Год спустя
Ева находится в чарующей атмосфере Грин-парка, опадающая листва с роскошных крон деревьев хрустит под ногами и наполняет воздух сладким запахом. Вокруг влюблённые парочки, родители с детьми играют в прятки, делают фото в листве, кто-то совершает пробежку с верным псом, Ева тоже не одна. Она воркует с четырëхмесячной дочерью, что лежит в коляске с широко раскрытыми глазами, и впитывает непознанный мир. Она ещё кроха, но Ева делится с ней происходящим вокруг, показывает листья, нежно поправляет мягкое одеяло, вынимает соску, раз та так спокойна. После бессонной ночи, они заслужили это спокойствие. Проходит время, Ева чувствует тяжесть в груди, и голод, она соскучилась по кофе, и с досадой смотрит на тех, кто идёт с ним. — Пора домой, детка, скоро и папа придёт с работы. Ева катит коляску к дому, делая несколько снимков очаровательной малышки, она не похожа на неё, и на Нико, слишком красива. Роясь в кармане пальто, Ева ищет ключи, и роняет их, увидев на лестнице её. Должно быть это сон? Какая-то злая шутка? Столько раз представляя себе слёзы боли от пылких объятий, если она вернётся, Ева не понимает, как они возможны. Всё вокруг остановилось, глаза смотрят, но не могут поверить, это она? Прошло время, но Ева не забыла о существовании той боли, когда сердце отпускало любя, зная, что продолжения не будет. Она помнит, как бешено растворялась в этом человеке, от её прикосновений, от губ, слов и дыхания. Все те бессонные ночи напролёт, всё то, что пришлось в себе убить, по лицу покатились непроизвольные слёзы, и они таят в себе что-то большее, чем боль. Еве пришлось создать новую любовь, чтобы не умереть от той, что была между ними, привыкнуть, что утро начинается с отсутствия этого человека в её жизни. Привыкнуть к новой жизни без неё. И вот она здесь, в самый обычный день, хотя Ева ждала её по выходным, праздникам, в моменты, когда сердце разрывалось, когда взывала к Всевышнему, упрекала судьбу за несправедливость, когда испытывала физическую боль, когда привела на свет нового человека, в любой день, но не этот, самый обычный, понедельник, подумаешь. Она поднялась со ступенек, такая повзрослевшая, в строгом пальто, алыми губами, высоким каблуком, такая недоступная, нереальная. Её парфюм окутал сознание, когда она, наклонилась и подняла ключи, а поднимаясь, посмотрела именно теми невинно обманчивыми глазами из лагеря, звякнув связкой. — Привет, — её голос взволновал до тошноты, Ева действительно почувствовала головокружение и желание вернуть завтрак. Ей следовало собрать всю волю в кулак, убрать слёзы с щёк, сдавить желваки и попросить отойти незнакомку со своего пути, но не смогла даже пошевелиться под этим взглядом. Она исследует лицо в поисках того места, которое вероятно, забыла сильнее всего, может, она не находит, ведь Вилланель говорила, что запомнила её до миллиметра. Ева понятия не имеет, о чём может думать этот посторонний человек, какие выводы делать? — Хотя бы, скажи мне привет. Ева? Это же я. — Вижу, — выдавливает Ева, — Мне пора. — Мы можем поговорить? — Спустя столько времени? — Я не могла раньше. — Я не могу сейчас. Вилланель заглядывает в коляску, на её лице нет никаких эмоций, в отличии от маленького ребёнка, сначала, это напряжение, но следом младенец улыбается. — Я ей нравлюсь. — Возможно, она какает, — наблюдая за этим, отвечает Ева, и это похоже на шутку, но она не собиралась разбавлять этот концентрированный болью момент. Ей срочно нужен барьер, чтобы волны эмоций её не смыли. — Сколько ей? — Она не от тебя, — вновь глупая шутка, Ева достаточно ненавидит себя сейчас. — Месяца четыре? Дети бывают от любви, мы знаем, кого ты любила. — Да, четыре. Не собираюсь слушать тебя, мне пора, если я вовремя её не покормлю… — Я могу пойти с тобой? — Мой муж скоро вернётся с работы. — Муж? Ты не бросила Нико? Из-за неё? — Да, ребёнку нужна