Пропавшая без вести

Саундтрек к главе — полна любви «Любовь» Она тонула — губы предательски горели, напоминая о их поцелуе — руки дрожали, не держа даже кружки с водой — а глаза невозможно щипало — Роза сдаётся и чувствует, как горячие злые слëзы скатываются по щекам, оставляя красные дорожки и размазанную тушь — чувствует тупую боль и старается не закричать — всхлипы то совсем тихи, беззвучны, то громкие, прогоняющие чёртову тишину — она почти кричит и сворачивается клубочком на мягком плюшевом покрывале. Облака за окном, словно чувствуя еë грусть, нежно, ласково, почти с сожалением скрывают слишком жизнерадостное солнце — его лучи из золотого хрусталя в последний раз касаются плотных портьер и исчезают, так и не подарив солнечного зайчика — маленькое чудо. Стейси же касается холодными руками, стирая капли дождя, что оказывается слезами. Темнота приходит в комнату с блеклым закатом, что умирает подобно огненному шару, что вновь медленно гас — Роза с сожалением касается ткани, рассматривая в маленькую щелочку предсумеречное небо, что казалось ей испуганным и холодным — облака, что появились с северным холодным ветром, были лишь пылью — тёмной, тяжёлой — криками и слезами — истинными чувствами, которые немногие могли понять. Стейси же отражала каждую чёрточку облаков, кутаясь в свою боль почти с искренней радостью.       Она улыбается и устало кладёт голову ему на плечо — Теодор лишь через мгновение приобнимает еë — Стейси казалась ему фарфоровой куклой, что может легко сломаться — вот только он уже знал, что еë страхи оживают лишь с темнотой, когда тени тянут свои корявые руки и крадут спокойствие — он помнил, как она плакала — и хотел прогнать кошмары — вот только от злых снов очень сложно избавиться — после Еë смерти ему ещё очень долго снились коридоры больницы, где подташнивало от резких запахов медикаментов, где ему сказали о Еë смерти, даже не сделав попытки спасти — поэтому и понимал, что иногда прошлое приходится переживать множество раз, каждый раз чувствуя боль, что была рядом с тобой тогда — и единственное, что можно сделать это обнять и стараться вытяснить прошлое настоящим. — Хей, не спи, — Стейси смешно надувает губки и фыркает — еë ворчание превращается в зевок, и она хмурится, медленно моргая. Кэрролл лишь улыбается и подхватывает Розу на руки — такая высокая она вдруг кажется совсем малышкой. Стейси смеётся, а Теодор подхватывает его смех. Роза вытирает слезы тыльной стороной ладони и берёт в руки телефон. «Стейс! Нужно срочно поговооить» «Чудик, я послезавтра приеду на конференцию в Лондон, поделишься квартирой?» «Мисс Роуз, как продвеоается ваше расследования» «Здравствуй, Стейси. Ты уже получила письмо от университета о том, что ты принята в магистратуру?» «Стейс, у тебя всё хорошо?» Она почти улыбается — многословные сообщения от Мегги, что получила интересное, по-настоящему увлекательное и, наверное, неопасное для еë сердца дело или встретила парня, который ей понравился до отсутствия слов. Она усмехается и быстро печатает ответ Филу — думает, нужна ли ей компания — и решает, что брат сможет ей помочь — вот только противный голосок, что просит позвонить Теодору, шикует на неë и говорит о беспомощности ситуации, в которой она оказалась. Она почти смеётся, когда читает сообщение от доброго руководителя еë проекта во время учёбы на бакалавриате — вспоминает долгие вечера и по-ночномв красивый зимний Лондон. Вот только смех застывает, разбивается в тишине еë квартиры, когда Роза читает последнее отправленное ей сообщение. «Нам нужно поговорить. Выслушай меня» Стейси почти вскрикивает — крик превращается в всхлип — она никогда так и не плакала — судорожно глотает воздух и добавляет Кэрролла в чёрный список, уже зная, что каждое из смешное-глупое-родное сообщение сотрется, исчезнет, словно никогда и не было, словно она и не улыбалась как идиотка, быстро набирая текст в уютной темноте в половине второго ночи. «История ощичена» Если бы всё было так просто — нажал кнопку и каждая