***
Дорога до дома Чжун Ли оказалась куда дольше, чем парень рассчитывал. Пробки. То самое, что бьëт рекорды по ненависти во всех странах и у всех автомобилистов и не только. Какому-то чëкнутому, который захотел прибавить скорости, откровенно похуй, что потом из-за него же случится великое столпотворение из груда железа на асфальте. Он же всего лишь хотел по-быстрому проскочить на красный. Тёмноволосый нервно стучит пальцами по мягкой обивке руля, а после прибавляет громкость радио, лишь бы хоть как-то абстрагироваться, но иногда давить на педаль газа. Сквозь динамик звучат какие-то тупые шутки про праздники, про студенческие годы и про то, что же лучше всего дарить своим матерям на восьмое марта. Только, похоже, никого не смущает, что оно будет чëрт знает когда. После же этой тягомотины проигрывается парочка новых песен, среди которых Скарамучча не узнаёт ровно ни одной, но стучит пальцами уже в такт битам, а не просто так. В современной музыке ему нравится только изощрëнная электроника, разгрузающая мозг. А если говорить просто про то, что хорошо успокаивает, то это коты. Пушистые, милые, мягкие котики. Кадзуха? Скарамучча усмехается и качает головой. Нет, его нельзя назвать обычным котом. Да, наполовину, возможно, а так он человек. При мыслях о своём новом жильце, становится как-то легче. По приезде домой, парень обязательно обнимет своего пушистого фамильяра. В любом из обличий. Одна из квартир для встреч судьи встречает Сказителя гармоничными уютом и строгостью. Золотая гирлянда, свисающая дождëм по нейтральным шторам, небольшой диванчик, да по два кресла. Вообще, это не столько квартира, сколько студия, где даже место под кухню не обустроено, потому что ни к чему. Парень разувается, сменяя уличную обувь на удобные, тёплые тапочки, потому что Чжун Ли — чистоплотный, даже во временной обители. И следует за судьëй к дивану. — К сожалению, не смогу чем-то угостить, так как я не был готов к твоему звонку. — Мужчина бросает короткий взгляд на мигающую гирлянду. — Я здесь не за этим. А по делу. — Отмахивается темноволосый. — Вышло так, что вчера я получил записку от неизвестного и по содержанию она очень похожа на те, которые фигурируют в делах, что вы мне дали. Конечно, я могу и ошибаться, однако всë же хотелось бы уточнить. — На недолгое время парень замолчал, вперив в старшего тяжëлый взгляд, тот же, поймав эту серьёзность кончиками пальцев, как жалкого муравья, благосклонно кивнул. — Спрашивай, не стесняйся. — Каков ваш резон в раскрытии давнишних событий и какую роль вы играете во всём этом. И, почему именно я, а не та же полиция? — о да, сколько был задан один и тот же вопрос в голове, и сколько раз ответ не был найден. — Поправлю. Почему ты, а не, скажем, центральное управление во главе с Камисато Аято? — Глаза сверкнули диким янтарëм, но после этот огонëк быстро погас. Скарамучче стало почти что дурно от упоминания. Однако он кивнул, ожидая пояснения. — Камисато старший делает свою работу… Хм… Очень грязно. Все об этом знают. И это первостепенная причина, почему его отправили в отпуск, вернее, это была моя инициатива. Пришлось настоять. Сказитель хмурит брови и клонит голову в раздумьях на бок. Верховный судья принудительно заставил Аято уйти отдыхать? Смешно звучит. Но всë же зачем? Он опытный и отличный сотрудник, качественно выполняет свои обязанности. Да, радикальными методами, но только когда этого требует ситуация, а в остальном же. — Представь, какую он поднимет шумиху. Аято любит быть в центре внимания, чтобы его все обсуждали, он любит горячую конкуренцию среди ненавистников. И любит войны. А где войны, там кризис. Более чем понятно. Да, это один огромный минус, в который сливаются все мелкие составляющие. Аято — это одна большая заноза в заднице, которая создаёт проблемы и втягивает в них. Главное, успеть во время опомниться. — Понял. — Сказитель рассматривает расписной ковëр на полу и хрустит пальцами. На самом деле, это не всё, что он бы хотел спросить. — Я знаю, тебе трудно приходится сейчас, поэтому и не тороплю с принятием решений. Но если тебе вдруг понадобится помощь, то смело говори мне. Я, конечно, не всесильный, но чем смогу, подсоблю, — мужчина мягко рассмеялся и по-доброму похлопал по чужому плечу, а Скарамучча в недоумении распахнул глаза, откровенно таращась. Редко можно увидеть искренний смех Моракса. — Спасибо… Помощь мне действительно не помешала бы. — Парень улыбнулся, как смог по-доброму, насколько позволяло настроение, в ответ, а потом вдруг вспомнил. — Кстати, о центре внимания. У вас, случаем, не завалялась парочка камер видеонаблюдения? Чжун Ли усмехнулся и поднялся, складывая деловито руки за спиной.***
