Пропавшая без вести

Стейси завороженно смотрела в окно — Бал проходил в Букингемском дворце — в одном из самых значимых мест Лондона, Англии — сегодня туристы не могли сюда попасть, дворец украшали самые искусные мастера. Машина проехала сквозь распахнутые золотые ворота и останавилась — очередь из автомобилей с лучшим обществом мира, не только Великобритании. Стейси оставалось ждать — мысли еë путались, а внутренний голосок язвительно замечал: — Стейси Роуз… Здесь будут великие люди, а ты будешь со своим обычным именем, ты ведь можешь назваться именем, от которого пошло это сокращение, именем принцессы. В какой-то степени стать своей среди мелодичных имен. Анна, София, Элизабет, Александра, Изабель, Элеонора, Лидия, Корнелия, Виктория, Вивьен, Антуанетта, Диана, Камиль. Роуз отмахивается от этого головка и дрожащими руками берёт в руки письмо — дорогая бумага острее ножа, и Стейси старается держать пальцы подальше от краёв, чтобы не распустились маки на снегу — она ласково касается льва, что прыгает на цветок.а рядом сидит кошка — Роза никогда не видела такой печати из сургуча, ничего не знала о еë отправители. — Мисс. Водитель протягивает ей руку, а Стейси не закрывает глаза, когда фотоаппараты начинают щёлкать, птицы спешили к ней, она же шла, гордо приподняв подбородок и собирая дорожки взглядов — на еë лице играла искренняя улыбка — было глупо отрицать, что Стейси Роуз любила быть в центре внимания. Она подала приглашение — дворецкий в форме королевской армии улыбнулся ей, протягивая конверт обратно и пропуская внутрь. — Леди, — рядом с ней оказывается мужчина в возрасте около шестидесяти лет — Стейси чувствует аромат его парфюма — что-то из коллекции прошлого века — она видит, что он необычный человек — в его выцветших голубых глазах отражается настороженность — Роуз замечает это, не видя кусочки льда, ведь глаза мистера превратились в озера зимой — настороженность стала льдом. Роза принимает его руку и улыбается — его рукопожатие крепкое, не отпускпющие зрительный и физический контакт, словно он пытается прочесть собеседницу. Стейси говорит вежливое «Нас не успели представить друг другу» и оборачивается загадкой для своего собеседника. — Меня послал Уолтер. Я буду играть роль вашего отца, юная леди. Вам уже передали приглашение раз вы вошли, — Стейси хочет спросить, что значит передали, ведь она утром нашла его в своём зелёном почтовом ящике. — Меня зовут Альберт Джеймс Карл Роуз, я уже много лет занимаю должность, о которой вам не следует знать, но она даёт мне право попасть сюда. Не обижайтесь, юная леди, но у вас в приглашении написано другое имя, оно вписывается в это общество, а на счёт газет не переживайте, вы сохраните своё подлинное имя для прессы. — Лорд Роуз! Я так рада вас видеть, — Стейси смотрит на низкую женщины, подошедшую к Альберту — еë светлые волосы были собраны в замысловатую причёску с дорогими украшениями. Роза видела, что женщина осторожно самым краешком глаза искала кого-то в комнате — они только вошли, и толпа людей входила в Букингемский дворец — Кто-то не обращал внимания на их странную компанию, а кто-то смотрел на неë — на Стейси, она чувствовала, как шепотки поползли на дворцу, задерживаясь у очередной вещи, что связывала крепкой нитью с прошлым, а потом вновь отправляясь в путь. — Думаю, нам нужно найти более тихое место, которое не так близко с лестницей и прибывающими гостями. Женщина взяла лорда под локоть и оглядываясь повела его к лестнице — Роуз шла за ними, касаясь позолоченных перил. — Кто эта юная леди с тобой, Альберт? — Это моя дочь, Анна, еë зовут Анастасия Анна Мария Роуз, — лорд касается еë плеча, чувствует грубую ткань кожаной куртки Розы. — Анастасия, это моя давняя подруга графиня Анна Корделия Эрика Шортер, вдова покойного Генри Шортера. Графа Шортера Альберт не любил — называл всех со вторыми и третими именами, но Генри он дал лишь фамилию — без титула и прочих имён. — Приятно познакомиться, мисс Роуз, я многое о вас слышала, и это всё было исключительно положительным. Анна улыбается ей, а потом захлопывает двери Белой гостиной — женщина быстро справляется с замком и довольно вертит в руках ключ — он в еë руках тускло мерцает, а потом тихо тонет в ковровом море — Стейси удивлённо хлопает глазами и оступается, чуть не падая. — Осторожнее, юная Анастасия. Роза не сразу понимает, что она заперта в одной из самых изящных гостиных Букингемского дворца с людьми, которых видит первый раз в жизни. — Вся в свою maman, та тоже в любой ситуации падала в обморок, но ты не пугайся, Анастасия, нам некогда возиться с тобой, а это значит, что ни в какой обморок ты не упадешь. Альберт, до чего же она похожа на свою покойную мать, тебе было легче бы отправить еë во Франции к страдающим по умершей дочери бабушке и дедушке этой девочки. Роуз качает головой, а Стейси устало опускается на диван из шёлковой жёлтой ткани — дамаска. Она чувствует, как ладошки потеют от волнения — сама того не желая, Рода смогла пробраться в центр секретов. — Не принимай это близко к сердцу, ты ведь своей матери и не знала, Анастасия, просто дай взрослым поговорить. Я никогда не встречала такого очаровательного ребёнка. — Анна! Стейси знала, что Альберт зол — она видела по его мимике, что их с Шопер тайна не имеет никакого отношения к Уолтеру. Она знала, что Анна и Альберт ни один год поели это сложное кружево, которое она может легко разорвать — от сознания этого у неë кружилась голова — Стейси закрыла глаза и поняла, что единственное, что ей сейчас нужно это невыносимый Кэрролл рядом, который смог бы вытащить еë отсюда. — Выпусти мою дочь и мы поговорим. Иначе я не буду иметь с вами больше никаких дел, графиня Шопер. Графиня нехотя подчиняется — Роуз слышит, как весело кричит о своей миссии ключ, а она тенью выскальзывает в коридор. — На Бал один человек получил два приглашения с разными именами! Стейси тяжело дышала — спокойствие, которое, казалось, вернулось к ней с утра, вновь растворилось. Она встала и направилась в парадную столовую, где и начнёт своё путешествие корабль Бал. Стейси видела, как люди надевали на себя плащи, скрывающие их, прячущие души — она взяла приготовленный для неë — темно-фиолетовый с красивой брошью. Ей всё это казалось абсолютным чудачеством — Бал потерял бля Роуз то очарование — остался лишь работой — тяжёлой и важной. — Мисс, пройдите к пятому от конца по левую сторону. Она кивает и отодвигает стол — тяжёлый, величественный, в королевской обивке он чувствует, что она не дочь лорда, а всего лишь девушка, и скрипит, рассказывает о старых временах, когда попасть в Букингемский дворец могли только истинные аристократы. Была приглашена чуть ли сотня человек — в глазах начинало плыть от тёмных, недоверчивых плащах, всё скрывали вам друг от друга. Роза прикоснулась с треугольничку на тарелке — лев не устано прыгает на цветок, что не прогибается, а кошка сидит рядом и налаблбдает за этим — знать бы, что обозначает этот герб. Она расправило бумагу и увидела своё имя на Балу — Анастасия Роуз. Ей хочется крикнуть, что всё это сплошной обман, а их действия это истинное сумасшедствие. Но Стейси молча рассматривала посуду — это сложно было назвать тем же словом, каким она называет свою кружку с котиками — это можно было назвать исскуством, творимым для королевской семьи. Роуз ловила на себе взгляды — некоторые испуганно оглядывались по сторонам, ища лица приглашённых, что смогут успокоить — некоторые с надменностью оглядывали приглашённых на великий Бал и сохраняли спокойствие, они дышали им — некоторые рассматривали позолоченные приборы и прятали от всех свою душу — не давали заглянуть в глаза — а некоторые, как Роза, чувствовали, как менялся ветер, как поднимались волны — на море в любой момент мог случиться шторм. — Больше никто не войдёт, больше никто не выйдет до окончания собрания. Голос говорившего был властный, холодный — Стейси чувствовала его бесстрастие и напускное равнодушие. Многие повернули головы в сторону единственного свободного места — оратор забрал треугольничек и спрятал в карман плаща — она видела, что это всего лишь мужчина чуть старше пятидесяти — вот только Роуз потеряла уверенность в правильности своих суждений — среди симфонии дорогих парфюмов она задыхалась, а розы на еë запястьях и ключице оставались незамеченными. — В этот прекрасный день здесь собрались лишь знающие о нашем общем деле, преданные Ему, готовый отдать за Него жизнь, а предателям и случайным личностям здесь делать нечего. Ей вдруг стало страшно — Стейси знала, что мужчина смотрит прямо, но ей казалось, что взглядом он ловит каждое еë движение — от его липкого прикосновения по коже пробегали мурашки, некому было их прогнать, сказать, что он здесь и с ней всё будет хорошо, что он защит еë — Роза впервые за всё время оказалась одна. Все присутствующие сказали громкое «да» — оно улетело к сводам потолка — а потом почтительно склонили головы — Стейси последовала их примеру. — Ветер меняется, скоро всё изменится, но к этому времени нам нужно будет заручиться доверием наследников. Ваши сыновья и дочери не пойду против воли Его, но есть не менее влиятельные, которые не знают о своей роли. Наше общее дело может погибнуть, если такие люди попадут в парламент, если займут имеющие власть должности. Их светлым умам придётся многое познать. Роза хотела почувствовать силу дверей и выйти отсюда — почувствовать ветер, что не будет меняться ещё многие десятилетия, затеряться в лабиринте дворца и не слышать ни слова этого странного человека — знал ли Уолтер, что происходит на Балу — отправил ли еë, чтобы она сошла с ума — поручил еë жизнь лорду, что работает на двух господинов — она не знала. — Вы не можем позволить сыну великого лорда Эллингтона остаться не замечает. Роберт вырос. Наследник Розенталев, наследник