дом

      после высеченных слов раздалась вспышка, словно зеркало разбили, дав лишь одним слоем глаза заглянуть в его суть, димины глаза — потрескавшиеся озера — разом лишились ледяной кромки. очнулся он лишь в нейтральном коридоре, который, словно теплый ручей нес его в столовую. приближалось время ужина в междумирье. дима уловил ощутимый толчок в плечо, это был пронесшийся мимо череватый, рогатыми своими энергиями буравя сознание междумистерии. в этот раз столовая выглядела мятой и общей — большой стол, как кусок мыла, находился в центре замкнутого зала, свет окутывал его энергией будто бы водной, но при этом искрящейся. адепты жались друг к другу, ковыряя в оловянных тарелках двурогими вилками. оля напевала незатейливую песенку: "...все что я понял, я понял тогда — нет никого, ничего, никогда..." своим костлявым голоском. череватый толкнул ее ногой, и оля поперхнулась нечтом, похожим на фиолетовую цветную капусту. у самого череватого на тарелке лежал крупный сырой фарш, в котором плавала пара молочных зубов. он моментально с прихлюпыванием проглотил это неаппетитное месиво, утер рот рукавом и жестом пригласил диму сесть. дима, отходя от своей разбитости, сел напротив череватого, опустив глаза в свою тарелку. в ней лежали серые холодные макароны. дима стал наматывать их на двурогую вилку, но внезапно — вдруг — его пробило галлюцинацией: черви. макароны стали длинными копошащимися червями. дима выронил вилку и сплюнул. галлюцинация раскрывалась как цветок, и уже не было никакой столовой — было лишь кладбище и перед димой вместо тарелки стоял большой черный гроб, в котором копошились черви, и тут дима распознал труп — это был труп его матери. красивое лицо почти разложилось, но дима бы узнал его и среди тысячи. слезы сами покатились по щекам, но тут он почувствовал удар — пощечину. — очнись, матвеев, — выплюнул череватый, — купился? ссышь перед главным познанием?       дима отряхнулся от рыхлой галлюцинации и утер нос. макарон на тарелке не было. — отстань, — устало сказал дима.       адепты строились в гулящую очередь, напоминавшую крылатого змея, и по очереди открывали рот перед ниоткуда взявшейся кадмой: она всаживала таблетки им в языки и заставляла проглотить, четко бдя за каждым. дима убрал тарелку на поднос с грязной посудой и послушно встал в очередь: когда до него дошла, кадма зыркнула пустыми глазами альбиноса и также безразлично всадила в димин язык таблетки, дала стакан сырой воды и заставила проглотить. череватый ушел в свою мистерию, накрепко зашив за собой дверь, а оля подпрыгивающей походкой отправилась к себе. у димы появилось странное волнение, пока он поднимался на второй этаж. дима едва затворил дверь, как абсолютно черная комната предстала перед ним: на изящном кресле сидел человек с головой собаки в атласном костюме и белой рубашке. в зубах у собачьей головы красовалась оторванная рука, а руки анубиса опоясывали часы из змеиной кожи. — заходи, — конечность выпала изо рта анубиса и исчезла во тьме.       дима аккуратно присел в асану рядом. в горле у него ком стоял размером с олимп. — смотри на себя, — и анубис протянул ему мутное зеркало — в зеркале рогатая черная собака, что виделась диме на уроке, спокойно смотрела на матвеева. — это не я, — сказала собака. — это твой изнаночный образ, дима. пойми, у каждого из нас множество масок, а на изнанке познания мы раздеваемся и обретаем невероятные облики, — анубис глянул на часы. — анубис, а зачем я здесь? — невпопад спросил дима. — чтобы все разрушить. до основания. и стать хозяином, — анубис говорил буднично. — но зачем? — дима потупил взгляд, — суровова знает? — она знает несомненно многое, почти ничего, но ее дом стал сильно дорого обходиться силам той стороны. а твоей силы достаточно, чтобы сравнять его с землей, и при этом для нас это не обойдется в кругленькую сумму. ты имеешь полное право судить жалких людей, множить их страдания. ты можешь даже довести потустороннюю сущность до человечности, — у анубиса из пасти покатилась слюна, — извини, это тохуперидол. — ты тоже пьешь таблетки? — приходится. сила штука безграничная. — но почему я? — я твой анимус. сейчас тебе это кажется невозможным, но вскоре ты настроишься на здешние колеса. тебе надо будет следить за собой, чтоб не выдать. все всё знают, но сопротивляются, — анубис жестом приказал диме встать, и в зеркале возник элегантный мужчина в хаотическом костюме. — это я? — это ты. а дом — твое первое испытание в становлении акционером нашей артели межхаотических энергий, или просто АМЭ, я поставил на тебя большую ставку. не подведи.