Здесь разбиваются души

Ей снилась ее улыбка. Она резко поднялась на кровати. Дышать было тяжело, получалось только судорожно хватать воздух ртом. Чувствовалось, как медленно кислород поступал в легкие. В глазах сверкали искорки, колючие, словно, разрывающие сетчатку, как щепотки песка. Боль проходила сквозь тело и Гермиона жмурилась от неприятных ощущений, словно холодные шипы впивались в каждый сантиметр кожи. Ледяные осколки медленно разрезали позвоночник. Девушка глухо застонала и сжала ладони в кулаки, царапая кожу. Из груди вырвался тяжелый кашель, а потом короткий всхлип и плач. Пустота до краев заполнялась криками и стонами боли, отчаяния и безысходности. Все в совокупности топило ее. Она заметалась по кровати, но тяжелые руки почти в это же мгновение коснулись ее спины. Они гладили тело через ткань. Успокаивали. Ладонь медленно поднялась на плечо, надавила, укладывая на кровать. Темноволосая девушка поддалась и опустилась на подушку. Её глаза встретились с его серым взглядом. Малфой протянул ей чашку, из которой шел легкий пар и стойкий аромат лекарственных трав, и помог выпить содержимое до дна, мягко придерживая голову за макушку. Тепло распустилось огромным цветком в груди Гермионы, как только настойка коснулась горла, успокаивая. Дыхание начало выравниваться и боль в теле переставала колотить по нервным окончаниям. — Что я делаю здесь, Малфой? — тихо задала вопрос Грейнджер. Она отдала пустую кружку парню и стала осматривать хорошо знакомую комнату Слизерина, в которой Драко жил вместе с Блейзом, Тео и еще тремя парнями, от которых девушка знала лишь имена. Сейчас же три из шести кроватей были заправлены, а тумбы пусты. Гермиона хмурилась и задала первый вопрос, который пришел ей на ум. — Сколько я спала? — Часов шесть, — коротко отозвался Драко. Блондин повернулся к ней и, предвосхищая все следующие вопросы, продолжил. — Я не мог отнести тебя в лазарет, Грейджер, там и без тебя было полно дел, а в вашу комнату сразу направились министерские люди, но не волнуйся, эту настойку дала мне мадам Помфри, — объяснил парень. Гермиона коротко кивнула, но глаза ее продолжали рассматривать пустые кровати. — Почему только три спальных места? — Сразу после случившегося Макгонагалл сообщила, что все ученики первых-третьих курсов должны покинуть замок. Многие родители старших курсов тоже поспешили забрать своих детей, — рассказал Драко. Он делал паузы несколько раз, наблюдая за реакцией девушки. То, как она начала сжимать ладонью ткань покрывала, резко повернула голову в его сторону и шумно вздохнула. — Джинни, — сорвалось губ Гермиона едва слышно. Она снова погрузилась в воспоминания. Худое тело, испачканное в собственной крови. Эта девушка больше никогда не будет улыбаться. Её глаза никогда не увидят будущего. Маленькая рыжеволосая девочка никогда больше не вдохнет чистый воздух. Скорбь затягивала на шее Гермионы петлю и сдавливала. Слезы снова затуманивали глаза. — Ее родители приехали несколько часов назад, — сказал Малфой. — Они еще в лазарете… — услышав его слова, девушка в то же мгновение поднялась с кровати и сорвалась прочь из чужой комнаты. — Грейнджер, — попытался остановиться ее Драко и даже успел схватить за запястье, но Гермиона вырвала руку из его пальцев и оттолкнула от себя. Грейнджер бежала прочь из спальни, а потом и из гостиной Слизерина. Она расталкивала всех учеников, попадающихся ей на пути. В ее глазах синим пламенем сияло желание найти членов Уизли, увидеть Рона, который теперь потерял еще и сестру, посмотреть в глаза Гарри. Она бежала, сменяя коридоры и этажи, пока не оказалась на первом. Бежала, не останавливаясь, когда нашла крыло ближе к лазарету. Семья Уизли: Артур и Молли, идущая в его объятиях, Рон и Джордж, рука которого покоилась на плече брата, Перси и Гарри Поттер рядом. — Рон, — закричала девушка, ускорив бег. Она привлекла внимание всех. Рон обернулся на нее позже остальных, но в ту же секунду нахмурился. Его аура окрасилась в черно-алый оттенок, сменив скорбь на беспричинный гнев. — Миона, где ты была? — задал вопрос друг и сделал несколько шагов вперед, освобождаясь от поддержки