Чёртова эмоция испарилась, расстаяла — очистилась — вот только всё всегда усложнялось — самые обычные слова обретали чудовищный подтекст — каждая улыбка становилась уколом — каждый взгляд превращался в пытку — в каждый вздох в испытание — каждое слово в попытку защититься. Вот только каждая попытка кончалась неудачей — Фортуна по привычке фыркала и уходила, оставляла среди шума и чёртовых обломков. Наверное, она знала, что всё кончится этим — знала, знала, знала, черт возьми — но всё равно дала шанс себе и… Теодору? Это было похоже на гонку — ещё совсем недавно Стейси пролила на него кофе в лифте, а потом оказалась в итальянском ресторане за одним с ним столиком, пробуя вкуснейшие шоколадное джелато, а потом вдруг она уже в его доме, знакомиться со своими истинными заказчиками — слишком быстро оказалась с ним в одном купе, нелепо шутя и пытаясь не спать, чтобы не видеть кошмаров — почему же Роза почти слушалась его, почти доверяла ему Наверное, она должна была понять это, когда пряталась в каморке богатого особняка Бейкеров, стараясь не думать о губах, что горели после его близости Наверное, ей стоило остановиться, когда письма принёс им ветер, заменяя почтальона, что опоздал. Наверное, она поверила ему, когда Теодор смог успокоить — смог спасти от кошмаров. Наверное, она стала одной из тех дурочек, что теряют голову от влюблённости — тех, над которыми смеялась — тех, о которых иногда смотрела фильмы, коротая длинные болезненные ночи. Наверное, ей нужно рассказать всё Мег, что знает всё о любви, легко понимая, с каким человеком ей удасться почувствовать эйфорию, опьянения более сильное, чем от красного вина — Мег, что сможет найти те слова. Наверное, ей нужно просто стереть себе эту память. Стейси прижимает к себе колени, смотря, как одинокая слеза скатывается по коже, слыша, как на улице смеются беззаботные дети — наверное, ей было бы проще, если бы весь мир погряз в липкой трагедии — чтобы она не была одинокой — чтобы не только Роза чахла среди лучей золотого солнца и радостного моря трав. Роуз сдаётся и берёт в руки смартфон — пишет Ричардс короткое сообщение и выключает звук, оставляя телефон на ночном режиме, чтобы уведомления о скидках на роллы или записи блога о путешествиях не оставались рябью. Мегги, кажется, ждала, когда Стейси ей напишет. «Давай лучше у Уилли, я сейчас у него. Квартира в небоскрёбе с чудесным видом. А вино ещё лучше» Роза грустно улыбается, чувствуя соль на губах и думает — вот кто по-настоящему заслуживает любви.

***

Стейси находит дом Уилла лишь спустя полтора часа после сообщения Ричардс — сначала долго рисует стрелки, которые неминуемо превратятся в темные стволы на еë щеках. Уже выходя из подъезда, она решает надеть свитер и возвращается — лестница не скрипит в таком еë шагам — Роуз живёт в небольшом жилом комплексе в французском стиле — на подоконниках в красивых глиняных горшочках пестреют цветы — она всегда останавливается между пятым и шестым, чтобы коснуться бархатных фиалок. Роуз раздражённо разглядывает себя в зеркале — лямка бюстгальтера выглядывает — девушка лишь быстро ищет в шкафу другую одежду. В итоге надевает вязаный синий кардиган и белый топ, думая о том, что она так и не заказала такси. Машина подъехала лишь спустя пятнадцать минут — восемнадцать минут и тридцать шесть секунд, если быть точной — Стейси захлопнула дверь, когда господин Дождь стучит по окнам и улицам Лондона. Водитель включает радио — песни откровенно пошлые с ужасной оранжировкой — она лишь устало хмурится и ищет в своей сумочке беспроводные наушники — чуть ли не в голос стонет, когда вспоминает о них, лежащих на столешнице в еë квартире — с сомнением достаёт старые белые проводные и слышит, как они, кряхтя, коверкают звук, а после шипят и замолкают — ломаются. Когда автомобиль мягко останавливается у небоскрёба, Роуз наконец-то выходит на улицу, расплатившись с таксистом, и вдыхает влажный, почти сырой воздух — дождевый капли остаются на еë волосах, нежно касаются шеи — она же