Что не удивительно, но встречи с Чжун Ли тоже всегда оставляют неоднозначный осадок. Сегодня он особенно странный. Перешагивая порог дома, Скарамучча понимает, что, скорее всего, судья знает о его связи с начальником полиции. Просто тактично умалчивает. Но разве это не даёт повод усомниться в нём? И разве в чужую голову не прокрадывалась мысль, что Аято может проводить собственное расследование? Скорее да, чем нет. Чжун Ли — человек не глупый, образованный даже слишком, чтобы в это можно было поверить. Он определëнно в курсе всех дел, происходящих в городе, но собственноручно вмешиваться не может, иначе это вызовет массу вопросом в СМИ. — Скар, наконец-то ты дома, я скучал, — возникший в коридоре мягкий голос вынул из глубоких дум, и названный поднял взгляд на домашнего фамильяра, которому тут же приветливо улыбнулся. — Сегодня позднее, чем хотел. Прости. — Ничего, я видел, про пробки передавали. Устало пробубнив что-то похожее на «мда уж», темноволосый стянул с себя пальто и ботинки, после облокотившись о стену и стукнувшись затылком о неё. Кадзуха же находился в молчаливом понимании. Он довольно чуткий и внимательный к эмоциям других, поэтому даже с расстояния пары метров ощущает эту тяжесть чужих плеч. И что её сбросить никак нельзя. Скарамучча уже устал и это не заметит только слепой. И фамильяр было открывает рот, чтобы что-то сказать, как его прерывают резкие шаги, а следом и крепкие объятия, от которых всё внутри замирает. Талию оплетают сильные руки, футболка криво тянется в боках и комкается на пояснице, а в блондинистые волосы зарывается ещё холодный нос. Темноволосый мечтал об этом пол дня. И получив то, что хочет, чувствует себя как никогда дома. Он расслабленно прикрывает глаза, прижимая фамильяра сильнее к себе, а на губах расцветает слабая улыбка, которую быстро сменяет хитрая ухмылка. — От тебя пахнет моими шампунем и гелем для душа. — Констатирует парень и сжимает ткань домашней одежды на спине Кадзухи, когда тот дëргается в попытке вырваться, но ему удаëтся сдвинуться на несколько сантиметров. — Тебе своих мало? — Мои воняют. — Младший словно оживает после всех слов и предпринимает ещё одну попытку отстраниться. Он не думал, что нюх у людей такой же острый, как у фамильяров или же животных. Но выходит, что спалился. — Мои тоже воняют. — Скарамучча продолжает улыбаться непонятно чему, да поглаживать спину Кадзухи сквозь футболку. Нереальная доза успокоительного. Самое то перед сном. — Твои наоборот, — снова попытка отстраниться, уже более успешная, — вкусно пахнут и к… — парень запинается в словах, отводя взгляд, -… телу приятны… — Вот оно как, — мычит Скарамучча и вздыхает, слава богу не замечая стайку гусиных мурашек на чужой шее. — Значит, раз так нравится, попробуй смешивать. — Мне не нравится. — Протестует Кадзуха, дуя губы и обижаясь на себя самого — Ты же сказал, что мои вкусно пахнут и к телу приятны? Или я ослышался? — Старший пропускает смешок, откровенно наслаждаясь этим глупым и ни о чëм разговором. Когда не нужно думать, держать лицо, осанку. Когда можно позволить себе побыть собой. — Отпусти. — Кадзуха в последний раз делает попытку вырваться и в завершении щипает за чужой бок, но это не вызывает никакого эффекта. — Нет. Фамильяр поражëнно вздыхает и укладывает голову подбородком на плечо хозяина. Ладно, он соврëт, если скажет, что ему не нравится. Они простояли так достаточно долго. У Кадзухи успели онеметь руки, которые были прижаты к телу, что невозможно пошевелить, а Скарамучча вдоволь напитался энергетикой и уютом, исходящих от фамильяра. Теперь можно и подкрепиться. Парень быстро скрылся на кухне, оставляя растерянного фамильяра стоять на месте и хлопать ресницами. За всё время проживания здесь Кадзухи они впервые обнялись вот так. И оказывается, это гораздо приятней, чем в обличие кота. Хвост довольно дëргается. Блондин идёт следом за человеком. И застаёт того за махинациями с продуктами. Скарамучча ловко нарезает овощи, ссыпая в отдельные ëмкости и тонко режет мясо, а когда замечает чужие потëкшие слюнки, гордо вздëргивает нос. — Ты весь день голодный что ли ходишь? Почему не заказал еду на дом? — Первые подготовленные четыре куска, в тесноте да не в обиде, отправляются на разогретую сковороду, а парень моет руки с ножом, который убирает после на законное место. — Я ещё не научился пользоваться некоторыми вещами. Некоторое мне в новинку. — Неловко признаëтся блондин, вперивая взгляд красных глаз в пол и желая провалиться под него как можно скорее. — Ничего, научишься, либо я научу, ты только подходи и проси, а то я могу с работой