Светом влекомый в дебри зовущие

– Ну так значит просто подруга? – Беллатрикс в недоумении изогнула бровь. Северус кивнул, усмехнувшись. – Верно, разумеется, сначала я и питал ложные надежды, но потом понял, что меня всё это просто недостойно. Беллатрикс растянула пухлые губы в полуулыбке, отодвигая непонравившуюся ткань от себя и принимаясь разглядывать следующую. – В каком смысле недостойно? – Человек, который только мнимо заступается, и не стремится решать проблему, помогая, и может только что нравоучать кого-либо, не мой человек, – Северус бесстрастно пожал плечами. Сначала было очень больно. Осознание всего спектра почти одинаковых ситуаций горело клеймом, терзая открытую душу, выворачивая на поверхность все органы, причиняя адскую боль. Осознание того, что ты не первый, того, что девушка, которая тебе нравится предпочитает общество твоего врага, хоть и делает вид, что он ей совсем не симпатичен. Это мерзкая ложь и игра на чувствах. Это постоянное закрытие глаз на гадкие проделки мародëров и их низкие издевательства, со словами, ну они же мальчишки. И тотальное нежелание простить ему одно единственное слово. Ну разве это не лицемерие? Чистый, невинный ангелок оказался не таким уж белоснежным, заляпав свои белокурые крылья в дерьме. Как потом понял совсем ещё юный Северус нежелание проистекает из нехотения, грубо говоря. А почему он собственно должен цепляться за такого человека? Хорошо, что он понял и осознал всё очевидное относительно сразу, иначе у него был шанс изрядно подпортить себе жизнь, извечными угрызениями совести и чувством постоянной вины. Ой, какой же он плохой мальчик, обидел нашу принцессу. Непростительно. Разумеется, непростительно. Лили, он питал к ней чувства из-за сильной детской привязанности. Ребëнком ему было с ней с хорошо и комфортно. Ощущения того ребëнка, блуждающего по пустым улицам и не желающего возвращаться домой, Северус перенëс и на подростковую жизнь. В этом-то и заключалась его основная ошибка. Он помнил её с ласковой нежной улыбкой, со светлым изумрудным взглядом, отзывчивую и добрую. Став старше Лили не перестала быть таковой, но сильнее раскрылись её совсем другие качества характера. А может быть просто сам Северус наконец раскрыл глаза? – Нет, мне не нравится чëрный да и шëлк непрактичный материал, – юная Блэк вывела его из задумчивости, забавная морщинка залегла у девушке на лбу, и Северус доброжелательно хмыкнул. – Ну так как у тебя с Родольфусом? Или это всë-таки Рабастан? – Снейп поиграл бровями, устремляясь параллельно Блэк вдоль рядов с тканями. – Фу, Северус, как вульгарно, ни с тем и не с другим, – Беллатрикс загадочно усмехнулась. – Мы просто друзья. – Ну, ну, – Северус веселился уже в открытую, отбросив свою привычную сдержанность. Он ещё не оброс привычной непробиваемой бронëй. Ещё сам снимал её, не желая впаивать её прямо в кожу. Он пока тянулся к свету, хоть и понимал, кем его уже считают из-за его образа, внешнего вида и новой компании, которой он очень дорожил. Картинки мелькали в водовороте памяти. Беллатрикс Лестрейндж снова оставляла аврору хлебные крошки, подсовывая одно воспоминание за другим. Силы иссякали. Окклюментный барьер трещал по швам, разумеется, используя заклинание легилименции авроры одновременно с этим использовали одно из допустимых пыточных заклинаний, стараясь тем самым отвлечь мозг на боль и беспрепятственно ворваться в сознание. Снейп, присутствующий на каждой экзекуции иногда останавливал процесс под разными, часто даже очень глупыми предлогами. Он не мог никак помешать выпытыванию информации, но и слишком выдавать себя не мог, иначе вообще мог лишиться возможности наблюдать. А этого допустить было нельзя. Тогда бы волшебник окончательно потерял бы контроль над ситуацией, не знал