Пропавшая без вести

Стейси раскрывает письмо — лебедь из сургуча с лёгким испугом — что-то тихонько щёлкает в воздухе — она думает, что это странно — письмо до них никто не открывал. Роза хмурится и искоса наблюдает за Теодором — он сжимает край покрывала кровати и смотрит на трепещущее пламя — оно рассказывает какую-то историю — Стейси кажется — что это самая важная вещь в еë жизни, которую она никогда не сможет понять. Роуз выдыхает и разворачивает лист бумаги — дорогой, качественной и сохранившей запах кардамона и чего-то странного — напоминающего элитный крепкий алкоголь. Бумага в еë руках оборачиваются ножом — острым и безумно холодным — когда алая капля раскрывается маком на витиеватой каллиграфической «E» — Стейси шипит, но не выпускает письмо из рук. «Здравствуй, мой милый друг! Я давно не писал тебе, дорогой друг, надеюсь, за это время с тобой ничего не случилось за это время. Правда, дружок? Но давай оставим любезности, Эвелин. Ты всё также непреклонна? Я знаю, что ты не хочешь покидать свою драгоценную семью, ведь так пишит каждая газета — воспитанная наследница Уолтера Бьюкейтера. Что же может быть лучше? Ничего? Нет, вы ошибаетесь, если так думаете. Воспитанная обоятельная дочь, которая удачно выйдет замуж и будет слепым орудием в руках Бьюкейтера. Эвелин, я хочу тебе лишь добра, поэтому и рассказываю тебе твою судьбу. Маленькая глупенькая Иви. Подумай над моим предложением. Твой А. Р. Э.» — Кто этот Арэ? — Кэрролл кладёт руку ей на плечо, смотря на искуснный, даже красивый почерк — только на буквы, что складывались в слова — слова складывались в загадки — загадки в непонимание. Стейси же чувствовала, как еë плечо неприятно, до чёртиков странно покалывает. А потом она понимает, что забыла дышать. — Я не знаю, слишком мало информации, — Роуз качает головой и ощущает, что Кэрролл убирает руку с его плеча — видит, как он тянется к коробке с другими письмами — их около пятнадцати — тринадцать, если быть точной — несколько не распечатанных. Стейси заламывает пальцы и смотрит на бумагу — еë кровь осталась вместе со словами, ей это не нравилось, но менять что-либо было уже поздно. — А это написала Эвелин, — Теодор качает головой и достаёт лист бумаги из конверта — исписанная до изнеможения страница из дневника кричит им хриплым голосом — слова превращаются в чернильное море. — Только здесь нельзя что-либо разобрать. — Дай мне посмотреть. Она прикусывает нижнюю губу — Теодор уже давно заметил, что Стейси совершает это неосознанно и по несколько раз за день. «Здравствуйте, мистер Э.! Я получила ваше письмо и не могу с вами согласиться — среди светского общества много порядочных людей. Мистер Уильямс и его дочь, моя лучшая подруга. Я могу долго перечислять, но не буду, ведь вы всё равно мне не поверите. Но, к сожалению, я не могу не прислушаться к вашему мнению. Почему же вы считаете, что мой папа хочет лишь выдать меня замуж? Иногда у меня у самой возникает такое ощущение, но может раньше и можно было уехать в Техас, и никто бы тебя не нашёл, но сейчас это невозможно. Просто невозможно. Наверное, будь это не просто дурацкой мыслью — самым верным решением моей проблемы — я бы и не писала вам, посчитав, что вы сумашедший. Но каждое ваше письмо убеждает меня в том, что вы слишком умны, и у вас есть причины писать несовершеннолетней девушке в Швейцарию — очень веские причины. Мне очень интересно, что де вы задумали, потому что быть благовоспитанной леди бывает скучно. Эвелин Бьюкейтер.» — Ищи следующие по дате! — она отбрасывает письмо в сторону и погружается в бумажное море — ищет продолжение и думает, что это больше похоже на книгу — в которой кто-то пишет слишком наивный сюжет, в которой ответы лежат на поверхности. Они перебирают конверты — бумага под их пальцами не хрустит — молчит — словно ненастоящая и поддельная — насквозь лживая. — Принцесса! Теодор достает бумаги с почерком мистера Э. — такой же каллиграфический и идеальный — с разницей лишь в два месяца. «Мой милый друг! Ты настолько наивна, что думаешь, будто люди с деньгами не могут вывести человека заграницу? Нет, Эвелин. Я знаю, что ты умна настолько