брата. Его глаза поднялись чуть выше головы девушки, и он еще больше изменился в лице. В его глазах засверкал гнев. — Твою подругу убили, а ты выбрала общество пожирателя? — огрызнулся он. Кровь в венах Рональда закипала и приобретала густую консистенцию от чувства полного одиночества. Мальчик ярко чувствовал, что потерялся в этом огромном мире с каменными стенами, несправедливостью и безразличием к войнам, которые не прекращались ни на секунду в душах каждого, кто видел копать и дым своими глазами. Вопрос друга заставил Грейнджер отшатнуться, как от удара. Она почти почувствовала жар его злобы. В голосе гриффиндорца свистела сталь, в нем был так много яда, словно вся забытая ненависть снова стала что-то значить. Нашла выход в этой потере. — Как ты можешь говорить такое? — в недоумении прошептала Гермиона. Голос её оказался сиплым и растерянным. Она не верила своим ушам и глазам. Впервые за год она видела такую яркую ненависть ко всем людям. — Рональд Уизли, — раздался звонкий голос Молли. Она подошла к сыну, разгневанная его поведением, и тяжело опустила на его плечо руку. Гермиона подняла на женщину глаза и увидела раскрасневшиеся глаза и лицо, усыпанное большими красными пятнами. А во взгляде вселенская тоска и безнадежность. Бессилие перед несправедливостью мира. — Выбирай выражения, молодой человек, — неожиданно спокойным и ровным голосом пресекла мальчишечью злость женщина, а Грейнджер вдруг осознала всю масштабность её силы. Она оставалась стойкой даже после всех ужасов, которая показывала ей судьба. Даже после того, как она видела смерть свои юных детей Молли Уизли не теряла любовь к людям, чувство сострадания. В ней все еще ярче, чем в ком-либо, сияло принятие и понимание. Сердце гриффиндорки сжалось. — Миссис Уизли, — шепотом начала Гермиона, но Рон грубо оборвал ее, дернув плечом и освободившись от рук матери. — Не смей, Грейнджер, обращаться к моей семье, — ледяным голосом сказал рыжеволосый парень. Он стоял в нескольких шагах от нее, держась на расстоянии, но даже так Гермиона почувствовала его ненависть. Она поразила девушку. Рональд быстрым шагом пошел в противоположную сторону от Гермионы. А следом за ним бросились ошарашенные его словами братья и Гарри, который на прощание кинул темноволосой девушке только сожалеющий взгляд. Гермиона Грейнджер дрожала. Она была потрясена его фразами. Она была полностью опустошена и потеряна. Ее утренний покой, где она проводила день в объятиях Джинни, был испачкан болью. Казалось, сейчас она потеряла самых близких друзей. Грязно-зеленый цвет с оттенком кровавого расплывался в ее венах и отдавался пульсацией в висках. Миссис Уизли посмотрела на девушку, делясь своим отчаянием. Женщина ушла вслед за родными. А Гермиона так и осталась стоять в полупустом коридоре. В одной рубашке без галстука и юбке, босая. Она так спешила, что оставила мантию в комнате Малфоя. Так спешила, что даже не обулась. — Грейнджер, — хриплый голос за спиной, пустил поток мурашек по спине. Она вздрогнула, но не обернулась. Истерика. Это всё, что осталось в ней. Она накрыла ее волной слез и паники. Нечеткие линии стен и реальность осталась за пеленой соли и дрожи. Гермиона быстро поняла, что голова невыносимо тяжелая, словно к ней привели бетонные плиты или налили растопленного металла. Девушка обняла себя руками в попытках успокоить пульсацию сердца. — Грейнджер, — снова обратился к ней Драко. Он коснулся ее плеча в попытке развернуть к себе, но Гермиона вырвалась и грубо бросила в ответ. — Оставь меня, — ровный голос, наполненный льдом, и глаза, в которых разбивались на мелкие куски айсберги, затапливая в девушке все живое, были последним, что Малфой почувствовала кожей. Она бежала по коридору прочь он молодого аристократа, не обернувшись ни разу. Прочь от всего этого мира, который втыкал в ее тело иголки раз за разом. Ее комната была наполнена тишиной. И эта тишина поглотила девочку, как только закрылась входная дверь. Всех других, с которыми жила Гермиона, забрали перепуганные родители. Одну убили. Кровати идеально застелены, а полки пусты. Она осталась одна. Еще один разряд боли ударил