Always read the instructions

Уже глубоко за полночь, когда Минхо заканчивает проверять холодный подвал на наличие мяса и ингредиентов на завтра. Он слышит, как Хёнджин открывает дверь на кухню, шаркая по полу долговязыми конечностями, ставит грязные тарелки и пустые стаканы на стол и шумно выдыхает. — Хорошо поработали, — громыхает Чанбин, поочерёдно вытирая острые ножи и ставя их на подставку. Минхо молча кивает, открывая и закрывая шкафчики, проверяя себя, не забыл ли положить все специи и приправы на место. — Да, сегодня хотя бы без происшествий. — О чём вы? Вчера что-то произошло? На самом деле Минхо знает, что вчера произошло. За кухню отвечал Чан, а его новый очаровательный помощник Феликс, не имея опыта за плечами, запутался и отнёс пару заказов не тем людям. На самом деле не пару. И не просто людям. Так что когда их троица пришла сегодня открывать харчевню, то удивилась подгорелой скатерти на одном из столов и разбитым тарелкам в мусорном ведре. Конечно, Чан, как самый ответственный из них, пришёл утром и рассказал, что один из фениксов встрял в перепалку с кошачьим из-за блюд, которые перепутал Феликс. После рассказа, полного экспрессии и размахивания руками, Минхо, не задумываясь поспорил с Хёнджином, через сколько милашка Ликси покинет их богом забытое место. Он уже предчувствовал, как тяжелеет его карман от монет. — Не прикидывайся дураком, Минхо, — цокает Чанбин, снимая фартук и разминая мышцы. Хёнджин неожиданно шумит тарелками, но тут же утыкается в раковину, завязнув по локоть в мыльной воде, когда его голодный взгляд замечает Минхо. Боги, эти двое когда-нибудь уже потрахаются? — Давайте поскорее уберём здесь всё, ужасно хочется спать. Хёнджин согласно угукает, тайком провожая взглядом круглую задницу Чанбина, когда тот выходит в зал, засучив рукава. — Ты жалок, — презрительно заключает Минхо, за что получает полный злобы взгляд и пару капель мыльной воды на своё лицо. Когда Хёнджин домывает последнюю тарелку, его волосы полностью сырые, а мокрая рубашка неприлично прилипает к грудным мышцам. Вот что бывает, когда Минхо не в настроении играться. В течение получаса у них получается привести зал и кухню в порядочное состояние, и они прощаются до следующей совместной смены, желая друг другу спокойной ночи. Дом Минхо расположен ближе всех, поэтому он вприпрыжку несётся в свою обитель, желая поскорее оказаться среди трёх пушистых комков. Когда он останавливается перед дверью и бренчит ключами, то улавливает громкое мяуканье Суни и широко улыбается себе под нос. — Я дома, — распевает он, сразу же наклоняясь и поглаживая громких котов по головам. Только вот котов, которые пришли встречать его после работы, всего двое, и это заставляет Минхо нахмуриться. Хвостатые чувствовали его приближение и всегда становились в ряд перед дверью по старшинству, чтобы Минхо удобнее было их гладить между ушами. — Дори, иди сюда, малыш! Когда спустя несколько секунд он не видит появления младшенького, в груди неприятно свербит. — Где ваш братик, ха? — спрашивает он у двух рыжих котов, но те только трутся о его ноги, прося ласки. Коты в Солнечной Равнине были до удивительного умными и самостоятельными животными. В особенности коты Минхо: они провожали его до работы, выклянчивали еду с кухни, заглядывали к соседям и даже уходили в лес охотиться на живность. А когда Минхо собирал цветы для продажи и травы для чая, они присоединялись к нему и ловили полевых мышей. Его коты были умными, потому что знали, когда Минхо возвращался с работы и всегда встречали его втроём. Это уже было традицией, привычкой, тем, на чём держался мир Минхо. Поэтому когда он проходит в комнату и видит Дори, болезненно свернувшегося у печи, его сердце разламывается на части. — Что с тобой, дорогой? Тот неохотно отрывает голову от нагретого места и слабо мяукает. Оттого, как жалобно звучит его голос, Минхо буквально задыхается. Следующие два дня он полностью посвящает себя ухаживанию за Дори. Он очень дорог ему, как и остальные коты, но, хоть Минхо старается любить их одинаково, чтобы не вызвать ревности, к Дори испытывает особую нежность. Все родители любят младшеньких больше, разве нет? Он обнимает его ночью, уткнувшись в мягкую холку, и вспоминает, как нашёл его на обочине рядом с местом, в котором работал. В тот вечер он выносил остатки еды на улицу и услышал крошечный писк, доносящийся откуда-то снизу. Когда он заглянул в маленькую яму, в которой обычно прятались крысы, то увидел маленького котёнка с большими голодными глазами. В тот день он понял, что принадлежит уже не двум, а трём котам. Минхо называл их своими братьями и чувствовал невероятную привязанность к этим трём шерстяным комкам. Поэтому он был в совершенном ужасе, когда Дори заболел. Кот был вялым, плохо ел, не играл со своими братьями; его даже стошнило, когда Минхо наполнил миски своих питомцев свежей кашей, Дори противился есть, пока Минхо насильно не затолкал в него еду и получил за это пятно на своих штанах в виде непереваренной еды. На третий день Минхо попросил Чана заменить его, и по совету своей соседки обратился к старой целительнице, но капли, что дала ему старуха, совсем не помогли, да ещё и жутко воняли. Минхо не знал, что делать, но работу прогуливать уже не мог. Когда он наконец вышел в свою смену, оставив разбитое сердце дома, рядом со свернувшимся Дори, то получил несколько выговоров от Чанбина. Минхо был рассеянным на кухне; он умудрился спалить свинину и рис, а все его блюда подавались в два раза медленнее обычного. Глаза болели от выплаканных слёз, поэтому он не переставая моргал и морщился, виски гремели от ужасных мыслей, наполнивших его голову как льняной пух. — Хэй, там клиенты недовольны, — обращается Хёнджин к недовольному Чанбину, осторожно поглядывая на Минхо. Они заметили, что он сегодня не в духе, но из-за его тяжёлого и вспыльчивого характера боялись спросить, в чём дело. Чанбин отвлёкся от измельчения редьки, и бросил взгляд на сгорбленную спину Минхо. — Скажи, что я сегодня один на кухне, пускай ждут, никуда не денутся. — Будет сделано. Как только Хёнджин вылетает в зал, на кухне неприятно оседает натянутая плёнка молчания, и Минхо морщится, предвосхищая вопросы. — У меня заболел кот. Размеренный стук ножа, которым умело орудовал Чанбин, прекращается, заставляя сердце Минхо подпрыгнуть в напряжении. Он поворачивается лицом к Чанбину и сталкивается с разъяренными глазами. Минхо уверен, если бы Чанбин был наделён силой, это, определённо, были бы молнии. — Ты издеваешься?! Это всё из-за кошки? — Это не просто кошка! То, что Минхо был кошатником, знали немногие. На Равнине кошек считали почти свящёнными и не тратили время зря на одомашнивание этих милых существ. Люди просто позволяли им проникать в свои дома, приходить и уходить, когда тем вздумается. Но Минхо не мог пройти мимо шерстяных милашек, не покормив и не приласкав каждую. Он действительно любил котов, а своих котов любил больше жизни. Вздох, который издаёт Чанбин, полон невысказанного разочарования. — Я думал, что-то серьёзное случилось… — Это серьёзно! Я не знаю, что делать, может быть, он умирает, а я тут готовлю осьминога с грибами, вместо того, чтобы быть с ним в последние минуты его жизни… Плечи Минхо предательски вздрагивают при мысли, которую он игнорировал все эти дни. Он понимает, что всему на свете приходит конец, но не в таком же молодом возрасте. Он действительно не представляет, что с ним будет, если с Дори что-нибудь случится. Лёгкие словно спирает, он судорожно хватает воздух ртом, тяжело опираясь на столешницу. — Тихо-тихо, всё с ним будет хорошо. Я уверен, это просто какая-нибудь кошачья простуда. Чанбин поглаживает Минхо по голове, и тому совершенно наплевать, что руки повара совсем недавно чистили рыбу от внутренностей. Он вздрагивает в сильной хватке, устало кладя голову на подставленное плечо. — Я не знаю, что делать, — повторяет он, выдыхая в бессилии. Осторожно отстраняя от себя Минхо за плечи, Чанбин заглядывает ему в глаза. — А что, если пойти к знахарю? О Боже, только не это. — Нет. — Эй, дай ты ему шанс! — Ни за что на свете. Категоричный ответ заставляет Чанбина в неверии раскинуть руками и раздраженно нахмуриться. — Иногда ты такой упрямый, тц! Помнишь, как я рассказывал, что он помог моей бабушке… — Это был урожай тыкв, а не моё животное, — протестует Минхо и отворачивается к столешнице, чтобы продолжить готовить. Он встряхивает тяжёлой головой, ясно давая понять, что не хочет об этом говорить. — Мне хватило рассказов о том, как он погубил целое стадо овец. Минхо не видит, что творится за его спиной, но практически уверен, что Чанбин закатывает глаза. — Подумаешь, овцы… — Нихрена себе, сравнил. Цветочки твоей бабушки или двенадцать неподстриженных овец. У тебя напрочь отсутствуют принципы! — Слушай, я просто знаю, что Хан не плохой человек… — А я и не говорю, что он плохой человек. — пожимает плечами Минхо. — Он плохой лекарь. Минхо слышит, как Чанбин медленно выпускает воздух из лёгких, стараясь успокоиться. — Я рос с ним вместе, и… ты знаешь, что я был болезненным ребёнком? — Минхо качает головой. Он бы ни за что не подумал так про Чанбина. Чанбина, чьи плечи были шире их прохода в кухню, а бицепсы больше лица Минхо, отчего Хёнджин чуть кипятком не писался, когда тот надевал майку без рукавов. — Так вот, он всегда помогал мне отбиваться от других, более борзых детей. И он нравится моей бабушке, а ты знаешь, как ей трудно понравиться. — Извини, мы сейчас про одного и того же Хана говорим? — вскипает Минхо и поворачивается с ножом в руке, отчего Чанбин едва заметно дёргается. — Тот Хан, по чьей вине лошадь Сонрука подохла в том месяце? Или тот Хан, от лекарств которого потом пол деревни чесалось, словно у них дома поселились клопы? О, подожди, наверное, это тот Хан, который чуть не спалил свой дом, пока варил очередное зелье, которое, блять, не работает! Закончив со своей словесной тирадой, Минхо устало фыркает, бросает взгляд на только что вошедшего и непонимающего, что происходит Хёнджина, и отворачивается. — Я не поведу Дори к этому шарлатану. Минхо затылком слышит, как крутятся шестерёнки в блондинистой голове Хёнджина. — О, это вы про Джисона? — оживляется Хёнджин, и Минхо чувствует, как у него дёргается правый глаз. — Он вовсе не шарлатан. На самом деле, он недавно помог мне с… — Ещё одно слово и ты пойдёшь к нему просить новый член, — Минхо злостно улыбается, рисуя ножом в воздухе незамысловатые узоры. Глаза Хёнджина чудом не выходят из орбит, и он быстро ретируется с кухни, чуть ли не оставляя после себя облако пыли. Недовольно цокнув языком, Чанбин копается в кладовке и с грохотом ставит на стол бочонок с мёдом. — Зря ты так, всё-таки подумай над моими словами, лучше на Равнине ты всё равно никого не найдёшь. Минхо молчит, прекрасно зная, что тот прав, однако гордость всегда была причиной, из-за которой он долго мучился.