семья. — Без любви? — Какая есть. — Я почти погибла той зимой, я проделала большой путь и преодолела много испытаний, чтобы найти тебя вновь и стоять сейчас здесь. — Слишком долго, Вилланель. — Кто-то ждёт любовь всю жизнь. Ты не справилась с годом? — Не говори со мной так. — Нас разлучили. Я обязана была тем, кто меня вытащил из той жизни в России, я заработала деньги и свободу, и я пришла с этим к тебе. — И мне поверить? Подпустить тебя? Нет, я не могу, тебе нужно уйти. Уходи, Ви. — Я не сдамся. Ева провозит коляску мимо, она обычно оставляет её, чтобы Нико, возвращаясь с работы, занёс её в дом, поэтому, она пытается найти в себе силы, чтобы взять ребёнка предельно аккуратно. Она ощущала спиной, как Вилланель смотрит на это, она хотела, чтобы та ушла. Дома, Ева плотно закрыла дверь и облокотилась на неё спиной, открыв рот и судорожно вздохнув. Что всё это было? Как это возможно, спустя столько времени? Малышка на руках захныкала, и Ева вспомнила, что не одна, что может справиться теперь с чем угодно. Вдыхая запах младенца, целуя кончики крохотных пальцев, Ева снимает ботинки без рук, и несёт к пеленальному столу своё сокровище. По щекам текут слезы, но она моет и сушит руки, снимает тёплый костюм, и прижимает к себе ребёнка, устроившись в кресле. Её девочка голодна, наконец-то никаких криков, монотонное почмокивание наполняет гостиную. — Нам ведь хорошо вдвоём? Верно? Ты же не как мама, не запала на эту девушку с первого взгляда? Ева успокаивается, поглаживая пухлую щёчку одним большим пальцем, младенец прикрывает свои глазки с большими ресницами, и всё медленнее потягивает молоко. В дверь врывается Нико и грохает коляской об пол. — Упс! Вы спите? — спохватился он, снимая куртку. — Да, не мог бы ты… Тише. — Хочешь, я возьму её, иди тоже поспи. Ева принимает его чуткость как подарок, он часто берёт на себя обязанности по дому и уходу за малышкой, он не плохой отец, просто, между ними ничего нет, словно, они сожители. Ева рада возможности уединиться, и нет. Она не заснёт, эта попытка провальная, она бредёт на кухню, чтобы приготовить ужин. Нико читает книгу у колыбели, если она проснётся, он будет рядом. Руки трясутся, Ева не может успокоить себя из-за этого визита. Даже мысль о том, что её столкнули, как это было ужасно, как она подчинилась силам гравитации, сколько времени на это ушло, и теперь ни за что не будет с этим бороться, чтобы поменять направление, не приводит её в норму. — Пожалуйста, забудь, — просит она себя и включает радио на минимальную громкость.***
Вилланель проводит время в ресторане отеля «Lanesborough», с его роскошным залом, выполненным в венецианском стиле. Отведав восхитительное фаготелли карбонары и сочный огузок ягненка из Йоркшира, она продумывает свои дальнейшие шаги. Она впервые в Лондоне не по работе, у неё есть неделя до Барселоны, и она полна решимости вернуть то, что у неё отняли. Позади остались месяцы на острове, обучение, первые шаги в работе, и вот она уже чувствует себя уверенно. У неё есть деньги, идеи, её услуги востребованы, она может позволить себе что угодно, и пришла очередь Евы. Конечно, её нынешнее положение весьма ставит в тупик. Ребёнок? Всё ещё Нико? Никакого торжественного воссоединения? Её не ждали? На следующий день Ева никак не может решиться и выйти на улицу, хотя погода отличная, и она планировала, что прогулки станут неотъемлемой частью её жизни. Вдруг вчерашний день не был бредом? И та встреча была не выдумкой, а реальностью? Ей звонит соседка, и она в недоумении отвечает. — Ева, у тебя день рождение? — Нет. — Вот и я так подумала, у вашего крыльца выгружают вазоны с цветами. Что за событие? Мне бы не хотелось прослыть невеждой, не поздравив вас с чем-то важным. — О, Карен, сегодня обычный день, я сейчас разберусь. Спасибо. Ева открывает дверь и не может поверить своим глазам, это целое море цветов, и