Кроуфордов… Я могу долго перечислять, но вы всё знаете. Приглашённые ритмично закивали головами, позволяя мужчине наладиться их покорностью. — Но нам было неизвестно, кто же будет наследником графини Куинси. Недавно мы смогли это узнать, а те, кто получил особое письмо пройдут в Комнатус где продолжится банкет. Мужчина ударил в маленький гонг, который вдруг оказался рядом с ним. — Да повеселитесь на Балу, господа! Стейси одной из первых выходит из гостиной — она отдаёт плащ дворецкому и идёт к лестнице — крепко держится за перила, что служат ей якорем, вот только волны сегодня сильные — они остаются каплями на еë черных сапожках со шнуровкой — у Розы кружится голова. — Мисс, вас помочь? К ней подходит официант, с опаской поглядывает на неë — Стейси находит в себе силы ухмыльнуться и спрыгнуть с последней ступеньки — она волнует красное море ковра. — Можете принести мне газированной воды, пожалуйста? — юноша кивает ей и поправляет белую бабочку — он скрывается в коридоре, а Роуз устало закрывает глаза — телефон в сумочке вибрирует, ей хотется проигнорировать еë и одновременно увидеть сообщение — она искренне ненавидит свою слабость. Стейси опирается о перила и отстукивает ритм — этюд, который она учила два месяца в девятилетнем возрасте. — Держите, мисс. Она говорит правдивое «спасибо» и залпом выпивает воду — крепко держит бокал тонкими пальцами — ей с детства говорили, что у неë пальцы пианистки. — Теперь вам лучше? — Да, я благодарна вам за помощь и внимание, — юноша смущается — Стейси с удивлением заметила, как его щëки тронул румянец. Роуз прощается и спокойно идёт прямо — она выглядела парадоксом в этом дворце, где всё властно рассказывало о прошлом Англии — в жёстких кожаных чёрных сапогах на шнуровке, которые проходили обычной девчонке, любящей мотоциклы, а не благовоспитанной юной леди — в пышном приятного персиково-розового оттенка платье, напоминающим трапецию, пирамидку, которое подходит для легкомысленной мечтательной девушки, а не для рассчестливой наследницы — она была шумным, непокорным ветром в этом спокойном величественном море. — Позвольте пригласить вас на танец, миледи, — Стейси проходит мимо — у неë всё ещё кружится голова — в галерее крестов было душно — дыхание перехватило, и она думала, что ей как можно быстрее нужно найти Арчибальда и поговорить с ним. Роуз не помнит — прошептала ли она хрупкое «нет» или просто прошла мимо, уносимая сильным течением. Когда она поймёт, что голос кажется ей до боли, до нехватки воздуха, до болезненных вдохов и выдохов знакомым, и обернётся, то никого не увидит. Она закрыла глаза и попыталась вспомнить содержимое папки, что читала перед Балом. Арчибальд Роберт Эдгар родился семнадцатого марта тысячи девятьсот шестьдесят девятого года в годовом поместье Тру-хиллс около одиннадцати часов до полудня. Отцом был граф Уильям Генри Карл Эдгар — потомок знатного рода, берущего свои корни в шестнадцатом веке. Родился пятого декабря двадцать первого года прошлого века во время прибывания его родителей в Швейцарии. Матерью была графиня Габриэла Луиза Алисия Вивьен Кристин Мария Шарлотта Миранда Эдгар, урождённая Пасуналь — единственная выжившая наследница рода баронов, берущих свои корни в Испании, и получившая имена в честь умерших сестер. Родилась двадцать первого апреля пятидесятого года двадцатого века в частном имении во Франции, в Ницце. Арчибальд имеет шесть футов и два дюйма роста, крепкое телосложение и светлые, золотистые волосы, которые достались ему от рода Эдгаров, и карие глаза от испанских корней матери, так же, как и смугловатый оттенок кожи. Отличительный внешний признак — шрам от линии губ до левого уха. Стейси наблюдала, как дирижёр брал свою волшебную палочку — она не была сделана из полоса фантастического зверя или травы с магическим свойством — она сплетала из речей разных инструментов музыку — великолепную, незабываемую и чарующую. Разумеется, она знала, что первой будет кадриль — около сорока четырёх пар, восемьдесят восемь танцующих леди и джентльменов — Роуз не могла перестать тихонько отбивать ногой такт — она могла легко детежировать своим любимым размером — размер две четверти и знакомые с семи лет движения руки. — Вы музыкант? — Стейси прикрыла глаза, когда к ней подошёл юноша — он был старше еë примерно на два года — двадцати четрыхлетний мужчина, который определённо знал о мракобесии, что происходило на Балу. — Я играю на фортепиано, но основное занятие наука. Роза мягко улыбнулась ему — почти не соврала, ведь ещё год назад она была уверена, что проведёт свою жизнь среди реторт, реактивов, виал — в химической лаборатории. — Меня зовут Виктóр… — Немец. Она не удивилась, когда он подтвердил это — Стейси ловила во Виктóра интерес — лёгкий, с нотками сомнения. — Я ведь права, барон Нахтнебель? — Абсолютно. Роза вежливо отказала проходившему официанту — бокал с шампанским в руках барона