Мэри

Время шло, и холст по-прежнему стоял на мольберте, масло потихонечку подсыхало. Вайсс заказал в мастерской раму необычной формы и ждал теперь, когда привезут заказ. Минута эйфории прошла, но Мэри никуда не делась. Так и стояла, скромно сложив перед собой руки, и с лёгким любопытством и вежливой улыбкой смотрела на любого, кто проходил мимо неё и тем более — подходил к ней. Приходили его знакомые критики, они, зная его, просто молча смотрели работу. Прослышав разговоры, приходили незнакомые критики. Вайсс никому не отказывал в посещении. Один из них, совсем молодой — студент, видимо, — и вовсе попытался спросить, кто изображён на портрете, и не символизируют ли розы порочную страсть к ребёнку. Другие голубчики задумчиво кивали головами и спрашивали, почему он решил изобразить девочку настолько реалистично, и планирует ли он придерживаться этого ретроградного течения и дальше. «Дальше». Вайсса это даже забавляло. В эти несколько дней он практически не видел Мэри: он с хорошо скрытой насмешкой смотрел на лица своих посетителей. И лишь когда привезли готовую раму, в которую надо было её оправить, он впервые задал себе странноватый и немного жуткий вопрос: А что же дальше? Итак, его маленькая леди облачена для выхода в свет, но Вайсс Гуэртена не планировал устраивать никаких новых выставок. Он уже знал что-то, чего не знал никто, даже семья. Нет, знал не осознанно, не думал об этом. Но всё его настроение, все его поступки теперь диктовались этим наполовину подспудным знанием. В семье никто не заметил. Даже не из-за извечной невнимательности, но потому, что изменение произошло так неожиданно и так незаметно, что они, наверное, думали, что им просто кажется, и мрачный старик, напротив, повеселел. И Мэри не знала. Мэри знала меньше всех, потому что она впервые увидела его уже таким, и знала все его прежние работы, но была так юна и непосредственна, что невозможно было поверить, что она и есть ангел его смерти. Да и что такое для неё — «смерть»?