***

Дори не становится лучше. Кот всё ещё пребывает в странном апатичном настроении, каждый раз вяло помахивая хвостиком, когда Суни и Дуни трутся у его лежанки. Минхо долго взвешивает все «за» и «против», прежде чем уложить не сопротивляющегося кота в корзинку с мягким одеялом и отправиться к практически нежилому району Равнины, туда, где начинается густой тёмный лес. Туда, куда он хотел идти меньше всего на свете. Минхо не предвзятый человек, он старается включать свою голову, когда слышит сплетни, окружающие всё поселение. Да о нём самом постоянно говорят нелестные вещи. Тридцатилетний мужчина со сварливым характером и тремя котами. Ни семьи, ни детей, сплошное разочарование для родителей. Но Минхо, к счастью, сирота, и никто не долбит ему голову тем, что пора жениться и заводить семью. Так что когда он впервые слышит о знахаре нелестные вещи, то просто фыркает; подумаешь, кто-то обдристался от его отвара, мало ли, может быть, кишечник слабый. Но когда это происходит второй раз, а потом и третий, он задумывается, не все ли слухи на самом деле являются правдой. Он знает, как легко стать жертвой сплетен у всего поселения — стоит лишь не поздороваться с одной старушкой, и всё, ты в списке самых плохих людей на свете до конца жизни. До конца её жизни, разумеется. Однако же, не все слухи о знахаре несут в себе негатив. Тот же Чанбин и Хёнджин утверждали, что он помог им и даже не взял денег. Этот факт совсем не вписывался в картину, которую Минхо рисовал у себя в голове. А рисовал он чёрствого мужчину с недовольным лицом и лысиной на голове. Минхо знает, что Хан почти одного с ними возраста, но ещё он знает, что то количество проклятий, которое выливает на знахаря народ, должно с лихвой хватить на выпадение волос ровно посередь головы. Возможно, если ему повезёт и он скажет, что является коллегой Чанбина, тот возьмёт небольшую плату, или вообще попросит связать ему что-нибудь из одежды. Все на Равнине знают, что нужно обращаться к Минхо, когда разговор идёт о тёплых и красивых вещах. С этими мыслями он приближается к кромке леса, и, завидев небольшой домик с работающим во всю дымоходом, останавливается. Ещё не поздно пойти на рынок и взять новые капли у целительницы. Ещё не поздно поехать в город и обратиться к профессионалам. Но для этого надо большое количество времени и денег, чего у Минхо было в дефиците. Так что он считает про себя до трёх, медленно выдыхает, стараясь восстановить сердцебиение, и стучит по деревянной двери с высеченными на ней рунами. На третьем ударе та со скрипом открывается, но за ней — полная темнота и странные бренчащие звуки. Минхо чувствует мерзкие мурашки на загривке, гулко сглатывает, осторожно перекладывает корзинку с Дори в другую руку, и шагает в неизвестность под звуки бешено колотящегося сердца. Если бы не врожденная упрямость, оно вылетело бы из грудной клетки от страха перед неизвестностью. Но Минхо напоминает себе, что все его страдания — ради Дори, и смело заходит в дом. Первое, что он делает, это уклоняется от чего-то быстро летящего в его сторону. Минхо осторожно опускает корзинку с проснувшимся Дори на пол возле своих ног. Впервые в жизни он благодарит своих кошек, что научился быстро реагировать на любые нападения. — Римма, смотри, куда летишь! Внезапно со стороны небольшой лестницы, ведущей, по всей видимости, на чердак, появляется молодой человек в длинной белой кофте без рукавов. Она вся усеяна дырами, по краям которых можно понять, что возникли они от огня. Сквозь них Минхо видит загорелую кожу и подтянутое тело, но не заостряет на этом внимание, всматриваясь в тёмный беспорядок на голове парня. Тот спешно спускается по лестнице, но ярко-жёлтая птица внезапно меняет траекторию полёта и устремляется в его сторону, практически врезаясь в лоб, из-за чего он запинается на последней ступени, размахивает руками и комично заваливается вперёд. Звук, с которым его колени приземляются на пол, заставляет Минхо поморщиться. — Чёрт! Парень взвизгивает, перекатывается на спину, хватается за колени и поднимает конечности вверх, словно жук, который перебирает лапками, чтобы взлететь. Жёлтая птичка весело щебечет над ним, и вся картина в целом выглядит так комично, что Минхо не сдерживает громкое фырчание, тем самым привлекая к себе внимание. Когда круглые большие глаза останавливаются на его фигуре, Минхо неловко мнётся, хватая с пола корзинку с мяукнувшей Дори. — Не знал, что у травника есть помощник, — говорит он тихо, больше себе под нос, но глаза парня, казалось бы, и так большие, округляются ещё шире, заставляя Минхо убедиться, что тот услышал сказанное. Но ему плевать насколько грубо это звучит, он прочищает горло, вскидывая подбородок. — Я пришёл к Хан Джисону. Парень довольно-таки ловко и резво вскакивает с пола, несмотря на то, что устроил минутой ранее, и пялится на Минхо так, словно у него выросла вторая голова. — Что-то случилось с твоей кошкой? Вопрос ставит Минхо в тупик. Он даже забывает про маленькую птичку, с интересом поглядывающую на него с высоты витиеватой жёрдочки, прибитой к стене. Он чувствует, как в нём растёт раздражение. Откуда у этого мелкого сопляка столько смелости так неуважительно с ним разговаривать? — Тебе-то что? Слушай, — вздыхает он, потирая переносицу. Парень перед ним, кажется, даже не обращает на него внимания, полностью заинтересовавшись Дори. Минхо заводит руку с корзиной себе за спину и дерзко ухмыляется, завладев вниманием человека перед собой. — Я не хочу находиться здесь больше положенного, позови Джисона, и пусть он уже сделает что-нибудь, пока я никого здесь не убил. — Тогда хорошо, что он уже здесь, верно? И уходит вглубь дома, звонко свистя своей ручной птичке, та мигом садится на его плечо, заворошив хвостиком. Минхо же остаётся стоять и переваривает информацию. — Подожди, что?!

***

Минхо вертится на высоком стуле посреди комнаты, которую можно назвать кухней лишь отчасти; здесь темно, жарко и пахнет смесью сотен трав, от которых у Минхо немного кружится голова. Единственное освещение в комнате, — не считая почти погасших свечей, расположенных тут и там — маленькое круглое окошко высоко под потолком. Оно закрыто, но Минхо видит верёвочку, привязанную к ручке, и подавляет в себе желание дёрнуть за неё. Жёлтая канарейка Римма, как ранее звал её Джисон, слишком застенчива, поэтому просто периодически перелетает от жёрдочки на подоконник и обратно, пытливо наблюдая за Минхо со стороны. В целом здесь довольно уютно, думает Минхо; везде разбросаны пустые склянки, колбочки, травы, и то, как Джисон ориентируется в этом беспорядке, восхищает Минхо. Ему стыдно признавать это, но он ожидал, что найдёт здесь свалку. Однажды одна прекрасная представительница Кумихо жаловалась Хёнджину, что дом у знахаря — настоящий склеп, полный мусора и старых костей. Минхо, конечно, не стал верить хитрой лисице, и был прав. Тут было множество вещей, применение которым Минхо не знал, и все они стояли, он уверен, не на своих местах, но само помещение было чистым. Не было костей, мусора или ещё чего-то в духе слухов о Хане. На самом же деле дом Джисона излучал… тепло, как бы странно это ни звучало. Видимо, это было связано с магией, потому что на улице было не настолько жарко, а печь травника даже уступала в размерах его собственной. Тепло будто бы исходило снизу, и Минхо убедился в этом, когда опустил одну ногу к полу, полностью поставив голую ступню на деревянную половицу. Пятка медленно нагревалась, в то время как пальцы танцевали от приятного чувства тепла. Минхо не хотел этого признавать, но, похоже, слухи о знахаре были лишь на половину правдивы. Поэтому, решив довериться ему, он вкратце рассказывает свою проблему, неотрывно глядя в тёмные, внимательные глаза напротив. Понимающе покивав, первым делом Хан осмотрел Дори. Он действовал осторожно, нежно поглаживая кота по голове и проверяя его лапы, слизистые глаз, а также хвост. Минхо внимательно следил за всеми действиями, готовый открутить ему голову, если услышит хотя бы тонкий кошачий писк. Но этого не происходит. Дори, наоборот, ластится к длинным пальцам и сильным рукам Хана, и Минхо приходится сжимать челюсти от внезапного укола ревности. Суни бы такого не допустил, он бы не оставил Джисона без царапины или укуса. Даже одно маленькое шипение Дори подняло бы настроение Минхо, но Джисон получает в ответ слабое мурчание, и Минхо закатывает глаза, одними губами произнося «предатель». И пока Джисон делает лекарство для Дори, Минхо не стесняется спрашивать всё, что вертится у него на языке. — В десятый раз говорю — нет у меня головы ягнёнка в подвале, что за мысли посещают твою голову?! — не выдерживает Джисон на третьем странном вопросе, и Минхо извиняется, думая, о чём бы глупом спросить его в следующий раз. Оказывается, Джисону двадцать семь и он своего рода лекарь. Сначала Минхо не мог поверить в то, что этот мальчишка с очаровательной улыбкой и яркими глазами и есть знахарь, про которого ходят нелестные слухи. В какой-то момент Джисон чувствует, что Минхо ему не верит, и уверяет, что не пьёт кровь девственниц, чтобы выглядеть молодо. Он по секрету делится мыслью, что, вероятнее всего, дело в его щеках — те такие круглые и гладкие, что делают его на несколько лет моложе. Минхо оценивающим взглядом проходится по миниатюрной фигуре парня и согласно кивает, прикипая к круглым, мягким на вид щёчкам. Если бы не островок между Джисоном и Минхо, заваленный книгами, различными флаконами и снадобьями, он бы попробовал дотянуться до них рукой и проверить, такие же они гладкие на ощупь, как и на вид. Затем он останавливает взгляд на одежде Хана и получает вздёрнутую бровь и равнодушное выражение лица. — Но твоя одежда… — Что, не совсем подходит под мою деятельность? Хан ухмыляется, замечая скептический взгляд Минхо. Но в защиту Минхо стоит сказать, что в своей жизни он видел немало колдунов и целительниц, чтобы у него выстроилась определённая модель поведения в голове. — Да, — более уверено говорит он, пытаясь оставаться серьёзным. — Где чёрные туники с огромными капюшонами и длинные шаровары? Улыбка так и просится показать себя, когда он видит, как вытягивается лицо Джисона. И в конце концов он не выдерживает и прыскает себе в кулак под звонкий смех Хана. Он замолкает и заворожённо пялится на широко открытый рот, совершенно очаровательные тонкие линии, в которые превратились глаза Джисона. Это зрелище делает что-то невообразимое с сердцем Минхо прямо сейчас, он незаметно хватается за грудь, испуганный своей реакцией. — Боже, как много в тебе стереотипов, — Джисон стирает выступившую слезу с уголков глаз и помешивает то, что варил в небольшом котелке последние несколько минут. — Ну, знаешь, о тебе всякие слухи ходят… Лицо Джисона на миг корчится в гримасу, которую Минхо не в силах распознать, но ухмыляющееся выражение возвращается слишком быстро, чтобы он заострил на этом своё внимание. — Надеюсь, говорят о том, как я хорош в постели? В тишине, последовавшей за этим высказыванием, Минхо почти различает звуки одиноких сверчков. — Ладно, это было действительно плохо, — морщится Джисон, но Минхо видит зарождающуюся улыбку на его пухлых губах. — Соглашусь. — Давай больше никогда не вспоминать об этом. — Да меня, считай, вообще здесь не было. Джисон коротко смеётся, глядя на Минхо так, будто он самый смешной человек на свете. И Минхо, чёрт возьми, очарован им. Он не понимает — это с ним что-то не так или с жителями Равнины? Потому что… ну как можно ненавидеть этого милого парня с глазами, похожими на блестящие бусины, и улыбкой в форме сердца? Минхо ещё никогда не видел людей, подобных ему; людей, которые заставляли бы его чувствовать щекотку в животе и тупую, ноющую боль в щеках от постоянной улыбки. Он задаётся вопросом, а не ловушка ли это? То, как очаровательно смеётся Джисон, как плавно двигается по своему дому даже в полутьме, наизусть зная все острые углы и повороты. То, как необычным образом у них с Минхо оказывается похожее чувство юмора и одинаковые взгляды на многие вещи. Не ловушка ли это — подтянутые грудные мышцы, которые видны сквозь прорези в одежде, и круглая маленькая задница, которой Джисон мило виляет, вставая на носочки, чтобы достать нужный ингредиент (хотя для этого у него есть маленькая лестница в углу, которую они оба почему-то игнорируют). Минхо понятия не имеет, что происходит в голове у этого парня, но уверен, что уже попал в сети неумелого обольстителя. — Так что с моим котом? К стыду Минхо, за разговором он почти забыл зачем пришёл, пока Дори не мяукнул, выпросив себе немного внимания. Он чешет кота за ушком, переводя взгляд на задумавшегося Джисона. — Возможно, он перегрелся на солнце, — рассуждает он, снимая с огня котелок и помешивая густой отвар. Он выглядит таким сосредоточенным, что Минхо неосознанно облизывается, когда представляет это лицо в более непринужденной обстановке. И ближе к своему собственному. — Но мне кажется, что у него эпизод депрессии. Несколько раз моргая, Минхо в ступоре останавливается, из-за чего Дори трётся о замершую ладонь в намёке на продолжение. — Какая ещё депрессия у кота? Хан подносит длинную ложку к своему носу и глубоко вдыхает. Он улыбается, кивая самому себе, и берёт пузатую склянку, чтобы всё перелить. — У животных она тоже бывает, знаешь ли, — деловым тоном отвечает он, сосредоточившись, чтобы не пролить зелье. — У Риммы такое было прошлой весной. — Птичка, как по команде, весело чирикнула, напугав Минхо, который уже и забыл про канарейку над головой. — Не могла толком есть, почти не пела, хоть я и водил её в лес. Сначала думал, что в ней паразиты завелись, — Римма звонко щебечет, взъерошивая крылья, словно ей не нравилась идея, высказанная Джисоном. — Но потом я понял, что это просто грусть. — Но это же животные… Как они могут грустить? Джисон отвлекается от своего варева и пронзительно смотрит на Минхо, отчего тот чувствует себя ничтожно маленьким. Словно Джисон не меньше его ростом. Словно может, не моргая, перекинуть Минхо через весь стол и нагнуть… Минхо с трудом останавливает свои мысли, сглатывает и сводит ноги под столом, пытаясь не показать, как ему нравится чувствовать на себе этот взгляд. — Не будь таким невежественным. Мы тоже животные, Минхо, просто умеем разговаривать. — Джисон закупоривает полный флакон с тёмно-коричневой жидкостью и тянется к Дори, чтобы пригладить между ушами. Тот мурлыкает, с обожанием глядя на Джисона, и Минхо размышляет, выглядит ли он также со стороны. — Так что лучше возьми отпуск на работе и удели больше внимания Дори, думаю, кухня справится и без тебя. Минхо бездумно кивает, а затем деревенеет всем телом. Их поселение не такое уж и большое, но Минхо уверен, что никогда раньше не видел Хана, как и тот не встречал Минхо. Отсюда вытекает вопрос… — Откуда ты знаешь, где я работаю? Джисон отвлекается от поглаживания Дори, и с неприкрытым удивлением смотрит на Минхо. Что-то в его глазах не позволяет Минхо отвести взгляд. — Погадал на Таро, конечно же. Отстраняясь от стола, он вальяжно выдвигает ящик из тумбы и демонстративно вертит в руках колоду карт. Джисон небрежно перемешивает их, отчего две штуки падают на стол. Он переворачивает их лицевой стороной, и указывает на Минхо пальцем, прямо возле его носа. У Минхо проносится рой мурашек по предплечьям, он буквально чувствует дуновение магии. — Ты работаешь поваром на кухне, отличным поваром, кстати говоря, — неожиданно низким голосом произносит Джисон, не отрывая глаз от карт. Минхо весь подбирается, склоняясь над столом сильнее. — Карты говорят, что ты сирота и ненавидишь, когда тебя жалеют, ведь ты добился всего сам. Это стоит восхищения. Хан мимолётно смотрит на Минхо, его глаза блестят, и момент пересечения их взглядов кажется чем-то интимным. Словно электрический разряд, прошедший сквозь всё тело и в конечном итоге проломившийся в грудь. — Помимо Дори у тебя ещё есть кошки, но живешь ты один, — Минхо сглатывает, и этот звук кажется ему громом среди ясного неба, настолько он громкий в напряжённой тишине. Он решает, что подумает о том, каким образом Хан знает о его жизни, чуть позже. Возможно, тот переливающийся фиолетовый шар на столе не так прост. Джисон долгую секунду нечитаемо смотрит на него, а затем резко выдыхает: — Ещё здесь сказано, что ты очень наивен и веришь всему, что я говорю. — Знахарь собирает карты и кладёт их в шкаф, будто бы ничего не произошло. Будто бы он не рассказал всю подноготную жизни Минхо минуту назад. Минхо отстраняется от Джисона, который уже не скрывает издевательской улыбки, и быстро-быстро моргает. От пугающей атмосферы не осталось и следа. Невысказанный вопрос, видимо, отражается в его глазах, раз Хан спешит пояснить. — Мы с Чанбином давние друзья, он много рассказывал о тебе. Чёрт, а ведь и правда, Минхо почти забыл об этом. Чувство стыда медленно топит его уши, но он старается не выдать своего смущения и сжимает челюсти, опасно посматривая в сторону Джисона. — Эй-эй, полегче, я же пошутил! Неловкий смех и поднятые вверх руки немного остужают пыл Минхо, но желание убивать никуда не уходит. — Я задушу тебя ночью. — О Боже, — смеётся Хан, совсем не выглядя испугавшимся. — Чанбин предупреждал, что ты опасный, но я не думал, что настолько. Ты поэтому пошёл в повара? Чтобы кромсать ни в чём не повинных людишек? — Говоришь так, будто не человек. Джисон загадочно хмыкает, не утруждая Минхо ответом. — У Чанбина, кстати, аллергия на кошек. — Откуда ты знаешь? — Мы росли вместе, я помню, как он без конца чихал, когда гладил кошек на улице. Минхо пытается не выдать своего разочарования, но Хан, похоже, видит его насквозь. Он несчастно вздыхает. — Ты что, реально думал, что я действительно могу узнать всё это по картам или что-то типа того? — Что-то типа того. Он весело смеётся, заставляя что-то булькать в горле Минхо. — Я не ведьмак, — Хан задумчиво прикусывает нижнюю губу, словно раздумывает, говорить или нет, и это не должно выглядеть так привлекательно, но Минхо не может отвести глаз от его пухлых губ. — А вот у тебя в корнях есть эльфийская кровь. Он пристально смотрит на Минхо, и тот медленно моргает, переваривая сказанное. — Что? — Иначе как можно быть таким красавчиком? На этот раз даже канарейка не выдерживает ту унцию стыда, которую несёт Джисон, и стремительно уносится на чердак. Дори недовольно мяукает, оставшись без прикосновений. Минхо пользуется ситуацией и склоняет голову к коту в надежде, что Джисон не увидит, как предательски медленно краснеет его шея. — Что ж, — неловко начинает Джисон. — Да, эм, спасибо за… лекарство? Минхо с подозрением смотрит на флакон у себя в руках. Джисон следит за его взглядом и вскидывает брови, будто что-то вспомнил. — Да, кстати, его нужно давать каждый день три дня подряд ровно в двенадцать дня. — Минхо таращится на него, словно у того выросла вторая голова. — Что? Все мои зелья имеют специфичный приём. Скажи спасибо, что ему не нужно танцевать при этом. — Эм, спасибо? Джисон смеётся, и Минхо обещает, что сделает именно так, как он сказал.