закружиться и забыться. — Темноволосый подпирает голову двумя кулаками и опирается локтями в стол, пронзительно смотря на фамильяра рядом. — Я не хочу лишний раз тебе докучать и мешать. — Тихо проговаривает, но заметив взлетевшие брови, поспешно исправляется, — но я буду обращаться к тебе, чуть что срочное и важное случится! — Молодец. В одиночку тебе будет сложно приспосабливаться. Наверное, поэтому люди и берут фамильяров в дома. — Скарамучча поднимается с места, обращая внимание на плиту и переворачивая мясо, добавив немного воды. Кадзуха же незаметно для себя погрустнел, вспоминая прошлое. На улице он был не один такой. Поломанный, не нужный, голодный, больной и грязный. Таких брошенок, может быть, куда больше, чем тех, кто живёт в приютах. Ведь их туда отдают с рук, если не устраивают, а уличных обычно обстреливают, потому что такие могут вызвать мутации при спаривании. А это всегда непредвиденные обстоятельства. Парень трясёт головой, отгоняя чужеродные мысли и поднимает взгляд на человека. Тот уже смотрел крайне внимательно и, кажется, сочувствующе. — Я не хотел задеть за живое. Извини. — Честные слова сейчас как никогда делают легче. Кадзуха в ответ поджимает губы и угукает. И тема эта сегодня больше не поднимается. Кадзуха присоединяется к процессу готовки, попутно учась тому, сему, а Скарамучче просто в кайф. Вот от такого времяпровождения он бы никогда не отказывался, будь оно каждый день. Это весело и неспешно, легко и уютно. Из набора всякого рода овощей получилось умопомрачительное, со слов блондина, рагу, а мясо ну просто пальчики оближешь, что Кадзуха периодически и делал под хитрые хихикания и подколы темноволосого. Потому что для него это привычная еда, самое простое, что можно приготовить, имея небольшой минимум продуктов. Да то же замороженное ассорти из овощей можно по дешëвке купить и что-нибудь забалабасить интересное. А вот для Кадзухи и простой суп будет очень вкусным. Да, его, возможно, и подкармливали, однако то были лишь объедки, либо испорченная еда. Скарамучча невзначай бросил взгляд на красное ушко с такой же прядкой волос фамильяра. — А мне вот интересно. Ваши особенности получаются при скрещивании или как? — Старший задумчиво жуëт, пока без стеснения рассматривает фамильяра, сидя уже немного ближе к нему. — Офобенности? — Кадзуха отрывается от еды, не успевая запихнуть кусочек мяса до конца в рот и то так и остаётся лежать на губе, лишь чуть-чуть доставая до подбородка. Темноволосый прыскает в кулак от этой картины. Ну что за очарование. — Твой красный оттенок глаз, прядка и ушко. Это получилось благодаря чему? — кивает на все перечисленное. — А-а, это… — проглотив, говорит блондин. — Ну, вообще, как ты, наверное, понял, я альбинос. Таких довольно сложно вывести и если это случается, то не сказал бы, что подобное положительно сказывается на «номере». — О, я, типо, слышал по телеку, что вы плохо переносите прямые солнечные лучи, да и со здоровьем проблемы. — Скарамучча протыкает овощи и потом просто крутит вилкой в тарелке, не спеша есть. Слушает внимательно. — Учёные работают над первым, если уже не изобрели что-то, а вот со вторым давно была выведена формула. Эмбриону вводят какую-то сыворотку, когда он представляет из себя только сгусток, а потом идёт процесс перестановки. Эту сыворотку в принципе вводят всем на всякий случай, вреда она уж точно не приносит. — Кадзуха вздохнул, разрезая новый лоскут мяса на несколько небольших частей. — Откуда у тебя такие познания? Ты так рассказываешь, будто сам принимал участие в экспериментах, хах. — Скарамучча весело подмигнул фамильяру, но тот лишь отмахнулся, посмеявшись с бредовой шутки и сказав, что просто слышал разговоры персонала когда-то. — Значит, ты оказался неудачным «номером» из-за ушей и хвоста, которые не убираются? — Да. Но это была не моя вина, однако расплачиваться пришлось так или иначе мне. — Кадзуха уже был готов вновь нырнуть с головой в болючие воспоминания того рокового дня, когда его жизнь была разделена последней ступенькой. — А мне нравится. Блондин округляет загоревшиеся глаза. — Это выглядит, как твоя личная изюминка. — Скарамучча тепло улыбается и придвигается к фамильяру поближе. Тянет руку к волосам и чешет красную короткую шëрстку ушка, которое подгибается в голове, а следом подхватывает коряво прядку, накручивая её на палец. Сердце Кадзухи почти что ухает вниз, он еле подавляет смущение на своём лице, однако вот хвост его выдаëт с потрохами. Темноволосый хихикает снова и отстраняется, чтобы не мучать бедного фамильяра, мысленно делая галочку над пунктом, что тот падок на комплименты по поводу своей внешности.