поджарые парни всё ещё вытаскивают новые из фургона. — Стойте, подождите минуту. Здравствуйте, простите, что вы делаете? — Ева Поластри? — спрашивает один парень, вынув документы из машины. — Нет, она здесь не живёт. Можете всё это забрать? Ну, просто, погрузите всё обратно, отмените заказ. — Написано доставить точно сюда. Без подтверждения. Простите, это наша работа. Работали они быстро, заставив цветами всю подъездную дорожку и лестницу. Оставив Еву с этой проблемой. Она подумала тут же всё выкинуть, но бак был таким маленьким, раздать соседям? И что они подумают? Укачивая малышку, Ева ходила среди вазонов, периодически трогая верхушки цветов. К дому подъехало такси, из него вышла Вилланель, всё реальнее некуда. — Привет, я думала, что уже не застану вас дома, и буду искать в парке. Ева молча укладывает в коляску ребёнка и оборачивается, набравшись смелости. — Что ты делаешь? Я и без цветов поняла, что тебе нужно. Куда их теперь девать? — Это красиво, это для тебя, это то, что я чувствую. — Остановись, не надо всего этого, прошло много времени, ты не писала, не звонила, не дала мне хоть как-то понять, что ты ещё появишься в моей жизни! Я покончила с тобой, я начала другую жизнь. Не надо, не врывайся в неё. Уезжай, где ты сейчас и что делаешь? Продолжай. В глазах Вилланель появился блеск, это слëзы, которые она театрально держит при себе, меняя тон. — Мы можем пообщаться? Прогуляться, и я хотя бы расскажу, что произошло? — Я не готова. Отказ заставляет эти слëзы появиться на краешках глаз, Ева терпит. — Я ожидала чего угодно, но не такой встречи, — шмыгает носом Вилланель, опуская глаза и рассматривая свои ботинки. — В жизни так обычно и бывает. Ты чего-то ждёшь, а оно только разочаровывает. — Хочу, чтобы ты знала, у меня не было выбора тогда, всё получилось так, как и должно было. Мне стоило многих усилий, чтобы сейчас быть свободной и стоять напротив тебя. У меня есть место и план, я могу увести вас. — О чём ты говоришь? Прекрати это, звучит безумно, ты безумна! — Скажешь, что разлюбила? Признаешься, что тебе нужен был роман только в лагере? Ты попользовалась мной? Нам не было с тобой хорошо? И все слова, сказанные вслух, были ложью? Ты говорила, что любишь! Время это убило? Подтверди хоть что-то из этого! — Мы друг другу ничего не обещали, верно? После лагеря всё могло закончиться так же, ты бы растворилась. Тогда я даже понимала это, но то, что ты сделала в тот последний день. Ты оставила меня в полной безысходности. Я только знала, что тебя арестовали, что ты попала в аварию, и всё! Всё! Понимаешь? Спустя месяц мне отдали твои вещи, никакой надежды на то, что я увижу тебя хоть когда-то. — Это несправедливо. Я знаю, я понимаю, обвиняй меня, ненавидь за это, но дай возможность сейчас быть рядом. Я даже не прошу изменить видение на тот момент. Всё так, как почувствовала и пережила ты. Но… Я тоже это пережила. И поверь, твои бессонные ночи и мысли обо мне, это мои бессонные ночи и мысли о тебе. — Ты перегружаешь меня, серьёзно, мне было вчера так плохо, словно я заново всё переживаю. Прости, мне хочется в парк, гулять с дочерью. Сделай что-то с цветами, у меня есть муж. И уходи, пожалуйста. — Я могу зайти за вещами позже? — Я не верю, что они нужны тебе, не ищи повод видеться со мной, не причиняй мне боль.***
Ева гуляет достаточно долго, держится подальше от таких же мам, она всё ещё не ассоциирует себя с ними. Ей удаётся подумать о том, чтобы было, если принять Вилланель обратно, если не отталкивать, если простить? Она не знает этого человека, чтобы начать с ним новую жизнь, она боится этого человека, не понимает, не доверяет? Всё ещё любит? Конечно, куда бы всему деться, это не вырезать из себя. Ева возвращается к дому, вазонов нет, но все цветы выложены по подъездной дороге и лестнице, невозможно обойти, невозможно не на наступить, чтобы пробраться к двери. В этот момент Ева так злится на Вилланель, что идёт по ним, с малышкой на руках, оставив коляску за калиткой. Стебли хрустят, а бутоны опадают, она доходит до двери, в которой торчит записка.Будешь так же топтать мои чувства?
