Суженый мой, ряженый...

Вечернее солнце скрылось за огромными облаками, прекратив освещать золотистую макушку Серёжи на которую Володя бесстыдно пялился издалека. После Ивана Купала прошёл уже месяц, и Серёжа с Володей каждый день, улучив подходящий момент обжимались да лобзались по углам. Вот например: две недели назад, когда Есенин возвращался домой после долгого рабочего дня в поле, брюнет окликнул его, выглядывая из-за огромных стогов сена, поманив рукой к себе и, Серёжа без раздумий пошёл к нему. Потом они ещё долго-долго сидели вместе, болтая о всякой ерунде, беспорядочно целуясь. Но, Володе хотелось большего. Блондин своим видом будто сводил его сума, заставляя каждый раз любоваться им до исступления. А вот хочет ли такого же Серёжа - это совсем другой вопрос. Вроде, торопить события не хочется никому, но в то же время, под порывом страсти они чуть ли друг с друга одежду не стаскивают. (что уж говорить о облапывании срамных мест друг друга) В общем, Маяковскому пора брать инициативу в свои руки. Родители Володи уехали ещё сутра в другую деревню к родственникам, а его, так сказать, оставили на хозяйстве. Все же - за животинкой кто-то должен присмотреть пару дней. Можно было бы попросить соседей, или же друзей, но у них и своих забот валом, поэтому и было принято решение оставить кого-то одного. Да и Володька сам не горел желанием ехать куда-то, сразу смекнув, что будет шанс провести с Серёжей больше времени, чем обычно. Даже заночевать у него можно.. А это, кстати, отличная идея! Брюнет поднялся со скамейки, спустив с колен на землю рыжую кошку Мурку, любимицу матери, да быстро пошёл в направлении Есенина, который сейчас вёл двух коней под узду. Видимо, только с пастбища их забрал. - Серёжа! Зовёт он его, и тот сбавляет темп ходьбы. - чего тебе? Интересуется он, добавляя затем тише: - небось, опять меня целоваться потащишь? - не, я по другому вопросу. Говорит кареглазый, поровнявшись с пассией. - как тебе перспектива того, чтобы вечером посидеть у меня? А потом и переночевать. Блондин, блеснув улыбкой, кокетливо отводит взгляд. - ой, даже не знаю... Володя сразу улавливает этот настрой, щёлкая его по носу. - родители уехали. Вернутся завтра вечером. Поэтому, дом будет полностью в нашем распоряжении. - ого. Вот это уже серьёзно. Володя, гордо вздернув голову, отвечает: - ну, конечно. Так, как ты на это смотришь? - положительно. Но... Серёжа делает паузу, вздохнув. - если я буду отпрашиваться у родителей, то меня на вряд ли отпустят. А вот тебе они не откажут! - ну, хорошо, я сам все сделаю. Парни уже дошли до конюшни, откуда слышалось громкое фырканье остальных лошадей. Володя, приобняв за талию голубоглазого, шепчет ему на ухо: - ты, только, дела свои заканчивай побыстрее. В семь я за тобой зайду. И, быстро чмокнув его в губы, брюнет наконец отлипает, так же стремительно удаляясь, оставив краснощекого Серёжу наедине со своими мыслями. На розовых устах осталось фантомное ощущение поцелуя. Есенин невольно тянется к ним пальцами, дотрагивается и, глупо хлопая глазами смотрит Маяковскому в след. Все же его очень будоражит мысль, что он проведёт с возлюбленным наедине всю ночь. В голове всплывает срамная картина того, как они лежат вместе, в обнимку, совсем не боясь быть увиденными кем-то. Сегодня можно будет отодвинуть на второй план все запреты, нормы, которое внушало общество и, побыть просто самим собой. Белая кобылица стоявшая рядом, пихает своим мокрым носом его в плечо, мол, хватит истуканом стоять, отведи ты их уже в стойла! И парень все же опомнившись заводит обоих в конюшню. Время все шло, закат давно отгорел, и теперь небо затянулось непроглядными