес к разговору, переводя всё своё внимание на ассортимент специй и приправ; улыбка растаяла, на лице проскользнула лёгкая хмурость. Алые глаза бегали от одной ёмкости к другой; внимательно изучали деревянные лотки. Вопрос лавочника был тактично проигнорирован.       Скарамучча сразу же подметил: судя по изредка сбивающемуся с ритма дыханию и глубоким вдохам - Кадзуха боролся с назойливым желанием чихнуть. Как мило.       — Вам помочь с выбором? Может, уже что-то приглянулось? — Кадзуха посмотрел на мужчину украдкой, услышав обращение к себе, только-только собираясь задать вопрос Скарамучче, но лавочник, сам того не подозревая, спас фамильяра от казусной ситуации. — Честно говоря, советую присмотреться к шафрану, — мужчина постучал пальцами по стеклянной ёмкости с ярко-красными «ниточками» (цветочными тычинками), стоящей поодаль, далеко-далеко на полочке, в тёмном и непримечательном месте, моментально привлекая внимание фамильяра. — Одна из самых ярких по вкусу пряностей, имеющая уникальный в своëм роде аромат. Дурманящая, немного горьковато-жгучая, но вместе с тем с лёгкой ноткой сладости. У неё широчайший спектр применений; придаст любому блюду особую «изюминку», уверяю.       Скарамучча мысленно ухмыльнулся. Ну каков делец! Принялся втюхивать самый дорогой товар очевидно не сведущему, но при деньгах, человеку. Интересно, стоит ли говорить Кадзухе, что особой нужды у него в этой пряности нет, и импонируют ему больше палочки корицы, нежели вот это «красное золото» в баночке.       — О, это всë, конечно, просто прекрасно, — Кадзуха радушно заулыбался, проводя ладонью по кошачьей спинке, — но выбор лежит не на мне, а на кое-ком другом, — фамильяр не сдержал удивлëнного кошачьего урчания, чувствуя, как аккуратно его стянули с уже нагретых, безумно удобных плеч, — верно, Скарамучча? — Кадзуха взял кота на ручки, многозначительно заглядывая в уже слегка пылающие недовольством синие радужки, всё так же улыбаясь. С нотками хитрости, что фамильяр прекрасно видел, замечая в глазах хозяина показательные шаловливые искорки.       — А… Извините? — лавочник удивлённо вскинул брови, бросая взгляд то на беловолосого юношу, то на его кота. Кота с неестественно осознанным человеческим взглядом, стоит отметить. Оба смотрели друг на друга уже молча, пребывая на какой-то своей чудаковатой волне.       — Ты упоминал гвоздику, потому давай начнём с неё, — Кадзуха аккуратно поднёс фамильяра к специи, учтиво приглаживая вставшую дыбом шёрстку. Услышав громкое, пропитанное всеми окрасами раздражения и ворчания «мяу», Кадзуха снова заулыбался, дружелюбно заглядывая в глаза лавочника. — Мы возьмём гвоздику. Думаю, грамм ста будет достаточно.

«Какой же… чудак. Только вот даже умалишённым назвать нельзя. И почему у такого куролесника вообще деньги водятся? Разговаривать с котом, да ещë и просить его выбирать специи… чудак»

      — Конечно, господин, — лавочник выдавил улыбку, поворачиваясь к Кадзухе спиной, дабы достать всё необходимое.

«Кто вообще в здравом уме даст породистому, благородному коту имя "Скарамучча?"»