мерцал жидким лунным светом, а пузырьки были колебанием волны — она видела набережную Темзы в лунную ночь, когда всё залито по-серебряному золотым светом — такие слова часто вызывали смешок, но Роуз знала, что права — серебряная Луна творила из золота. Стейси знала, что ей нужно найти графа — она искала его в толпе танцующих — светловолосого высокого мужчина легко было заметить в толпе — но Эдгара не было, словно он растворился в тумане — словно кто-то так и не снял плащ, оставаясь невидимым для приглашённых — она усмехается, когда думает, что это начало стоящего детектива, а можно избитого клише произведения. — Почему же вы не пьёте, мисс? Роза была уверена, что это его не касается, но ответила. — Почему же вы, барон Нахтнебель, не женитесь на той очаровательной австрийке, которая ждёт вас в номере отеля? Виктор задумчиво смотрит на неë — эта милая девушка с модельной внешностью вдруг перестала быть куклой — слишком много она знала и понимала. — Давайте разойдёмся по-хорошему, барон? Стейси знает, что он согласится — не поворачивается, когда он говорит чуть надменное «до свидания» — понимает, что игры с ней могут плохо закончиться. Она затаивает дыхание, когда палочка дирижёра бессильно опускается вниз, кадриль заканчивается, а в бальный зал неспешно пробираются люди — пятеро мужчин и четыре женщины — среди них Арчибальд Эдгар. Роуз может подождать его, закружиться в манящей музыке вальса — она всегда хотела научить танцевать его. В вальсе было всё — спокойная мелодичность сменялась живой шумной ветренностью. Роза ждёт, когда каждый из вновь пришедших сделает глоток шампанского — случайно бросает взгляд в окно на ясное небо — даже оно благословит Бал. Граф отделяется, словно желает разорвать тонкую нить, которая связала их после приглашения — он не хочет быть самым ярым интригантом. Стейси это понимает и появляется перед ним неожиданно — с первыми ветренными нотками вальса, описывающими еë натуру. — Здравствуй, граф Эдгар. Не выделите мне несколько минут вашего времени? Арчибальд смотрит на неë с любопытство — слишком дерзка для остальных, но в то же время слишком вежлива для остальных. — Пойдёмте со мной, юная леди, я знаю отличное тихое место. Каждая клеточка еë тела кричит, чьт это основа плохая идея — ведь не расскрывают тех, кто всё время на виду. — Вы не пожалеете, обещаю. Стейси кивает и следует за ним — она идёт спокойно, ни чуть не выдаёт своего страха — он приходит к ней внезапно — за свою жизнь она попадала во многие переделки — за свою карьеру детектива ей пришлось сильно постараться, чтобы раскрыть дело, но похожие события в еë жизни были впервые — впервые за время дела Эвелин Роза не чувствовала, что она в безопасности, что за еë спиной стоит человек, который сможет ей помочь — когда еë нанимали на работу, то учили обращаться с оружием и некоторым приёмам фехтования, которые давались ей сложно, вот только оружия сейчас у неë не было — была лишь слабая уверенность, что граф на самом деле хороший человек. — Проходите, юная леди. Он поддерживает перед ней дверь — это старая комната для прислуги — пыль остаётся толстым слоем на подушечках еë пальцев, всё приветствует их, мягко поскрипывая. Стейси садится на краешек старого кресла — оно рассказывает, как в девятнадцатом веке сюда приходили многие — но она его не понимает и ловит каждое движение графа. — Вы же понимаете, почему я здесь? Роуз смотрит в его большие карие глаза — думает, что они совсем на походи на глаза Теодора — у Эдгара они колючие и холодные — в глубине теплится умирающая доброта. — Меня зовут Стейси Роуз. — Но на Балу вы под другим именем, не так ли, мисс Стейси? Она просто кивает — не смеет скрывать очевидное — даёт ему заглянуть в неë и ждёт таких же действий в ответ. — Вы от Бьюкейтерами? — Зачем вы спрашиваете, если и так знаете ответ? Стейси откидывается в кресле — пыль остаётся песчинками вечных мудрых пустынь — со своей улыбкой уроками губ она напоминала графу Сфинкса — с острым умом и опасного — способного распутать множество загадок — вот только ему нечего было скрывать от неë. — Вы ищите Эвелин. Поверьте мне, мисс, ей будет лучше, если она сейчас где-то далеко, где-то, где Уолтер еë никогда не достанет. Арчибальд знал, что Роуз не сможет не задать этот вопрос. — Почему вы так уверены в этом? Он вертит на слабом свету из маленького окна статуэтку — маленькую девочку, у которой нет одного крыла — Стейси понимает, что эта девочка не случайно оказалась здесь. — Эвелин родилась и провела почти всё своё детство в Калифорнии. Она любила этот солнечный штат, любила смотреть, как уплывают корабли. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Эвелин не хватало общения, а она экстраверт, у которого вдруг стали пропадать друзья. Сначала они обманывают, потом растворяются, с другими она понимала, что совсем не интересна им. Бедная девочка с синдромом отличницы. Ей просто не повезло. Роза ловила его слова — чувствовала, как они отдавались в сердце — друзья были и для неë больной темой. — Она стала замкнутой. Но природу не победить, а от этого Эвелин могла раскрыть своё сердце любому человеку, который вёл себя с ней мили, доброжелательно, она могла, сама того не ведая, навредить себе. Святая невинность! Она не удивилась, если бы граф захохотал — так, как смеются тяжело больные люди — но в комнате даже ветерок не тронул шторы. — Вы считаете меня сумашедшим? Нет, нет, не отвечайте, я знаю ответ. Но я здоров, просто история Эвелин заслуживает быть услышанной, это не вся история, лишь жалкая часть известная мне, но она вас заинтересует, если вы не очередная марионетка в руках Бьюкейтера. Стейси смотрела на него прямо, открыто и до невозможности гордо — еë вдруг ставшие темно-серыми глаза горели от любопытства. — Но вы не такая, иначе бросились бы защищать Уолтера. Для девочки было бы лучше, если бы она осталась всесте с матерью и сестрой в Сан-Франциско, где море не такое и тёплое, где город — это холма, где она любила быть. Хотя, это не единственная вариант. Эвелин смогла бы жить в горячо любимой ей Италии, но только с сестрой и матерью. А может в маленькой деревушке близ французких Альп, о которой она написала ту удивительную сказку, что послала мне в подарок? Роза нахмурилась — Эдгар был честен — она чувствовала это — но он давал ей улики против себя — переписка значила слишком многое в этом деле, ведь только Стейси была уверена, что она подделка. — Я никогда не хотел Эвелин чего-то плохого, я просто знал, что это общество не для неë. Я действительно иногда писал ей, но лишь от того, что однажды она рассказала мне свои страхи. Иногда очень страшно становится случайным свидетелем, ведь потом ты чувствуешь на себе ответственность. Вас это утомляет, мисс, не спорьте со мной. Вы хотите узнать, почему же я стал врагом для Уолтера? Она склоняет голову, думает, что он слишком умён, чтобы не понять этого. — На самом деле. Я, наверное, сам этого не знаю. Бьюкейтеры были выходцами из Америки, конечно, Уолтер говорит, что уже полтора столетия его род живёт в Англии, но всё знают, что он не совсем англичанин, есть у него чисто американская хватка. Она, если вам это важно, передалась и Эвелин. Поколения Бьюкейтеров женились на чистокровных англичанках, пока Уолтер не женился на Патрисии. Она была наследницей французского и американского родов. Пресса писала, что ему досталась хорошее наследство. Я такое не люблю и старался не ввязываться во что-либо, где замешаны Бьюкейтеры. Возможно, Уолтер расценил это как личное оскорбление, не знаю, мисс. Это всё, что я могу вам сказать. До свидания. Стейси говорить твёрдое, но вежливое «до свидания» и уходит из комнаты — думает, что услышанное мало ей поможет в деле Эвелин, но сдвинет всё с мёртвой точки. — Постойте, если вы всё ещё думаете, что я причастен к пропаже Эвелин, то знайте, что она заменила мне младшую сестрёнку, мисс Роуз. Надеюсь, вы доберётесь до правды. — Мне очень жаль, что такое произошло с Эл. Роза говорит тихо, зная, что он слышит еë, и выходит из комнаты. В руках графа телефон — он быстро пишет лишь одно маленькое сообщение — думает, что это и называют властью — способность сказать одно Чертово слово, которое может изменить мир. «Culpa» Сообщение уже числится прочитаным, когда граф Эдгар понимает, что она назвала прозвище его сестры, которое не знает и десяток человек.

***

— Что, черт возьми, здесь происходит?! Откройте немедленно! Стейси устало опускается на пол — пышный низ платья остаётся облачком нежного заката на темном пыльном полу какой-то каморки — она усмехается, когда понимает, что дверь крепко заперта с обратной стороны — Роза перестаёт барабанить в дверь и старается не всхипнуть — она не боялась замкнутых пространств, но дышать вдруг становится тяжело — Роуз кричит, но вдруг осознаёт, что пугающую тишину каморки ничто не нарушает. Она двигается и слышит, как что-то с грохотом падает со стеллажа — коробка поднимает облачко пыли в дюйма от еë ночи — Стейси думает, что в какой-то степени ей повезло, ведь коробка упала не на неë — она оказывается запертым ящиком с чем-то невообразимо тяжёлым — Роуз не может еë поднять. Может, у неë просто жутко дрожат руки? Она достаёт из маленькой сумочки шпильку — Стейси не понимала, почему Тера и Лесли твердили ей, что каждой девушкое нужна шпилька для волос, но сейчас она была им безумно благодарна. Замочная скважина была старой и долго неиспользованной — пыль пуховой шалью покрыла еë, даже то, что недавно еë закрыли ключом, не до конца порвало эту шаль на мелкие кусочки, не стердо в пыль. Роза чертыхается, когда шпилька выпадает из рук — еë любезные тюремщики оставили ключ в замочной скважине, чтобы она не смогла открыть замок изнутри — никто не будет убираться раньше двух часов, а в это далёкое крыло не ходит благо воспитанная публика Бала. — Как