дом

      джулия улыбалась инфернально, скалилась. — руку давай, неофитик. сейчас не думай ни о чем, расстройся на случайный образ в безграничном больцмановском сознании. не думай о значениях моих слов. просто шагай, — джулия аккуратно взяла диму за руку, ее рука наощупь была мягким пломбирным мороженным из только что бальзамированного трупа. дима почувствовал себя новоиспеченной мумией, но руку сжал крепче. сознание закружилось, матвеев на мгновение почувствовал себя всеми хитросплетениями нескольких вселенных одновременно: мимо плыли лица кришны, волосатые лапы, золото покрытого воском ганга, взрывы звезд происходили у него на ладони, белые кролики шмыгали в кротовые норы, а отрезки змеиного тела чувствовались астральной кожей. — очнись, неофитик, пришли, — джулия холодно засмеялась, — поздравляю с первым проходом темным путем, ты неплохо держался, но я бы не советовала развивать видения до болевого порога, коридор между мирами не приветствует, когда в него сознанием чересчур назойливо тычут.       дима оглядывался вокруг, голос джулии доносился будто сквозь шерстяное одеяло, но пространство начало приобретать некие рамки, дима собрал свои реинкарнации в кучу и спросил: — джулия, а где мы? — в мистерии сурововой. она все слышит.       дима почесал псориазное запястье и уперся глазами в ту точку, где обязан был быть пол. — спасибо, джулия, можешь идти, мы дальше сами разберемся, — послышался грозный полуженский голос откуда-то свыше. — уверена, бывалая? он так юн как адепт. — джулия, ты же знаешь, что для адептов нет цифры возраста. сейчас он одновременно неофит и сам баал, все зависит лишь от парадигмы чьего-либо взгляда. не принижай мальчика, помни, что в одной из версий реальности он — это ты. — знаю я, бывалая, — и джулия впиталась в поверхность мистерии.       дима осмотрелся кругом. совершенно без стен везде висели иголки, насаженные на бабочек, висели коконы с умерщвленными куколками в человеческий рост, терновые венцы на любой вкус были небрежно разбросаны по всей мистерии, ритмы транса и черепа окружали перевернутые пентаграммы, ставы красовались на пальцах мистерии и сильно пахло жженой полынью. матвееву было одновременно беспокойно и блаженно, пелена перед катарактами глаз не спадала. — подойди, подойди, дмитрий, как же от тебя матушкой пахнет соблазнительно, — произнесла суровова, — но не бойся, не бойся, лучше посмотри на меня.       дима поднял зраки на суровову с большим трудом, но тот образ, в котором она впервые предстала перед ним, въелся диме в память даже сильнее, нежели решето из матери: огромная, необъятная, свернувшаяся в множество колец змея возлежала по всей комнате, блистая кожистой чешуей. волосы в увесистых косах, кокошник с самоцветами, огромные зеленые глаза и полностью освежеванное лицо, с которого капала маковая кровь, улыбалось так устращающе и неестественно, что димины пальцы затанцевали в лихорадке. — ч-что вам нужно, госпожа с-суровова? — тихо процедил от страха дима. — можешь называть меня бывалой. а лучше — тиамат. знаешь одну шумерскую легенду про сотворение мира? — д-да, с-слышал, про бой тиамат с баалом, в результате которого части ее тела стали олицетворением м-мира, — дима переступал с ноги на ногу. — я в тебе не ошибалась. только вот, мои верховные и баал, и тиамат, а точнее их грязный секс, спаривание после того самого боя. я их порождение, но не потомок. я могу менять тела и образы со скоростью летящего метеора, но для тебя я выбрала свое любимое воплощение. дима, успокойся, сядь в асану, не мельтеши, — суровова ртутно вздохнула, — ножки собери, больно будет сначала, потом спокойствие потоком пойдет.       дима слабо понимал значение слова асана, но настроился на поток видений, что был для него как инструкция, и уже вскоре он сидел пятками вверх, перебарывая желание выйти из этого состояния. — неплохо сработал, — ухмыльнулась суровова. — бывалая, зачем я здесь? зачем маму расстреляли? объясни, я прошу, я совсем запутался, — беспомощно попросил дима. — зачем ты здесь? я бы сделала акцент на слове здесь. здесь твой путь выходит на новый уровень. помнишь как сущности тебе спать не давали? а как за рожки тебя осмеивали дворовые дети? может, вспомнишь, как ты чувствовал болезнь, разъедающую мать? или как считал демиурга яхве раковым хирургом?       дима опешил и помотал головой в знак согласия, будто бы говоря, что он все это помнит. — ну так вот. ты особенный, дима. и твоя уникальность велика. таких как ты называют адептами. практиками. колдунами. а здесь у нас приют для таких, как ты. я сама такая же. влад, вижу, ввел тебя в курс дела, ах, затейник, — суровова засмеялась и подняла освежеванное лицо, — владик любимец мой, до чего же он тебя искусал, но ведь и толк в его словах есть. вы содержитесь здесь, чтобы не разрушить этот хрупкий демиургический мирок. помнишь, влад говорил про таблетки? — помню, — кратко ответил дима. — умница. так вот твои будут называться тохуперидол, бохузапин и айннетик. они нужны, чтобы не стать абсолютом, хотя возможность обойти их действие есть у каждого, — алиса снова оскалилась, — пить будешь дважды, утром и ровно в полночь, за исключением некоторых дней, мы называем про себя эти дни днями великой жатвы. ты видел безносого идола, что наблюдал за тобой. это молох, верховный жнец. но до жатвы еще не скоро. и да, за явный пропуск таблеток у нас есть система наказаний. также ты будешь учиться — учиться больно, мучительно, насильно, но именно таков наш извилистый путь, вскоре тебе это станет нравиться. есть уроки групповые и индивидуальные, постарайся перебороть всех тех, кто пришел в дом ранее тебя, оставь их позади, убей их, — она говорила об этом буднично, с заевшим безразличием в голосе, — у тебя есть один мощнейший покровитель — это анубис, ты его уже видел. он могущественный египетский верховный — создание высшей смерти. тебе с ним повезло, как и ему с тобой. — а каким образом он будет мне помогать? — осведомился дима, уже привыкший к асане. — разнообразнейшим. ты все поймешь очень скоро, дмитрий, а пока переваривай сказанное. — ты всесильная? — неожиданно задал он вопрос. — я всеобщая, дитя, всеобщая мать. и тебя породила именно я. о рыжеволосой шлюшке можешь забыть.       почему-то дима совершенно не оскорбился и почти забыл о маме, он готов был облизывать сурововой колени, верить ей без слов, как свора чудовищ верила той самой тиамат. — твоя мистерия будет на втором этаже, нечего тебе с бесней типа димки трехглазого знаться. завтра ты познакомишься с наставниками, хотя одну версию джулии ты уже принял за данность. урок второй: не верь глазам своим. расписание на двери. и суровова метнулась в близлежащий хаос, вытолкнув диму из своей мистерии. в коридоре диму поджидала дверь, на коей было написано:

день I. урок первый — смех границ (телесноглавная джулия); урок второй — искусство управления сектой (телесноглавный даши); урок третий — практическое насилие (сам себе телесноглавный); обед в междумирье; урок четвертый — танцы на стеклах (телесноглавная алиса суровова); урок пятый — открытие индивидуальных способностей (сам себе телесноглавный); ужин в междумирье; таблетки; главное познание.