бы достоверно, что происходит с Беллатрикс, подверг бы её ещё большей опасности, самоустраняясь, авроры вообще могли бы потерять последние крупицы выдержки и попросту разрушить сознание женщины, параллельно убив и вовсе её убив. То, что Беллатрикс начала выдавать воспоминания, в которых конфигурировал Снейп, было тревожным сигналом. Им ни в коем случае нельзя было компрометировать друг друга. Но силы, они же небесконечны. Снейп кашлянул, привлекая внимание авроров. – Обед стынет, – многозначительно заметил он, впиваясь глазами в одного из здоровяков, того самого, который сметал во время обедов в Большом зале большую половину стола. Жилистый мужчина, сидящий по правую руку от Снейпа и напротив Беллатрикс, грациозно поднялся. Легилимент из него был посредственный, но даже он при условии постоянной нагрузки мог добиться результатов. А результатов допустить было ни в коем случае нельзя. Непонятно, что за дела творились в Министерстве, и непонятно чью сторону поддерживал присланный из Министерства легилимент. Тот вполне спокойно мог быть на стороне добра, зверски выпытывая из Лестрейндж всё известное ей. А мог быть ставленником Волан-де-Морта точно также выпытывавшим всё, что может знать Беллатрикс. Но появлялся другой закономерный вопрос, зачем ему это понадобилось? Неужели он сам не доверяет Беллатрикс? Мужчины поднялись, оставляя Лестрейндж приходить в себя, и молча вышли из пропахшей гнилью темницы. Таких камер было много, запрятанных в самых дальних углах подземелья. Выходя последним, Снейп повернул голову на пару градусов, и Беллатрикс также еле заметно кивнула ему. Только это им и оставалось. Северус давал знать, что помнит о ней, а Лестрейндж говорила, что с ней всё в порядке. Стража не покидала магически-усовершенствованного барьера ни на секунду, и другой возможности обменяться словами, эмоциями, жестами, да и вообще чем-либо другим, у них не было. Старик Дамблдор настоял на постоянном контроле над пленницей. Два человека непрерывно дежурили у её камеры. В Министерство уже было послано прошение о переводе в Азкабан. Времени на размышления не осталось. … Гермиона задумчиво брела по коридору, Гарри выглядел настолько испуганным и одновременно с этим злым, когда просил их собраться вечером в Выручай-комнате, что гриффиндорке стало не по себе. Выручай-комната навевала прошлогодние воспоминания об Отряде Дамблдора. Тогда всё казалось проще, и одновременно с этим сложнее. Постоянно маячившая на горизонте Амбридж, её прихвостни - инспекционная дружина, между прочим, во главе с Малфоем, чокнувшийся Филч. И, разумеется, старина Дамблдор свинтивший из замка как только запахло жаренным. ОД продолжал собираться несмотря ни на что. По причине страха отчисления из школы некоторые на время приостановили посещение, но самый узкий, самый отчаянный круг продолжал приходить. Гермиона передëрнула плечами, вспоминая последний день правления Амбридж в качестве директора. Тогда, будучи пойманными в её кабинете с поличным, друзья думали, что всё кончено. Но Северус. Ох, уж этот Северус, сработал как всегда на высоте. Именно в тот день, когда они беззащитные стояли в кабинете противной жабы под наставленными на них палочками инспекционной дружины, Гермиона убедилась, что Снейп точно не отрицательный герой в их истории. Его взгляд одновременно безразличный и прожигающий насквозь, опалил каждого гриффиндорца и одну смелую когтевранку, чтобы позже снова остановиться на ненавистном лице Поттера. Снейп помог, благодаря, ему все в конечном итоге остались живы, даже Блэк, которого мужчина продолжал принципиально ненавидеть. И вполне заслуженно, между прочим. А Гарри, это Гарри. Что с него взять? Парень всё продолжал ненавидеть Снейпа, в большей мере, не осознавая зачем это делает. Дверь на