тучами. Уже приближался тот час, когда Серёжа смог бы уйти, а пока он крутится перед зеркалом, осматривая себя с ног до головы и изредка только поглядывая на большого кота, решившего подремать на полу. Володя все сделал сам, как и обещал. Отпросил у обоих родителей. Мать согласилась сразу, ибо по её мнению водить крепкую дружбу с такими парнями как Маяковский очень полезно, а вот отец долго буровил брюнета взглядом, приглаживая свои усы, но в конечном итоге тоже согласился. Есенин поправляет аккуратные кудряшки, которые Володя при удобном случае взъерошивал рукой так, что его голова становилась похожей на гнездо. Серёжа от этого недовольно фыркал, но Маяковскому нравилось. И это главное. Маленькие часы привезённые отцом из города тихо тикали на деревянном столе, отсчитывая последние секунды. На миг все притихло. Вдруг задул резкий ветер, заставляя ветки деревьев гнуться и шелестеть под его бешеным порывом. Небо вспорола ослепительная молния и, сейчас же громко, как выстрел, прогремел гром. Серый кот вздрогнул, подняв свою мордашку с лап, окидывая зелёными глазами пространство, однако, он так же быстро опустил её обратно, прикрывшись ещё своим пушистым хвостом. Серёжа закрыл ставни, и опустился на кровать. Вот и пять минут прошло, десять, пятнадцать, а Володи все не было. Обычно, если они договаривались встретиться, то возлюбленный без исключений приходил раньше на несколько минут, да только сейчас он явно опаздывал. Серёжа не находил себе места, шагая то в сени, то обратно в свою комнатку. - забыть он не мог... Бурчит себе под нос Есенин, глядя через окно на улицу и в частности на тропинку, которая вела к дому Маяковского. Дождь лил как из ведра. - может, из-за ливня решил отметить все? Снова пророкотал гром. - нет, глупо упускать такой шанс. Серёжа вздохнул, выходя на улицу, напрочь позабыв накинуть что-то сверху дабы не промокнуть. Капли начали хлестать по лицу, заставляя блондина поморщиться. Слякоть под ногами неприятно захлюпала, когда он спешно пошёл в сторону дома Владимира. Брюнет задержался потому, что к нему неожиданно пришёл близкий друг. И пришёл не просто поболтать, а просить совета, ибо доверить переживания по делам сердечным кроме как Маяковскому - больше некому. Борька, такой же друг детства как Серёжа, сидел и ронял слезы на пол, жалобно всхлипывая, рассказывая всю эту долгую историю. Оказалось, все из-за одной девки Жени, которую он любил до потери пульса, а та его попросту не замечала - подарки и ухаживания не принимала, общаться не хотела. - может это потому, что я лицом не вышел? - ну что ты говоришь, Боря! Может, ты её обидел чем? Были такие случаи? - не было! - возможно, она тебя и любит, но просто стесняется этого. Пастернак поднимает на того заплаканные глаза, шмыгая носом. - чего стесняться то? Я ж ей чуть ли не прямо о своей любви говорю, а она... Голос срывается, и он замолкает. - Вов, что мне делать? Что ей ещё подарить, чтобы она наконец хоть поговорила нормально со мной? - любовь доказывается не только подарками, но ещё и поступками. Он вздыхает, приобнимая товарища за плечи. - понятное дело, что если ты её всякими безделушками завалить будешь, то ей это в конце концов надоест. Попробуй помочь ей с чем нибудь... В крайнем случае, в ссоре заступись за неё! - думаешь, сработает? В глазах заблестела надежда. Борис наконец-то выпрямился, вытирая мокрые дорожки на щеках. - конечно! Я ж тебе черти-что не посоветую. - спасибо тебе, Володь. Парень крепко обнимает Маяковского, улыбаясь. - я перед тобой в долгу. В то время уже изрядно мокрый Есенин все же доходит до дома, вглядываясь в окна, за которыми виднелись две, стоящие в