Ева комкает записку и прячет в карман. Покормив и уложив ребёнка спать, Еве приходится выйти на улицу и очистить всё от цветов, она видела, как соседи таращились в окна, как прохожие проявляли интерес к происходящему, это вымотало, будь Вилланель сейчас здесь, получила бы! Одна роза всё же попала в дом, Ева поставила её в высокую вазу на своей кухне, и бережно коснулась лепестков, будто извиняясь за все остальные цветы. Вечером, за ужином, Нико рассказывает о своём рабочем дне, что крайне скучно, но Ева хочет зацепиться хоть за что-то, и даже задаёт вопросы. Малышка лежит в шезлонге прямо на столе, участвует в беседе, издавая урчащие звуки и дёргая ногами. Звонок в дверь нарушил семейную идиллию, и Еву прошиб озноб от осознания того, кто это может быть. Малышка заплакала, ей требовалось всё внимание Евы, и Нико ушёл открывать. Это действительно страшный момент, пугающий и такой сюрреалистичный, что Ева прикрывает глаза на несколько секунд. Нико привёл на кухню Вилланель, торжественно представляя гостя. Он тут же вспоминает какие-то моменты из лагеря, на что Вилланель только кивает. — Твои вещи из лагеря у нас и в полном порядке, ты ведь за ними заехала? — интересуется Нико. — Я тут проездом, решила навестить, — врёт она, а Еве приходится встать и натянуть улыбку. — Хорошо, что вспомнила о нас, — обнимая одной рукой и поглаживая спину, тончайшую рубашку, под которой ничего, другой рукой, Ева сжала тонкое запястье, зажав между телами. Взгляд Евы говорил обо всём, что она чувствует сейчас, но Вилланель настолько наглая и упрямая, что соглашается на ужин, который Нико предлагает за спиной. — Не могу не заметить, что вас теперь трое, — обращается Вилланель к Нико. — Да, то лето стало для нас особенным. — Правда? — щурится Вилланель, рассматривая Еву. — Я сломал ногу, и в качестве компенсации получил ребёнка, — смеётся Нико и приносит приборы. — Да, забавно. Как назвали? — Вивиан, Ева любит называть её просто Ви. В этот момент Еве хотелось ударить Нико чем-то тяжёлым, жар пополз с груди на щёки, и ей пришлось перевести тему. — А у тебя что нового? Ты так неожиданно пропала тогда. Семья? Дети? — Я одна, но крайне неравнодушна к одному человеку, если он ответит взаимностью, у меня будет ребёнок, и семья. Всё это, — обвела взглядом кухню Вилланель и остановилась на розе, её брови приподнялись, и улыбка превратилась в хитрую ухмылку. — Держи, у нас всё скромно, но вкусно, Ева отлично готовит, — поставив тарелку перед Вилланель, Нико сел в центр стола. — Я так понимаю, этим летом вы в лагере не были? — Я ездил на пару недель. Там почти ничего не изменилось, это по-прежнему идеальное место для детей. — Я бы съездила туда, просто, посмотреть на всё спустя время. — Это не так далеко. — Ностальгия? Тебе же там не нравилось? Ты откровенно ненавидела это место, — напомнила Ева. — Да, но как это обычно бывает, сначала всё не нравится, а потом не можешь расстаться. — Что насчёт бутылочки вина? Откроем за встречу, сейчас принесу, — Нико встал из-за стола, и Ева тут же накинулась. — Ну ты и сволочь, Вилланель, явиться сюда, когда он дома… — Ты ещё злишься за цветы? — Мне пришлось их убирать! — Давай ему скажем? — Что скажем? — Что было в лагере, что между нами. — Не смей, слышишь? Нико вернулся, довольный тем, что нашёл поистине ценный экземпляр, два бокала звякнули в его руке. — Мне немного, я не увлекаюсь алкоголем. — Понял. — А Ева? — спросила Вилланель. — Она кормит грудью, и воздерживается от алкоголя. — Ох, я слышала, для младенцев очень важно именно грудное вскармливание, — взгляд упал на совсем другие формы Евы, без пальто, в домашней одежде, обзор