Пропавшая без вести

«Эвелин была необычайно одарённой девушкой. Она была одной из лучших в школе, получала лишь «А», и была одной из самых примерных учениц нашего пансиона» Стейси фыркнула, смотря на размаштстую подпись миссис Менсфилд — бумага шептала ей, как строгая преподавательница, нелюбившая мисс Бьюкейтер, подбирала слова, да бы удостоиться похвалы. «Эвелин хорошо разбиралась в истории. У неë острый ум и свои цели, к которым она шла. Медленно, но шла.» Письмо доктора Керри было более реалистичным — ей определённо нравилась Эвелин. Роуз отодвигает ноутбук в сторону — ветер с самой полуночи разыгрался, изображая волков и необыкновенных существ Подземного мира — волны на море волнуются, играют, пытаются перепрыгнуть друг друга и разбиваются о песок — где-то вдалеке слышен гудок корабля, что через мгновение отправится в Ирландское море. Время приближается к половине седьмого утрам — часы отстукивают темп произведения времени — стрелка действует ей на нервы — она всё ещё не спала. Дурацкая привычка — волнение заходит к ней без стука — вплетает в тёмные волосы бессоницу — неприятные мысли подкрадываются без единого звука. Стейси через чур эмоцианально — еë мир — это море — холодное, вечное и опасное — сумеречно-темное, как и еë холодно-серые глаза. Море бунтует от каждого порыва ветра — пальцы уже кричат от боли — она еже минутно их заламывала. Половицы скрипят под босыми ногами — ветви яблони проводят своими концами по окну — вторят им. Яблоня звала еë — приглашала прогуляться в бальном зале среди яблогь-коллон на рассвете — расчёт среди могучих, великих деревьев был воистину прекрасен. Стейси это знала. Она кошкой крадётся по коридору — тенью проскальзывает вдоль комнаты Теодора. Дворецкий всё ещё спит — весь особняк дышал дремой — неуловимой, мягкой и капризной — она же сбегала от неë вновь и вновь. Терраса, где встаёт солнце, на востоке полна цветов — они обвивают резные балки и перила — Стейси ласково касается сердечек — листочков Церопегия Вуда, подставляет лицо восходящему солнцу и ветру. Ветер ласково треплет еë распущенные волосы, подобно искусному скульптору, вытачтвает на личике искреннюю улыбку. Ветер дарит ей лепесток розы и открывает проход — густый кроны яблонь отворачиваются в другую сторону — открываются ей и показывают скрытую тропинку в глубине сада. С глухим стуком яблоко — полосатое, спелое и сладкое — падает в траву, теряется в зелёном море. Она ступает бесшумно — на кончиках пальцев остаётся светлая, солнечная пыль — отодвигает занавес, сплетённый из плетистых роз «Ines Sastre» — мелодичная, нежно-розовые с белоснежными штрихами лепестки мило перешептываются под порывы ветра — подвесные колокольчики звонко смеются — напоминают птиц. Роуз чувствует мелкие камешки — гравий щекочет ступни сквозь лёгкие балетки — деревья тянут к ней свои руки-ветви, касаются кожи рук. Она очерчивает в воздухе контур Солнца — оно готовится занять своё место на небе. Длинная юбка колышется в такт ветру — напоминает вересковые поля Шотландии. Она петляет забытыми тропами — бредёт лабиринтами яблонь — сад разливается озером с хрустальной водой на мили и мили вперёд. Ласково треплет сиреневую ленточку, что когда повесила Эвелин. Касается коры старой мудрой яблони — она рассказывает Стейси о девушке, что проводила здесь длинные летние дни — иногда возвращалась зимой — вместе со снегом и рождественскими книгами и какими-то