шестом этаже приветливо распахнулась, и гриффиндорка прошмыгнула в небольшое помещение. Друзья уже поджидали её там. Рон развалился на диване, жуя шоколадную лягушку, Гарри же стоял у одного из окон, любезно появившихся благодаря волшебной комнате. Сама комнатка была небольшой, совсем не такой просторной, какой представала каждый раз на собраниях ОД. Тона стен были мрачны, камин отсутствовал, но было очень много распахнутых настежь окон, выплëвывавших в комнату холодный ветер и вереницы снежинок. Гермиона усмехнулась, Гарри любил драматичность. Но тревога и растерянность отразились на её лице, когда друг, наконец, повернулся к ней. Рон сел, приготовившись слушать, откладывая лягушку на подлокотник дивана. Полумрак комнаты освещался парой-тройкой свеч, неподвижно зависших в воздухе, поэтому когда друзья уселись на потëртый ковëр, на их лицах причудливо-устрашающе играли тëмные тени. – Я разговаривал со Снейпом, – сквозь зубы процедил Гарри. Лицо парня посуровело, а губы презрительно сжались. – Он сказал, что Дамблдор настоял на том, чтобы я занимался окклюменцией с ним. Кулаки Поттера были сжаты, Гермиона отчëтливо могла себе представить каким именно тоном профессор защиты разговаривал с парнем. Снейп и Поттер люто ненавидели друг друга. Хотя, беспричинно ненавидеть было слишком глупо, Северус точно не стал бы тратить энергию и время на человека просто так. Значит была весомая причина, которая заставила Снейпа так себя вести на протяжении многих лет. Он всегда был строг и серьëзен с учениками, но никогда не переступал границы, не позволял себе несправедливые высказывания или фамильярное поведение. Гарри был единственным исключением. Но что мог сделать ему маленький мальчик, только пришедший к нему на урок? Гермиона отчëтливо помнила своë первое занятие зельеварения. Угрюмый профессор потряс её настолько, что будучи ещë совсем маленькой девочкой, она долгие ночи не могла перестать думать о нём. Видимо, не одна она не могла перестать думать. Гарри начиная ещё с тех далëких время считал, что у профессора на него зуб, но не знал по какой причине. Поттеру было проще начать ненавидеть в ответ. Сейчас, по прошествии лет, окрепнув и став старше, он, тем не менее, продолжал это делать по старой привычке. Хотя, парня было так много возможностей узнать причину такого отношения Снейпа к себе, несмотря на этот простой и очевидный факт, Поттре упрямо продолжал отворачивать голову, не желая избавлять ни себя, ни Северуса от груза отрицательных эмоций. Гарри опять выбрал лëгкий путь. А Снейпа, что с него было взять? Никогда не ощущавших тепла ему было проще и привычнее держать обычную маску слизеринского гада. Девушка похожая на порывистый холодный ветер и жгучая как соль, это ведь Беллатрикс Лестрейндж? Гермиона затаила дыхание, всё всегда было настолько очевидно, почему же она так долго не могла сложить два и два? Лес ответил ей быстро, тихим скрипучем голосом, очень похожим на постукивание голых ветвей друг о друга. Верно. Но тогда она была ещё Блэк. Безмерно талантливая волшебница. А вторая, о которой ты говорил ранее, тëплая как солнце и сладкая как мëд, это же… это ведь Лили Поттер? Лили Поттер, мама Гарри, по возрасту она точно должна была быть ровесницей профессора. Гермиона видела в зале наград имена одного, и другой примерно в одинаковые года, но до этого момента не придавала этому факту значение. Да, это она. Тогда ещё Эванс. Он любил их? Вопрос испугал Гермиону, но девушка уже не могла взять слова обратно, жгуче желая услышать ответ и одновременно с этим страшась его. Сердце забилось с удвоенной силой, разгоняя во венам страх вперемешку с особым, ничем не сравнимым ощущением, название которому Гермиона была не в силах дать. В какой-то мере. Этелинг всегда был очень