***

Он делает так, как говорил Джисон и, о чудо, Дори становится лучше. Он как и раньше играется с ногами Минхо, нежно кусает пальцы и лижет щёку по утрам. Суни и Дуни счастливо тарахтят, когда их брат снова становится жизнерадостным и игривым. Тёмный шар напряжения, что не покидал Минхо все эти дни, наконец сдувается, и он свободно выдыхает, когда видит своих кошек сытыми и довольными. Он радуется и вместе с тем удивляется самому себе — как он мог считать Джисона плохим? Как мог позволить злой молве судить о человеке, толком ничего про него не зная? Он мучается виной, что расползается липкими нитями в его груди, и поскорее хочет избавиться от этого гнилостного чувства. Он рассказывает Чанбину о своём визите к Хану, опуская ту часть, в которой считает знахаря безумно милым и очаровательным, и просит Чанбина пригласить того к ним на ужин. За счёт заведения, конечно же. Взгляд, которым его одаривает Чанбин, почти прожигает в нём дыру, но он справляется со смущением и отмахивается от любопытных глаз Хёнджина. — Не лучше ли позвать его в твой нерабочий день? — предлагает блондин в перерывах между беготнёй в зале. Минхо смотрит на него в недоумении. — Ну, чтобы вы смогли поговорить вдвоём, — он звучит неувереннее с каждым словом под взглядом Минхо. — Чтобы отблагодарить его по-нормальному. Под конец предложения он почти блеет, и Минхо уже хочет отказаться от глупой идеи, но тут встревает Чанбин. — Джинни прав, он же не взял с тебя плату, верно? — Минхо качает головой. Хоть он и пытался дать монеты перед тем, как уйти, Джисон настоял на том, что ему было приятно помочь милому котику. Не то чтобы Минхо был в восторге, когда хвалили его котов, и он совсем-совсем не почувствовал огромный бултых у себя в груди при виде сияющих глаз. — Ну вот, я же говорил, что он хороший. Мы могли бы посидеть все вместе, пока Чан и Сынмин будут на кухне. Минхо задумывается над словами Чанбина, продолжая нарезать свинину, но, в конце концов, сдаётся желанию увидеть пухлые щёки Хана в действии.