реактивами — исполенными пожеланиями. Здесь она читала книги. Стейси срывает яблоко — заставляет дерево двигаться и жить — на траву падает книга — с пожелтевшими листами и засохшими цветами — от них пахло ушедшим много лет назад летом. — И цветы превратятся в вино, как в книгах великих писателей, — еë звонкий голос мягки, почти неслышно шепчет и оставляет одуванчики — «Вино из одуванчиков» остаётся негласным гимном свободы в жизни двух личностей — Эвелин Бьюкейтер и Стейси Роуз. Одуванчики рассыпаются пылья — разлетаются по саду — узнают самое важное и хотят устроить шторм в море — яблоневый сад вторит им — качаются, переговаривается и поёт. Солнце освещает его — листва переливается от изумрудного к золотому. Всё дышит светом и жизнью. Стейси бредёт по брусчатке — еë выложили пятнадцать лет назад — она серебряными нитями вела еë к затерянному домику, что запутался в девичьем винограде. — Цветок Шотландский, Когда же мы увидим вновь, Цветок, что дрался и гиб за край холмов Стоял ты против солдат Эдварда, Послал их к дому Подумать вновь. Но гол холм ныне, Осенний лист Лёг тихо вниз, в краю, что пуст ныне, Что защищаем был, Стоял ты против солдат Эдварда, Послал их к дому Подумать вновь. Но дни те в прошлом, Они прошли, Но возродить их ещё возможно Народ, ты помнишь же как Стоял ты против солдат Эдварда, Послал их к дому Подумать вновь. Садовник пел песню — его голос эхом повторяли яблони — он остался один — никто его не любил, а он любил лишь яблони и Эвелин. Стейси слушала песню, затаила дыхания и очутилась на вересковый пустоши — ветер раздувал волосы и сиреневую юбку, вереск вторил ему и перешептывался — вместе они пели шотландские песни, шептали легенды и предания о Келпи и другой магии. — Здравствуйте. Он вздрагивает — от испуги и удивление — никто не приходил сюда уже много лет — за эти годы снег так ни разу и не выпал. — Кто вы? — его голос хриплый, низкий, но добрый и уставший. — Меня зовут Стейси. Она протягивает ему руку — ниточки обвивают еë, повествуя о еë судьбе — Рокз отмахивается — это всего лишь суеверия — она же в них не верит. Эверт рассматривает тонкий руку — она напоминает ему о чём-то далёком и светлом. — Меня зовут Эверт, — он молчит — словно боится рассказать ей что-то — думает, что раз она пришла с солнцем, то еë не нужно бояться — Знаете, сюда никто не ходит в сад, — «сад» его звучит шёпотом трав, смехом яблонь, разговорами птиц, чарующими рассветами и яркими закатами. Стейси лишь пожимает плечами. — Мне здесь нравится, — сам сад рад был ей — Эверт это видел — кусты тянулись к ней, девичий виноград не оплетал рук, редкие бабочки подлетали совсем близко. — Кто вы? — она прекрасно поняла его вопрос — море в её глазах успокоилось, не разбивалось о скалы или не выплескивало на песок янтарь. Стейси была спокойна — даже руки лежали в кармашках. — Я детектив, — зачем она здесь — никто не спросил. — Что на счёт чая, милая леди? Она согласно кивает и проходит в хижину — здесь мало места и много уюта. Чай у Эверт особый — с привкусом яблок. Домик наполняется молчанием и яблочным ароматом — спокойствие накрывает его с головой — Стейси никогда не умела спокойно наслаждаться — оглядывалась или окуналась в омут с головой — еë сопровождала госпожа Грусть, либо подхватывала, кружила Эйфория — золотой середины не было. Уже на уходя, вместе с ветром и травами: — Эвелин хотела сбежать из клетки, не из сада.