в затылок. Он обвил руки и попал в живот, пошатнув комнату перед девушкой. Мурашки по коже сбили ее тело с ног, заставив тяжело осесть на пол. Она задыхалась в пронзительном плаче. Кричала. Била кулаками по полу, что были силы, царапала кожу предплечий, ног, шеи. Оставляла на себе глубокие отметины в безмолвной мольбе, чтобы это проклятое чувство перестало колотить ее тело. Лишь бы удалось заглушить боль. Боль, которая била по солнечному сплетению, по вискам, пробиралась в кости и вспарывала душу. Гермионе казалось, что ее рвали на мелкие куски. Девушка сидела на полу, прислонившись спиной к кровати Джинни, и тихо всхлипывала. Покорно глотала слезы и дышала свежим воздухом, проходящим из открытого окна. Ветер успокаивал ее, касаясь голой кожи и пробираясь ко внутренним органам. Но она больше не чувствовала холода. Она больше вообще ничего не чувствовала и даже красные порезы от ногтей не спасали. Они были не в состоянии перекрыть доступ к воспоминаниям сегодняшнего утра, когда подруга еще дышала полной грудью. Эти разноцветные картинки мелькали яркими вспышками перед глазами. И ей снова хотелось кричать. Только голоса не было. И смысла тоже. Гермиона почти успокоилась, когда дверь ее комнаты распахнулась и она увидела на пороге Малфоя, а в руках ее мантия, обувь и сумка. Девушка тут же перевела взгляд на настенные часы и поняла, что прошло от силы минут тридцать с того момента, как она оставила его посреди бетонных стен. Гриффиндорка предположила, что все это время парень провел с Блейзом, который в свойственной ему манере настаивал на том, чтобы Малфой оставил ее в то время, как Драко было просто необходимо бежать за ней. Перед глазами мелькнули все разы до, когда блондин догонял, успокаивал, останавливал в те моменты, когда Гермиона нуждалась в одиночестве. И то ли от желания знать, что она в порядке, то ли, не видя личных границ, Малфой не умел оставлять ее одну. А Грейнджер не хотела его видеть. Ни сейчас, ни десятки их ссор до. Но Драко подошел ближе, бросив вещи на пол. — Грейнджер…. — Оставь меня, — выдохнула она в его лицо, когда мужские ладони коснулись локтей. Ей не хотелось говорить с ним. Ей вовсе не хотелось существовать в этом грёбаном мире. Но Малфой снова потянулся к ней в попытке обнять. Только Гермиона резко дернула плечами, не соглашаясь впускать его в свой мир. — Не трогай меня, Малфой, — в который раз попросила она и на последнем слоге голос сорвался на плачь. Новый приступ истерики начал врываться громким криком из ее горла. — Тебе надо выпить успокоительное, — взволнованно прошептал парень, пытаясь поймать ее бегающий по комнате взгляд. Но она мотала головой, как заведенная, повторяла одни и те же фразы. Ее взгляд наполнялся безумием, пока Малфой ловил ее ладони, сплетал пальцы в замок. Пока он тщетно пытался запереть её приступ в четырех стенах этой комнаты и своих касаниях. — Может это был мистер Хилл, — вдруг зашептала девушка, когда молодому человеку все же удалось силой грубо прижать девичье тело к груди. Карие глаза заполнялись огоньками отдаленно напоминающие помешательство. — Гермиона, — громко одернул ее Драко. Он нахмурился и надавил одной рукой на плечи, а ладонь второй положил на затылок. Мужские пальцы зарылись в растрепанные темные волосы, начав массировать кожу головы. Она дышала часто и тяжело, а Малфой раскачивал её тело, – он часто видел, как девушка делала это, покачивалась из стороны в сторону, в особо тревожные периоды своей жизни – пытался привести чужое сознание в порядок. – Его наверняка уже проверили…Не думай об этом… – прошептал на ухо Грейнджер слизеринец. Ему самому было тяжело держать эмоции на привязи, но он старательно сдерживал их, прекрасно понимая, что реагировать холодом на ее сумасшедший огонь в голосе было лучшим из возможных вариантов. Малфой поднял ее на руки, в несколько быстрых шагов подошел к кровати и опустил на мятое покрывало. Слизеринец вял ее ладони в свои — холодные, следом коснулся лба — горячий — ее бил озноб. Драко потянулся к прикроватному шкафчику за бутылочкой успокоительного зелья, который для Гермионы предоставили в лазарете, продолжая