был куда лучше. — Думаю, я покажу Вилланель где уборная, последи за малышкой. Ева поднялась, и повела Вилланель за собой. Когда они вошли в тесную ванную комнату, из неё будто выкачали весь воздух, остался только аромат духов Вилланель, пропитывающий всё. — Я ума не приложу, что ты творишь, играть вздумала? — Вивиан? Серьёзно? — Это мой ребёнок, называю как хочу. Вилланель оперлась об умывальник, нараспев назвав три имени, смакуя то, как они слышатся вместе. — Дам тебе совет, — начала Ева. — Обожаю непрошенные советы. — Уходи, сейчас, и всё забудем, я не буду злиться, но, если ты останешься и продолжишь эту игру, если намеренно испортишь мою жизнь, я не прощу. — Ева, я кое-что хотела сделать. Вилланель разворачивается и опускается на колени, Ева в растерянности, а та смотрит теперь снизу-вверх. — Прости. Прими мои извинения, за всё то, что тебе пришлось пережить без меня. — Встань. — Я с самого начала знала, что недостойна твоей любви, ты слишком светлая. Я так ждала нашей встречи, возможности продолжить. Увидев тебя вновь, я не могу сдерживаться. Не злись, я не сделаю плохо твоей семье, я ничего не скажу без твоего разрешения. Но я бы могла объяснить ему, как люблю тебя, как хочу забрать тебя себе. — Вилланель, прекрати нести всю эту хрень и встань с колен! Вилланель на удивление слушается, но поднимаясь, она обнимает и прижимает Еву к себе, их губы так близки друг к другу, от поцелуя отделяет один порыв. — Когда он сказал о твоей груди, я хотела на него наброситься. Он ближе к тебе, чем я, и это меня выводит. Это я хочу знать всё о тебе. Руки Вилланель поползли по рубашке вверх, настигли грудь и тяжёлый выдох Евы, дал надежду. — Только не… Ева не успевает договорить, Вилланель мягко сжимает новые формы в своих ладонях и молоко пропитывает лиф с рубашкой, образовав два влажных круга. — Вот, чëрт! — ругнулась Ева, выворачиваясь из объятий. — Ах вот как это работает, — Вилланель обнимает сзади, когда Ева рассматривает себя в зеркале решая, нужно ли переодеваться, затирая влажные круги салфеткой. — Это иногда и без нажатия происходит. Сплошные неудобства, и мне теперь нужно переодеваться! — Давай я тебя переодену, — сладко, шепчет Вилланель, прижимаясь к бёдрам, обнимая и вдыхая запах волос. Ева обожает этот дразнящий тон, доводящий до дрожи колен, пальцы Вилланель уже расстёгивают пуговицы на рубашке, одну за другой. — Прекрати, — борется Ева, сталкиваясь с её пальцами. — Между нами не стало меньше страсти и любви. Ты хочешь меня, Ева, твоя рубашка продолжает мокнуть и мне бы хотелось знать, так же влажно сейчас между твоих ног? Позволь мне тобой завладеть, я подарю тебе лучшую жизнь. Ты не простишь себя, если откажешься. Что тебе останется? Нелюбимый муж, и дочь, в которой ты видишь меня? — Я не буду растить из неё тебя! — Я могла бы сейчас спросить, что во мне плохого, и мы бы долго смеялись. Послушай, Ева, этот ребёнок плод нашей любви, и его вброса семени, она наша. — Ты такая… Пора возвращаться, пусти. — Отпускаю, ненадолго. Вилланель даёт себе возможность остыть, выходит следом, заметив приоткрытую дверь в спальню. Ева стоит спиной, её рубашка слетает с плеч, затем спортивный лиф, от которого красные полосы на лопатках и под ними, Вилланель хочет облизать эти места, внутри всё ноет, но она сдерживает себя от нападения на Еву. Вилланель спускается чуть раньше. — Вы долго, — отмечает Нико, играясь с ребёнком. — У Евы молочная авария, сейчас спустится. — Я не перестаю удивляться, всё это магия какая-то. Всё происходящее с её телом, и Вивиан. — Как прошли роды? — Честно? Ева хотела убить меня за муки, что ей пришлось пережить, но ровно до момента, когда на неё положили нашу дочь. Это определённо самый счастливый момент в её жизни. — Ты был рядом? В процессе? Держал её за руку? — Она была против, чтобы я присутствовал, думаю, я бы упал там в обморок