***

Воздух в столовой нагревается, раскалывается от напряжения, становится опаснее серной концентрированной. Стейси недовольно перемешивает хлопья и йогурт — стучит ложечкой по хрупкому расписному фарфору — напоминает огонь — нарастающий и готовый перекинуться куда угодно. Кэрролла раздражал звук — по сути его раздражала непокорность Стейси и еë глупое упрямство — он выглядел внешно спокойным, но глаза потемнели от хорошо сдерживаемого гнева — ему до чёртиков хотелось еë встряхнуть. — Стейси, мы ведь всё обсудили… — она не даёт ему закончить, перебивает и острит: — Ты не знаешь значение слова «обсудили», Кэрролл, а поэтому молчи, — в ответ на его надменный взгляд и поднятую бровь в лучших Теодорских традициях — Лично я с тобой ничего обсуждать не собираюсь. Чашечка с ежевикой чудом не разбивается, со звоном остаётся на столе — прядь из хвоста Роуз вновь выбивается — резким движением заправляет еë за ухо — в море шторм. — Я уже давно понял, что у тебя есть шипы, Роза , — она лишь закатывает глаза и продолжает завтрак — на его стороне стола яичница, бекон и всё остальное в духе английского завтрака. Стейси не может пропустить свой шанс: — А вы, мистер Кэрролл, так любите всë в английском стиле? Пословицы, завтраки, занудство и черствость… — она капельку успокаивается, когда язвит — прячет улыбку за чашкой кофе с молоком и двумя ложками сахара. Теодор слишком громко кладёт вилку на стол. — Роуз, ты можешь не стараться, я уже давно понял, что у тебя есть шипы — устало потирает переносицу и смотрит на неспокойное озеро — горький кофе. Стейси заламывает пальцы — ей не очень хотелось напоминать Кэрроллу тему их спора, но… — Я польщена, — опирается локтями о стол и кладёт головку на ладони — напоминает ему Сфинкса, что загадает ему что-то непостижимое — Стейси сама напоминала загадку — детскую, лёгкую, но вся еë биография выикраивалась стальными ножницами — слишком много несостыковок и каких-то лишённых логики поступков — хаотичных, ведущих вниз, лишающих способности понять еë. — Но я всё равно сделаю так, как хочу. Что-то было загадочное в этом Кэрролле — он мог бы найти другую достойную работу, но остаётся мальчиком на побегушках. Стейси на понимала, чего же хочет этот Чёртов Теодор — от этого злилась. — Стейси, Райан Торндайк очень серьёзный человек, к которому ты, черт бы тебя побрал, должна испытывать уважение, — Стейси смерила его презрительным взглядом — всё что могла сделать, да бы не показать свой страх — когда он злился, то не кричал, а говорил обманчиво мягко и тихо — лучше бы кричал. Он поймал за хвост еë взгляд — выразительно посмотрел и на неë… — Я не могу соответствовать замашках 19 века, хотя бы потому, что у меня есть ум, а женщины раньше нужны были только для украшения дома, — Роуз фыркает — оставляет Кэрролла разбираться самому и уходит, так и не доев завтрак. Среди этого большего дома легко было потеряться — заблудиться в лабиринте шика, роскоши — золото и дорогие ткани, обивки, мебель — вме мешало Стейси — ей хотелось, чего-то другого и есть. Она проскальзывает в коридор, что ведёт в музыкальную комнату. Проходит мимо столика с тюльпанами и приподнимает гобелен с цветами — отворяет дверцу и попадает на кухню. — С каждым разом всё чудесатее и чудесатее, моя дорогая Алиса, — она шепчет и убирает паутинку с нежно-голубого свитера — паутинка напоминает снежинку и кажется рисунком. Тереза Панеттоне оборачивается и смотрит на неë своими живыми добрыми глазами. — Так, так, так. Вы, мисс, поругались с мистером Кэрроллом, но хотите есть, — Стейси энергично кивает — Тереза ей нравится — но сама же миссис Панеттоне еë не подпускала — она вела себя дружелюбно — дружелюбие было показным — она явно привыкла к совершенно незнакомым людям. Стейси не хотела, чтобы к ней в этом доме кто-то привык — телила себя тем, что уже в следующий понедельник она будет в уютном домике на Роуз-лейн. — Держите, вы же американка, — она передаёт ей тосты и арахисовую пасту, вишнёвый джем. От сэндвича пахнет прошлым — не тем пугающим, а другим — прошлым Стейси Роуз — снежными утрами в в Сиракьюсе, когда родителей нет, а Фил, приехавший на Рождество из Нью-Йорка, готовит ей завтрак — ранними подъехали в Балтиморе, когда нужно успеть в школу, а потом и на факультатив в другой части города — прогулками по побережью в Сан-Франциско — перелётом в Италию — в самолёте им давали именно такие сэндвичи — лишь потом, уже в Вечном городе — Риме они ели вкуснейшие панини. Стейси улыбается.