же, насколько красива. В этом мире только Венесуэла одна чего-то только стоит. Иногда необязательно ехать за границу, ведь у меня есть старый замок в Шотландии. Уверен, что ты любишь море и вересковые пустоши. Всегда можно бросить всё и уехать в Италию. Все дороги ведут в Рим, Эвелин! Я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор, мой дорогой друг. Перед нами откроются любые страны. Какие ты только захочешь! Италия, Франция, Германия, Испания, Швейцария, Чехия, Норвегия, Нидерланды… Ты даже представить себе не можешь, мой дорогой друг. К сожалению, нельзя только в Калифорнию, ведь ты родилась там и любишь еë всем сердцем. С нетерпением жду твоего письма, мой друг. Твой преданный А. Р. Э.» — Эвелин тоже родилась в Калифорнии, — тянет Кэрролл, словно пытается разрядить обстановку. Стейси хмурится и непонимающе смотрит на него. — А кто ещё родился в Калифорнии? — Ты. Роза давится воздухом — возмущённо взмахивает руками — всегда бурно жестикулирует и не знает, куда деть руки, которые постоянно ей мешают — мешают ей нелепые ситуации, в которые она по-обыкновению попадает. — Но я родилась в Ливерпуле, до пятнадцати мы с родителями даже не веезжали за пределы города! Кэрролл недоверчиво поглядывает на неë и перебирает письма — он находит нужное и распечатывает — Стейси же это раздражает — в конце концов это еë работа, а не его. — А в понедельник ты говорила иначе… — Я была пьяна! Теодор старается не рассмеяться — с растрепанными волосами, нахмуренными бровками и плотно сжатыми губами Роза была до чёртиков милой, похожей на взъерошенного воробушка. «Здравствуйте, мистер Э.! Я получила ваше письмо — оно было несколько неожиданным, и заставило меня поверить, что у вас серьёзные намерения на счёт побега. Я не знаю, действительно не знаю, ведь они моя семья. Но Италия… Италия всегда влекла меня, а мысль о том, что я смогу жить в ней без тотального контроля, так, как захочу, даже звучит великолепно. Может быть, я рождена быть итальянкой. Быть какой-нибудь синьориной Росси, которая работает в издании и живёт в Вечном Городе? Ох, я не знаю, не знаю. Это звучит, как моя сокровенная мечта — это звучит призывом к свободе и радости в жизни. Обещаю, что подумаю над вашим предложением. С уважением, Эвелин Бьюкейтер » — Она хотела сбежать? — Теодор видел, как Стейси хмурилась — в глазах неодобрения, сомнения разливались по-зимне неспокойным морем. Роуз думала, что это необычайно странно — зачем Уолтеру расскрывать столько карт — ведь от хорошего отца никто не сбежит — это было дьявольски не правильно, не вписывалось в еë планы и выглядело ловушкой — хитроумной и почти невидимой. «Здравствуй, мой друг! Я рад, что ты здраво посмотрела на этот мир и поняла, что жизнь с отцом, матерью и сестрой для тебя может оказаться убивающей. Твою свободу, разумеется. Италия. Если она тебе так нравится, мой друг, то стоит подумать о квартирке в этой солнечной стране. Раз ты интирискешься искусствами, то сможешь поступить в университет ла Сапиенца. Я обещаю тебе, Эвелин, что найду для тебя лучшую личность и лучшую квартиру. Твой преданный друг А. Р. Э.» Письмо было коротким — слова были фальшивым, ведь Эвелин Бьюкейтер никогда не интересовалась исскуством — с детства любила вызывать призраков — смешивать перекись водорода и марганцовку — любила химию. — Я не хочу! — Эвелин бьёт ладонью по столу так, что рука начинает гореть огнём — ей уже всё равно. — Плевать, что ты не хочешь! Будет только так, как хочу я! — Уолтер впервые открывает перед дочерью истинное лицо — Иви вздрагивает, но всё равно не уходит — остаётся незванным гостем и чувствует-чувствует- чувствует, что она не кукла, а живой человек. — Ты по-настоящему в этом уверен? — Иви блефует — ведёт себя через чур самоуверенно — скрывает свой липкий страх — она не собирается быть слепой марионеткой в руках отца. — Я всегда равно поступлю на химика, буду уделять особое внимание естественным наукам, и никто мне не помешает. — Ты ошибаешься, Эвелин, и ты это поймёшь! — А ты не забывай, что я тоже Бьюкейтер, и твои гены есть во мне! — ей часто говорили, что она похожа на отца — не только