***

Они собираются в четверг, когда не слишком много народу, но и не совсем пусто в зале. Минхо просит Чана приготовить им что-нибудь на четверых, тот соглашается со скрипом, но когда Чанбин невзначай упоминает Джисона, Чан становится похожим на щенка и со всей тщательностью составляет меню из пяти блюд. Он даже привлекает к этому Сынмина, самого медлительного и самого лучшего повара во всей Равнине. Возможно, одно вытекает из другого, но это неважно. Важно лишь то, что Минхо теперь знает — Джисона либо ненавидят, либо обожают. Он ещё не видел людей, которые бы относились к знахарю с пренебрежением. О нём либо говорили ужасные вещи, либо боготворили. Минхо изо всех сил пытался не принимать какую-либо из сторон, но постоянные мысли и фантазии о Джисоне давали понять, что он полностью очарован. Минхо, Хёнджин и Чанбин уже сидели за столом и пили пиво, пока ждали Джисона. Первые двое внимательно следили за Феликсом, бегающим туда-сюда, всё ещё помня об уговоре. — Ликси вчера признался мне, что устаёт от всего этого, — не отрывая взгляда от снующего парня сказал Хёнджин, но Минхо и глазом не повёл на его высказывание; он не собирался клевать на неумело закинутую наживку Хёнджина. Всё-таки Минхо был опытным рыбаком. — И что? Смотри, он всё ещё здесь и стал более уверенным. Стоило Минхо это сказать, как Феликс задевает бедром тарелку с кимчи. Его глаза таращатся на расползающееся пятно на полу, слава Богам, Йенни прибегает к нему на помощь, извиняясь, кажется, тысячу раз перед угрюмой женщиной. Минхо бросает один взгляд на Хёнджина, тот не выглядит слишком довольным, но жажда денег в его глазах горит ярким пламенем. — Вы двое просто отвратительны. — Чанбин качает головой, поднимаясь с места, и идёт помогать Феликсу убраться. Хёнджин открывает и закрывает рот, глядя в спину уходящему Чанбину, словно его предали. Минхо фыркает, сожалея, что не может запечатлеть его жалкий вид. — Вот почему вы никогда не будете вместе, — безжалостно говорит он. — Ты слишком мелочный для нашего нежного Бинни. Минхо ожидает, что Хёнджин как обычно станет злиться и ударит его, но тот неожиданно резко кивает, крепче хватаясь за бутылку с пивом. — Знаю, — одним движением выпивает всё залпом и лёгким кивком подзывает к себе Чонина. Наблюдая за неразделенной любовью Хёнджина практически всё время, что они работают вместе, Минхо решает сегодня не затрагивать эту тему; он следит за тем, как Хёнджин просит добавки. Может быть, если он напьётся, Чанбин по доброте душевной проводит его домой, и они наконец поговорят о том напряжении, что скользит между ними. Мысли Минхо прерываются звоном колокольчика, свидетельствующим о прибытии гостя, тишина, следующая за этим, делает всё страннее. Он поднимает взгляд и, да, теперь ему становится совершенно ясно, почему все вдруг замолчали. Джисон мнётся у входа, настолько неуверенно осматриваясь вокруг, что Минхо не сразу узнаёт его. Он помнит, как Хан смотрел на него посреди собственной кухни, гордо подняв подбородок, как неумело, но настойчиво флиртовал (Минхо не уверен, что это было, но никто ему не запретит так думать), и выплёвывал шутку за шуткой из своего очаровательного рта. Образ самодовольного, уверенного в себе парня полностью разнится с тем, что он наблюдает сейчас. Внезапно Минхо одолевает желание встать и закрыть маленького Джисона от всех этих глаз, но он не успевает даже открыть рта. — Хэй, Сон-и, иди сюда! — звонко кричит Чанбин, машет Хану рукой, и тот посылает ему робкую улыбку, подходя ближе. Минхо замечает, как все разом утыкаются в свои тарелки, возобновляя привычный гул. Двое друзей обмениваются крепкими рукопожатиями, прежде чем Чанбин говорит Джисону что-то на ухо, и тот поворачивается к их столику, сияя улыбкой. — Привет, Ханни, — встаёт порядком выпивший Хёнджин и развязно целует Хана в щёку. Тот удивлённо хихикает, и Минхо ненавистна мысль, что он не может так же коснуться этой мягкой, плюшевой щёчки. — Мы тебя заждались! — Правда? — он садится напротив Минхо и посылает ему самую яркую улыбку, которую когда-либо видело человечество. Минхо ухмыляется в ответ, стараясь не так широко открывать рот, чтобы не выглядеть глупо. — Как твой кот? — Какой кот? Хёнджин звонко икает и прикрывает рот ладошкой. Минхо медленно переводит на него лучший из своих взглядов. Краем глаза он видит, как Хан старается не засмеяться. — Кот Минхо заболел, и я дал ему лекарство на днях, — объясняет Джисон, отчасти потому, что не хочет быть свидетелем кровопролития. — А, точно, — незаинтересованно тянет Хёнджин. Минхо этого достаточно, чтобы загореться, как спичке. — Благодаря этому ты сейчас сидишь и пьёшь пиво, болван! — Тогда поцелуй его от меня, — пожимает плечами Хван, совершенно игнорируя раздражённый голос Минхо. — Пошёл ты, — отзывается он, зарабатывая удивлённый взгляд Джисона. — Иди лижись со своей псиной. — Пф, она хотя бы умеет делать трюки. Хёнджин приподнимает бровь, как бы говоря «ну и что ты на это скажешь», и молча отпивает из бутылки. — О, Боже мой, — шепчет Джисон, поглядывая то на одного, то на другого. — Может быть, обойдёмся без драк? Не то чтобы Минхо в действительности злился на Хёнджина, просто иногда блондин его раздражал, сильно раздражал, но не более того. Он отрицательно качает головой в ответ на умоляющий взгляд Джисона. — Я не дерусь с теми, кто слабее меня, — Минхо знает, что это только сильнее раздраконит Хвана, но не может с собой ничего поделать. Он заливисто смеётся, когда Хёнджин ожидаемо закатывает глаза. — Какой же ты пиздабол, Минхо-щи, — Хёнджин встаёт и на нетвёрдых ногах идёт в сторону туалета. — Я скоро вернусь. — Не то чтобы мы ждали, — не оборачиваясь, Хван показывает неприличный жест рукой, и выглядит совершенно стервозно, покачивая худыми бёдрами. Минхо слышит длинный выдох, затем смешок, и оборачивается в сторону Хана. Тот состроил такое облегчённое лицо, будто впервые за неделю сходил в туалет. — Я думал, вы тут всё взорвёте, — он хихикает, прикрывая рот рукой, и Минхо не должен находить это милым, но Минхо много чего не должен, так что он всё же находит. — У вас всегда так весело? — Обычный четверг, — пожимает плечами он, зарабатывая звонкий смех Хана. Он вспоминает его вопрос, и пытается ответить со всей искренностью. — С Дори всё в порядке, спасибо большое, я тебе очень признателен. Пожалуйста, ешь всё, что найдёшь привлекательным на этом столе. Джисон выглядит удивлённым его признанием, и Минхо с удовольствием отмечает, как краснеют пухлые щёки от благодарности. — Хах, не стоило, — смущённо чешет затылок, и Минхо приходится сжать ладони в кулаки, чтобы не повторить этот жест. — Я рад, что с котиком всё хорошо, он очень милый! Минхо не знает, почему ему вдруг хочется показать других. Он не понимает, что происходит с его глупым маленьким мозгом, когда он видит Джисона, но волшебным образом тот, видимо, становится ещё меньше, раз он предлагает: — Ты мог бы… кхм, — он прочищает горло, заставляя свой организм функционировать нормально, словно он сейчас не выжатая тряпка. — Ты мог бы посмотреть и других, — он ловит совершенно удивлённое, граничащее с восхищением, выражение лица Джисона. — Чтобы, ну, знаешь… убедиться, что они тоже милые. Джисон хватает ртом воздух, комично делая глаза больше, и всем своим телом источает такое детское счастье, что Минхо не может сдержать улыбки. — Да, да, конечно! Я имею в виду, кто вообще отказался бы?! — верещит он, привлекая внимание соседнего столика. Джисон мгновенно замолкает, выдыхая громче положенного, и Минхо уже щурит глаза в осуждении, глядя на маленькую фееподобную женщину и её спутника. Минхо не считает себя конфликтным человеком; он старается обходить стороной тех, кто выглядит так, будто не против подраться, но иногда он просто не может терпеть несправедливость. То, как женщина морщит свой нос, словно наткнулась на что-то прокисшее, а её спутник сокрушенно качает головой, отчего сальные волосы цвета мазута мешают определить его выражение лица, выводит Минхо из себя. — Вам что-нибудь нужно? — он знает, что выглядит добродушным, но также он знает, как сделать так, чтобы его взгляд не сулил ничего хорошего. Но мужчину, к сожалению, это не волнует. Либо он не видит перемену в его настроении из-за своих паклей. — Да, мне нужно, чтобы этот чудик свалил отсюда. Он говорит это достаточно громко, чтобы Джисон и другие посетители услышали его гнусавый голос. Минхо знаком с Джисоном всего ничего, но тот помог его коту, а это значит, что Минхо у него в долгу. Внезапное чувство гнева расползается по его разгоряченной коже. Минхо усмехается, но улыбка не достигает его глаз. — Слушай, ты… — Не нужно, всё в порядке! — Джисон нервничает, вставая со стула. Минхо в удивлении смотрит на то, как он низко кланяется этим невеждам, практически стукаясь лбом о стол и, Боже, выдавливает из себя улыбку. — Извините, что потревожил вас, я сейчас же покину помещение. Что? Этого не может быть. Почему он позволяет каким-то ханжам портить им вечер? Минхо, конечно, знает, что не все в Равнине в одинаковой степени уважают его, но он был уверен, что те способны говорить нелестные слова лишь за спиной. Возможно, Джисону приходилось сталкиваться с более наглыми особами, раз он выглядит таким нервным и беспокойным, но Минхо, к счастью, не собирается оставлять всё так просто. Он не отрывает удивлённого взгляда от Хана, забирающего свою сумку, и тело само реагирует на это действие. — Стой, — хватает его за руку, заставляя остановиться. — Ты никуда не пойдёшь, — Джисон хочет что-то сказать, наверняка что-то глупое, поэтому Минхо поднимает ладонь, перебивая его, и поворачивается к соседнему столику. — А вот вы должны свалить отсюда. Женщина взмахивает полупрозрачными крыльями, слишком маленькими и хрупкими для её телосложения, и поднимает одну бровь. — С чего бы это? Не про мои заслуги говорят на торговой площади. Сарказм так и льётся ядом из её уст, но Минхо не шевелит ни одним мускулом на своём лице, то, как Джисон рядом с ним резко вдыхает, вселяет в него уверенность. — Да, — он окидывает её холодным взглядом. — А теперь будут говорить, как о самой невежественной фее на свете. Прежде чем та опомнится, он находит взглядом Чонина, который издалека заметил напряжение за их столиком, и коротко кивает ему. Тот молниеносно оказывается перед парой, выглядящей сейчас более, чем напряжённо, и дважды щёлкает пальцами. — Надеюсь, вам понравилась наша кухня. А теперь прощайте и будьте здоровы, — сладко улыбается он, после чего стулья под ними резко выдвигаются, и они с грохотом приземляются на свои мерзкие задницы. Теперь уже взгляды всех посетителей обращены к ним, и Минхо не может сдержать довольной ухмылки, когда видит, как маленькие крылышки женщины едва ли способны поднять громоздкую фею с пола. Та ощетинивается, когда её спутник запоздало подаёт ей руку, кричит на Минхо, тычет в него пальцем, но захлопывает рот, когда дверь сама по себе открывается, одаривая всех противной трелью колокольчика. — Выход там, — Чонин всё также улыбается, его глаз практически не видно за тонкими щёлочками, что с одной стороны выглядит мило, но с другой посылает крупные мурашки по задней поверхности шеи. В конце концов пара уходит, громко хлопнув за собой дверью, и Чонин выдыхает, возвращая на лицо своё обычное, слегка раздражённое выражение. — Если это было только потому, что им не понравился кимпбап, я клянусь… — Нет, Йенни, — останавливает его Минхо, поглаживая по плечу. Он делает это ласково, почти не прикасаясь, в основном потому что боится магии леса, заточенной в теле юноши. — Спасибо, Йенни. Официант кланяется и спешит убрать оставленный стол. Минхо садится, сам не понимая, когда именно успел встать, и тут же сталкивается с огромными глазищами Джисона. — Это… это, вау, — кажется, он не может охарактеризовать только что увиденное, и Минхо его понимает. Когда он впервые увидел Чонина в гневе, больше не ленился оставаться после работы и прибирать за посетителями столы. — Что только что произошло? Это было невероятно! — Ах, наш Йенни полон сюрпризов, — излишне сладко вздыхает Минхо, заработав смешок Хана. На душе становится легче, когда он снова видит эту ослепительную улыбку. Минхо вообще впервые видит человека, который бы так часто и ярко улыбался. Он не берёт в расчёт Феликса — тот больше похож на котёнка, чем на человека. — Тогда хорошо, что вы друзья. — Айщ, не говори так, он может услышать, — шепчет Минхо, и они вместе смеются, пока Феликс приносит им горячие блюда, любезно приготовленные Сынмином. Внезапно Джисон становится серьёзным, неловко ёрзает на месте, и Минхо в недоумении склоняет голову на бок. Возможно, он сказал что-то не то? Иногда он не замечает, что ведёт себя странно, и обычно ему на это наплевать, но сейчас почему-то не хотелось, чтобы Джисон видел эту его сторону. — Спасибо, — неожиданно искренне говорит Хан, смущённо смотря куда угодно, но не в глаза Минхо. — Что заступился за меня. Никто никогда прежде не… отстаивал мою честь. То, как тихо и мило звучит голос Джисона, заставляет сердце Минхо разбиться и впиться острыми осколками в грудину. Какой-то частью подсознания он знал, что тяжело быть оторванным от всего поселения, но быть при этом угнетённым, тем, кого используют лишь при необходимости… Всё это звучит до боли грустно и одиноко. Минхо склоняет голову в сочувствующем жесте, и проглатывает ком в горле. — Тебе не за что благодарить меня. На то и нужны друзья. Он не успевает выловить это слово, и оно слетает с его губ как жёлтая канарейка, и приземляется на маленькой жёрдочке по имени Хан Джисон. Тот ошеломлённо смотрит в ответ, крошечное подобие улыбки скрывается в уголках его губ. Даже если бы Минхо захотел, он бы не смог вернуть свои слова назад. — Друг? Я-я, ох, спасибо, — немного нервозно начинает он, полностью краснея щеками и ушами. Если бы Минхо уже не был им очарован, то сделал бы это сейчас. — Я рад быть твоим другом, Минхо-хён. Минхо не говорит, что он тоже.