      Кадзуха, хмыкнув, слегка ухмыльнулся, внимательно наблюдая за мужчиной, чьи мысли вопили ну слишком уж громко. Перемена в настроении не ускользнула от Скарамуччи: кот слегка обернулся и приподнял голову, вопросительно заглядывая в глаза хозяину, на что получил лишь ласковый «тык» пальцем в нос. Лёгкое, совсем едва заметное сияние алых глаз выдало Кадзуху с головой, фамильяр сразу же всё понял: этот засранец снова читал чужие мысли, причём, судя по показательной перемене настроения, не самые лестные.       Лавочник, следуя просьбе, аккуратно засыпал специи в холщовые мешочки, краем глаза поглядывая за взаимодействиями этой… чертовски странной парочки. Белокурый парень периодически подносил своего питомца к специям, уже даже не задавая вопросов; лишь утвердительно кивая на характерное низкое, чуть хрипловатое мяуканье кота. Изредка питомец указывал хвостом на интересующую его приправу самостоятельно, вгоняя лавочника в ещё больший ступор. Очевидно, что перед ним стояли не самые обычные покупатели; осознание происходящего стукнуло в голову слишком резко.       — А что насчёт корицы, Скара? Помню, ты упоминал шарлотку.       — Мяу.       — Молотая или палочками? — лавочник поддался этим чудаковатым «правилам»; общая сумма покупки прекрасно пробуждала желание подыграть, выводя все его актëрские навыки на новый уровень. Удивление, ступор, десятки вопросов отошли на второй план. Кадзуха, не сдержавшись, усмехнулся.       Глупо отрицать, но было в этом пареньке что-то потустороннее, нечитаемое. Светлое, выходящее за рамки привычного понимания. То, что не позволяло лавочнику даже допустить мысли о его безумии и неадекватности.       Ещё одно мяуканье. Несколько иное, совершенно непонятное мужчине.       — Оба варианта, — Кадзуха почти моментально расшифровал мурлыканье фамильяра; спустя секунду ещë одно тихое мурчание донеслось до слуха. — Около… тридцати палочек, а молотой корицы побольше, примерно полмешочка, — Кадзуха указал на мешочек среднего размера, умиротворённо улыбнувшись.       Следуя указаниям, лавочник распределили все необходимые парочке специи по мешочкам, мысленно всё ещë поражаясь объëмам закупки. Плотно завязав мешочки, и передав беловолосому юноше всё ими выбранное и упакованное, мужчина не сдержался и бросил ещё один любопытный взгляд на кота, моментально успев пожалеть о своём решении. Сказать, что его прожгли взглядом насквозь - ничего не сказать. Тёмно-синие радужки не отводили от него взгляда, всматриваясь в ответ; внимательно следили за каждым движением рук. Милые, такие необычные и симпатичные алые пятнышки шерсти у глаз нисколечки не сглаживали мрачное выражение животного своей очаровательностью. Мужчина, не выдержав, перевёл взгляд на беловолосого парня, сразу же облегчëнно выдыхая: алые глаза посмотрели на него учтиво, мягко, почти полностью прогоняя из груди тяжёлый осадок; мелькавшее в них ранее равнодушие и отчуждëнность сменились теплом. Какие контрасты.       Кадзуха положил на деревянную поверхность горстку моры, очаровательно улыбнувшись напоследок, не произнося и слова. Уложив всë купленное в сумку, парень отвернулся, принимаясь выискивать взглядом чайную лавку. Мужчина провожал юношу взглядом, всё ещë не притрагиваясь к оставленной на прилавке море. Вернувшись в реальность, он притронулся к монетам, всё ещë, отчасти, утопая в сотне противоречивых мыслей.

Благодарю ещё раз. И извините, Скарамучча не очень жалует людей, особенно излишне «любопытных», не обращайте внимания. Надеюсь, ваша жена поправится, сплетённые между вами узы искренне тронули моё сердце. Настоящая любовь - сродни сокровища; каждый раз, когда я вижу её чистый отголосок в людских душах - меня переполняет счастье.

      Лавочник, застыв, поднял взгляд, надеясь уцепиться за уже успевшую запомниться фигуру. Никого, лишь проходящие вдоль лавочки прохожие, спешащие по своим делам. Но голос такой знакомый. Голос, звучащий не перед ним, не где-то снаружи. Внутри. Прямо в голове. Голос того паренька, его характерный бархатный тембр; запоминающаяся, обволакивающая манера речи.

Так вот оно что. К нему, неожиданно, сегодня заглянул маг.