обнимку, фигуры. Сердце екнуло, и Серёжа сбивчиво задышал. Это как получается - он сидел ждал его, весь извелся, теперь уже пришёл сам, промок насквозь, а Володька там с кем-то обжимается стоит?! Тело обдало жаром, когда блондин подошёл к двери, постучав в неё. Неужели у Володи появился кто-то ещё? И как ему не стыдно так нагло забывать про Есенина? Деревянная дверь скрипнула, ослепив на мгновение голубоглазого тёплым, ярким светом от свеч. Володя удивлённо глядел на пассию, не зная что и сказать. Тут и Пастернак выглядывал из-за плеча, поднявшись на цыпочки. Серёжа буровит Маяковского хмурым взглядом, поджимая губы так, что они сливались в одну тонкую полоску. - господи, Серёжа, прости что задержался. - ты не задержался. Ты опоздал, и совсем про меня забыл. - я сейчас все объясню... И собирается Володя только продолжить говорить, как блондин перебивает его. - мне долго ещё стоять мокнуть? Или, ты не собираешься меня впускать? Я могу идти обратно? - нет-нет! Заходи! Владимир пропускает его внутрь, стыдливо потирая руки, пока Серёжа, подрагивая всем телом жмётся в углу, глядя на незнакомца за спиной брюнета. Боря, совсем забывшись, жмёт Володе руку, прощаясь и выходя вон, явно понимая что он там лишний. И наконец-то, оставшись наедине с Серёжей, Маяковский пытается поцеловать парня, чтобы хоть немного смягчить его пыл, но разрешение сделать это не получает. Есенин отворачивается, прикрываясь рукой. - кто это был? - друг. Серёж, тебе бы для начала переодеться. Я могу дать тебе свою рубашку... - врёшь. Шепчет он, прислоняясь головой к холодной стене. - вы обнимались. Это ещё один твой "возлюбленный"? Володя нервно усмехается, мотнув головой. - не вру. Это мой близкий друг, он меня задержал. У него проблемы любовные, приходил за советом. Понимаешь? Кареглазый подходит ближе, совсем в упор, расстегивая верхние пуговицы на рубашке Есенина, пока тот полностью игнорирует его вопрос, задавая вместо этого свой. - сколько ещё у тебя таких как я? - ты ревнуешь что-ли? Есенин, ощутимо стукнув его по плечу пуще хмурит брови. - да какая разница? Отвечай! - ты один. - ага, так я и поверил!... Маяковский приникает к губам любимого, придерживая Серёжу ещё и за руки, чтоб не оттолкнул. Последние, неразборчивые слова тонут в поцелуе, пока блондин сопротивляется, пытается вырваться, извивается, но Володя держит крепко, целует напористо, жадно, так будто возлюбленный может сейчас испариться и, через пару мгновений Серёжка сдаётся, поддаваясь порыву. Кареглазый развязывает тонкий красный поясок, стаскивает с него рубаху, кое-как кидая её на вешалку неподалёку, а дальше, как по наитию приподнимает Серёжку, целуя его ланиты, пока тот скрещивает ноги и обвивает шею брюнета руками, дабы точно не грохнуться на пол. Оба в миг оказываются на довольно тесной кровати. Тёплые руки скользят по мокрым, холодным плечам, спине, талии, пока уста неторопливо ласкают острые ключицы, оставляя на них всего-то пару красноватых отметин в тех местах, которые точно можно прикрыть воротником. Блондин приподнимает голову, жмуря глаза от внезапно нахлынувшего блаженства. Он чувствует, как штаны Володи натягиваются, впрочем, как и у него самого. Серёжа плавно ерзает, трется о пах, улавливая резкий выдох кареглазого, что обжигает выступающие ребра, да ещё больше распаляет без того сильное желание. - Володь... Тихо и протяжно зовёт его Есенин, замирая. - ты знаешь как это делается? Под его стыдливым "это" он подразумевает сам процесс. Конечно, Серёжа до этого слышал, что между мужчинами такое бывает, и что это происходит иначе чем с женщинами, но как-то совсем не представлял, не прокручивал в своей голове как именно