держать в одной руке ее руку. Девушка все не унималась и что-то беспорядочно шептала. Она не чувствовала пространства, находясь в бреду и одурманенная горем утраты. Женский голос доходил до нервных окончаний, ударял по нитям нервных клеток, как по гитарным струнам. Он видел ее в таком состоянии впервые. Драко одолевало желание оставить её здесь умирать от передозировки эмоций, а страх от того, насколько чужим ему казался голос близкой подруги, обвивал шею и не позволял мыслить полностью рационально. Он сжал до боли женские пальцы, пытаясь обуздать её безумие, и наклонился над девушкой. Серые глаза налились раскалённым ядовитым свинцом. Придерживая ее за голову, Драко влил жидкость успокаивающего лекарства в ее рот. Он сделал это почти насильно, потому что Грейнджер в его руках дергалась и вскрикивала, сопротивляясь, больно впивалась пальцами в его запястье, но мужской взгляд полный холодом Антарктиды напугал, в одно мгновение притупив все возможные эмоции. Она видела его таким впервые. Зелье начало действовать за считанные минуты. Оно обожгло горло и язык своим вкусом, забилось в стенки носа запахом, и одурманило голову, заставив расслабляться каждую клеточку организма. Гермиона снова почувствовала жар, но боль потихоньку отступала. Гриффиндорка не разрывала зрительных контакт с Малфоем. Между строк этого самоконтроля и спокойствия читалось неизмеримое количество злобы. Грейнджер через пелену подавляющих веществ в её организме увидела – ему хотелось к черту разбить этот стакан в руках. Гнев заливал солнечное сплетение и давил на грудную клетку. Неуправляемый, но так хорошо контролируемый Малфоем, что Гермионе стало страшно представлять, что таилось в его голове в тот момент, когда она вытаскивала из себя все эмоции до последней капли, ходя по краю с желанием полоснуть осколками стекла по рукам. Она слышит отголоски гула в ушах. Скоро он вырос и протянулся от востока до запада, заглушая собой весь мир. Сделалось горячо и тепло. Думать уже не получалось. И она увидела яркий свет под закрытыми веками. И медленное холодное дыхание. И глаза со страхом в зрачках. И сердце билось так бешено. Глубокий вдох. Выдох. В темноте вырисовывались линии потолка. Мышцы плеч дико ныли, но в голове больше не чувствовался бой молота о колокола, кажется, даже появились ясные мысли. Гермиона поднялась, сопротивляясь сильной давящей боли в грудной клетке. Мало-помалу осознание произошедшего начало доходить до мозга, а мурашки петлями покрывать ее запястья. Она заметила чашку, стоящую на прикроватной тумбе. Оттуда пахло травами и какими-то лекарственными зельями. Девушка оглядела комнату: ее мантия аккуратно повешена на спинку стула, сумка лежит на столе, туфли у шкафа, а она сама было укрыта одеялом. Малфой был с ней. Снова. А она снова отталкивала его. Так грубо и несправедливо, как и десятки раз до этого. Он вопреки всем прошлым убеждениям второй год подряд готов был положить к ее ногам рассвет, усыпать поле ромашками, но Гермиона только грубо отвечала на его помощь. Его колоссальную поддержку. Его руки. Его глаза. Гермиона Грейнджер второй год упорно отвергала собственные чувства и ненавидела все воспоминания, связывающие их души вместе, значащие что-то больше. И она так искренне злилась на него, за то, что тогда Драко Малфой сделал с ее телом своими серыми глазами, которые ощущались как чертово дождливое утро с запахом старых книг. Гнев закипал в горле, распространялся горячими импульсами по рукам и рвано дергал за нервные окончания, заставляя все тело выгибаться. Все внутри Гермионы рычало от негодования каждый раз, когда в сознание мелькали воспоминания того дня. Пальцы сжимались в кулаки, когда она вспоминала эмоцию, расплывшуюся в ее сердце при виде его во многие дни после. А в тот день учащённое сердцебиение и радость, которой девочка пыталась прикрыть трясущийся голос. Ладони холодеют, а на спине остается ожог, когда он обнимает. Хочется разорвать яркие голубые вены на запястье, когда девушка заикается и сбивается с мысли дважды. Тот день, который остается тактильными воспоминаниями перед глазами. — Ты обнимешь