──────── ✦ ────────

       — Твоя привычка читать чужие мысли ужасна, — Скарамучча сразу же проворчал, стоило им переступить невидимую черту тёмного переулка, лишённого любого намёка на постороннее человеческое присутствие. Ему так хотелось поскорее оказаться дома: удобненько устроиться на диване, взять новую книжку и, наконец, насладиться отдыхом с чашечкой горячего каркаде. Походы по алхимическим лавочкам, затяжные разговоры и обсуждения Кадзухи с продавцами - та ещë каторга. Теперь ещë и дышать дурманом всего этого пахучего сушёного безобразия, трав Кадзуха набрал много. Разворчался, да, но, между прочим, оправданно.       — С чего ты решил, что это именно «привычка»? — нотки любопытства проскользнули в тоне мага. — Некоторые люди думают слишком громко, чувствуют слишком громко. Я не глух, чтобы не услышать.       — Громко? Знаешь, как-то тревожно осознавать, что мои мысли и чувства могут быть громкими для тебя моментами, даже больше скажу - могут быть услышаны тобой в принципе, — Скарамучча слегка насупился. Особенность Кадзухи из раза в раз внушала чувство лёгкой паранойи; тягостное ощущение постоянного чужого присутствия в голове, пусть и надуманного. Когда даже мысли в сознании, казалось, в самом защищённом месте, были ему открыты.       — Скара, — Кадзуха тихонечко вздохнул, хмурясь, — мы ведь уже обсуждали это, причём не единожды: я запретил себе слышать тебя. Слышать твоё сердце, мысли. Не вынуждай меня повторяться.       — Это же может происходить случайно, по наитию. Знаешь, как резкий громкий «звук», который ну просто нельзя не услышать. Тут не играет роли, хочешь ты того или нет.       — Хорошо, ладно, я погорячился, — Кадзуха бросил взгляд на одну из стен переулка, размышляя, стоит ли открывать дверь домой именно тут. Приподняв руку, маг начал чертить пальцами символ на каменной кладке одного из домов, не отвлекаясь от разговора. Очертания двери начали вырисовываться, с каждой секундой обрастая деталями. — Сравнивать мой дар с самым обычным слухом не совсем корректно. Я не слышу, если не хочу этого сам, наоборот бывает только в самых исключительных случаях. Я внимателен к другим людям, их мыслям и чувствам, но в случае с тобой всё несколько сложн…       Не договорив фразу до конца, Кадзуха резко обернулся; хмурость моментально исчезла, сменяясь более серьёзным и собранным выражением. Скарамучча быстро обнаружил причину столь резкой перемены: в переулке они были не одни. Не к добру. Реакция Кадзухи не к добру. Аккуратно начерченный им ранее символ угасал, неспешно «всасываясь» в каменную кладку.       Да что ж за день-то такой.       Спрыгнув с рук хозяина, Скарамучча моментально перевоплотился в человека, делая маленький шажочек вперёд; взгляд впился в фигуру, очертания которой так учтиво скрывали тени переулка. В ногах чувствовалась лёгкая тяжесть от резкой смены облика, но это не критично. Не сейчас. Слегка прищурившись, фамильяр хоть немного, но постарался разглядеть детали внешности нагрянувшего преследователя.

А? Ребёнок?

Что здесь делает ребёнок? И почему Кадзуха отреагировал на него… вот так?

      — Ох, бедное дитя. Какая тяжёлая судьба, — Кадзуха резко произнёс, разбавляя затянувшуюся тревожную тишину; полный сочувствия голос прошёлся по переулку в сопровождении тихого эхо. Фигура вздрогнула, резко выставляя руки вперёд. Руки, что крепко сжимали нож. — Дитя, угодившее не в ту компанию. Принятое тобой решение неправильное, ты ведь понимаешь? Выбор есть всегда, даже если моментами кажется иначе.       Скарамучча сразу же нахмурился, давя в себе желание обернуться, чтобы бросить на Кадзуху взгляд, так и несущий в себе характерное: «да ты издеваешься?». Так, не отвлекаться. Слов будет достаточно:       — Только не говори, что ты снова…       — Я не читал его мысли. Достаточно одного беглого взгляда, — Кадзуха тоже сделал шаг вперёд, сближаясь с фамильяром. Лёгкий ветерок пробежался по каменной мостовой, слегка щекоча лодыжки. — Уверен, скоро нас ждёт ещё парочка непрошенных «гостей». Причём постарше, — он улыбнулся, бросая взгляд на Скарамуччу, тихонечко вздыхая. — В твоей компании я так легко теряю бдительность, забавно. Не сомневаюсь, что «хвост» тянулся за нами ещё с рынка, с самой первой лавочки. Как умно, как умно: использовать ребёнка, чтобы выслеживать потенциальную цель для грабежа.