и стал для всех проблемой. — Да, увидеть такое, фух, — Вилланель расширила глаза и отпила вино, — Говорят, это может пагубно сказаться на влечение. — Да, мне тоже говорили, но я бы этого не боялся. Что ж, пришлось уважать желание Евы, чтобы я не участвовал в процессе, думаю, так ей было спокойнее. — И с вашим влечение всё в порядке, — заключила Вилланель, всматриваясь в реакцию Нико. — Мы ещё не проверяли. — Что? Вы так долго воздерживайтесь? Вивиан уже четыре месяца! — Почти пять... Ева говорит, что не готова, мы просто можем обниматься перед сном, я готов ждать, пусть восстановится. — Странно, её гормоны должны бушевать, вам следует поговорить об этом. — Спасибо за совет, — улыбнулся Нико. — Не слушай её советы, — вмешалась Ева, — О чём говорили? — О тебе, — приподнял плечи Нико. Вилланель с трудом вытерпела этот его взгляд на неё, какой же этот сукин сын счастливый, раз может так смотреть, протянуть руку к ней и погладить по плечу. Они вместе посмотрели на своего ребёнка, с любовью и трепетом, Вилланель стало не по себе. — Могу я подержать её? — ответ мог бы быть любой, Вилланель уже поднялась и протянула руки к ребёнку. — Да, конечно! — разрешил Нико. — Она так спокойно лежала, — с нотками досады, растянула Ева. — На моих руках ей тоже будет спокойно, правда, мини Ви? Все маленькие крохи любят торчать на руках. Ева, помоги мне, как правильно держать? Ева поднялась, и сама достала малышку, перекладывая в руки Вилланель. — Нужно чтобы головка находилась в локтевом изгибе твоей руки, а вторая рука придерживала спинку и попу. Малышка словно пребывает в уютной колыбели, поэтому чувствует себя комфортно. Можешь слегка покачивать её, смотри, как она тебя изучает. — Словно хочет закатить истерику. — Нет, всё будет хорошо, мама же рядом. — Тебе очень идёт, — вмешался Нико. — Да? Тогда, одолжишь поносить? — Боюсь, ты её вернёшь, как только она запоёт или наделает в подгузник. — Выходит, мне и Еву надо одолжить, чтобы она с этим помогла? — Вилланель широко улыбается, всё это вроде как шутка, и Нико смеётся, но Ева понимает, насколько Вилланель не шутит. — Ребёнок – это сложно, — напоминает Ева им двоим. — Я могла бы научиться, — произносит Вилланель, приподнимая Вивиан на своих руках, чтобы втянуть запах молочного младенца. — Не подсаживайся на этот запах, он как наркотик. — Так необычно, что-то крохотное и живое, горячее, пульсирующее, и оно было в тебе, — глаза Вилланель сверкают, как звёзды на небе, Ева сглатывает, — Что она делает? Ева улыбнулась, малышка искала грудь, открывая маленький ротик, и елозя на руках. — Хочет есть. — Возвращаю её тебе. — Хорошо, мы поднимемся наверх, я её покормлю и искупаю перед сном, спасибо, что зашла к нам, Вилланель. — Да, приятный вечер, поднимусь с тобой, забрать вещи, не против? — обернувшись к Нико, спросила Вилланель. — Да, конечно, я пока приберусь на кухне, к тому же, вам, наверное, нужно посекретничать. Ева взяла со стола соску и маленькое одеяло нежно-голубого цвета с зайчиками, направляясь наверх. — Ты не уйдёшь просто так? Чего ты хочешь? — ещё на лестнице, спросила Ева. — Тебя. И я могу себе представить, как хочешь ты, ведь Нико сказал, что ваша половая жизнь стоит на паузе. — Ты что, говорила об этом с моим мужем? — Он сам охотно поделился этим досадным фактом. Ты не хочешь своего мужа? Ева включает свет в спальне, приоткрывает дверь в гардеробную и демонстрирует Вилланель полку. — На ней все твои вещи из лагеря, я не хотела, чтобы они хранились в сумке, не хотелось заталкивать её куда-то и знать о ней. Поэтому, они лежат тут, будто мои. — Признай, Ева, я никуда не уходила из твоей жизни, мои вещи на самом видном месте, и ты, трогаешь их? Когда они перестали пахнуть мной? — Очень быстро, к сожалению. — Во что я могу их сложить? А может, следует оставить всё тебе? — Забери, пожалуйста, сумка наверху, — Ева отвечает