***

Минхо не замечает, как это начинается, но теперь почти каждую неделю он видится с Джисоном. Минхо также не знает, как охарактеризовать их отношения. Их трудно назвать незнакомцами, потому что Джисон теперь знает всех его котов, а те, в свою очередь, уже накрепко полюбили его и щедро поделились укусами и линяющей шерстью. Минхо также не может причислить его к хорошим знакомым, потому что никого из хороших знакомых он не хочет так яростно поцеловать и потеребить за щёчки. Друзья ли они, если порой он хочет завалить Хана на кровать и сесть ему на член? Минхо уверен, друзья так не думают, поэтому тот разговор в харчевне он больше не поднимает. И Джисон, очевидно, тоже не знает, что между ними происходит, потому что называет Минхо хёном, а Чанбина — своим бро. И Минхо совершенно не против этого. Он надеется, что однажды всё же одолеет маленькую скалу под названием Хан-очень-сексуальные-руки-и-милые-щёки-Джисон, так что ему не нужны никакие бро, если он намеревается заполучить его себе в постель. Ему нравится, как Джисон смотрит на него своими сверкающими глазами и называет хёном таким мягким, спокойным голосом, что Минхо неосознанно льнёт к нему, как кошка в течке. Он ни разу не видел, как Джисон смотрел бы так на кого-то ещё, Минхо не глупый, он может сложить два и два. Но тем не менее, ему трудно сделать первый шаг. А что, если Джисон просто привык, что к нему плохо относятся, а тут появляется Минхо и заводит с ним дружбу с первого взгляда? Иногда Минхо кажется, что тот просто искренне благодарен ему, не забывая подкрепить это словами, а Минхо уже надумал себе невесть что. — Спасибо, что терпишь меня, — говорит Джисон с неизменной сверкающей улыбкой. И Минхо хочется сказать: всё в порядке, Джисони, ты не доставляешь неудобств. Или: ты самый милый человек, которого я когда-либо видел. Или: можешь лечь, пожалуйста, чтобы я сел на твоё очаровательное лицо? Он не в восторге от того, что стал одержим Джисоном, но не может с собой ничего сделать — его тянет к нему, как тянет Суни к свежему куску тунца. Он смеётся своим мыслям, может быть, поэтому коллеги считают его не романтичным? — Эй, ты так и будешь улыбаться этому куску мяса? Минхо вздрагивает, когда Хёнджин ударяет его в плечо, но цепляет на своё лицо угрожающую маску, от которой так дёргается официант. Долго ждать не приходится, Хёнджин трясёт запястьями, словно его ударили током, и отпрыгивает подальше. Королева драмы в действии. — Вот как ты называешь Чанбина? Может быть, мне ему сказать? — Что сказать? Чанбин подходит неожиданно тихо, что-то тщательно жуя, отчего правая щека нелепо топорщится. Минхо немедленно сравнивает его с Джисоном и его пухлыми щёчками, которые мило наполняются, когда тот ест. Ничего общего с этой невежественной свиньёй. — Джинни сказал, что… — Ха-ха, Минхо-хён, ты такой смешной, — неестественно улыбается Хёнджин. Минхо вскидывает бровь, но ничего не говорит, чтобы не сорвать спектакль погоревшего актёра. — Хён, не мог бы принести зелень из кладовой? Чанбин что-то ворчит, но всё же идёт в том направлении, в котором послал его Хёнджин. Минхо поворачивается к официанту. — Что это было? Вздох, который вырывается изо рта Хёнджина, способен снести пол кухни — настолько глубокий и отчаянный. — У меня и без того с ним не складывается, не порть хотя бы наши рабочие отношения, — Минхо открывает рот, чтобы подразнить, но не успевает ничего придумать. — Я вчера видел, как они с Феликсом прогуливались на рынке. — Мы тоже с тобой там как-то раз гуляли. — Это было для работы. — Может быть, они тоже гуляли для работы, — пытается Минхо. — Держась за руки? — Феликс неповоротливый, — не уступает Минхо. — Мы с тобой не целовались, — почти шепчет Хёнджин, и Минхо наконец отступает. — Как долго ты за ними следил? — фыркает он. Хёнджин пожимает плечами, приваливаясь к столу. — Достаточно. Наступает тишина, если не считать копошения Чанбина в кладовой, и Минхо закусывает губу, не зная, как поддержать друга. Хёнджин был влюблён в Чанбина столько, сколько они знакомы. Минхо помнит тот период, когда Джинни ещё только-только начал осознавать свою влюблённость в повара. Помнит, как они выпивали в парке поздно ночью, оплакивая неспособность Хёнджина признаться. Помнит его сияющие глаза, когда Бинни подарил ему на день рождения цепочку с кулоном в виде лилии. Иногда Минхо казалось, что Джинни наслаждается своей безответной любовью, черпая вдохновение для своих мрачных картин. Но иногда он видел в нём нуждающееся, полное отчаяния лицо, когда тот таращился на Чанбина. Минхо переводит взгляд на Хёнджина и гулко сглатывает. — Мне жаль. Хёнджин отталкивается от столешницы, ярко улыбаясь, но Минхо знает, что в этих щёлочках скрывается сердечная тоска. Он молчит, боясь ранить чувствительного сейчас друга. — Ты такой милый, хён, — Хёнджин взъерошивает длинные блондинистые волосы, промаргиваясь. На мгновение на его лице появляется сомневающееся выражение, которое сменяется хитрым прищуром. — Как дела у Джисона? Минхо переворачивает кусок аппетитной свинины, достаёт молоток и начинает колошматить по мясу. Краем глаза он видит, как Хёнджин корчит лицо и отходит на полшага назад. — А мне откуда знать? — Ну… ты с ним часто проводишь время. Чанбин говорит, что ты единственный, к кому он ходит в гости. Минхо хмурится. Он знал, что Чанбин был лучшим другом Джисона, но думал, что по крайней мере у Хана есть сторонники; как оказалось, даже обожающие его люди никогда не пытались завести с ним дружбу. Когда Джисон впервые пришёл к Минхо, то принёс целую корзинку вкусняшек его котам, что сразу добавило ему несколько очков в карму. Судя по тому, как громко мурлыкал Суни на его коленях — неприлично много очков. Джисон выглядел маленьким и беззащитным в его огромном кресле в окружении шерстяных комков, и у Минхо трепетало сердце при виде розовых от смущения щёк. Возможно, он был немного одержим, кто знает, но он намеренно ничего не делал со своими чувствами. Потому что если долго об этом думать, то проблема станет реальной. — Ты снова завис, — заметил Хёнджин. — Неужели мысли о Джисоне так действуют на тебя? Видимо, для любопытного носа Хёнджина махание молотком было недостаточно. Минхо раздражённо вздыхает, открывая рот для очередного препирательства, но его отвлекает грохот. Чанбин выносит целую коробку со свежей зеленью и луком, еле протискиваясь в проход и бурча что-то под нос. — Спасибо, хён! Хёнджин берёт из коробки два тоненьких листочка ккэтипа, слишком маленьких для полноценного приёма пищи, но достаточных для оформления блюда, и уходит прочь. Минхо переводит взгляд на Чанбина, изо всех сил стараясь не засмеяться. — Он что, издевается?! — свирепеет повар, его руки дрожат от злости и он трясёт коробкой, прежде чем скинуть её на пол. Минхо может видеть содержимое его ноздрей — настолько те раздуты. — Я убью этого прихвостня, клянусь, пусть не думает, что его держат здесь из-за внешности! Минхо смеётся в голос, когда Чанбин уходит обратно в кладовую. Он задумывается, как бы повёл себя в этом случае с Джисоном, и его уголки губ поднимаются вверх, когда он представляет озорную улыбку с набитыми щеками. Минхо должен огорчать тот факт, что он так слаб перед ним. Но он, как ни странно, совершенно не огорчён.

***

— Апчхи! — Будь здоров. Минхо вытирает нос уже порядком промокшим платком, и поднимает слезящиеся глаза на Джисона в немом упрёке. — Я слышу это сегодня в пятнадцатый раз, прекрати. — У тебя на что-то аллергия, милый? — спокойно спрашивает Джисон, давя что-то в ступе. Ах, Минхо мог бы с лёгкостью привыкнуть к такому. Не к чиханию, разумеется, а к мягкому тону и ласковому взгляду Джисона, которыми тот щедро одаривает его на протяжении всего их знакомства. Минхо никто никогда не называл милым. Красивым, холодным, бесчувственным — бесконечное множество раз, но никогда милым. Он может пересчитать по пальцам, сколько раз Джисон называл его милым. Не менее семи, и это только когда они были вдвоём. Чанбин признался, что Хан несколько раз называл Минхо милым, когда они выпивали в баре, и тогда Чанбин начал рассказывать самые нелестные истории о нём в надежде разбить розовые очки на Джисоне, но в ответ получил лишь глупую улыбку. — Не потеряй этого олуха, — советовал Чанбин с головы до ног раскрасневшемуся Минхо. Ему хотелось огрызнуться, но он рисковал быть полностью лишенным гордости, поэтому молчал. Просто он понятия не имел, что люди делают в таких ситуациях. Впервые за тридцать лет ему понравился парень младше него. Впервые за тридцать лет этот парень отвешивает ему комплименты и делает с его окоченевшим сердцем что-то невообразимое. Впервые за тридцать лет Минхо был готов улечься в постель и раздвинуть ноги только лишь по щелчку пальцев. Вот насколько он понятия не имел, что ему делать. — Не думаю, что это аллергия, — он принимает стакан с холодной водой из рук внимательного Джисона. — Раньше никогда такого не было. — Хм, — многозначительно отвечает Хан, полностью сосредоточившись на шинковании шпината. Мышцы на его руке красиво перекатываются в дневном свете, а у Минхо не так много силы воли, чтобы не пялиться. — Возможно, я мог бы сделать тебе отвар, чтобы отёк на слизистой носа немного спал, как думаешь? Что ещё Минхо нравится в Джисоне, — помимо всего остального — так это то, что знахарь всегда считается с его мнением. Вполне возможно, что дело не в Минхо. Возможно, Джисон привык говорить с Риммой и делиться с ней своими чувствами и мыслями, и сейчас, когда в его жизни появился Минхо, он просто не может избавиться от своей привычки. Возможно, Джисону действительно интересно мнение в отношении всего на свете, и он не может удержать свой язык, прежде чем спросит очередную глупость. На самом деле это и неважно, Минхо просто доволен, что с ним считаются. Это заполняет его тело чем-то тёплым и тягучим с головы до ног, и потом он ещё долго не может прийти в реальность, наслаждаясь вниманием к своей персоне. — Я думаю, это хорошая идея, — отвечает он, потому что все идеи Джисона хорошие. Иногда он всё ещё слышит отголоски недовольных его зельями граждан, но теперь он меньше на них зацикливается. Теперь, когда он знает, какой на самом деле добрый и искренний Джисон, он не может воспринимать злые слова в его сторону за правду. — Отлично, я как раз сегодня собрал трав на поляне. — Без меня? Джисон не то чтобы каждый раз приглашал Минхо собирать травы, но последнему действительно нравилось проводить так время; неспешно прогуливаться по лесу, обходить неприметные ямы, срывать красивые и не очень растения вместе с корнями, греться на солнышке, раскинув руки. И всё это бок о бок с Джисоном и его тихим голосом, который рассказывал про то, что собирается сделать для какого-нибудь чудака из Равнины. Минхо нравится проводить время с Джисоном, перемывая косточки вредным продавцам на рынке или неблагодарным посетителям харчевни. Иногда приятно было услышать простые слова поддержки по типу «вот мудак, чтоб ему неладно было». — Агх, прости, сегодня пришлось очень быстро пробежаться, — неловко начинает Джисон, почёсывая заднюю часть шеи. — Один покупатель параноик даже за мной поплёлся — наблюдать, не кладу ли я ему в чай лишнего. Минхо закатил глаза с таким рвением, что на секунду забеспокоился, вернутся ли они на место. — Надо было положить ему какую-нибудь слабительную траву, чтоб жизнь не казалась сладкой. Джисон, мирно помешивавший отвар от мигрени в кастрюльке, поперхнулся собственной слюной и удивлённо уставился на Минхо. — Вообще-то он и просил слабительное, у него запоры. На миг между ними воцарилась тишина, но потом оба, как по сигналу, громко засмеялись. Раскатистый, глубокий смех Хана засел в голове Минхо повторяющейся мелодией. Он расплылся в широкой улыбке, смотря на всё ещё трясущегося знахаря. Если бы он мог, то навсегда остался бы в этом моменте. — Боже, и это меня называют ведьмой? — Джисон смахивает капли слёз с уголков глаз, и выжидающе смотрит на Минхо. Его глаза счастливо блестят в золотистом свете садящегося солнца, и Минхо чувствует внезапный прилив желания поцеловать красивую кожу гладких щёк. Желание зудит в его губах, заставляя увлажнять те языком, и он с ужасом наблюдает, как Джисон повторяет его движение. Сердце заходится в бешеном ритме, рука сжимается вокруг пустого стакана. Минхо несколько раз моргает, решая всё-таки вернуться в реальность. — Ты намного круче ведьмы, Хан Джисон, — доверительно сообщает он, стараясь не выдать своего громкого сердцебиения. Он хочет сказать что-то приободряющее, что заставит Джисона улыбнуться, но из его рта вырывается огромный чих. Он с ужасом понимает, что слюна попала на собственную руку, столешницу, стакан, и даже маленькие ростки чего-то фиолетово-зелёного в горшочке. Джисон широко улыбается, качая головой, и начинает копошиться в многочисленных ящиках. Он издаёт победный клич, когда находит какой-то мелкий золотистый порошок. — Сейчас сделаю тебе отвар по-быстрому, будешь пить три раза в день после еды до тех пор, пока он не закончится, — Хан деловито вытирает стол, всё ещё слабо улыбаясь, и Минхо млеет от этой его однобокой улыбки. Если это последствия его чихания, то он готов делать так каждый день. — И будь здоров. — Ой, завались!