«В твоей компании я так легко теряю бдительность»

      Скарамучча чувствовал, как лёгкий жар прилил к щекам; брови свелись к переносице так характерно смущённо, что не ускользнуло от Кадзухи, который, не сдержав мягкого смешка, приблизился чуть ближе, почти к самому ушку всё ещё настороженного фамильяра, тихо-тихо шепча:       — Язык тела, мимика, — внимательные, изучающие алые глаза вернулись к парнише, но шёпот продолжил ласкать слух Скарамуччи, который, прищурившись сильнее, старался цепляться взглядом за приведённые хозяином детали. — То, как он держит оружие. Видишь, как дрожат его пальцы? Как неопытно ладони обхватывают рукоять, — Кадзуха улыбнулся, уже выжидающе заглядывая за спину мальчика. — Как бегает его взгляд; как ему хочется обернуться, потому что он ждёт подмоги: взрослых, которые используют его в своих корыстных целях, — тембр Кадзухи слегка изменился, приобретая игриво-низкие нотки. Добивающие, — Нет нужды читать чужие мысли, Скарамучча. Достаточно просто взглянуть.       Тяжёлый выдох сорвался с губ фамильяра. Окружение, этот забытый архонтом переулок лишались цветов, сливаясь в единое блекло-серое пятно; все потусторонние звуки, едва слышимые крики где-то вдалеке, тяжёлое дыхание мальчишки таяли, сменяясь тишиной. Абсолютным вакуумом. Всё, что осталось, всё, что имело смысл - голос Кадзухи; его дыхание, его мягкий тембр, вгоняющий в дрожь. Тембр, прикасающийся к чему-то глубоко-глубоко внутри, так ярко, так сильно резонируя. Скарамучча прикрыл глаза; сердце билось, словно сумасшедшее, так и намереваясь вырваться из груди. Ещё и этот лёгкий аромат, исходящий от него: свежий, такой потусторонний, чистый; с нотками полевой мяты, которую он, Скарамучча знал, так любил…       — Эй, вы!       Да не пойти бы тебе, да вообще всем вам, к чёртовой…       Скарамучча приоткрыл глаза, слегка расфокусированным, но очень раздражённым взглядом впиваясь в очередного нарушителя спокойствия. По-милому порозовевшие щёки фамильяра совершенно не сочетались с холодным, убийственным взглядом; лёгкие искорки плясали в радужках, не суля ничего хорошего.       Его внимание бегало от мужчины к мужчине: мерзкие, выглядящие откровенно быдловато доходяги в лохмотьях, вооружённые чем попало. Прекрасные представители маргинального класса. И мальчик, тот самый мальчик, пугливо выглядывающий из-за одной из фигур. Единственный человек, не вызывающий отвращения; проблеск чего-то чистого и светлого в этой откровенно идиотской компании. Почему он вообще напал так резко, почему не дождался подмоги? Лезть на взрослого с ножом - так себе номер. Боялся упустить? Но переулок тупиковый…       А что если… Что если он увидел магию Кадзухи, увидел дверь, и побоялся упустить цель в итоге. Какой храбрый малыш: не побоялся наставить нож на мага. Малыш, угодивший совершенно не в ту компанию. Малыш, загнавший всех своих дружков в ловушку, сам того не подозревая.       — А вот и вы, как пунктуально, — Кадзуха вежливо улыбнулся всей нарисовавшейся компании, отвечая на грубый, хрипловатый и басистый выкрик мужчины, судя по всему, главаря, мягким и уравновешенным тембром; но глаза, в противоречии всей этой вежливости, слегка загорелись. Сделав шаг вперёд, он вытянул руку вбок, перекрывая ей фамильяра, как бы слегка изолируя за собой. — Попробуем поговорить? Судьба у вас незавидная. Понимаю, что путь воровства и грабежа несколько проще, но…       Скарамучча глубоко вздохнул, сдерживая желание шлёпнуть себя по лбу. Поговорить? С людьми, что заявились с одной единственной целью - ограбить. Поговорить. Он сложил руки на груди, нахмурившись ещё сильнее.       — Давай без всей этой лишней болтовни, малец, — самый крупный, видимо, пользующийся немалым авторитетом мужчина вмешался, делая показательно-угрожающий шаг вперёд. Скарамучча чувствовал, как его буквально выворачивает от презрения; ногти болезненно впились в ладонь, отрезвляя: он всеми силами старался контролировать свои эмоции. Электричество бегало по пальцам, отчаянно нуждаясь в высвобождении. Другие члены «банды» переговаривались, изредка посмеиваясь, с большим любопытством и ехидством рассматривая двух загнанных в угол парней. Самодовольство, неописуемая тупость чувствовались в воздухе, прямиком влияя на раздражённость и терпение фамильяра. Кадзуха же упрямо стоял на месте, не шелохнувшись; его мягкая приветственная улыбка даже не дрогнула. Нечитаемые эмоции засверкали в глазах, а по переулку, вкупе, засвистели порывы ветра.       — Ну почему же лишней, — маг усмехнулся, на секундочку прикрывая глаза. Глубоко вздохнув и выдержав лёгкую паузу, Кадзуха резко впился взглядом в лицо собеседника; улыбка растаяла, сменяясь абсолютным безразличием. Потусторонний ярко-алый приковал к себе взгляд мужчины, казалось, насильно, — некоторые люди так жаждят быть услышанными. А я… Я слышу тебя. Слышу всех вас. Ваши мысли, чувства, страхи; ваши сердца. Сердца, не лишённые сочувствия, доброты и любви. Заблудившиеся, но всё ещё способные встать на правильный путь.       Отвлекаясь от мужчины, Кадзуха перевёл внимание на всех остальных, «слегка оживая» в эмоциях: тяжело вздыхая и хмурясь, он кочевал изучающим взглядом от мужчины к мужчине. Всматривался в грудные клетки, всматривался в глаза каждого незнакомца.       — И вы желаете быть услышанными. Вам это необходимо. Люди быстро угасают без поддержки и понимания, вы - яркий тому пример, — Кадзуха добавил, игнорируя обостряющиеся угрозы и, словно направленные в его сторону лезвия, взгляды. Главарь, крепко сжав нож, выплюнул:       — Да что ты, обалдуй, чёрт тебя побери, вообще несёшь. Если ты не поторопишься, ты, твоё смазливое личико и твой дружок окажутся…       Один из бедолаг схватился за голову, в панике ощупывая затылок, зарываясь пальцами в волосы. Испуганный выкрик привлёк к себе внимание всех членов шайки; смешки и переговоры сменились гробовой тишиной. Угрозы улетучились мгновенно. Из груди напуганного мужчины вырвались болезненные рыдания, ногти в истеричном порыве впивались в кожу головы, костяшки побелели; Кадзуха смотрел на него уже сочувствующе, со смесью боли и сожаления.       Скарамучча схватился за руку мага в замешательстве. Неужели Кадзуха нарушил один из своих самых твёрдых принципов? Использовал свои силы во вред. Нет-нет, не может быть. Из груди сразу же вырвалось:       — Кадзуха, что ты…       Но голос бедолаги резко перебил его, заставляя вздрогнуть: истеричный, пропитанный страхом и паникой; тембр, скачущий вверх-вниз. Захлёбывающийся, тревожно-хриплый. Он истошно вопил, рыдая и выкручивая пальцы до хруста:       — Прочь, уходи! Н-Нет! У-Умоляю, нет. Т-Ты не знаешь. Хватит! Прочь из моей... из моей головы, т-ты, чёртово отродье!       — Кадз…       Не успел Скарамучча договорить, как Кадзуха резко обернулся, хватая фамильяра за руки. Пальцы сплелись в крепкий замочек, а ноги оторвались от земли. Полный замешательства выдох вырвался из груди, волосы Кадзухи, выбившиеся из резинки, защекотали щёки. Желание выругаться застряло в горле от лёгкого испуга, но чувство дезориентации, благо, спешно сходило на нет.       — Шшш, всё хорошо. Извини, что столь резко, — Кадзуха тихо прошептал, прекрасно уловив дискомфорт фамильяра, пальцы аккуратно поглаживали тыльную сторону ладони, заботливо успокаивая.