это будет, и что нужно делать. - знаю. Ухмыляется Володька, поглаживая Есенина по макушке, пока тот заинтересованно хмыкает, проводя ладонями по его груди. - откуда? - да так, от знакомых узнал. - обалдеть, ну у тебя и знакомые! Маяковский рассмеялся, потянувшись к небольшому прикроватному столу с ящиком, на котором медленно тлела свеча. Он выудил из тары маленький стеклянный флакон с немного фиолетовой жидкостью. - просто расслабься. Вся оставшаяся одежда полетела на пол. Есенин лежал на животе, через плечо оглядываясь на брюнета, что в это время удобно разместившись на кровати открывал флакон. Влажная рука прошлась между двух упругих полушарий, заставляя Серёжу приподнять бёдра. Приятно-грубые пальцы брюнета водят по молочным бёдрам, словно хулиганисто призывают к нечто большему. К чему-то негаданному, но такому же искреннему и родному. Сначала он вводит один палец, затем второй, аккуратно растягивая его. Голубоглазый напряженно мнет в руках одеяло, прикусив нижнюю губу и, Володя конечно чувствует этот дефанс, наклоняясь к светлой макушке, оставляя мокрый след устами на его скуле. - ты у меня единственный, Серёженька.              Шепчет Маяковский, прикусивая мочку уха, пока Серёжа глухо стонет в подушку. Володя счёл нужным сказать это сейчас, и повторить ещё несколько раз, пока разум затуманивает страсть. Хочется оставить ещё огромное количество багровых пятен на его тонкой шее, но нельзя - их смогут легко увидеть, а там уже начнутся распросы, и обычные отговорки по типу "ударился где-то" не помогут. Серёжа через пару мгновений поднимает на Володю взгляд, оказываясь в паре сантиметров от его лица. Целует, говорит что уже готов и поднимается на колени, искусно изгибаясь. Терпение к тому моменту уже лопнуло. Володька стаскивает с себя белье, прильнув пахом к ягодицам, скользит между ними тем самым распределяя масло по длине члена, пока что не торопясь войти в него. Дурманящий запах лаванды ударил в ноздри и, кажется уже разлился по всей комнате, тускло освещённой пламенем одинокой свечи. Все мысли словно улетучились в никуда. Сейчас им важна близость, любовь, эмоции и яркий вкус наслаждения который возносит к небесам. Володя играет с Серёжей. Дразнит его - не хочет переставать слышать вздохи блондина. Они как бальзам на душу, как лучистое утро вслед за пасмурной ночью. Они лучше спелых лесных ягод. Секунды наслаждения бурной жизни переплетаются с отрывистыми поцелуями, сливаются воедино, как и влюблённые. Серёжа цепляется рукой за изголовье кровати а другой упирается в матрас, ощущая как возлюбленный мучительно медленно входит в него. Сначала чувствуется не сильная боль, жжение, мышцы, которые тяжко растягиваются под натиском чужого члена, но это все меркнет на фоне постепенно приливающих, колючих волн сладостной неги что разливается от низа живота, захватывая все тело. Резкие толчки и чужие бёдра ударяющие по заднице вынуждают схватиться за изголовье крепче, вместе с тем, прогнувшись в спине громко застонать. Блондину нравится, что Маяковский сейчас с ним. Что он имеет его и впечатывается силой в плотный матрас, заставляя выгибать поясницу. - тебе не больно? Интересуется тот, заметив как сильно белеют костяшки рук Серёжи. - нет... Шумно втянув носом раскаленный воздух отвечает тот, кусая губы. Володя двигается волнами - то быстро, то медленно, выбивая из Серёжи томные вздохи. Вот, только ты сконцентрировал дыхание, как тут же темп ускоряется, побуждая все новые острые ощущения от которых у каждого дрожат колени. Володя смешно пыхтит над ухом Есенина, покрывая его плечи опаляющими, жгучими поцелуями, пока на лбу у него выступают маленькие бисеринки пота. Наконец-то