***

Он убьёт Джисона. Он совершенно точно намеревается придушить этого ублюдка несмотря на милые щёчки и щенячьи глазки. Он был невероятно зол, но больше всего эта злость была направлена на самого себя. Как Минхо мог доверять человеку, про которого сплетничают все в Равнине? Он же с самого начала знал, куда шёл, он помнил, в каком был ужасе при виде дома знахаря. Минхо слышал все байки о бесполезности Хана, о его калечащих зельях и неудачных попытках всё исправить, так как же он мог так сглупить? То, что тот вылечил Дори — чистая случайность, удачное стечение обстоятельств, то, что называют «родиться под счастливой звездой». Теперь Минхо был в этом уверен. Конечно, это не делает Джисона ужасным человеком — он всё ещё остаётся самым милым и смешным парнем, которого когда-либо видел Минхо, — но как он мог забыть все те слухи? Возможно, Джисон на самом деле бросил магический песок в глаза Минхо, как оборотни распускали свои феромоны. Да, всё в точности было так, иначе никак не объяснить эту быстро формирующуюся привязанность к Джисону. Нельзя влюбиться в человека за такое короткое время, ведь так? Минхо на мгновение отвлекается от гнетущих мыслей, чтобы почесать яйца. Дори взволнованно мяукает, приземляясь на подлокотник кресла, в котором ворочается Минхо. — Вот же ублюдок, — ворчит он, лапая свой зад в заведомо провальной попытке унять зуд. — Прости, Дори, это некрасиво, но я уже не могу, — оправдывается так, будто бы не его коты вылизывают собственный зад несколько раз на дню. Минхо мучился от зуда в промежности последние несколько часов. Он выпил ту горькую бурду, которую ему дал Джисон, а потом началось это. Покалывающее чувство прямо у него в заднице, а затем изнуряющий зуд в яйцах и члене. Сначала Минхо грешил на аллергию (чихать он так и не перестал), потом на жаркий день, из-за которого в теории мог вспотеть и чесаться, но тщательный душ не помог избавиться от этого ощущения. Скорее, наоборот, зуд усилился, когда Минхо попытался унять его дрочкой и пальцами в заднице. Несомненно ему было приятно первое время, но когда всё закончилось, покалывающее ощущение вернулось с новой силой. Он ждёт, когда лихорадочное чувство немного спадёт, а желание почувствовать в заднице что-то существеннее пальцев наконец покинет его, чтобы ворваться в дом Джисона сокрушительным ураганом и дать по шее незадачливому знахарю. Они должны были сегодня собирать маргаритки и прополоть ту часть сада, на которой Джисон выращивал странные ростки ярко-розового цвета, так что Минхо придумывал, что ему сказать, постоянно отвлекаясь на то, чтобы засунуть руку в штаны. Так ничего и не придумав, он подрывается с места и несёт свою полыхающую задницу к Джисону. За то время, что они проводили вместе, Минхо выучил короткий путь к дому Хана, так что добирается быстрым шагом всего за четыре почёсывания зудящего места. Конечно же, ему не могло повезти, и на пороге дома его встречают крики какой-то женщины. Когда он подходит ближе, то видит, что за руку та держит долговязого мальчика с ослиными ушами на голове. На секунду он почти рад, что его мучает только зуд. Но только лишь на секунду. — Сделай уже что-нибудь, никчемный мальчишка, иначе… — Я уже сказал вам, надо просто подождать два дня, уши сами отвалятся. Тихий голос Джисона звучит устало, словно повторяет одно и то же в сотый раз, Минхо прислоняется к дверному косяку, прислушиваясь к ругани. — А что, если нет?! — он морщится от визга женщины, ощущая поднимающуюся неприязнь к ней и её молчаливому сынку. С другой стороны — Джисон сам виноват, снова облажался со своими настойками и теперь пожинает плоды своих трудов. Минхо тихо матерится себе под нос, блаженно закатывает глаза, ныряя рукой между ног. Чёрт, как же всё чешется, будь проклят Джисон и его милые щёчки. Когда горячего члена касается прохладная ладонь, он вздрагивает, невольно издавая высокий стон. Мальчик, молча наблюдавший за ссорой, встречается с испуганным взглядом Минхо и трясёт не затыкающуюся мать за плечо. Та что-то рявкает, прослеживает взглядом палец сыночка и застывает, комично открыв рот. Если бы Минхо мог не чесать яйца, он бы не чесал. Ему совершенно наплевать на эту мамашу и на её незадачливого сынка. Он откровенно шипит и откидывает голову назад, когда сгребает полыхающие яйца в ладонь и перекатывает между пальцами. Одного взгляда на побагровевшее лицо женщины ему хватает, чтобы криво усмехнуться. — Это… э-это, это просто вопиющая наглость! — наконец она выбегает из дома, прихватив мальчика за руку так сильно, что тот запинается о порог и чуть не падает. Минхо нежно хихикает, когда слышит джисоново «осторожнее», впрочем, не переставая сжимать в руках причинное место. — Да я вас, я… фу, извращенцы, и ноги моей здесь больше не будет! Минхо ещё слышит ругательства, наблюдая за торопящейся скрыться полной женщиной, стоя на пороге дома. Джисон застаёт его именно таким — раскрасневшимся от торопливой ходьбы, со взлохмаченными волосами и рукой штанах. Единственное, что Минхо получает, это выразительный взмах бровей и бегающие между его лицом и пахом карие глаза. — Спасибо, конечно, что выпроводил её, но мог бы выбрать способ… менее экстравагантный. Минхо разглядывает Джисона, как тот гулко сглатывает, как румянец поднимается от его шеи всё выше и выше. Он размышляет, какова на ощупь эта медовая кожа, так же она горяча, как его задница прямо сейчас? Он спускается взглядом ниже, натыкаясь на слишком короткие облегающие шорты, и в голове что-то отчаянно звенит; Минхо запросто мог бы сейчас опуститься на колени перед этими стройными ножками и взять в рот… Неловкое покашливание приводит его в чувство. Он моргает, осознавая, что всё ещё стоит перед объектом своих желаний с рукой в штанах, и с неохотой вспоминает, зачем пришёл; он мгновенно загорается, как спичка. — Ублюдок, я тебе сейчас покажу экстравагантный способ. Запугать знахаря не удаётся, потому что следом Минхо оглушительно чихает. Он проходит в дом, боднув плечом Джисона, громко топая при этом, и нетерпеливо усаживается на высокий стул. Он пытается выглядеть злым, но его ноги дрыгают в воздухе. Если бы здесь были его коты, он не обошёлся бы без укуса за мизинец. Римма, умная птичка, чувствует враждебную энергию от Минхо, и улетает прочь. Джисон, не очень умный, садится рядом, отказываясь избавляться от тупой улыбки на своём красивом лице. Минхо пытается рассердиться, но тут же натыкается на крохотную родинку на щеке Джисона и зуд в заднице уже бесит не так сильно. — Хан Джисон, я тебя ненавижу. — После всего, что между нами было? Больше всего Минхо бесит, что Джисон не воспринимает его всерьёз; знахарь просто смотрит на пыхтящего Минхо внимательным взглядом, словно ничего не происходит. Словно это не Минхо копошится у себя в штанах каждые пять секунд. — У меня всё чешется из-за твоей бурды, что ты мне подсыпал?! — Подсыпал?.. — брови Джисона поднимаются в недоумении, а губы вытягиваются, из-за чего Минхо приоткрывает свои, Бог знает на что надеясь. — Да, я выпил отвар и теперь у меня чешется… всё! — Чешется всё? — глаза Минхо едва ли не загораются красным. — Прекрати повторять за мной! — Тогда объясни нормально. Минхо набирает в грудь больше воздуха, неожиданно для себя чихает, и в деталях рассказывает как у него чешется каждый участок промежности. По мере рассказа щёки Джисона становятся всё краснее, но Минхо плевать, он снова чертовски зол. — Подожди, — прерывает Джисон его ругань. — Когда ты, говоришь, выпил это? Джисон вертит в руках склянку с потемневшей и немного загустевшей жидкостью. Минхо без понятия, почему та изменила свой цвет и консистенцию, но решил не заострять на этом внимание. — Не помню, это важно? Он устало выдыхает, шипя сквозь зубы, когда потирается о стул задницей. — Очень. — Ну, может быть на следующий день, — он задумывается на секунду. — Или через день. — Через день?! — пищит Джисон. Минхо не нравится, что тот выглядит нервным. — Ты хотя бы пил это после еды? Пожалуйста, скажи мне, что ты выпил это после еды. Минхо молча смотрит на Джисона. — О Боже. — Я думал, ты не веришь в Бога… — Заткнись, ты такой же, как они… Подожди, я сейчас принесу настойку от аллергии. — Ну уж нет! Я больше пить твои лекарства не буду, чёртов самоучка. Джисон резко прекращает рыться в ящиках и медленно оборачивается. Его глаза блестят, подсвечиваемые пламенем затухающей свечи, а выражение лица становится необычайно жёстким, совершенно неподходящим для очаровательных щёк. Минхо чувствует, как между ягодиц покалывает от этого взгляда, или, может быть, это действие отвара. Он почти хочет взять свои слова обратно. — Теперь ты не веришь мне, — в интонации Джисона нет вопроса, так что Минхо не успевает даже придумать ответ. — Ты думаешь так же, как они. Минхо взрывается, слыша обвинительные нотки в голосе Джисона. — А что мне ещё делать?! Я выпил то, что ты мне дал, и теперь у меня чешется зад! Я уверен, что у того парня не просто так выросли уши на голове. Вряд ли он так любит осликов! — Я всегда предупреждаю, как надо пить отвар, — поднимает голос Джисон, и Минхо не должен находить это горячим, он должен дрожать от страха, находясь один на один со злым знахарем в доме у кромки леса, но Минхо дрожит абсолютно по другой причине. — Я сказал ему выпить в полночь, под открытым небом, но разве меня кто-то слушает в этой дыре?! Всем плевать, что я говорю! В этом и проблема, Минхо, люди не воспринимают всерьёз мои инструкции, а потом приходят и жалуются на зуд в промежности. Джисон замолкает, выдыхаясь, качает головой и продолжает искать противоядие в ящиках, но уже без былого энтузиазма. Минхо звонко чихает. — Подожди, — смысл слов Джисона доходит до него только сейчас. — Так это из-за того, что я выпил его неправильно? До него доносится тихое «да, идиот». Минхо раздумывает долгую секунду, прежде чем заливисто засмеяться. Краем глаза он ловит недовольный взгляд Джисона, но не может остановиться. — Хаа… стой, — он бьёт себя в грудь одной рукой, а второй снова лезет в штаны. — А что было не так с лошадью Сонрука? Она не станцевала танго под луной? — Ничего, — пожимает плечами Джисон, аккуратно извлекая несколько розовых капель из старой склянки. — Этот идиот украл у меня зелье, думая, что я дорого за него попрошу, и напоил им бедную лошадь. Я не успел её даже увидеть. Минхо фыркает людской глупости. Как там говорят — скупой платит дважды? Он поднимает глаза на сосредоточенного Джисона, и чувствует поднимающуюся в груди волну вины. Та доходит до его горла, крепко сдавливая, и ему становится нечем дышать. Он хочет извиниться, открывает рот, но оттуда доносится лишь тихий хрип. — Выпей это, — Джисон протягивает перламутровую розоватую жидкость в маленькой посудине, напоминающей напёрсток, Минхо без промедлений глотает. — Хороший мальчик. От ласкового прозвища в груди полыхает горячий комок чего-то опасного, и Минхо боится, что зуд поднялся выше. Он нервно чешет себя между ног. — Прекрати, — смущённо просит Джисон, тем не менее пялясь точно туда, где находится рука Минхо. — Прости, но я не могу! Так чешется, что аж болит… Между ними воцаряется тишина, прерываемая только звуками трения ткани и тихими вздохами Минхо. — И когда это подействует? — Не знаю точно, может быть, через несколько минут, а может — часов. — Ух. Снова тишина. Минхо хочет предложить Джисону пройтись по саду, чтобы отвлечься, но тот заговаривает первым. — И что ты делал, чтобы