***

За несколько прошедших часов атмосфера стала только хуже — злость и раздражение стали почти осязаемые — ей хотелось налить в пробирки, положить их в центрифугу и включить еë — разделить настроение — отсеить злость. Только у себя — от вида Кэрролла у неë резко повысился уровень тироксина в организме. Даже водитель отделился от них специальной глухой ширмой — каждый взгляд — наэлектролизованная вспышка — они молчат — играют в детскую игру и почти не смотрят друг на друга — Стейси жалеет, что они не в лаборатории или где-нибудь, где она сможет достать химические реактивы, растворы — там, где она сможет плеснуть ему в лицо серной концентрированной. Теодор следил за зданиями в окно — Балтийский треугольник блистал небоскрёбами и памятниками архитектуры — Ливерпуль иногда называли «европейским Нью-Йорком» Он смотрит на неë исподлобья - тёмно-каштановые волосы завиты в милые кудри - они пружинками, ленточками спускаются вдоль еë головки - Стейси демонстративно надела брюки - Теодор понимал, что вся она - сплошная проблема. - Ты всегда делаешь всё наперекосяк? - он ловит взглядом номера офисов - не пропускает того, что водитель повёз их по объездному пути - в городе снова дорожные работы. Она вздрагивает от его голоса - склоняет голову и отвлекается от мыслей о море - весном и любимом. - А ты всегда ведешь себя, как чопорный , скучный англичанин? - она склоняет голову и кудряшка падает ей на глаза - она сдувает еë, но та возвращается вместе с порывом ветра из приоткрытого окна Кэрролла - Стейси лишь плотнее кутается в шарф. Теодор смеëтся. Запрокидывает голову назад - выглядит неестественно. - Кто же,по-вашему мнению, интересны? - он усмехается - она закусывает нижнюю губу - не думает - дразнит его. - Итальянцы. У него уже готов ответ. - Кто написал "Ромео и Джульетта"? - Стейси морщит лобик и показывает ему язык - ведёт себя, как маленькая девочка - в последнее время ей не хватало этого ощущения. - Уильям Шекспир - великий итальянец! - она вспоминает " Письма к Джульетте" и находит ответ - еë голос звонкий и выразительный - облетает всю машину и отражается от стёкол. Теодор лишь качает головой и выходит - они приехали. Стейси не дожидаешься, пока он подойдёт к ней - выскакивает с порывом ветра, что никак не хочет успокаиваться - на взгляд Кэрролла лишь закатывает глаза. В холле их встречает милая девушка - цóколка - у неë жуткие каблуки и идеальная улыбка. Стейси подмечает, как она смотрит на Кэрролла - во взгляде восхищение, уважение, фанатизм и желание - желание продвинуться вверх по карьерной лестнице - Роуз усмехается. - Он вас ожидает. Теодор берёт еë за руку и чуть ли не тащит вслед за собой. - Эй, я живой человек! - недовольно потирает своё запястье и поправляет рубашку - светлая - она чудесно почиталась с тёмными брюками. Касается волос - они тяжёлые и жёсткие от лака. Стейси чувствует себя на причале, когда уходит корабль, что увозит друзей-родственников, и всё пытаются докричаться - только здесь была тишина. Тишина пахла антибактериальным средством, лавандовым дезодорантом для воздуха и чернилами принтера - где-то практически бесшумно распечатывали отчёты . - Стейси, ты можешь не отставать?! - он был вынужден ждать еë - Роуз же это нравилось. - А ты не мог бы идти помедленнее - видишь ли , длина наших шагов неодинакова, - она уже бежит, чтобы успеть за ним - врезается в него , когда он внезапно останавливается. -Войдите! - властно и жёстко - без капли раздражения - Райан Торндайк. Она сглатывает. - Мистер Торндайк, - Теодор подаёт ему руку - Райан уже не молод , но, черт возьми, он не даёт расслабиться - работа его всё - единственный сын живёт вместе с матерью в Швейцарии. Торндайк пожимает ладонь Кэрролла - смотрит своими голубыми глазами на Стейси - она никогда не любила чужие пытливые взгляды - они, словно хотели заглянуть ей в душу, пробраться в мысли и устроить там хаос - которого ей и так хватало . - Вы, должно быть, милая Роза, - он подходит к ней - рассматривает ещё внимательнее - Райан одного роста с ней - от этого, удобнее смотреть в глаза . Стейси замечает, как уголки губ Теодора поддергиваются - так и норовят превратиться в улыбку. - Мистер Торндайк, мне нужно будет задать вам несколько вопросов , вы не против записи? - она кидает выразительный взгляд на Кэрролла - он благосклонно кивает ей - Стейси закатывает глаза. В глазах Райана что-то мелькает - Стейси это замечает, но молчит. - Разумеется. Она включает диктофон и садится напротив Торндайка - Теодор сидит подле неë и готовится ущипнуть в крайнем случае. Райан приказал сварить кофе - удобно устроился в своем кресле и сосредотачивается - Роуз чувствует его напряжение - они всё пьют напряжение вместе с кофе, отстукивают его, дышат напряжением. - Как хорошо вы знали Эвелин Оливию Бьюкейтер, рожденную восемнадцатого июня двадцать два года назад? - Стейси сама серьёзность - она чувствует, как он подбирает слова. Она чувствует, что ладонь Кэрролла слишком близко к ней . - Эвелин родилась в Штатах, вместе с Патрисией и Норой они приехали в Англию лишь за три года до ..., - Торндайк теряется - не знает, как лучше выразиться - Стейси кивает ему - просит продолжать. - Она весь учебный год проводила за границей, в Швейцарии, один раз она осталась там на Рождество. Сложно сказать, что я хорошо еë знал . Роуз думает, что он открыл много правды. - Отлично. Чем интересовалась мисс Бьюкейтер? - она делает глоток кофе - напиток обжигает ей язык - она привыкла оставлять его на полчаса , разминать шею и вспоминать про полную кружку. Кэрролл выглядит невозмутимым. - Химия и литература. Точно и серьёзно - Райан даже не задумывался. - Просто великолепно. Какие отношения у Эвелин Бьюкейтер были с родителями? Ай, - она недовольно потирает колено и пинает Теодора. Торндайк улыбается - потом вновь грустнеет. - Я не могу ответить вам на такого рода вопросы, мисс Стейси Роуз, - она пожимает плечами и продолжает. - Как вы относились к мисс Бьюкейтер , как она относилась к вам? - Стейси крутит карандаш тремя пальцами и смотрит в глаза Райана. Кэрролл еле сдерживает себя. - Я относился к ней, как к будущей наследнице Уолтера и не по годам умной девочке. Эвелин не повезло родился аристократкой, мисс Роуз. Но она научилась мастерски скрывать свои чувства. - О. Она оставляет пустую чашечку и широко распахивает глаза - серо-голубые - Фил говорил , что они самое настоящее штормовое море. - Скажите, вы придерживаетесь только версии о том, что она сбежала? - она видит, как он резко меняется. - Разумеется. У меня дела, выключите диктофон , пожалуйста, мистер Кэрролл. Теодор кивает и выключает - собирается взять еë за руку, когда на выходе Торндайк оставливает их. - Она могла сбежать сама.