самодостаточен, не кидался в омут с головой. Гермиона вздохнула, она вполне могла принять такой ответ. Огромное множество догадок и предположений металось в голове, не находя выхода. Может и Беллатрикс, и Лили не подходила форма любви, которую мог предложить Северус. Но ведь каждый любит по-своему. В любом случае, они обе выбрали не его. Гриффиндорка приоткрыла рот, эмоции захлестнули с новой силой, боль медленно растекалась по венам, и девушке пришлось приложить огромные усилия, чтобы сосредоточить внимание на озадаченном лице Гарри, задающем ей вопрос уже в третий раз. Быть отверженным любимыми людьми невыносимо. Но почему она, Гермиона Грейнджер чувствует себя настолько плохо, от осознания того факта, что обе девушки выбрали не Северуса. Почему ей физически больно знать, что его отвергли. Почему руки непроизвольно сжались в кулаки, а на глазах выступили слëзы. Да, надо срочно делать что-то с эмоциональностью. Когда любишь человека, у тебя болят его раны. Прикрыв глаза и лихорадочно соображая, Гермиона окончательно всё поняла. Она уже давно перешла черту симпатии и влюблëнности, хотя, будем честны, между ними ещё не произошло ничего серьёзного. Были долгие годы их обычного непримечательного общения в качестве учителя и ученика, уже позже были смущëнные улыбки, кроткие жесты, пронзительные взгляды, бережные касания, энергия, которую они делили на двоих, эмоции, которые стремительно неслись к самому краю, краю бездны, за котором была чистота и покой. Ей было этого достаточно, ей вообще было достаточно того, что он был способен дать в конкретный момент времени мужчина. Её мужчина. Гриффиндорка не торопилась и не настаивала, именно в этом проявлялась её не по годам мудрая натура. Гермиона любила этого напыщенного, вечно угрюмого, резкого в своих выражениях, мрачного человека. Именно любила. – Ну, что думаешь по этому поводу, Миона? Что она думает по поводу её очевидной безусловной любви к Снейпу? Ну, тут точно парой фраз не отделаешься. Разве можно найти истинного человека так рано? – Я думаю… я думаю, что, – Гермиона замялась, вспоминая о чëм вообще состоял разговор. – Думаю, почему бы Дамблдору не заняться с тобой самому? Рон активно закивал, тут же поддерживая очевидную мысль. Рука его медленно потянулась за одиноко лежащей на подлокотнике дивана лягушкой, от которой во время разговора он крайне редко отводил взгляд светлых глаз. – В том то и дело, Гермиона, Дамблдор меня игно… Дверь Выручай-комнаты с силой распахнулась. Раскрасневшаяся Джинни, стоящая на пороге, мотала головой в разные стороны, силясь рассмотреть друзей в полумраке комнаты. Гарри как ужаленный подскочил, Рон неуклюже последовал следом. Гермиона мягко поднялась с ковра всё ещё пребывая в своих мыслях. Увидев их, Джинни затараторила. Её голос стихал, а позже снова становился громким. Слова путались, а некоторые буквы проглатывались от волнения. Гарри побелел, Рон сделал несчастное лицо, и только Гермиона, которую пару минут назад буквально прибило от осознания своих глубоких чувств к Северусу, осталась спокойной, казалось, её уже ничего не может удивить. Было совершено нападение на дом, стоящий на площади Гриммо. Письмо Тонкс прилетело с совой пару минут назад в гостиную Гриффиндора, и не найдя Гарри маленький сычик передал короткую записку Джинни. Гарри, ты только не волнуйся. Сейчас я на Гриммо, здесь раненые Сириус и Римус. Римус легко отделался, Сириуса же направили в Мунго. Он обязательно поправиться. Оставайся в замке, ты ничем не можешь помочь, Дамблдор уже здесь. На дом напали чокнутые Лестрейнджы, непонятно как они смогли его вычислить. Береги себя, и пожалуйста, не отправляйтесь сюда, не будем повторять ошибок прошлого года. Сейчас замок самое безопасное для тебя и для остальных