облегчить зуд? — А? — Ну, что ты делал со своим членом и яйцами? Мазал чем-нибудь, мылся, или просто чесал задницу? — Эм… — вопрос застаёт Минхо врасплох. Они с Джисоном шутили на разные темы, затрагивая и секс тоже, но то были шутки. Сейчас Минхо совсем не смешно. Он сдвигает ноги, стараясь не тереться о стул так отчаянно. — Много мылся, ага. — Ты пробовал… ну. — А? Атмосфера мигом сменяется неловким напряжением, когда они сталкиваются взглядами. Хан выглядит каким-то диким, с его лохматыми волосами и горящими глазами. Минхо сглатывает, невольно засматриваясь на обнаженные покатые плечи и медовую кожу. — Агх, — тихий рокот достигает костей Минхо обжигающим пламенем; застревает в дрожащих коленях, поднимается до бёдер и сплавляется с кожей, принося с собой удовольствие. Минхо боится сдвинуться с места, словно жертва, столкнувшаяся с хищником. — Ты пробовал дрочить? Оу. Минхо может соврать, сказать что-то типа «конечно же нет, за кого ты меня принимаешь?» или просто уйти наконец домой, ведь он получил ответы на свои вопросы. Но болезненная пустота, расположившаяся внутри его груди много лет назад и раззявившая тёмную пасть при виде Джисона, говорит за него. Кажется, люди называют это одиночеством. — Эм, да, но не особо помогло, знаешь, — он хмыкает, сжимая ягодицы, что не укрывается от взгляда Джисона. Тот странно раздувает ноздри, словно принюхивается к воздуху. — У меня… не особо длинные пальцы. Джисон окидывает взглядом свои руки, и Минхо на подсознательном уровне знает, что тот собирается сказать. — У меня длиннее, кстати, — между ними возникает долгая пауза, прерываемая лишь далёкими звуками хлопков крыльев Риммы. Минхо переводит взгляд на пальцы Джисона и невольно раздвигает ноги, его задница жадно пульсирует, когда он представляет, где они могли бы оказаться. Один лишь Бог знает, что им движет, когда он придвигается ближе к Хану. — Поможешь? — он старается сказать это низким, сексуальным голосом, но тут же чихает, обдавая брызгами слюны пунцовое лицо Джисона. Тот морщится и медленно проводит ладонью по лбу, Минхо хочет извиниться, но замолкает, когда видит намёк на улыбку в уголках пухлых губ. — Раздевайся. Именно таким незамысловатым образом Минхо оказывается посреди кухни Джисона, сверкая голой задницей, с совершенно безумно колотящимся сердцем. Хан оставил его одного, отлучившись куда-то на секунду, и Минхо близок к тому, чтобы броситься к двери, как дикое раненое животное, и убежать к чёртовой матери. Он что, в каком-то кошмарном сне? Или мокром? У него в голове не укладывается, что нужно было лишь попросить Джисона почесать ему задницу, чтобы оказаться в такой ситуации. Чисто теоретически, он мог бы сказать что-то вроде «ох, Сони, у меня застряло что-то в заднице, посмотришь?» и это бы сработало. Минхо тянется рукой между ног, поглаживая яйца, чтобы немного унять зуд, и снова чихает. Когда он оборачивается, то натыкается на тяжёлый взгляд Джисона. Тот пялится ему ровно меж половинок, Минхо бессознательно сводит ноги вместе, немного выгибаясь в пояснице и предоставляя себя в более выгодном свете. — Я принёс успокаивающее масло. Джисон ставит полупустой флакон с розоватой жидкостью на стол. Минхо хмурится и открывает рот. — Нет, оно не сделает хуже, — прерывает Джисон, отчего Минхо оскорблённо фыркает, он опирается правой рукой о стол, а левую заводит за спину, проникает между ягодиц и потирает зудящую дырочку. Он ухмыляется, слыша за собой прерывистый вздох. И когда только он успел стать таким раскрепощенным? — Ты чист? — Я никогда в жизни столько не мылся. Джисон хмыкает, становясь вплотную к Минхо; словно специально, он тянется к флакону с маслом, тесно прижимаясь рельефной грудью к спине Минхо, и обдаёт шею жарким дыханием. — Расскажи, что именно ты чувствуешь? Минхо вздрагивает от тихого, вкрадчивого голоса. Что он чувствует? Да он сейчас расплавится, прям как эта несчастная свеча на столе, пламя которой подрагивает от большого количества жидкого воска у фитиля. — Чувствую, что ударю тебя между ног, если ты сейчас же не засунешь… ах-х, — Минхо протяжно стонет, чувствуя крепкую хватку джисоновой руки у себя на члене. Тот почти встал благодаря общему напряжению и невероятной способности Минхо к сексуальным фантазиям. — О да, так хорошо! Беспощадное трение заставляет зуд стихнуть на время, но Минхо всё ещё чувствует себя предательски пустым сзади. Как только он хочет указать на это, то слышит движение за своей спиной. Он оглядывается через плечо, только чтобы увидеть Джисона на коленях прямо перед своей задницей. Если бы он не знал, на что тот смотрит, решил бы, что Хан молится. — У тебя самая красивая задница на свете, — сомнительный комплимент, но всё же Минхо тихо улыбается себе под нос, стараясь не выдать довольства в голосе. — И много ты их видел в своей жизни? — Достаточно. Это не должно его ранить, но вопреки логике укол ревности жалит Минхо прямо в грудь, и он громогласно чихает. Ему кажется, или сквозь шум в ушах он слышит «милашка»? Подумать над этим ему мешают тёплые ладони, которые обхватывают и разводят в стороны половинки его задницы. — Руки на стол. Расслабься. Минхо не знает почему, но отрывистые приказы, сказанные низким голосом, заставляют и без того покалывающий член крепнуть. Он послушно кладёт вторую руку на стол и расставляет ноги шире, чтобы Джисону было удобнее вставлять пальцы в его пульсирующую дырку. Боже, это даже звучит нереалистично, как Минхо здесь оказался? Он крупно вздрагивает, когда горячее дыхание обжигает вход. Руки Джисона ритмично сжимаются, расслабляя круглые ягодицы, и Минхо мимолётно благодарит Джисона за заботу. Чего он не ожидает, так это горячего языка, проходящегося короткими влажными прикосновениями по тугим мышцам входа, буквально дразнящего электрическими разрядами. — Блять, Сон— а-ах, — Минхо хлопает ладонью по рту, наказывая себя за предательский стон, но не может остановиться от тихого скулёжа. Джисон, ублюдок, смеется, так гортанно и дико возбуждающе, что этот смех расходится по раскалённой коже Минхо волной мурашек и отзывается дрожью во всем теле. — Зачем ты… зачем ты туда полез языком?! — Минхо захлёбывается слюной, позорно заикаясь. А Джисон будто бы его и не слышит вовсе. Хотя, может быть, он действительно не слышит, глубоко зарывшись в толстую задницу Минхо. Он двигает головой, рьяно вторгается языком, толкая, скользя и облизывая зудящий вход, чередуя лёгкие касания и крепкие нажимы губами и ртом целиком. Словно целуется с его дыркой. В процессе поедания его задницы, Джисон звучит настолько голодно и непристойно, что Минхо пытается представить свой вкус на языке. Джисон скользит сухими ладонями вниз по бёдрам Минхо, затем снова вверх, при этом издавая рычащие звуки, словно не может насытиться. В Минхо ещё никто и никогда не совал язык, и уж тем более так глубоко. Его сердце и член готовы лопнуть, когда кончик носа Джисона зарывается в копчик, а рот будто припечатывается к дырке. Минхо уже не скрывает свои непристойные стоны, наплевав на гордость. Наконец, спустя долгую пытку, Джисон с влажными звуками отстраняется от его задницы, поочерёдно кусая красные ягодицы. — Сейчас я собираюсь вставить пальцы, ты не против? Минхо тихо всхлипывает, затем кивает. Потом качает головой, и в конце концов валится грудью на стол, решая отдать бразды правления над своим телом Хану. — Милый, ты в порядке? За исключением того, что его только что оттрахали языком в задницу? Лучше не бывает. — Мхм, — мычит Минхо, не открывая рта, глаза он тоже не открывает, боясь посмотреть вниз и увидеть на полу лужу смазки, натёкшей из его члена. — Просто… сделай уже что-нибудь. — Если ты так просишь, — да Минхо готов умолять, лишь бы почувствовать в себе что-нибудь твёрдое. Кажется, Джисон сделал только хуже, поедая его задницу, он чувствует, как зуд распространился невыносимо глубоко. — Скажи мне, если будет больно. — Да, мамочка. Минхо спиной чувствует, как вертятся механизмы в голове у Джисона. — В этом случае лучше говорить папочка. — О, нет, кажется, нигде больше не чешется, — Минхо чересчур радостно щупает свой член, отталкивая Джисона локтем. — Правда? — Нет, идиот, но если ты будешь так говорить, у меня всё настроение упадёт. Джисон откупоривает флакон и по комнате разносится аромат лаванды с чем-то цитрусовым. Минхо задерживает дыхание, чувствуя пальцы у сжимающегося входа. — А тебе нужно подходящее настроение? Я думал, мы лечим твой зуд. — Ха-а, мы прекратили его лечить с того момента, как ты, ох, засунул в меня свой язык, — Минхо вертит бёдрами, стараясь насадиться на прохладные пальцы, но те лишь трут сморщенную кожу вокруг. — Хватит меня дразнить! Джисон хихикает, хихикает, и Минхо задумывается, как он вообще может думать в такой момент? Ему становится интересно, возбудился ли Джисон, поэтому он вытягивает голову вбок и злостно усмехается, видя натянувшуюся палатку в районе паха. Он заинтересованно хмыкает, тянет руку назад и закусывает губу, когда ладонь ложится на горячий, твёрдый член. — Вау, а ты не маленький, — удивлённо вскидывает брови Минхо. Судя по всему, Джисону не нравится, что Минхо распускает руки, поэтому пользуясь его отвлеченностью, он вводит сразу два пальца по самое основание. Стенки внутри встречают его горячей мягкостью и податливостью. Минхо переводит дыхание, сдаваясь и убирая руки с паха Джисона. — Ох, извини, — мурлычет он. Трение пальцев заставляет его хотеть больше, глубже, сильнее, он двигает бёдрами навстречу толчкам и чувствует, как горит шея от напряжения. Позади него Джисон издаёт нечеловеческие звуки, которые оседают тонкой плёнкой похоти на коже Минхо. — Такой послушный, красивый, — словно говорит сам с собой, но Минхо слышит и непроизвольно сжимает пальцы внутри себя от каждого комплимента. — Всё ещё чешется? Минхо хочется заплакать от того, как нежно и заботливо звучит голос Джисона. С ним никто никогда так не говорил. — Да, засунь немного глубже, — Минхо не врёт, раздражающий зуд всё ещё терзает его тело, но, будем честны, он бы с лёгкостью соврал, если бы пришлось, чтобы заполучить член Джисона себе. Пальцы ловко проворачивают какие-то акробатические трюки, задевая приятную точку глубоко внутри, и Минхо откровенно стонет, запрокидывая голову назад. Он чувствует хватку на своих волосах и не может определиться — пугает это или заводит. — Вот так? — Да-а, — гортанно стонет Минхо, когда давление у входа становится больше. — Добавь ещё… — Такой ненасытный, — слыша мурлыкающие нотки в голосе Хана, Минхо ластится как кошка в течке, подставляясь под жаркие прикосновения. Джисон на удивление многофункционален: одной рукой он гладит шею Минхо, напряжённые плечи, собирает влагу между лопаток и несёт ту вниз, к пояснице, а другой ритмично толкается в пульсирующую дырочку, массажируя промежность большим пальцем. Многолетняя пустота в груди Минхо заполняется несовместимыми между собой нежностью и похотью к Джисону, намереваясь оставить Минхо жаждущим его прикосновений до конца жизни. Он заведомо знает, что станет зависим от рук Джисона на своей коже. Когда пальцев становится мало, а в его бедро толкается твёрдый член, всё ещё несправедливо скрытый тканью, Минхо скулит. — Сони, глубже, — он отчаянно подмахивает бёдрами, отчего его блестящие от пота и масла ягодицы соблазнительно трясутся вокруг пальцев, и Джисон издаёт еле слышимый рык. Это как раз то, чего добивался Минхо. — Ты мог бы, ох… мог бы уже вставить