Не имей сто рублей, а имей двух друзей

Поесть Борису принесли ближе к вечеру. Трапеза была скудной: ломоть чёрствого хлеба и вода. Вода, к счастью, была свежей – большинство стрельцов уважали Годунова, это сказывалось на отношении к узнику. Когда поздно вечером к камере Годунова подошёл Иван Углов, боярин спросил стрельца, какие слухи ходят по Москве и в чём его обвиняют. – Говорят о государевой измене. Только не все на Москве в это верят, – негромко ответил пожилой стрелец. Поспать Годунову в эту ночь не удалось – едва он кое-как устроился в углу камеры на свежем сене – опять спасибо стрельцам, – как в тюремный коридор ввалились шесть человек. Позади этой группы держался мужчина огромного роста – князь Фёдор Мстиславский. Все они подошли к камере Годунова. Глухо щёлкнул, открываясь, ржавый замок. Борис, который и до этого догадывался, что за всеми его бедами стоит князь, обеими руками толкнув дверь, молнией вырвался из камеры и набросился на Мстиславского, пытаясь добраться до горла князя. Мстиславский был на две головы выше Годунова, но Борис был прекрасно сложен и очень силён, поэтому не прошло и минуты, как князь лежал навзничь на полу, а руки разъярённого боярина сжимались на его горле. Лицо Мстиславского покраснело, он тщетно пытался оторвать от себя руки Годунова, силы которого удесятерились от ярости. Тут опомнилась «свита» князя: восемь рук оторвали боярина от его жертвы, затем Годунова бросили на пол и стали избивать. Превратившись в комок пульсирующей боли, Борис постарался закрыть руками голову, стараясь не кричать. После одного жестокого удара он почти потерял сознание и пришёл в себя, будучи полностью обнажённым, прикованным за руки к двум цепям, прикреплённым к противоположным стенам большой, освещённой четырьмя факелами камеры. Ноги Годунова тоже были закованы в цепи и едва касались пола. Запястья и щиколотки сильно саднило. Борис тряхнул головой, облизал разбитые в кровь губы и глубоко вздохнул. Через мгновение перед ним возник ухмыляющийся Мстиславский с длинным кнутом в руке. – Я обещал тебе, Бориска, что лично высеку тебя, как холопа последнего. Я, князь Мстиславский, всегда своё слово держу. Боярин ничего не ответил. Князь исчез из поля зрения Годунова, и через мгновение спину Бориса обожгла резкая боль. Жёсткий кнут глубоко вспарывал кожу, кровь выступила по телу после первых же ударов. До крови закусив губы, Годунов упрямо молчал, потеряв счёт ударам. Вся спина была уже в крови, на ней не было живого места. Разозлённый упрямым молчанием узника, Мстиславский нанёс неожиданный и жестокий удар по груди, животу и гениталиям. Мир взорвался оглушающей, запредельной болью. Борис отчаянно закричал, почти оглохнув от собственного крика, и нырнул в милосердное забытьё.