место. Дора. Четверка неслась по коридору, не видя конечной точки. Друзья кричали друг на друга как сороки на базаре, пугая студентов, одиноко идущих мимо них. Гарри кричал громче всех, доказывая очевидную истину. Следует тотчас отправляться к Сириусу, а потом заглянуть на Гриммо. Джинни что-то громко отвечала ему в ответ, её правая рука обвилась вокруг руки Поттера, и девушка всеми силами пыталась задержать его шаг. Рон семенил следом с взволнованным лицом, на подбородке у него ярким пятном выделялись остатки шоколада. Гермионе же что-то пришло в голову ещё в тот момент, когда Джинни зачитывала содержание записки. Но это самое что-то тут же улетело от неё, и теперь гриффиндорка напрягала память силясь вспомнить. Что-то очень и очень важное. Что-то, что могло бы перевернуть всё. – Да постой же ты! – отточенным манëвром как делала много раз во время игр по квиддичу, младшая из Уизли дëрнула Гарри на себя. Невписавшись в очередной поворот, парень врезался в доспехи, кое-как удерживая равновесие. Рон со спины влетел в Гермиону, также не успев вовремя затормозить, Гермиона как растëкшийся блин шлëпнулась на поваленные доспехи, издавшие жалобное позвякивание. – Ты не понимаешь? – Гарри, кажется, утратил последние крупицы адекватности. – Это происходит уже во второй раз! Страшно не знать, что происходит с твоими близкими, страшно не иметь возможности быть рядом и не иметь сил помочь. Гарри очень боялся потерять единственного и последнего родного человека, человека который знал его, когда он был ещё младенцем. А когда человек боится, его рассудок помутняется. Нервное напряжение и возросшая паранойя достигли своего апогея и сконцентрировались в данной конкретной точке. Нависнув сверху друзья не предпринимали никаких попыток помочь подняться Гермионе. Это было и к лучшему, слушая над головой непрекращающиеся крики трëх человек, гриффиндорка всё ещё пыталась сосредоточиться на потерянной в водовороте мысли, отвлекаясь от неприятного жжения на коленках, всё-таки вмазаться к камень пола было не очень приятно. – Давайте дождëмся Дамблдора, – импульсивный Рон уже начинал терять терпение. Он зажигался как спичка и быстро тух, не выдерживая марафонской дистанции. Нервы каждого были накалены до предела, ребята совершенно не замечали брошенных в их сторону любопытных взглядов, проходящих мимо студентов. И вот оно! Тонкс писала что-то о Лестрейнджах. Это они напали на Сириуса. А что, если перенести озабоченность Гарри на гнев к врагам. Гермиона ужаснулась собственным мыслями. Она и представить никогда не могла, что сможет поступить так осознанно, играя с людьми как с марионетками. Краем сознания Гермиона посочувствовала Дамблдору с его нелëгкой многоходовой игрой. Иногда, чтобы достичь желаемого приходиться бросать на амбразуру самых важных для себя людей. – А что, если поступить по-другому, – перебила друзей Гермиона, мысленно считая себя полной сволочью. Три пары глаз уставились себе под ноги, кажется, только сейчас понимая, что Гермиона всё ещё сидит на холодном полу в окружении груды доспехов. – Как? – нетерпеливо бросил Рон. – Внизу сидит Лестрейндж, можно спросить с неё, – Гермиона попыталась сделать кровожадный вид, чувствуя как её маска трещит по швам, гриффиндорка позавидовала Северусу, у того вон как хорошо получается носить её каждый день. Гарри, кажется, пришёл к такому же заключению, что и Гермиона пару минут назад. На Сириуса напал кто-то из Лестрейнджей, значит Беллетрикс может знать хоть что-нибудь, даже несмотря на то, что она провела в замке больше недели. Глаза Поттера мстительно зажглись, и Гермиона отчëтливо представила себе точно такое же очертание лица его отца, Джеймса. Вероятно, он также смотрел на Снейпа. Гермиона путëм логики и анализа поведения профессора защиты