Ох

      Мягкая, успокаивающая улыбка мелькнула на губах мага, стоило ему поймать полный замешательства и лёгкого смущения взгляд синих глаз. Тёплый, безумно нежный ветерок пробежался по лицу Скарамуччи, больше напоминая сотню аккуратных бархатных поцелуев; потоки воздуха пробирались под рубашку, слегка щекоча и заигрывая, провоцируя волну лёгких мурашек; трепетно перебирали волосы. Стихия, превращающаяся в руках Кадзухи в нечто невероятное; стихия, в которой Скарамучче так хотелось раствориться.       Острый нож пролетел под ногами, ударяясь о стену с громким хлопком. Скарамучча сжал руки мага сильнее, моментально осознавая, что только что произошло. Тихие переговоры и напуганные перешёптывания доносились откуда-то снизу, но всё это как будто не имело значения.

Ни для Скарамуччи, ни для Кадзухи.

      — Я уже успел испугаться, — Кадзуха улыбнулся, облегчённо выдыхая. Аккуратно высвободив одну из переплетённых в замочек рук, он уложил её на талию Скарамуччи, притягивая парня к себе поближе. Тихо напевая, он зашагал по воздуху на манер танца, вальса, не сдерживая улыбки, когда Скарамучча тоже принялся перебирать ногами. — У тебя великолепно получается.       — Ты такой чудаковатый дурак, я говорил? — Скарамучча смущённо прошептал, чувствуя, как сердце снова сходит с ума. Тихий смешок, судя по всему, польщённого таким комплиментом Кадзухи, лишь добивал. Мелькнувшая ранее мысль снова постучалась в дверцу: как же приятно от него пахло мятой.       Чёрт-чёрт-чёрт. У Скарамуччи возникло ощущение, будто он буквально… закипал. Щёки пылали, показательно выражая все его вопящие чувства. Стук сердца отдавал в ушах. Снова. Такими темпами он точно тронется рассудком, либо словит сердечный приступ. Оба исхода летальны.       — Говорил. Причём столько раз. «Чудаковатый дурак», великолепная формулировка. Как очаровательно, Скара, — Кадзуха тихонечко усмехнулся, мягко заглядывая во всё ещё такие смущённые синие омуты.       Аккуратно приземлившись на землю и придержав Скарамуччу за талию, чтобы он, не дай бог, не споткнулся, Кадзуха, улыбнувшись ему напоследок, обернулся, бросая уже серьёзный взгляд на шайку. — Мы перешли некую черту только что. Уверяю, более на разговорах мы не ограничимся.       — Придурок, нужно было целиться выше, — послышалось где-то среди этой кучки. — Безнадёжный кретин. Идиотина. Тебе хоть что-то доверить можно?       — А ты сам-то попробуй в коротышку попасть. Если ты не забыл - он стоял позади этого мага, — тихий, очевидный задетый до глубины души голос моментально ответил.

Тихий. Но Скарамучча услышал. Прекрасно услышал. Каждый слог.

      — Он буквально не двигался.       Коротышка, да?.. А с Кадзухой так почтительно: маг, видите ли. Поколдовал и сразу же поднялся в статусе, ну негоже так неуважительно, действительно. Они же с Кадзухой, чёрт возьми, одного роста! Да чтоб вас.