же я бы выжила без неприятностей, мне ведь скучно, нет ничего интересного, нечем заняться, только сидеть запертой в каморке Букингемского дворца. Молодец, Стейси Роуз, умница. Смогла за два или три часа вляпаться в неимоверное количество переделок, теперь никто не скажет, что ты заурядная личность. Она обнимает свои колени и прячет лицо в складках платья — от них слабо пахнет еë парфюмом. — Сидеть в каморке твой фирменный стиль, принцесса? Роза закрывает отвыкшие от света глаза, а потом открывает их вновь — она не бросается на шею Кэрроллу — сдерживает свой иррациональный порыв и пытается не расплакаться перед ним в который раз. — Всё. Хватит, успокойся, в этот раз у тебя отнюдь не водостойкий макияж, поплачешь и станешь похожа на страшного маленького гремлина. Стейси недовольно смотрит ему в глаза, когда Теодор садится перед ней на корточки. — Я высокая, — в его взгляде читается яркое сомнение. — Что? Не смотри так не меня, словно считаешь меня гномиком! — Я действительно считаю тебя гномиком. Она смеëтся и позволяет Кэрроллу обнять себя — чувствует, как мурашки знакомо пробегают по еë коже, волнуют еë волны и кричат о влюблённости — вот только Стейси знала, что она не влюблена в Теодора, а единственное, что она может испытывать, это симпатия. Возможно, она бежит от правды. — Я, конечно, понимаю, что ты устала, но ты уже должна была привыкнуть к такому, зная твою феноменальную везучесть. Роуз поднимается вслед за Кэрроллом и отряхивает тёмную пыль с одежды — она рассыпается по полу призраком теней и тайн. — Как ты сюда попал? — она понимает, что доверяет ему — или просто устаёт брать на себя всю ответственность — и легко поддается Теодору, что ведёт еë коридорами дворца. Стейси не скрывает радость, когда видит яркий приятный свет — эйфория так и норовит унести еë в мир, которого никогда не будет в реальности. — У меня тоже есть место в этом иерархическом строе. Роза хмурится — в голосе Кэрролла появляются странные нотки, словно эти слова причиняют ему боль, достают ключ и открывают дверь воспоминаниеям, о которых он мечтает забыть, которые могут морально убить. — Закроем эту тему, а лучше совсем не будем вспоминать об этом вечере. Она кивает, а потом думает, что он уводит еë из дворца. — Тебе нужен белый лимузин или внедорожник. На его удивлённый взгляд Роза продолжает — скрывает за насмешкой свои настоящие мысли — приоткрывает чувства, прикрывая их иронией. — Тогда ты будешь героем хайтековских американских мелодрам, спасаешь свою принцессу, которая на самом деле обычная девушка, и выводишь еë в высший свет. Смотреть, а тем более верить в такой сюжет — это пустая трата времени. — Не веришь, что кто-то сможет полюбить тебя? Осознание неправильности их разговоры ностигло еë быстро — вот только Роуз не хотела, да и не могла остановиться — словно всё по-старому — он вновь спасает еë голову, ведь отвечает своей за неë, а их разговоры — это бред — словно они приятели или люди, которые достигли какого-то мира после ненависти, неприязни к друг другу. — Я говорю не об этом. Просто богатые люди женятся на богатых, чтобы лишь увеличивать свой капитал, чтобы в из кланах не было лишних людей, чтобы всё было под из контролем. Может быть, они и заводят какие-то интрижки с людьми более низкого уровня по социальной лестнице, но это никогда не перерастёт во что-то серьёзное. Теодор кивает скорее не ей — своим мыслям. Стейси не может поймать эмоции на еë лице — они умело скрываются за болью в еë шее. — Ты так и не ответила на мой вопрос. — Мне это не нужно. Я собираюсь вернуться в науку, получить докторскую степень. После кандидатской, разумеется. Я собираюсь провести остаток своей жизни в хим.лаборатории. Мне просто не нужны чувства. С точки зрения науки — это всего лишь химия. Выработка определённых гормонов заканчивается, и пропадает интерес к личности, без которой какое-то время назад ты и не представлял свою жизнь. Она на мгновение затихает, а потом продолжает — рассказывает о своём страхе. — Мне часто говорят, что я не постоянная. Если человек действительно полюбит меня, я отвечу взаимностью, а потом проявится это моё непостоянство, и я разобью всём сердце. Я большую часть дества провела с бабушкой, смотрела сериалы, фильмы, которые она смотрит, и думала, что если я не влюбляюсь, то я ненормальная. И стоило какому-либо однокласснику проявит ко мне обычную человеческую доброту, то я думала, что это влюблённость. Я была ребёнком, который не хотел услышать нет. Я могла легко навязать своё общество, правда, от него редко отказывались. Такая хорошая девочка, так хорошо учится, интересная, общительная, живая — идеальная. Теодор обернулся и посмотрел на Стейси — когда она говорила последние слова, то морщилась — она не хотела быть идеальной. — В начальной школе чувство доброты утрачивается не до конца, а из-за природной коммуникации мне многие делали добро. Поэтому… Вдруг, это не детское восприятие, а подлинное непостоянство? Нет. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал из-за меня. Роза прячет глаза от его пытливого взгляда — ей хочется взять все свои слова обратно, чтобы Теодор никогда их не слышал. — Я всегда знал, что от этих мелодрам один вред. Она смеëтся и выходит под руку с Кэррллом из дворца — закрывает глаза и чувствует, как ветер играет с завитыми в кокетливые милые кудряшки волосами. Теодор разглядывает лицо Розы — прямой нос, еле заметные веснушки — рассыпанный тёртый молочный шоколад — и глаза — бушующее море, которое бывало ласковым, а бывало жестоким. — Спасибо. Она тихо шепчет, смотря на него невинными глазами — в еë голосе слишком много эмоций — лёгкая грусть сильнее благодарности. — Куда ты меня поведешь, учитывя, что на этот раз я не пьяна? Стейси подхватывает весёлость в порывах тёплого ветра — она знает, что он дует не с севера и не с востока — Роза чувствует уверенность в каждом сбежавшем от неë выдохе. — Сначала мы пойдём к старине Вестминстеру, а потом можно прокатиться на Лондонском Глазе… Стейси фыркает — Кэрролл думает, что ему больше нравится еë острый язычок, чем подавленный вид, когда что-то внутри неë обрывается, и он становится невольным слушателем потайных страха, что она старается заглушить без чьей-либо помощи. — На придётся стоять в огромной очереди. — За это время я успею стать профессиональным психологом. Роза широко распахивает глаза и легко бьет кулачком его по груди — Теодор же касает головой, делает вид, что морщится от нетерпимой боли, и удерживает еë руку — она тяжело дышит, когда чуствует под своей ладонью, как спокойно бьётся его сердце — чувствует, что еë собственное танцует слишком сложный танец. Кэрролл отпускает еë руку, и Стейси прижимает еë к себе — касается тонких мягких запястий, от которых пахло розой. — Ты поменяла духи. «Мисс Диор» тебе тоже подходит. Она неосознанно кивает и заламываеь пальцы — Стейси часто хрустела ими, старалась сдержать такие порывы при общении с людьми — детская привычка осталась с ней навсегда — иногда человек состоит именно из таких глупых привычек — идеально заправлять кровать и поддерживать хаос на рабочем столе — вести чудесные конспекты и тонуть в своём лабороторном журнале — хранить открытки, засохшие цветы и маленькие сувениры и стараться избавиться от болезненных воспользоваться — многие личности состоят из парадоксов. Роза чувствует запахи в воздухе — прошла женщина, и в воздухе остались горькие ноты еë парфюма — радостные студенты оставили аромат свежей выпечке — от состредоточенного почтенного мужчины пахло табаком — а от вод Темзы поднималась свежесть, оживляя гулявших по набережной реки. — Не думаю, что хочу сейчас кататься на чертовом колесе. Теодор пытался поймать нить еë мыслей — уловить их суть — общаться со Стейси было интересно и сложно одновременно — никто не мог знать, какая ниточка покажется из клубка в тот или иной момент. — Думаю, тебе нужно подкрепиться, принцесса. Роза не отвечает ему — в еë глазах течёт величественная Темза. Кэрролл приобнимает еë за плечи — касается аккуратно, словно боится спугнуть — Стейси приподнимает голову, а потом наступает на одинокий упавший листик, что напоминает о подступающей осени. — Мне нужно найти Эвелин. До середины сентября. Она останавливается и заламываеь пальцы — думает, что хочет насладиться каждым моментом проведённым здесь и с ним. Роза бежит — не оглядывается на Теодора, зная, что он следует за ней — она всегда любила ветер скорость — ветер, словно искусный скульптор, вытачива на еë лице эмоции — игрался с еë волосами и пел песни еë на ушко — скорость не давала думать, захватывала раз и навсегда, помогала окунуться в омут с головой — Стейси наслаждалась отсутствию навязчивых глупых мыслей и своему сбившемуся дыхания — она дышала на удивление легко — на бледных щеках неизвестный художник нарисовал яркими красками румянец. Она останавливается, когда слышит музыку, и Кэрролл крепко держит еë за руку — Роуз узнаёт джазовую мелодию — она любила джаз с десяти лет, когда тонкие пальцы впервые сыграли джазовую пьесу на белых и чёрных клавишах фортепиано. — Идём, потанцуем. Теодор дышит свободно — его дыхания не меняется — она думает, что он волшебник или еë личное проклятие. В этом месте часто играли уличные музыканты — набережная была самой лучшей и живой сценой, а люди, мечтающте забыть о вечных проблемах, лушими танцорами. Кэрролл наслаждается мягкостью еë запястий, а Роза, гордо приподняв подбородок, смотрит прямо в еë глазах — смеющиеся искорки выглядят лучше всех фейверков мира. Они удивительно точно попадают в такт музыке — это что-то весёлое, недающее унывать — что-то о светлой, немного сумашедшей любви. Теодор ведёт — движение Стейси резковаты — живые, они отдают бушующим морем и непокорным ветром — такими же, как и сама мисс Роуз. Роза думает, что никогда не испытывала