поняла, что, вероятнее всего, Северус злится на Джеймса, проецируя его поведение на Гарри. Впрочем, гриффиндорке казалось, что, что сын, что отец не сильно различались друг от друга. Гермиона любила Гарри, но не признать, что тот был ужасным упрямцем, не умеющим слушать других, когда уже что-то вбилось ему в голову и противоречило его убеждениям, парень был резких и до невозможности бестолковым, умеющим делить мир только на белое и чëрное, что заведомо отбирало у него право на осуждение любого человека. С путешествием в Мунго было покончено. С маниакальным блеском в глазах Гарри приступил к обсуждению плана нападения на камеру, в которой содержалась Лестрейндж. Уизли стояли по бокам подобно цепным псам, готовым броситься куда угодно по его первому зову. Гриффиндорка посмотрела на парня, стоящего к ней ближе всего. Сейчас или никогда. О, да Гермиона была отчаянной. И по всей видимости, потерявшей остатки здравого смысла, потому что то, что делала она не подчинялось никаким законам чести и, разумеется, логики. Так бы поступил слизеринец, хитро продумывающий ходы и извлекающий пользу из любой ситуации. Гриффиндорец же продолжил бы гнуть свою линию, точно бы пошëл в лобовую атаку, и по очевидным причинам бы проиграл. Своим поступком Гермиона смешала в себе черты и того, и другого факультетов. Действуя бесстрашно, тихо и ловко, девушка вытащила из заднего кармана мантии Рона волшебную палочку. Первый этап был пройден, но Гермиону уже жëг цепким капканом стыд. Тем не менее, если она хочет довести начатое до конца, а гриффиндорцы, кстати как и слизеринцы всегда таковое делали, следовало приступить к второму этапу. – Я скоро вернусь! – бросила Гермиона, подорвавшись с места. Колени жгло, нога ныла, Мерлин, уже и упасть нормально не может. Хотя, когда тебя на бегу сбивает здоровенный кабан, шансов на нормальное падение не так уж и много. Мимо коридора и ряда удивлëнных лиц. Чтобы староста школы Гермиона Грейнджер позволила себе такое поведение, должно было произойти что-то из ряда вон. И вот чистая, но такая необходимая сейчас случайность. – Полумна! – крикнула Гермиона на весь коридор. Девушка остановилась, плавно поворачиваясь на отклик. Мечтательный взгляд и сонная улыбка встретили перекошенное нервным напряжением лицо Гермионы. – Привет, Гермиона, собираешься на ужин? – как ни в чëм ни бывало поинтересовалась Луна. Гриффиндорка призвала остатки самоконтроля. – Нет, Луна, у нас проблемы, – Гермиона заставила себя перевести дыхание, чтобы иметь возможность говорить спокойнее и тише. – Мне нужно чтобы ты передала профессору Снейпу, что он нужен нам в Большом зале, очень нужен, – Гермиона с лихорадочным блеском уставилась на подругу. Полумна смотрела на неё чересчур внимательно. Серебристо-серые глаза странно посветлели. – Это надо конкретно тебе или остальным? – как всегда в самую точку. Лавгуд отличалась поразительной проницательностью и умением говорить горькую правду. – Мне, – Гермиона схватила девушку за плечи. – Это очень нужно мне. Мимо них никого не замечая на своём пути пробежали Гарри, Рон и Джинни. Полумна плавно проводила их взглядом. Джинни явно хотела остановить парней, у Гарри был абсолютно сумасшедший вид, когда как младший из братьев Уизли был готов сунуться за другом в самое пекло. – Как скажешь, Гермиона, я всё передам, – Луна перевела взгляд на девушку, не предпринимая попыток вырваться из её болезненной хватки. – Спасибо, Луна, спасибо! – повторяла Гермиона как в бреду. – Запомни, он обязательно должен находится в зале, по крайней мере, ещё полчаса, его должны там видеть. Полумна ещё раз кивнула, и Гермиона не дожидаясь слетевших с губ когтевранке тихого "удачи", ринулась вдоль коридора, догоняя друзей. Тëмный коридор петлял. Гарри бежал первым, и