меня? — Конечно, обниму, — так легко и с нежностью между букв. И он обнял двумя руками, крепко прижав к себе. А девушка положила пьяную голову на его грудь, начала расслабляться, наслаждаясь последними лучами заката. Солнце разливалось красными пятнами на щеках. На секунду ей показалось, что она простояла бы так целую вечность, не ушла бы никогда. Лишь бы он продолжал позволять обнимать, сплетая пальцы на его спине. Лишь бы он обнимал в ответ. Это изнутри ее пожирало — ощущение, что она пропала. Он бесил ее. До ненависти к прошлым воспоминаниям, в которых ей нравилось наблюдать за ним. До ненависти к тому факту, что она абсолютно ничего о нем не знала, но он вызывал в ней грубые всплески электроэнергии где-то между лопаток и ребер. Он оставил такой яркий след внутри нее. И она ненавидела, что он откликался в ней тупой болью и осознанием того, что никто до так не умел. И она ненавидела его, потому что чертов аристократ не давал ей возможности забыться, а дарил только рой бабочек в горле и перевороты сердца от каждого прикосновения, каждого хорошего действия в ее сторону. Тихий стук заставил Гермиону отвлечься от мыслей о прошлом и резко поднять голову. Дверь легко приоткрывается, и она увидела Блейза. Парень заглянул в комнату, и, увидев, что девушка не спит, прошел внутрь. Он улыбнулся уголками губ и пристально осмотрел Грейнджер. — Давно проснулась? — тихим голосом скомкано спросил мулат. Девочка отрицательно покачала головой. — Что-нибудь болит? — задал второй вопрос Забини и снова получил покачивание голову в знак отрицательного ответа. — Я заглядывал к тебе, когда тут был Малфой, но ты еще спала… — Он рассказал тебе? — коротко спросила Гермиона. Невольно комкала в пальцах край одеяла — страх бил через края. Забини положительно отозвался на ее вопрос, а она опустила обреченно голову, закрыв ладонями глаза. — Я не должна была делать всего этого, — тихо всхлипнула Гермиона. Стыдно. Так жутко стыдно было за свое поведение, что все внутри нее переламывалось пополам и хотелось убежать, чтобы никогда больше не видеть Драко, или стереть память. Она была так зла на себя. — Я ужасный человек, Блейз, — сделала заключение гриффиндорка, виновато посмотрев в темные глаза друга. Но он только закатил глаза. Забини делал так всегда, когда слышал обвинения из ее уст к самой себе. Молодой человек считал их ошибочными. Блейз Забини считал Гермиону Грейнджер хорошим человеком, который ошибался и довольно искусно лгал себе. Особенно искусно умел ошибаться и лгать в отношении Драко Малфоя. — Я должна извиниться перед ним, — четко решила девушка и встала с кровати. — Через пятнадцать минут ужин, — кинул Забини, уже направляясь к двери. Он, не став дожидаться пока Гермиона сама попросит его подождать в коридоре, оставил ее одну. Гермиона только улыбнулась закрывающейся двери. Девушка открыла окно, чтобы впустить чуть теплый воздух в комнату, наполненную отчаянием, безысходностью и скорбью. Мысли о Джинни заставляли слезы снова катиться по щекам Гермионы. Этот апрель близился к своему логическому завершению слишком быстро. Он сбивал с ног поворотами событий. А ведь изменения пришли в одно мгновение. И вот уже стены школы пустели, а сердца учителей и родителей снова наполнялись страхом за сердца учеников, которые, в свою очередь, были наполнены ужасом и паникой. Гермиона стояла напротив зеркала, приводила в порядок свои волосы и контуры лица и вдруг поняла, что им не сбежать. Ни из этой школы, ни из страны. Им не сбежать с этой планеты, поэтому придется снова бороться. Гриффиндорка посмеивалась над своими мыслями о том, что время от времени казалось, что бороться их поколению придется всегда. Вдруг у них в натальной карте звезды написали пророчество: «выживать». Этот смех в ее голове ровнялся с истерическим. А еще хотелось кричать. Биться ладонями о стены до распускающих на бледной коже кровавых пятен. Хотелось разломить к чертям грудную клетку, сломать ребра, потому что понимание, что вчера умерла ее самая близкая подруга, заменяющая ей все эти годы сестру, глубоко уходило в ее внутренние органы острыми стеблями. Она словно забывалась и просыпалась