дом

      в тот момент, когда дима об этом подумал, его тут же кто-то ударил в спину, отключив сознание сквозь височные кости.       очнулся дима уже привязанным к кушетке, сделанной из голов аксолотлей, привязи же его все больше напоминали щупальца. сверху вниз на него глядела суровова с абсолютно каменным лицом и большим черным кругом на оном; в воздухе шмыгали врачи Опухоли, а рядом с тиамат стоял Великий Часовщик, улыбаясь во все четыре птичьих рта. — не рыпайся, димочка, — причмокнула Верховная, — сейчас мы введем в твои вены люциферин, и ты увидишь смерть именно такую, в коем образе она придет. будет немного больно и капельку страшно, но мой совет — не верь глазам своим, слушай случайных демонов и не забывай: если я захочу, я прерву эксперимент, а вместе с ним и один из жалких слоев твоей никчемной жизни.       у димы не было сил сопротивляться, да и наркоз сурововьих глаз действовал усыпляюще, и вот он уже упал в довольно мягкую мистерию сна, от которой разило горькой глиной адаморожденных, словно бугры вставали части мистерии так, будто их хотели проткнуть с той стороны стекла — и вдруг дима услышал беззвучный, но такой оглушающий и жалобный вой. на него неслось огромное рогатое чудо вещее, капканным криком изнасилованных женщин заставляя бугры распрямляться — его рога исходили из глаз и путались в паутине и засохшей крови, его огромный горб имел на себе целую некротрофную экосистему — разлагающегося и пожираемого опарышами орла и мертвую полевку, сквозь желудок которой проросло зерно. навь была лапаста и когтиста, но при этом, из клубов шерсти виднелись белые кости, груди, подобно изношенному вымени, свисали во все стороны, но самое главное — раны и шрамы. их было великое множество, а шрамы давали диме информацию о том человеке, кто умер на месте этого шрама, хотя матвеев не понимал идущего казалось бы интуитвно потока имен — цезарь, босх, да винчи и многие другие возникали новыми и новыми шрамами на теле сушества. — ты — смерть? — спросил дима существо, внезапно остановившееся и прекратившее истошный крик. он протянул ей ладонь, наполненную сахаром. смерть осторожно подошла к диминой ладони и начала слизывать сахар кончиком змеиного языка, но, не доев, страшно закричала и вернулась в тензор тьмы, притаившись там, — какая ты трусливая. смерть, скажи, что так поранило твое обличье? — ТЫ-Ы-Ы, — провыло существо так, что стены мистерии завибрировали, — ТЫ МЕНЯ СОЗДАЛ ТАКОЙ И ПРОДАЛ АКЦИЯМИ В АМЭ! ТЫ ОПОРОЧИЛ МЕНЯ! ПРОДАЖ-Ж-Ж-НАЯ СМЕ-Е-Е-РТЬ! — я... я ничего... — начал было дима. — ТЫ — АНУБИС! ТЫ — НОВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ БОГА, ЧТО ПОДМЯЛ МЕНЯ! — нет, нет, нет, я не анубис, я дима, дима матвеев, адепт, не желающий тебе боли. — не верю, от тебя псиной пахнет. и нераскрытыми способностями. — не раскрытыми? меня в этом доме раздирают на клочья собственные способности, — возмутился дима. — ох, мой мальчик, наделаешь ты лунных дел, — сказало чудо вещее уже будто плавнее, дружелюбнее, и стало подкрадываться змеиным ходом без лап к диме — на черном латексном теле виднелись огромные гнойники с махаонами внутри, и шрамы. очень-очень много шрамов. смерть погладила глубокие рубцы пальцем и улыбнулась, — шрамы — это от великих людишек, а раны — каждый существующий так или иначе. — смерть, почему ты такая трусливая? что в этих мирах такого, что заставляет тебя бояться? — дима нахмурил брови. — люди, возомнившие себя всесильными демиургами — они открывают пути к моему облику, вот как ты сейчас, тем временем обрекая смерть на жизнь среди живых или же в ближнем посмертии, но я непостижима и обличье мое для каждого особенное, внутри меня — сгоревшая колыбель младенца и миры, до которых я могу добраться. да, анубис, смерть конечна, а ты как думал? — но я не... — тихо. твоя стихия — разрушение и ты должен разрушить что-то очень знаковое и запутанное и я даже знаю что. ты и сам это узнаешь не позже окончания Жатвы, — и стоило смерти произнести эти слова, как его сознание прорвал гулкий шум приборов, выходящих из строя и беспокойный мат сурововой, и в итоге дима вынырнул из замкнутого мира, слегка задыхаясь. алиса успокоила свои мыслеформы и уже стояла перед ним статной и статичной. Часовщик успокаивал головы аксолотлей, они же урчали в ответ на его прикосновения. — ну и глубоко же ты падаешь, дима, — отметила суровова, — ладно. в каком образе тебе представилось сущее смерти? — суровова рассматривала ногти. — в образе раненного и трусливого существа, — ответил дима. — хм-м-м... — алиса задумалась на какое-то время, — белиал. Часовщик, заметь: уровень белиала. на моей памяти никто не падал так глубоко впервые. какая же натренированная у тебя джива, димочка.       диму отвязали и спровадили из чужой мистерии с распавшимся на половинки астральным черепом, и он двинулся в личную мистерию, поняв окончательно, что Жатва — это проверка, во время нее нет занятий, только вот что же будет с теми, кто не пройдет проверку Жатвой?