внешностью — вс5 началось, когда Эвелин перестала быть пай-девочкой, которой так легко управлять — фарфоровая кукла внезапно ожила — наглая, со своим собственным мнением и ревностью — Нора всегда была любимицей. Уолтер не сдерживает себя — резко хватает Иви за руку — у неë не получается удержаться на ногах . — Может, и в Швейцарии ты меня толкнул? — ей бы успокоиться и сделать вид, что она подчиняется ему, но Эвелин не может этого сделать. Поэтому остаётся одна с пощечиной. — Она хотела сбежать, — Стейси эхом повторяет за Кэрроллом, а потом откидывается на кровать и прячет лицо в покрывале — мягкое и пахнущее Теодором — яблоками и чем-то одновременно манящим. — И ей это удалось. Кэрролл наблюдает за Роуз — еë взгляд меняется — искорка сменяется тёмной, могучей рекой, она прикусывает губу и смотрит куда-то далеко — в свои мысли — ему путь туда закрыт. Он не сдерживает себя и убирает прядку волос Стейси — она так и не встречается с ним взглядом — избегает. — Я уверен, у тебя всё получится, принцесса, ведь ты самый необыкновенный детектив, которого я когда-либо знал. Роза не отрывает лицо от полушки — боится заглянуть ему в глаза и увидеть что-то особенное — он никогда не спорит так на других — еë пугает то, что ей безумно приятна собственная значимость — еë пугают мурашки, который касаются еë и улыбаются, как старый друг. — Это. Это сложно объяснить. Теодор не отвечает ей абсолютно ничего — от этого становятся легко, словно всё несостыковки в их отношениях вдруг разгладилсь — от этого становится тяжело, ведь Кэрролл не спешит еë поддержать — и начинает читать следующее письмо. «Здравствуй, дорогой друг! Твой выбор не мог меня не обрадовать — Италия, беспорно, великолепная страна, а Рим самый настоящий Вечный город. В этот Вечный город скоро приедет милая пятнадцатилетняя Синьорина Виола Марино вместе со своим дядей Лукасом Марино, который взял над ней опеку, когда синьор и синьора Марино внезапно скоропостижно скончались. Вместе Виола и Лукас будут жить на улице Фонтана 19 в Риме. После Виола поступит в университет Сапиенца, если, конечно, захочет. Сначала Виола из аэропорта Женевы долетит до Амстердама, а из Амстердама в Рим 15 июня. Твой преданный А. Р. Э» - Это признание, не так ли? Стейси прислушивается - дождь за окном отстукивает какой-то свой ритм, убаюкивает и успокаивает - сияющее пушистой чистотой неба поёт колыбельную на своём языке - Роза сама не понимает, как еë головка оказывается на плече у Теодора - видит лишь маки, что перешептываются и смеются. Кэрролл касается еë волос - приятных на ощупь, напоминающих солому и страницы старых книг и пахнущих шоколадом. Он подставляет Стейси своей плечо и приобнимает Розу - ему слишком сильно нравится еë обнимать. Эвелин прикусила губу в излюбленном жесте и на мгновение закрыла глаза - ей слышались разговоры калифорнийских чаек. Бьюкейтер берёт ручку чемодана и катит его по дорожке из брусчатки - здание пансиона - бывшего средневекового замка - величественно возвышалось, ожидало девушек, желая стать для них домом на долгое время - Иви же оно казалось тюрьмой. - Иви! - Клэр де ла Анжу окликает еë - Бьюкейтер разворачивается и улыбается кудрявой подруге. Клэр родилась в семье аристократов, как и Эвелин в какой-то степени, она с самого детства привыкла к частным школам, отсутствию родных рядом. Иви к этому не привыкла и привыкать не хотела. - Нам обоим теперь по четырнадцать лет! Только представь, сколько нового перед нами открывается! - Перед нами абсолютно ничего не открывается, - Эвелин раздражается - она вдыхает осенний воздух и думает, что первые месяца Осени для неë через чур сложны. Клэр замолкает - где-то в буковых зарослях переулекаются птицы - Иви различает вопросы и ответы в их голосах - Клэр, пойми, не изменится ровным счётом ничего. Просто предметы будут сложнее и всё, а возможностей никаких. Возможности там, где свобода, а у нас еë нет. -Хотя..., - она тянет гласные и подставляет лицо ветру с который играется с распущенными рыжими прядями, - Вряд ли есть абсолютно свободные люди. Анжу пожимает плечами и отвечает Бьюкейтер : - Попробуй поискать что-то хорошее.