снова. И так по кругу. По горлу стекала какая-то склизкая жижа, расщепляя внутренние органы. Дышать становилось почти невыносимо. Гермиона подошла к окну и со злостью рывком запахнула шторы — ей больше не хотелось видеть солнца, потому что последние лучики его она видела в глазах молодой Джиневры Уизли, которой отводилась целая жизнь на свершение всех идей, но у нее ее отобрали. Это заставляло Гермиону Грейнджер ненавидеть весь этот мир. За дверями гриффиндорской гостиной ее ждал Блейз. А еще толпа. Заметно поредевшая, но имеющая множество голосов, разных возрастов, взглядов, и принципов, совершенно не похожих друг на друга. Зачастую резко противоположных. Толпа объединяла плохих и хороших, потому что их глаза, несмотря ни на что, светились детской радостью или материнской любовью. Здесь были и те, чьи души заполняла пыль и копоть, те, кто был до отказа наполнен презрением к миру, лицемерием и алчностью. Еще потерянные, возможно именно те, кто упорно ждал выхода из толпы который год, но никак не мог дождаться. Гермиона шла под руку с Забини, почти не чувствуя пространства вокруг себя. Парень буквально ввел ее в большой зал. Люди. Среди этого муравейника девушка чувствовала напряжение, скользившее признаком между оставшимися учениками. Грейнджер ловила взглядом знакомые затуманившиеся лица, подмечая изменения в каждом. Потому что прошлый год выдался тяжелым. Потому что последние пару дней выдались адовыми. Они ворвались в жизни детей смертельным ураганом, выворачивая судьбы наизнанку. Заводили в точки, из которых, казалось, не было движения дальше. Месяцы прошлого учебного года заставляли биться в конвульсиях боли, а последние дни захлебываться в слезах безысходности. Тогда все казалось таким большим, поглощающим с головой, что дети всего Хогвартса терялись. Тускнея, превращались в пустоту. Сегодня они являются теми потерянными «призраками» в толпе. Грейнджер отпустила руку Забини и прошла в сторону своего факультета. Легко огляделась по сторонам — полупустые столы всех четырех факультетов, в замке, кажется, остались только старшие курсы и то только те, которым некуда было ехать. Малфой сидел на привычном месте, облокотившись локтями о дерево. Блондин смотрел прямо на нее. Его взгляд холодный. Как и всегда замораживающий заживо. Тот самый, от которого по сердцу Гермионы бежали мурашки. И сейчас эти глаза заставляли съежиться. Девушка в секунду поменяла свой путь, разворачиваясь в сторону слизеринцев. — Как ты не понимаешь, Гарри, — закричал знакомый мужской голос, заставив девушку вздрогнуть. Когда обернулась, она увидела Рона, который о чем-то громко спорил с Поттером. Гермиона нахмурилась, наблюдая за сценой. Уизли стоял у лавки и с гневом смотрел на Гарри, держащего друга за плечо. Гермиона сделала несколько шагов к ним, а ученики с соседних факультетов и их собственного уже зашептались. — Никто ничего не собирается делать! Ты действительно думаешь, что министерству не плевать? — он говорил ядовито, плюясь словами в лицо Гарри. Его взгляд был наполнен злобой. Такой огромной, что, когда Гермиона увидела ее в глазах бывшего парня, она задохнулась. Сердце начало биться быстрее, буквально врезаясь грохотом в ушные перепонки. Она почти подлинно ощутила это — его желание отомстить. Неподдельная ненависть сияла в глазах. — Я найду этого ублюдка! — прокричал Рональд, отталкивая Поттера с такой силой, что он сделал несколько шагов назад. Парень не успел остановить друга, поэтому Уизли размашисто пошел к выходу. Грейнджер видела его бледное лицо и слезы в уголках глаз. Ее сердце сжималось. Она видела в нем мальчика, обезумевшего от горя, и сердце начало дико ныть. Девушка подбежала к Рону, схватила за запястье в попытках остановить. А он словно не чувствовал, словно не слышал ее слов, просьб, словно не понимал вовсе, что происходит вокруг, толкнул ее в сторону. Он не рассчитал сил, а может и невольно приложил их все и сделал Гермионе так больно, что она отшатнулась назад. Ноги подвернулись, и она упала на спину, поясницей ударившись о край рядом стоящего стола, а после головой о дерево лавочки. Она видела только тьму.