раздражённо, Вивиан достаточно громко напоминает о своём голоде. — Какая требовательная, — смеётся Вилланель, потянувшись за сумкой. Стоило ей начать укладывать вещи, как взор переместился в центр комнаты, где Ева, села на край кровати, и дала ребёнку необходимое. В комнате воцарилась тишина, и Вилланель, опираясь рукой на косяк, положила на неё свой лоб, наблюдая за происходящим. Ева увидела это и заметно смутилась, поправляя малышку так, чтобы была видна только верхушка груди. — Ты укладываешь вещи, или как? — И пропустить такое? Вилланель ощущает свои тяжёлые шаги, и крайнее возбуждение. Её словно посвящают во что-то тайное, недоступное, слишком интимное. Она опускается в кресло и расстёгивает брюки на себе. Ева в недоумении смотрит на то, как та запускает руку в своё бельё и откидывается на спинку кресла. — Оголи вторую грудь. — Я не стану, прекрати это делать. — Мне подойти? Сделай это, Ева, для нас. Ева расстёгивает рубашку до конца и стаскивает чашечку лифа с груди, наблюдая за тем, как Вилланель самоудовлетворяет себя, прикусив кончик языка. Ева давно не была так возбуждена, и, хотя считает, что подобное крайне неуместно, не может отказать в этом Вилланель. Она хочет видеть желание и одержимость, хочет смотреть на эти румяные щёки и на то, как волнительно вздымается грудь, как тёмные глаза жадно впитывают в себя то, что видят, как бугор в области ширинки двигается, а светлые пряди волос выбились из пучка на голове. Её любимые родинки всё ещё украшают это красивое лицо, её ночные фантазии об этих губах, всё ещё влажные и чувствительные на вид. Вилланель чувствует, как внутри неё всё сокращается и бьётся толчками. Ева смотрит на неё и не останавливает. Она знает, что волны всегда будут ползти по песку, рыхлому и неустойчивому, чем является её жизнь, в сторону Евы, но тьма как отлив, будет забирать обратно. Она долго думала, стоит ли затаскивать в это Еву, её может перемолотить волнами, один раз её уже выбросило на берег. Так хочется разжиться ещё одной попыткой. Пока она лишь издалека может ласкать себя, наблюдая за таинством, разбавляя это пошлостью второй оголённой груди. Они стали больше, соски крупнее, Вилланель особенно зацикливается на этой мысли, ускоряясь, и оргазм накрывает её с такой силой, что приходится ухватится свободной рукой за ручку кресла. Удовлетворённо откинув голову, она успокаивает себя между ног плавными, круговыми движениями. — Что ты делаешь со мной, Ева… Для Евы это всё как представление, демонстрация желания, никакого контроля, сплошное хочу и дай. Власть и наглость, чем Вилланель, несомненно, обладает, начинает брать на себя контроль над происходящим. Вот она уже на семейном ужине, и в их с мужем спальне, она держит их ребёнка, она удовлетворяет себя, она встаёт, и подходит, вкладывая в рот Евы свои пальцы. Ева несмело проводит по ним языком. Вспоминая этот вкус, старается ухватиться, обсосать, но Вилланель убирает пальцы, и садится рядом. Её горячая ладонь ложится на бедро, и следует к центру. — Можно? — Нет, — взволнованно, сглатывает Ева. — Почему? Я сделаю тебе так же приятно. — Я кормлю ребёнка. — Я подожду, сколько? — Ты должна уйти. — Прогоняешь меня, потому что я грех? Искушение? — Не здесь, это мой дом. — Хорошо, поехали завтра в лагерь? Я всё устрою. — В лагерь? Сейчас не сезон, холодно, там никого нет. — Каролин сдаёт его под любые мероприятия. Я заходила на сайт. — И что у тебя за мероприятие? Отвести меня туда, и трахнуть? — Хочу вернуться туда, где всё началось и закончилось, чтобы начать вновь. — Этого должны хотеть мы обе. — Я хочу, а ты? — Забери свои вещи, Вилланель. — Заберу, и уйду, но подари мне ещё пять минут. Вилланель опускается на пол, и кладёт свою голову на колени Евы. Ева никогда не была столь наполнена и счастлива как сейчас, придерживая одной рукой Вивиан, а другой, поглаживая волосы Вилланель.