они вместе. Не стесняясь наслаждаются друг другом сполна, испытывая неизъяснимую усладу. Тянущее, слишком приятное чувство становится невыносимым, когда брюнет, уткнувшись мокрым челом между лопаток начинает ласкать пах Серёжи. Перед глазами все в миг качнулось, и голубоглазый, застонав в унисон с Маяковским изливается прямо ему в руку, тяжело дыша. Оба получили столь желанную разрядку и, устало осев на кровати оглаживали да расцеловывали друг друга, перешептываясь. Володя позже сходил за полотенцем, вытерев и Серёжу и себя от белого семени. - может, пойдём искупаемся в речке? Дождь вроде прекратился. Предлагает Маяковский, усаживаясь на ложе рядом с полуголым блондином. - я не против. Серёжа пожимает плечами, улыбнувшись. - только мне идти не в чем. - я же обещал дать свою рубашку. Кареглазый поднимается, спешно подходя к шкафу, вынимая оттуда белую льняную рубашонку с самой верхней полки. - тебе она будет великовата, но увы, ничего другого нет. Есенин натягивает на себя вещь, благодарно кивая любимому. Володя тянется к его устам, уже вот-вот собирается жарко поцеловать, но голубоглазый резко отворачивается, ядовито ухмыляясь. - пошли уже, ненасытный. Дождь и в правду закончился. Теперь чётко можно было уловить пряный запах пижмы, земляники, полыни и прочих трав. На улице было совсем тихо - даже собаки не лаяли. Луна выглянула из-за последнего, одинокого облачка, заливая своим холодным светом все вокруг. Серёжа взял Маяковского за руку, потянув с собой в сторону реки, которая находилась неподалёку. По пути он устало окидывал взглядом тёмные и пышные верхушки деревьев, ближе прижимаясь к любимому. Где-то далеко заухала сова, нарушая тишину чистой, звёздной ночи. Идти двум измотанным парням пришлось не долго, все же нечастые дуновения холодного ветра вынуждали ускорить шаг. Наконец-то взору открылась спокойная река, тихое журчание которой убаюкивало. Пара проходит к небольшому мостику, и Серёжа принимается раздеваться, аккуратно складывая вещи на пирсе, пока Володя усаживается на самый его край, глазея на тело блондина. - до сих пор не налюбовался? Со смешком спрашивает Есенин, снимая с себя штаны с бельём. - мне приятно на тебя смотреть. Ты такой красивый, изящный. Серёжины щёки тут же становятся пунцовыми. - взаимно. Ты, кстати, чего сидишь? Хочешь чтобы я сам в воду прыгал? - не знаю. Мне сейчас так хорошо... С блаженным вздохом говорит тот, вглядываясь в даль. - ну, как знаешь. Голубоглазый с разбега прыгает в реку, забрызгивая волнами и каплями Володю, что тут же начинает недовольно бурчать. - эй! Ты совсем сдурел? Серёжа хохочет, показывая брюнету язык, а затем ныряет так, чтобы кареглазый точно увидел его ягодицы, отплывая подальше от мостика. Маяковский так же быстро раздевается, бросаясь к весёлому Есенину, который в это время даже не пытался уплыть как можно дальше. В мгновение перед голубоглазым появляется Володька, притягивая его к себе за талию, и Серёжа обнимает возлюбленного. Тот приникает к припухшим губам. Поцелуй выходит долгим и вязким, от чего сердце в груди начинает трепетать. На ночном, таком огромном, бескрайнем и величественном небе, что постоянно притягивает взгляды людей, завораживая своим таинственным великолепием падает звезда, и Маяковский заметив это говорит: - есть примета, что когда звезда падает - нужно загадывать желание. - эту мы уже пропустили. Нужно ждать другую. И как по волшебству через пару секунд падает ещё одна, оставляя за собой яркий шлейф. - хочу всегда быть с тобой. Шепчет Серёжка, заглядывая в такие родные, карие глаза. - я тоже этого очень хочу. Отвечает Володя, радостно улыбаясь. - теперь точно сбудется!