Right? Wrong

      На самом деле, все это совсем не то, чего я когда-то хотел.       Совсем не то, о чем мечтал, хотя, наверно, все же то, к чему так отчаянно стремился. Говоря отчаянно, я имею ввиду это слово во всех возможных его вариациях и возможностях понимания; отчаянно настолько, что все остальное превратилось в смазанный фон, жертву безжалостной расфокусировки моего ужаленного сознания; отчаянно настолько, что хватался за пустоту и буквально выбрасывал себя вперед в моменты, когда мосты под моими ногами превращались в ничто.       На самом деле, потаенных страхов и перманентных желаний у меня гораздо больше, чем я готов признать.       Может быть я и сам своего рода сапожник без сапог, когда внутри черепной коробки делаю себя совсем не похожим на труса и сам в это отчаянно верю. Бояться, наверное, можно огромного количества самых разнообразных вещей, от темноты и монстров в ней до собак или там, не знаю, банальной грозы… но я выбрал другое.       В качестве одной из самых ярких фобий для себя на двадцать седьмом году жизни я выбрал одиночество.       Оно меня не успокаивает, не расслабляет перед новым трудовым днем, не убаюкивает ночами и не радует по утрам. Оно не желанное, не холодное, не депрессивное, не пустое и даже не клетка для меня в мире, где друзей или любовниц найти проще простого, можно даже онлайн без смс и регистрации.       Оно просто… существует со мной в моем доме, завтракает со мной на пару полезными хлопьями, сидит со мной за фортепиано второй парой рук, ходит по пятам, подает мне в ванной забытый на полке гель для душа и изредка смеется над моими несмешными шутками, когда тишина становится слишком уж настораживающей вечерами, и мне отчаянно хочется разбавить ее хотя бы своим голосом.       Если бы не аллергия и сложный рабочий график, завел бы собаку. Или кота.       Специфика моей работы предполагает много общения с самыми разнообразными людьми в течении дня, и не скажу, что это не утомляет. Слишком часто в последнее время моя социальная батарейка оказывается на критическом нуле, впрочем, это не значит, что мне совершенно не хочется положить голову кому-нибудь на колени. И не то, чтобы я не пытался искать длительные отношения…       Просто со мной, наверно, все-таки сложно.       Я не ворчу попусту, меня не раздражают женские разговоры и женские волосы, остающиеся иногда на мягкой мебели, постельном белье и ванных поверхностях, я не злой, не утомляющий контролем и, честное слово, очень чистоплотный.       Они… я имею ввиду, те несколько девушек, с которыми мы пытались строить отношения, впоследствии говорили мне практически одно и то же. Что я отстраненный. Замкнутый. Что ко мне словно не подступиться, и это, знаете, оказывается напрягает. Мой спокойный темперамент, моя манера вести разговоры, моя вечная позиция слушателя — наверное, все это они воспринимали как профдеформацию и потому чувствовали себя со мной неуютно. Мои пациенты часто отмечают, что у меня пронзительный взгляд. Что им приятно делиться со мной своими переживаниями, зная, что я не упущу ни одной важной детали.       Должно быть, в повседневной жизни такая манера держаться скорее отталкивает, нежели располагает.       Это ведь и правда совсем не то, о чем я когда-то мечтал. Совсем не то, ради чего так много работал, разрушая свою личность и превращаясь в воплощение выбранной профессии.       Впрочем, я все еще хорошо делаю свою работу. Навык, который в нашем мире ценится.       Я ценный сотрудник. Я должен этим гордиться так, как гордится моя семья.       Но ведь все это совсем не то, чего я когда-то хотел… Все это — не я, не мне, не для меня.       Мне страшно жить так, как я живу.       Я замерзаю, и это никакая не профдеформация, не глупые капризы успешного, но одинокого человека, не отчаянное желание заполнить кем-то пространство вокруг себя.       Буду честным, мне до сих пор отчаянно мало просто кого-то. И это пугает. Нет, хуже.       Это уничтожает меня медленно и без права на восстановление.