***

Эвелин ставит точку - бумага не рвётся - Иви нравились перьевые ручки, но не тогда, когда нужно было писать письмо матери или отцу в Англию. За окном распускались цветы - май в этом году выдался тёплым, он раскрасил деревья нежно-зеленой краской, украсил их цветами. Ветер срывал бархатные лепестки яблонь или вишен - Бьюкейтер любила цветочный снегопад . Клэр пришла в комнату вместе с ярким ароматом - еë духи были с ноткой пряного Востока - парфюм оставался вечным золотым песком, что просачивался сквозь пальцы, а де Анжу оставалась песчаной бурей. Эвелин улыбается ей - лучезарно и так непривычно для. Она знает, что скоро что-то изменится - меняется даже воздух, которым она дышит. *** « Милая Эвелин. К сожалению, мы не сможем приехать к тебе, как обещали, в Англии слишком много дел. Прошу тебя, солнышко, не пиши таких злых слов - в Калифорнии, может быть, и было хорошо, но вам с Норой нужен отец. Я считаю, что приняла правильное решение, когда окончательно съехалась с вашим отцом. Надеюсь, когда-нибудь ты меня поймёшь. С любовью, мама » Эвелин не была согласна с матерью . Эвелин исполнилось четырнадцать чуть одиннадцать месяцев назад. Эвелин чуть больше двух лет училась в частном пансионате в Швейцарии - и не чувствовала правильности решения Патриции, что так их с сестрой любила. Швейцария была красива - среди хрустальных озёр, гор и изумрудных лесов, цветочных полей она чувствовала себя птицей. Птицей - навечно закованной в тяжёлые цепи - вместо цепей были изящные кружевные перчатки - вместо клетки - был пансионат. Бьюкейтер хочет зажечь свечу - свечи напоминали ей о дождливых зимних вечерах в солнечном штате. Библиотека была огромной - в ней можно было найти всë - Эвелин иногда приходила сюда - среди старых книг с пожелтевшими, потрепанными временем страницами она ловила редкий уют . Иногда еë вместе с прекрасной Персефоной похищал обманчиво-притягательный Аид - он был слишком красив для монстра. Иногда она вместе с госпожой Глупостью восхищалась Глупостью. Иногда она открывала дверь своим ключом - оказывалась в XVI веке и вместе с де Монтенем писала « Опыты ». Эвелин с глухим хлопком закрыла книгу - пыль вечерним облачком выпорхнула из книги - Иви улыбнулась. Вечером пятницы родительской недели в библиотеке было по-особенному тихо - студентки с семьями гуляли по ближайшему городку - наслаждались швейцарским горячим шоколадом в непримечательной, милой кофейни. Вечером пятницы родительской недели в библиотеке не было ни души, кроме неë - мягкий сумрак окутал еë шалью из загадок и грусти - грусти было больше. Бьюкейтер до сих пор помнила, тот дождливый день, когда плакало даже небо - Эвелин навсегда покидала Америку, отправляясь в серую , унылую, суровую Англию. Бьюкейтер до сих пор помнила, тот вечер, когда выпускала мотыльков - белые бабочки вылетели из банки-домика - улетели вместе с морским бризом - оставили еë одну в темном вечере. Иви до сих пор помнила улыбающегося мужчину, до чёртиков похожего до неë, что спросил еë « Ты Эвелин Мари Бьюкейтер? » - еë отца. Бьюкейтер до сих пор помнила последний вечер с дедушкой - он работал в порте - каждый месяц показывал ей корабли - корабли Мари - ставшие еë. В Порте она получила милое прозвище Мари - помнила, как в последний вечер дедушка сказал ей : - Ох, Мари, Мари, уплывают твои корабли. Но не плачь, дорогая Мари, нам всегда нелегко отпускать. Еë звали Эвелин, но только не на море - здесь она была Мари - хозяйкой моря и кораблей. Эвелин вздрагивает - среди тишины библиотеки каждый шорох был странным - за каждый прожитый день рядом с отцом она теряла умение доверять людям - медленно гасла и сгорала - подобно изящной восковой свече оставляла горячую дорожку. Иви бредёт по коридору - пансионат напоминал средневековый замок , в котором она, увы, была пленницей. В коридоре весело зеркало - она не узнавала себя - каждый раз разная , но ненастоящая - изящная принцесса - собранная юная леди с аккуратной причёской и равнодушием серо-голубых глаз - читающая мечтательница с грустным взглядом - распущенные волосы и галстук - немного не собранная, немного обиженная - одинокая. Но никогда не было той растрёпанное, весёлой и звонко смеющейся Иви. Эвелин ударяет кулаком по своему отражению - зеркало рассыпается на десятки осколков - с каждым звонким падением рассыпается она. Бьюкейтер берёт тонкими пальцами осколок - смотрит на свои же глаза - огонёк в них затвердел синим гранатом. Она бежит со всех ног в свою комнату. На подоконнике у Бьюкейтер стоит сухая гипсофила - милый подарок последнего лета в Калифорнии. Эвелин зажигает свечу - чиркает спичкой и чаруется живым, танцующим огоньком - Иви делится огнём со свечой - теплый, окутывающий, с легким оттенком воска и цветов аромат опутывает спальню - даже дождь стучит более мягко . Эвелин зажигает спичку - погасшая списка остаётся в практически грустной мелодии дождя за окном. Бьюкейтер вдруг улыбнулась - и было в этот момент в ней что-то от улыбок Сфинксов. - Кажется, слова « Спасти себя можешь только ты сама » были адресованы мисс Бьюкейтер. Дождь за окном поëт мелодию - восточные напевы Сфинксов, Что-то тайное и опасное . Дождь за окном отыгрывает план Эвелин Бьюкейтер.