забегает в здание и встречает консьержа, что долго пробивает еë в своём компьютере, а потом говорит, что еë действительно ждут. — О, Стейс! — Мег ласково обнимает еë — она выше своей милой незадачливого подруги — эта самая подруга старается на всхлипнула и вдыхает аромат духов Джими Шу, что сама же подарила Ричардс на Рождество. Мегги нежно касается еë чуть влажных волос — в прихожей темно и волосы Розы вновь меняют свой оттенок — отливают ночным небом, что заволокли пушистые облака, собирая звезды и пряча их в свои далёкие дома — где-то на востоке. — Пока ты ехала, дорогуша, я успела заказать роллы. И открыть бутылку отменного красного вина. — Я не умею пить. Стейси осторожно касается щёчки и облегченно выдыхает, касаясь своей сухой кожи. Она сама иногда успока вала Ричардс — умела быть… Доброй? Скорее милой, угодающей подругу и помогающей с мелкими отчетыми, что не противоречат конфиденциальности — Мегги же была по-настоящему доброй, любящей кождого человека, в отличии от своей подруги, что по какому-то своему странному чудному принципы выбирала людей, с которыми делилась всем — Мег всегда лишь качала головой, наблюдая за «игрой», в которой правила, казалось, даже Стейси не понимает — просто чувствует. — Тебе нужно напится и всё-всë мне рассказать! Роза останавливается на пол-пути и несколько раз моргая, привыкая к яркому свету гостиной — недовольно поглядывает на слишком оживлённую Ричардс. — Ты, конечно, болтушка, но трезвой ты не расскажешь мне и половины своих чувств, дорогая. Стейси лишь садится рядом с подругой на диван, пред Котова на журнальном или кофейном столике уже расставлены тарелочки с роллами и два звенящих бокала, наполненных гранатовой красной жидкостью. — А твой Уилл? — Роза слышит, как язычки бумагой змейкой шипят, когда она достаёт палочки для еды — Он не будет против того, что кто-то в полном неадеквате будет в его шикарной квартире? — Даже не волнуйся. Во-первых, он будет на своей работе до полудня. У него свой клуб и всякая белиберда, что с ним связано, — Мег демонстративно корчит рожицу — Во-вторых, душка Уилли разрешил мне водить гостей. — Он идеальный вариант для тебя, Мегги? Ричардс смеëтся — шумно, пугая Стейси своим внезапным приступом веселья. — Нет, золотко, ты не права. Это… Как развлечение, да. Какое-то время мы будем получать удовольствие от отношений, а потом разойдёмся добрыми друзьями. Уилл далеко не семьянин, а я не хочу его перевоспитывать. Когда-нибудь всё встретят идеально подходящего человека. Мег на мгновение замолкает — тщательно взвешивает каждое слово, что остаётся приговором. — Только, конечно, если останутся силы идти навстречу. Стейси пости что всхлипывает — медленно пропуская сквозь себя слова подруши, думает — а есть ли у неë силы куда-то идти… А потом понимает, что нет даже желания. — Провести жизнь среди колбочек и реактивов, писать статьи и корпеть в лабораторию тоже неплохо. Она усмехается и подносит бокал к губам — первый глоток навевает воспоминания — поездка в регион Италии, где горы красивее моря, где пылкая хозяйка готовит вино, добавляя в него алые цветы, спелые гранаты и пики гор во время кровавого рассвета. — Я должна знать, что сделал этот… — Теодор. — Что? Ты же сказала… О Боже, Стейс! — Роза обнимает Мегги в ответ и не видит, не чувствует — просто знает, что на еë щеках слезы оставляют красные дорожки. — Выпей. Стейси отстраняется и послушно залпом выпивает до дна — кажется, она даже не морщится — капли вина остаются в бокале гранатовым соком — вот только она знает, что это не он — всего лишь виноград — ведь она никогда не станет чьей-то Персефоной. Стейси берёт себя в руки, старается не улыбаться, как идиотка — иногда глупая улыбка не желала сползать с личика. — Я встретила его в лифте и случайно облила кофе. А потом старина, — она запинается на сложной фамилии, Мег же понимающе кивает, и Роуз продолжает — Оказалось, что он пришёл с делом, и наш босс покоремендовал ему именно меня. Она чуствует, как руки трясутся — ролл