мне кое-что посущественней. — Да, и что же? В любой другой ситуации Минхо бы принял правила игры, выставил бы себя очаровательным дурачком, игриво повёл плечами и быстро-быстро заморгал бы, зная, как красиво длинные ресницы отбрасывают тени на его щёки. Но сейчас он действительно нуждается в хорошем трахе. — То, что у тебя в штанах, — в подтверждение своих слов он протягивает руку назад и хватается за выпуклость в паху, дрожа всем телом, когда слышит, как Джисон резко втягивает воздух. — Да-а, я про этого монстра. Джисон издаёт звук, похожий на кряканье, и возмутительно быстро вытаскивает тёплые пальцы, оставляя задницу Минхо пустой. — Монстр? Нет, Минхо, это просто член. Ты что, никогда не видел член? — Клянусь Богом, Хан Джисон, если ты сейчас же не засунешь его в меня… — Хорошо-хорошо, милый, не злись. Минхо ни за что не признается, что млеет от ласкового голоса Джисона и оттого, как любовно, почти нежно тот выводит круги пальцами на его потной пояснице. Он слышит шорох одежды позади себя и пользуется моментом, чтобы протиснуть руку между краем стола и бёдрами, и провести по текущему члену вверх-вниз, немного сбрасывая напряжение. Зуд отошёл на второй план, теперь Минхо беспокоило возбуждение, буквально звенящее в его яйцах. Он мог бы кончить только от осознания того, что его сейчас трахнет Джисон. Когда горячее тело прижимается к нему, он рассеянно прогибается в спине, приподнимая таз в воздух. Джисон одобрительно мычит, чередуя поцелуи и укусы лопаток и нежного местечка у основания шеи. — У меня здесь не чешется, Джисони, — дразнит его Минхо и тут же прикусывает язык, когда тот отстраняется. Рука Джисона, до этого поглаживающая ягодицу, внезапно ускользает и со шлепком приземляется обратно. Звук достигает ушей Минхо прежде, чем он чувствует обжигающую вспышку справа. — Я понял, понял! — высоко стонет Минхо. Но Джисон не останавливается, крепкой хваткой держит за бёдра, шлёпая снова и снова, пока кожа на обеих ягодицах не становится раскалённо-красной и настолько чувствительной, что когда он трёт её, та приятно покалывает. Минхо пытается инстинктивно отползти от прикосновений, но чувствует, как из его открытого рта позорно высунут язык, а слюни бесконтрольно текут на стол. Он захлопывает его так сильно, что в ушах дребезжит ещё несколько секунд. — Минхо, — зовёт Джисон напряжённым голосом, и Минхо поворачивается, прикипая взглядом к стоящему и покрасневшему члену. Желание подавиться ещё никогда не было настолько сильным. — Минхо, расслабься. Минхо бездумно кивает, не находя в себе силы дерзить, и отворачивается обратно, с ужасом понимая, что картинка этого красивого члена, вероятно, навсегда припаялась к его глазам. Но Джисон, судя по всему, любит дразниться ещё больше, чем Минхо; он упирается в него членом, но после — сразу же отстраняется, давая возможность Минхо сходить с ума от нужды быть наполненным. — Джисон, — отчаянно выдыхает Минхо, и все последующие звуки из его рта больше похожи на молитву, потому что рука Джисона вплетается в его волосы и неожиданно стискивается. Пальцы тянут его голову назад, отчего шея натягивается, а спина прогибается так сильно, что Минхо думает — ещё чуть-чуть, и он может сломаться. — Джисони… Горло саднит. Минхо не в состоянии даже понять, кричит он или не издаёт ни звука, когда Джисон, наконец, толкается одним резким, жестким толчком, входя практически на всю длину. Для милого и заботливого парня он с невероятной скоростью начинает трахать Минхо, глубоко и беспощадно. Всё вдруг становится неважным: затухнувшая свеча, летающая под потолком Римма, громыхание тяжёлой столешницы, зуд под кожей. Особенно зуд, потому что с каждым выверенным толчком Джисон сталкивается с раскалёнными ягодицами Минхо, и всё остальное не имеет значения. Внезапно Джисон переключается от быстрого темпа к более размеренному, из-за чего совершенно точно попадает в сладкое местечко глубоко в заднице, одновременно с этим наклоняется вперёд, тесно прижимаясь грудью к потной спине Минхо, и шепчет комплименты, не упуская возможность полапать грудь и соски. Из-за звёзд перед глазами и шума в ушах Минхо не слышит их все, но периодически вылавливает — красивый, сексуальный, послушный. Голос Джисона звучит до удивительного пошло и нежно одновременно. Минхо слабый человек, он просто кивает, пытаясь отчаянно не пропустить порцию раскалённого воздуха возле своего открытого рта, из которого беспрестанно течёт слюна. Он слышит собственные, прерывающиеся и непрекращающиеся фальцетные «а, а, а» и обещает себе позже подумать над тем, как звучать более сексуально во время секса. Когда он решает, что прошло примерно четыре часа, — хотя проходит не больше пятнадцати минут — он хватается рукой за бёдра Джисона, останавливая животный темп. — Я с-сейчас кончу, — Минхо чувствует, как скопившееся возбуждение трепещет на кончике его текущего члена. — Тоже, — коротко делится Джисон, он больше рычит, тяжело дышит и в перерывах между поцелуями в шею делает еле различимые комплименты Минхо. — Разрешишь внутрь? Минхо кивает. Он бы сейчас разрешил ему всё. Джисон одобрительно мычит и внезапно тянет Минхо на себя, стискивая пальцы на боках. — Что ты— Минхо не успевает договорить, как Джисон поднимает его левую ногу и закидывает её на стол, роняя склянки и пучки трав на пол. Минхо открывает рот, чтобы возмутиться, но затыкается, когда твёрдый горячий член практически достаёт до его диафрагмы. Что ж, он нашёл для себя любимую позу. Но Джисон не останавливается на этом, он гладит живот Минхо, щипает соски, спускается ниже и одним резким движением сжимает пальцы на мокрой головке. Минхо вопит, загнанный в угол похоти, и совершенно не понимает куда податься — вперёд, к ласкающей его руке, или назад, к бешеным толчкам и горячему телу. Он пытается подмахивать, но за секунду до того, как обрызгать стол спермой, поднимается на носочки и напрягается всем телом, замирая в этой блаженной пустоте. Джисон дрочит ему сквозь оргазм, и Минхо вопит от сверхстимуляции, но не делает ни единого движения, чтобы это прекратить. Джисон опускает его, и тот, тяжело дыша, мягко приземляется на заляпанный стол. — Чёрт, Джисони, — хнычет он, чувствуя, что Джисон на пределе. Его движения уже не такие ритмичные и глубокие, так что Минхо изо всех сил сжимается, приподнимая таз, и улыбается как насытившийся кот, когда чувствует внутри себя горячую растекающуюся сперму. — Ох, да-а… Джисон упирается дрожащими руками о стол над головой Минхо и тяжело дышит. Он будто бы бежал со вчерашнего дня и остановился только сейчас. У Минхо шевелятся волосы на голове от его дыхания. Он жмурится от удовольствия. — Вау. — Ага. Минхо вовремя затыкается, иначе скажет что-нибудь глупое по типу «пойдём на свидание» или ещё хуже — «будешь моим четвёртым котиком?». Потому что Джисон одиночка, он не доверяет людям и живёт в изоляции. Ему не нужны утренние объятья и щекотка, массаж ног и случайные поцелуи во время готовки на кухне. Минхо молчит, боясь признаться, что всё это нужно ему самому. — О, чёрт, стой, — он прислушивается к себе… и ничего не ощущает. Ни в заднице, ни в яйцах зуда нет. Минхо трёт натруженный вход, краем уха улавливая сбивчивое дыхание Джисона, и фыркает от неверия. — Я больше не чешусь. Джисон отвлекается от его шеи, на которой последнюю минуту оставлял лёгкие поцелуи, думая, что остаётся незамеченным. — Правда? — Ага, — Минхо счастливо выдыхает. Он шутливо бросает. — Это всё твой волшебный член. Несмотря на странную позу, благодаря своей гибкости Минхо дотягивается до члена Джисона и поглаживает его, как послушную собачку. Тот хрюкает, но Минхо замечает, как мышцы его живота подрагивают от удовольствия. — Нет, это отвар с живокостью… — Тц, заткнись, — не унимается Минхо, уже вовсю лапая яички. — Твой член волшебный. В комнате слышны только тихие скользящие звуки, исходящие от руки Минхо. Он размышляет, может ли этот член вылечить его от одиночества. — Знаешь, — медленно тянет он. — У меня нога болит, — для демонстрации он дрыгает левой ногой, всё ещё закинутой на стол, из стороны в сторону, при этом кряхтя как старик. — Вылечишь? Джисон до омерзения заботливо осматривает ногу, пока Минхо зачарованно наблюдает за смазкой, проступающей на красной головке. — Наверное, ты её отлежал, надо опустить… — Нет, ты не понял, — Минхо проникновенно смотрит в глаза ничего не соображающего Джисона и двигает бровями. — Ты вылечишь мою ногу? И сжимает основание члена, буквально видя, как работают шестерёнки в этой великолепной голове. Джисон издаёт булькающий звук и тянется за долгим, грязным поцелуем. Джисон лечит ногу Минхо на столе, но уже в другой позе. Потом лечит спину, перетруженную во время лечения ноги, в спальне под осуждающее чириканье Риммы. А потом Минхо пробует приручить Джисона и приглашает его прогуляться в лесу, намекая, что это свидание. Сердце Минхо оглушительно стучит в горле, когда он видит, как напрягается спина Джисона. Он тут же наваливается сзади, как прилипчивая коала, разминая узлы в широких плечах. — Чего ты боишься, м? Джисон молчит долгую минуту, прежде чем ответить. За эту минуту Минхо успевает дважды его чуть не придушить. — Про тебя будут говорить всякое, — голос такой тихий и безжизненный, что сначала Минхо сомневается — это говорит Джисон или его оболочка. — Ну и что? Мне плевать. — Ты не понимаешь, я-то привык к косым взглядам и пожеланиям смерти, — тяжёлый вздох. — Поэтому не хочу тебе того же. Минхо фыркает. И это всё? Вся причина, по которой Джисон скрывает от него своё сексуальное сердце и доброе тело? Ох, похоже, Хан перетряс его мозги, пока вытрахивал из него душу. — Знаешь, я ведь сирота, — Джисон поворачивается к нему лицом, и сердце Минхо трепещет от его сочувствующего лица. — И люди частенько говорили, что моя мать шлюха и умерла с членом в глотке, а отец алкоголик и захлебнулся в бочке с пивом. Джисон округляет глаза, его ноздри расширяются от злости, но Минхо делает жест, чтобы тот не перебивал его. — И сколько бы я ни старался быть хорошим для других, я всё равно слышал сплетни о себе, куда бы ни шёл, — он сглатывает, вспоминая о том, сколько раз люди говорили ему, что он не является тем, кем должен быть. — Но вот что я понял — так говорят только завистливые и жалкие люди, неспособные контролировать свою жизнь. И когда я это понял, мне стало так похуй. — Джисон фыркает, расслабляя плечи под ладонями Минхо. — Серьёзно, я наконец-то живу так, как хочу, и я хочу для тебя того же. Он устало приваливается к плечу Джисона, словно это речь высосала из него все силы, а не секс-марафон. — Так что мне плевать, что они говорят обо мне. — Но… — Тем более сегодняшнее происшествие наверняка уже разнеслось по всем уголкам Равнины, — Минхо игриво двигает бровями, хватая свой член в охапку. — У порога моего дома, наверное, уже стоит толпа людей, чтобы посмотреть в глаза человеку, который дрочил при детях. Джисон не выдерживает и прыскает, падая в объятья кровати, Минхо падает вслед за ним, утыкаясь носом в тёплую шею. Его сердце бешено стучит, в ожидании получить отказ и разбиться в дребезги. — Хорошо, давай попробуем, — ярко улыбается Джисон, и от собственного счастья Минхо готов зарыться в его щёки. Пустота в груди постепенно наполняется чем-то тёплым и эфемерным. — Давай попробуем. Минхо приводит домой четвёртого кота и больше не чувствует себя одиноким. У Джисона, оказывается, действительно волшебный член.