ничего такого — кружится в его руках — Кэрролл не даёт ветру забрать еë, вновь прижимая еë к себе на краткий миг — они не останавливаются и двигаются под ноты и негромкие аплодисменты. Вот только этого нет — нет ничего кроме карих глаз с янтарной искоркой и шоколадной тягучестью для Стейси — нет ничего кроме серых глаз с осколком море во время шторма, рождающего новую жизнь всего побережья, для Теодора. Она думает, что аромат яблок слишком пленителен — она, кажется, совсем не думает, следует вслед за своими чувствами. Он думает, что не сможет еë опустить, когда музыканты смолкнут — он первый раз за долгое время полностью отдаётся эмоциям. Они тяжело дышат и смотрят друг другу в глаза — расстояние между ними кажется чертовой пропастью и спасательным дюймом — музыкальные инструменты в последний раз дарят им тихие ноты и замолкают — хрупкая тишина разбивается, когда люди аплодируют им до боли в ладонях. Роза искренне улыбается ему и опутывает ниточками своего смеха всю набережную. Кэрролл отвечает ей такой же честной улыбкой и запрокидывает голову — облака вдруг перестают быть просто кружевами — где-то на краю неба распускается персиковая роза — закат вот-вот раскрасит лондонские небеса в пастельные цвета. — Ты не отстала от ритма в седьмом такте. Стейси шуточно пихает его локтем в бок и видит милую черепашку, что теряется в морской синеве неба. — Зануда. Тем более я убеждена, что там была реприза. Он не возражает ей — передает сэндвич с плавленным сыром и улыбается, когда Роуз морщится — уличная еда оказывается слишком горячей. Ей нравилось идти рядом с Теодором, легко успевая за ним, и есть сэндвич, распутывает до смеха абсурдные мысли — Роза не успевает поймать глупости прежде, чем они ускользнут в закатный воздух города. Кэрролл качает головой и мягко посматривает на неë, когда Стейси садится на старые перила рядом с лестницей — это и не перила вовсе, всего лишь камень — гладкая горка покрытая снегом — она смеётся собсаенным мыслям и балтает ногами — ветер к вечеру усиливается, становится сильнее, прогоняя непоседливых ребят с улиц, когда сумерки уже надевают шарф и закрывают дверь на ключ уходя. Роза смотрит, как уставшее Солнце стремится к морю — думает, что ночь особенное время, ведь она начинается с заката. — Ты поставила для себя почти конкретный срок, принцесса почему? Стейси не касается подушечками пальцев укороченной кожаной куртки — солнце скрывается, тонет в покрасневших водах. Она думает, что его ответ может разрушить всё — и не спешит отвечать. — Я решила продолжить учёбу, а семестр начинается в середине сентября. Меня приняли в магистратуту. Роза прикусывает губу и ждёт, когда сумерки укутают нежной темнотой город. Ей кажется, что Кэрролл был спокойнее, когда в прессе написали об их «отношениях». — Ты не понимаешь?! Как, черт возьми, можно так относится к работе. Не зная, когда ты раскроешь дело, ты подаёшь документы в аспирантуру! Или, что ещё хуже, знаю, что скоро начнёшь учёбу, ты берешься за сложное дело! — он взрывается, не замечает странного блеска в глазах Стейси — Как можно быть такой безответной?! Для тебя это всего лишь игра, а для кого-то от результатов зависит жизнь! Жизнь, ты это понимаешь?! Она не выдерживает — если Теодор не кричал, его тихий голос был яростнее и пугающее, чем крик Роуз — она не умела держать контроль — её реплика была изначально на повышенных тонах. — Да кто ты такой, чтобы отчитывать мен?! Думаешь, помог мне несколько раз, и я буду тебя слушаться! Ни за что в жизни! Лично ты к делу вообще никакого отношения не имеешь! Видеть тебя не хочу! Чертов придурок! Ненавижу тебя! Роза спрыгивает с камня и сбегает по ступенькам — внутри неë сжигающая всë, разрушающая злость — она не глотает злые слова и ненавидит его — мгновенное наваждение спадает и она вновь видит его, такими же, как и в их первые встречи — думает, что была абсолютной дурой, когда позволила симпатии ласково обнять себя и ослепить. Вот только глаза предательски жгло, а Стейси плакать не хотела. Кэрролл несколько секунд просто стоял — мучитительное мгновение. Он оглядываясь и следует за Роуз. Девушка слышит его шаги и бежит лишь быстрее — уставшая и изнеможенная — силы пропали вместе с прекрасным мороком. Он догоняет Стейси и не даёт ей уйти — притягивает к себе и… Роза чувствует, как эйфория подталкивает еë к омуту — она бросается туда с головой, или еë бросает — девушка уже не помнит. Солнечное чувство зарождается вместе с наступающими сумерками. Роза чувствует, как Теодор целует еë — дразняще — и крепко держит за запястье — на даёт уйти от него. Стейси забывает, кто отстранился — она или он — помнит, как сделала судорожный вдох, как он прошептал ей на ушко, что ему безумно нравится, что она забывает дышать из-за него. А потом вновь целует - Роза и не хочет убегать - перебирает мягкие вьющиеся пряди Теодора, что их история, подобно ночи, начинается с заката.