впервые Гермиона не желала да и не хотела, чтобы парень останавливался. Поттер бежал быстро и уверенно, не замедляя шаг, будто уже не раз ходил этой неведомой доселе остальным дорожкой. Джинни смирившись, следовала за ним по пятам, Рон не оставал. Гермиона держалась чуть поодаль, левее. Всё ещё не веря в то, что собиралась сделать. Она бы себе никогда такого не простила, да вероятно и не простит вовсе. Гриффиндорка горько усмехнулась, как же она сейчас была похожа на одну из многочисленных тысяч девиц, готовых сделать всё что угодно ради своих псевдопринцев. Но у неё то был настоящий. Пусть и далëкий и ничего не обещающий, но настоящий. У него были холодные руки и лëгкое поверхностное дыхание. От него пахло древесным ветивером и солнечными лучами. Он был. Ради любви, как правило, всегда совершаются самые глупые поступки. Гриффиндорка не делала этого ради, например, его расположения, стремясь сделать его должником или выставить благодарным, совсем нет. Она делала то, что обычно делает человек от чистого сердца. А именно такая помощь не может быть направлена во зло, по крайней мере, девушка что было сил себя в этом убеждала. Показались пустые камеры темниц, и Гермиона совсем перестала дышать. Адреналин бил по венам, в висках нещадно стучало, девушка мечтала оказаться в постели и просто закрыть глаза. Негромкие голоса и удары по железным прутьям, тихое шипение сквозь зубы и ещё больший стук. Поворачивая из-за поворота и не давая ни себе, ни друзьям времени отступить, Гарри отправил в нокаут одного из охранников оглушающем заклинанием. Следом полетел второй, отброшенный заклинанием Джинни. Спустя уже секунду прутья решëтки затрещали, лопаясь. Беллатрикс уже стояла у границы камеры, как всегда гордо вскинув голову, непокорная, стойкая, упрямая, не готовая мириться с судьбой. Глаза её пылали чëрнотой, лëгкое удивление застыло на некогда благородном лице. Истощение и чрезмерная усталость сыграли своë дело, уничтожая лоск и привычный облик привилегированной особы. Одежда была перемазана в крови, а обувь и вовсе отсутствовала. У кого хватит сил стоять с высоко поднятой головой, когда против тебя направлены палочки? Когда тебя считают убийцей и не принимают за человека, мечтая стереть с лица земли? Когда знают, что сильнее, и презрительное пренебрежение в их взглядах бьëт хлыстом? Гарри знал, что камеру охраняют два стража. Но во время своих бдений к темнице, парень ни разу не замечал третьего, того кто находился чуть левее, в специальной комнате для охраны. Выбежавший на крики и звук осыпающегося камня, не различая своих и чужих в полумраке подземелья, третий охранник пальнул бомбардой в сторону студентов. А через секунду отлетел к стене и сам, благодаря, точному, но гуманному заклинанию Гермионы. Вот так они и остались одни. Рон валялся без сознания, придавленный отброшенной в его сторону решëткой. Джинни привалилась к стене недалеко от первого охранника. Гарри распростëрся на полу, свесив голову вправо. Гермиона, всё это время находившаяся чуть в тени и левее от невезучей троицы, получила лишь пылью в глаза. Беллатрикс переступила через границу камеры, и сделала шаг в сторону от Гермионы, предупреждающе глядя на неё, гриффиндорке показалось, что женщина не хочет нападать. Она кралась на манер кошки, грациозно и тягуче медлительно. Пора было действовать. На ватных ногах, перебираясь через завалы, и осторожно обойдя Гарри, Гермиона оказалась в непосредственной близости от тут же замершей Лестрейндж. – Держите, – Гермиона сунула под нос женщине длинную палочку. Чëрными безднами Беллатрикс смотрела на гриффиндорку, недоверчиво, неверяще. Пальцы её мелко подрагивали, когда как ладонь крепко ухватилась за древко. – Это от Северуса, – прошептала девушка отпрянув, отходя в