выскальзывает из хватки палочек и рассыпается в соевом соусе. — Я не знала ничего на счет дела. И решила встретиться в ресторане, где он дал мне некоторые подробности. И оказалось, что он здесь выступает в роли… Проводника. — У такого красавца не может быть сливки страшных тайн. Ой, прости, золотко. Ричардс часто звала еë «золотком» — словно Стейси действительно была кем-то индивидуальным, а не обычной девчушкое, которой повезло найти хорошую работу — словно она могла быть только с Роуз, смотря самые глупые мелодрамы и смеясь над наивными нереалистичными концовками и фразами, сюжетами. — Я согласилась. Дело по-настоящему интересное, требующее ухищрений от Шерлока Холмса, коим, увы, я не являюсь. Всё получилось слишком быстро, ведь уже скоро я сидела в одном с ним купе и ехала в Ливерпуль, где начинается дело. — Тебе легко было, если учесть, что ты родилась в Ливерпуле. Стейси кивает почти автомачиски — слышит-слышит-слвшит, как Кэрролл говорит, что она родилась в Сан-Франциско, ведь она сама так е в сказала. — Я познакомилась с некоторыми личностями. Знаешь, не только с приятными людьми, — Роза морщится, вспоминая Джесси — а однажды мы так поссорились, что я пошла в клуб и напилась. Напрочь. До потери памяти. Знаешь, я даже не помню как, но Теодор потом забирал меня оттуда и вëз к своему давнему другу. Это почти забавно. Стейст пробует «Калифорнию», вспоминает о временах, когда она жила в этом солнечном штате, изредка срывая с апельсины с деревьев, что выращивала одна старушка — о временах, когда еë руки не сушились с наступлением весны — о временах, когда она не пользовалась кремом с ромашкой и чайным деревом. Мегги лишь кивает и куда-то уходит, возвращается с упаковкой бумажных платочков — Роуз сдерживает всхлип. — Тебе ещё налить? — Нет. Она делает несколько выдохов, а потом выдыхает, словно вспоминая — каково это дышать полной грудью. — Мы. Мы почти подружились. Это было странно и почти ненормально, ведь я его ненавидела. Называла маньяком. А он… Он просто отшучивался, быть может, в ответ на мою шутку. Он не всегда был со мной согласен, скорее даже практически никогда. Но к концу срока, что мы были в особняке, мне казалось, что он прислушивается ко мне. Понимаешь? Ричардс, несомненно, понимала. — Мы даже ездили вместе на приём, но это не лучшее моё воспоминание. И тогда… Он… Почти поцеловал меня. Вот так — так просто — она просто это сказала, словно Мегги могла забрать у неë эти слова, спрятать их, а потом сделать тоже самое с воспоминанями — и только ей, Стейси, нужно было решить — хочет она этого или нет. — Два раза. Он купил мне тыквенный латте, который явно ненавидит. Отдал свою рубашку, когда успокоил после кошмаров. Вот тут она не выдерживает — слишком сложно было признать, что Теодор был единственный, черт возьми, единственныым человеком, который смог прогнать еë кошмары — только рядом с ним они слабели и отступали — только его боялись. — Тебе нужно выплакаться, но, золотко, почему? Ей не нужно договаривать — Стейси понимает и без лишних глупых, дурацких, не имеющих смысла и приносящих тяжесть в груди слов. — Я услышала, как его босс хвалит его за то, что… Он влюбил меня в себя.

***

Ей становится лучше ближе к трём часам — голова уже не болит — лишь тело всё ещё не совсем слушается еë, но для просмотра видеозаписи с камер наблюдений ей оно и не очень-то нужно. Несколько кофеен прислали ей эти милые отчёты — почти рождественские подарки. Стейси поджимает под себя в ноги в смешных белых носочках с чёрными сердечками и нажимает на кнопку — улица перед еë глазами чёрно-белая, словно Кадар из кино шестидесятых или пятидесятых с непродуманным сюжетом. Деревья кричат, невольно подпевая ветру, что наслаждается бурей вместе с грозой, что играется то с дикой кошкой — громом, то с фиолетовыми нитями из клубков слишком странной пряжи — молниями. И только промокшая девушка с липнущими к ногам волнами тёмного дорого платья — Эвелин, утирая слëзы с милооо личика, бежала прочь из особняка Бьюкейтеров.