Эмоции и чувства били через край. Электрический ток угрожающе заплясал в радужках. Сначала Кадзуха, теперь вот эти полудурки...

      — Ты слепой, или что? Этот белобрысый поднял его в воздух! Я бы попал в мелкого, если бы не его…       — А ну заткнитесь оба! — Скарамучча, повышая тон, раздражённо выдал. Убийственная синева расчленяла каждого идиота; пронзала острыми шипами. И с его словами, в качестве некого угрожающего аккомпанемента, в крышу соседнего здания ударила молния в сопровождении оглушающего грома. Не прошло и секунды, как крики прохожих послышались где-то за пределами переулка; слышалась явная паника и напуганное ржание лошадей. Члены шайки перепуганно завопили, прикрывая лицо руками, некоторые даже жались друг к дружке, переходя на нечленораздельную мольбу. Вся их былая уверенность, наконец, лопнула, видимо, начав сдуваться ещё на момент, когда Кадзуха повёл себя несколько иначе: не как хрупкая жертва, которую они так старательно выслеживали. Лишь мальчик, снова выбиваясь из общей картины, поглядывал на них с неким… восхищением?       — Идиоты, — фамильяр ухмыльнулся, с большим удовольствием вкушая панику и страх, наслаждаясь каждым писком, каждым жалким шмыганьем. Мольба, извинения были сродни прекрасной музыке. Музыке, написанной в его честь. Взгляд Скарамуччи резко перевёлся в сторону Кадзухи, который, оказывается, всё это время лишь молча смотрел на него, сложив руки на груди и приподняв одну бровь.       — Да они же заслуж…       — Скарамучча, — Кадзуха резко перебил, хмуро проговаривая его имя с нотками характерного осуждения, о, Скара узнает их из тысячи. Фамильяр отвёл взгляд в сторону, слегка надувшись. Вздохнув и покачав головой, Кадзуха подошёл к стене, принимаясь чертить символ кленового листа, призывающего дверь.       — И вообще, ты же сам что-то сделал с мозгами того придурка, разве нет? — Скарамучча колко выдал, внимательно наблюдая за движением пальцев хозяина.       — А? — Кадзуха повернулся к фамильяру, удивлённо заглядывая в полные самодовольства синие радужки. — С чего такая уверенность?       — Он умолял выйти из его «головы». Ни у кого, кроме тебя, таких способностей нет. Ты буквально довёл его до безумия, — на последнем предложении самодовольство Скарамуччи, даже к его удивлению, растаяло, сменяясь тревогой. Принимать факт того, что Кадзуха сам же нарушил свой принцип, так не хотелось. Это казалось чем-то настолько неправильным, совершенно ему несвойственным.       — Скарамучча, — Кадзуха сразу же нахмурился. — Я не использую магию против людей, и ты это знаешь. Только в самых крайних случаях. Эта ситуация - не из таковых. Всё, что я сделал, — дверь материализовалась в стене, но Кадзуха не спешил её открывать, обхватив пальцами ручку, — так это выразил сочувствие его судьбе. Все, кого он любил, умерли крайне жестоким образом по его же вине. Это тайна была его личным грузом; сердце прогнило, не в силах залечить все глубокие раны. Я хотел выразить сочувствие и понимание, попросил простить себя. Только вот слишком поздно, эта поддержка была ни к чему. Моя «помощь» сыграла роль последнего, окончательно его разрушившего толчка. Давление на ранее образовавшуюся трещину, — Кадзуха тяжело вздохнул, вновь оборачиваясь в сторону шайки, взглядом кого-то выискивая. Поймав восхищённый взгляд ребёнка, маг мягко, но Скарамучча сразу же заметил - натянуто улыбнулся, приоткрывая дверь. Яркий свет растёкся по переулку, слегка оживляя его, привнося некую чистоту. — А твоя судьба, мальчик, ещё открыта переменам.       Алые глаза слегка потемнели, болезненная улыбка мелькнула на лице вместе с тихим:       — Как же я не люблю это слово... судьба.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.