тень, натыкаясь на раскинутые под ногами камни и ошмëтки дерева. – Но теперь прошу вас я, выйдите отсюда никого не потревожив. Никого, – слова заглушил стон одного из охранников. Мерлин, да люди уже пострадали! Люди всегда страдают, остудил болезненный порыв холодный голос разума. Женщина наклонила голову набок, и на её шее Гермиона заметила ужасающего вида багровые кровоподтëки. Волосы, сбившиеся в кучу, но всё ещё кудрявые, необузданные, дикие были пропитаны тëмной кровью у корней. Гермиона поморщилась. Благородие. Куда делось благородие? Кто будет бить женщину, и так находящуюся в твоей полной власти? Только слабак, упивающейся своей властью, ничтожество, решившее, что ему-то можно пренебречь законом. Беллатрикс кивнула, коротко улыбнувшись знакомому имени, а через секунду навела палочку на Гермиону. Девушка понимала, что это необходимо. Возникнут вопросы, если она одна останется в сознании. Еле заметный толчок, и гриффиндорка уже валялась на полу, поплывшим сознанием вспоминая из всего многообразия заклинаний, которые она знала, какое конкретно применила к ней женщина, чья натура была жгучей как соль и холодной как порывистый ветер. … Я прошу тебя, скажи где он! Гермионе удалось сбежать из-под не очень пристального надзора мадам Помфри. Пятеро остальных пострадавших получили более тяжëлые повреждения, поэтому гриффиндорка осталась почти без внимания, ковыляя за медсестрой и носилками, парящими в воздухе. Коридоры опустели. Минут двадцать назад, патрулирующий подземелья семикурсник со Слизерина нашëл их весëлую компашку в груде камней и покарëженных прутьев. Пятнадцать минут спустя по школе объявили тревогу, обязав в немедленном порядке направить всех студентов в свои гостиные. Ммм, Гермиона, ты же понимаешь, что я не могу выполнять такие простые и глупые указания, даже несмотря на то, что ты являешься Хозяйкой леса. Глаза нещадно жгло. Спорить и что-то доказывать не было сил. Гермиона медленно брела в сторону так полюбившейся ей башни. Ноги не слушались, мысли тоже, покинув её после будоражащего приключения и короткой потери сознания. А, если это будет просьба? Простая просьба. Силы иссякли. Гриффиндорка чувствовала, что её медленно засасывает в водоворот, картинка перед глазами мелькала серым цветом коридоров и рыжим отблеском огней от факелов. Ветер завывал за окнами, но Гермиона не чувствовала промозглово холода, тот и так был внутри неё. Он там, куда ты и так шла. Проскрипел Лес, будто бы устало вздыхая. Кстати, мы не осуждаем тебя. Четыре столетия назад, предыдущий Хозяин Леса тоже предал своих друзей ради любви. Гермиона зашлась глухим кашлем. Только не это. Только не говорить вслух. Если правда будет в мыслях, пережить её будет в разы проще. О, Мерлиновы кальсоны, проще уже не будет. Винтажная лестница извиваясь, вела наверх. Гермиону подташнивало, но она отчаянно взбиралась по невысоким ступеням, из последних сил волоча налитые свинцом ноги. Полукруглая площадка была припорошена лëгким снегом. Ветер свистел на маленькой территории, не в силах, пробраться дальше. Мрак окутывал пропасть за перилами. Гермиона судорожно вздохнула. Фигура, в чëрной беснующейся на ветру мантии, молниеносно обернулась. Не медля больше ни секунды, вкладывая последние силы в отчаянный прыжок, гриффиндорка кинулась вперёд. И спустя миг, её крепко и надёжно обхватили привычно холодные руки. Лицо Гермионы оказалось на уровне груди мужчины, и наконец, стену прорвало. Девушка с надрывом зарыдала, выплëскивая, дикую тянущую за нутро, боль. Северус прижал её ещё ближе к себе, опуская их обоих на колени, зарываясь пальцами в каштановые волосы, убаюкивая тихим спокойном дыханием и плавно качая сильными руками. На тихих волнах по океану поплыла лодочка, забирая Гермиону в спасительный сон.