Лагерь

      В лоб упирается сначала прохладный капсюль пули, затем острый кончик. Вилланель сидит в задумчивости, на семнадцатом этаже «позора Парижа» Башня Монпарнас — единственное здание выше 150 метров в Париже и горожане прозвали его именно так. Есть шутка, что самый красивый вид на столицу Франции открывается именно с башни Монпарнас и всё потому, что при таком ракурсе небоскреб просто не виден. Перед тем как направить прицел в сторону балкона дома напротив, в место, куда неизменно каждое утро цель выходит с чашечкой кофе и сигаретой, Вилланель оценила красоту Парижа. Здесь не хватало Евы, Вилланель часто думала о ней при выполнении заданий, может, она могла бы размять её затекшую шею, принести воды или разбавить ожидание приятным разговором? Подбодрить перед выстрелом? Порадоваться за результат? Что за бред? Но Вилланель не мешает об этом мечтать. С начала года она убила четверых, странные смерти, отражали то, что Вилланель ощущала, пока была в лагере. Вспоминая бассейн, в котором без присмотра мог утонуть Томас, тот мальчик, что странно привязался к ней, она вколола паралитик своей цели прямо возле бассейна и столкнула его в воду. Запомнив высоту, победив Ганн, Вилланель скинула вторую цель из окна его собственного офиса. Третьего она убила температурой в сауне, замкнув дверь, вспоминая Хелен, и всех остальных в сауне у озера. Четвертый умер от удушья, вспоминая как Каролин поедала сыр, она забила его рот и ноздри. Это было весело, для начала года, но веселье оборвалось банальным заказом со снайперской винтовкой. Она провела здесь всё утро, но цель так и не вышла на балкон, что-то в его расписании сместилось, и теперь, следовало ожидать позднего вечера, когда он, выйдет попрощаться с днём и стрессом, но уже с бокалом алкоголя, вместо кофе. Вилланель порядком надоело сидеть весь день у окна, её желудок крутило от голода, а голова болела от напряжения, ей следовало задуматься о ребёнка внутри себя, чего хочет он, и тут, звонок. Это была Ева.       — Привет, не совсем удобно говорить, — напряжённым голосом, выдала Вилланель вперёд, закрыв глаза на пару секунд и вновь всматриваясь в прицел, обычно она не отвечала во время работы.       — Привет, ох, прости, но у меня проблема, точнее, я не знаю, что делать. Вивиан, с ней что-то не так.       — В каком смысле?       — Она была вялой весь день. У неё температура и она не прекращает плакать.       — Спроси у Инес, что ей дать, я вызову врача. Это зубы?       — Не похоже, она не тянет руки в рот, я не знаю, когда ты вернёшься?       — Ева, ты знаешь, завтра. Слушай, дети болеют, это нормально.       — Я измотана, и напугана, такого ещё не было.       — Инес в доме?       — Она уехала.       — Я позвоню и верну её.       — Нет, я сама, ладно, я пойду, ощущение, что она сейчас лопнет от плача.       — Держись. Люблю вас.       Вилланель отложила телефон, ощутив, как её подташнивает, волнение – это не хорошо. Теперь время ещё сильнее тянется, Вилланель одним глазом смотрит вылеты сегодня, если бросить всё в течении часа, она успеет в аэропорт. Два с половиной часа в воздухе, и на всё остальное, где-то через семь часов она может быть дома, под утро, чтобы заменить Еву в детской. Теперь она ни о чём не может думать, как только о возможности уехать, на телефон поступает новый вызов от Евы.       — Да, ну как вы?       — Мы едем в больницу, температура поднялась ещё больше, она начала чесаться. Если это какая-то аллергия, я не знаю, что с ней…       — Я вылетаю, хорошо?       — А работа?       Вилланель отложила тяжёлую снайперскую винтовку на пол, разогнув спину.       — Я всё равно не могу больше ни о чём думать кроме вас, я лечу.       Ева пытается держаться, но больница, посторонние люди и непонятный ей язык, это самый высокий уровень стресса. Инес рядом, она переводит, что может. Их достаточно долго не принимают, и Ева думает о том, что Вилланель бы всех уже здесь расстреляла. Вооружившись этой мыслью, она тоже устроила скандал, не заботясь о том, что её, возможно, здесь никто не понимает, так они гораздо быстрее оказались на осмотре. Вивиан устала плакать и подозрительно затихла, она тяжело дышала, чем пугала ещё сильнее, её осмотрели и взяли анализы, предварительно поставив диагноз ветряная оспа. Из-за сильной температуры их решено было госпитализировать, и Ева попала в небольшую палату. К ним пришел новый врач, англоговорящий, Ева с облегчением вздохнула, завалив его вопросами, но он успокоил и заставил присесть.       — С вашей крохой всё будет хорошо. Скажите мне, вы болели в детстве ветряной оспой?       — Да.       — Вот, видите, ничего страшного не случилось, раз в жизни каждый переносит эту болезнь, кто-то сложно, кто-то легко или вообще без симптомов. Первые признаки – это симптомы интоксикации, которые возникают за 1-2 дня до появления сыпи. Поднимается температура тела, появляются слабость, головная и мышечная боль. Может даже тошнить. В продромальном периоде для улучшения самочувствия назначим жаропонижающие препараты. Если температура не превышает 38 градусов, то сбивать её не нужно, так как такое повышение температуры – это естественная реакция, показывающая, что организм борется с вирусом. Но сейчас дадим ей лекарство. Вы кормите её грудью?       — Да, ещё да.       — Можете прикладывать её, магия материнства поможет с неприятными симптомами. Сейчас она заснула, похоже, устала петь, но у вас впереди точно бессонная ночь. Оставим вас здесь, хорошо? Но если вам будет комфортно вернуться домой, я могу выписать дальнейшее лечение, как появиться сыпь, нужен будет определённый уход.       — Мы останемся. Ещё ни разу так сильно не болели, и я переживаю. Даже зубы не поднимали такую сильную температуру.       — Я дежурю всю ночь, вы можете позвать меня в любой момент. С вами останется ваша мама?       — О, я не мама, их няня. Могу остаться, Ева, как ты на это смотришь?       — Вам следует поехать домой и отдохнуть, мы тут под присмотром и Вилланель уже вылетела. Спасибо большое, что была с нами. На тебя всегда можно положиться.       — Крошки мои, буду переживать за вас, напиши мне утром. Спокойной вам ночи.       К сожалению, ночь даже рядом не была спокойной, Вивиан не пила, не ела, температура спала, на коже начали появляться покраснения, вместе с врачом они всё помазали, насколько дала Вивиан, и Ева долго пыталась её укачать. Где-то под утро в коридоре стал слышен скандал, много Испанского, Ева отошла от кроватки, предполагая, что такое может устроить только Вилланель.       — Ну, вот! Вот же! Моя жена! Мой ребёнок болен, а вы выдумывайте правила! Пропустите!       — Вилланель, Боже, не кричи, тут же все спят ещё, иди ко мне.       Толкнув охранника, Вилланель крепко обняла Еву.       — Как она? Я хочу её видеть!       — Она заснула, температура спала. Это ветряная оспа.       — Вам дали лучшую палату?       — Это не имеет значения. Скажи, ты болела в детстве?       — Не помню, а что?       — Вилланель, тогда, тебе нельзя к ней. Если ты не болела, то можешь заразиться, ты в положении, тебе нельзя, могут быть осложнения.       — Ева… — Вилланель думает, позади них все расходятся, — Я что-то такое помню, это когда тебя мажут зелёнкой, ты весь такой в точечку. Маленькие пузыри на коже, да?       — Да.       — У меня была. Была! Всё, идём.       Ева немного плачет, прежде чем заснуть. Она смотрит на то, как Вилланель стоит на коленях перед больничной колыбелью, гладит Вивиан, она прилетела, она всё бросила, чтобы быть здесь. Ева так любит её.       Ева просыпается утром от странного движения.       — Что происходит?       — Мы похищаем молочко, — тихо, прошептала Вилланель, прикладывая Вивиан к груди.       — Ах вы похитители, — улыбнулась слабо Ева, ощущая, как ребёнок стал посасывать грудь.       Вилланель глаз с них не сводила, она так и не уснула, каждый раз покачивая Вивиан как она проснётся и не позволяя ей чесаться, она прочла в интернете всё что только можно об этой болезни и может справиться с ней без любого врача.       — Я заберу вас домой после утреннего обхода. Мы сами о ней позаботимся, — сказала Вилланель, поглаживая сонное лицо Евы.       — Да, мы хотим домой.       У Вилланель вибрирует телефон, она видит, что это Константин и сбрасывает, но этот старик настойчив, и ей приходится выйти из палаты, чтобы ответить.       — Да!       — У тебя минута.       — Мне нужно было уехать, кое-что случилось и это важнее цели. Я вернусь и сделаю это позже.       — Позже! — разразился Константин, — Ты в своём уме? Думаешь, это может подождать? Была бы рядом, я бы тебя пришиб! Срочно вернись на исходную точку.       — Я не в Париже.       — Да ты издеваешься надо мной? Как мне это объяснить им?       — Я смогу прилететь через пару дней.       — Ты условия мне ставишь? У тебя большие неприятности, Вилланель, — выплюнув это, он отключился.       Вилланель могла бы беспокоиться об этом, но стоило ей вернуться в палату, услышать плач, она тут же поняла, где должна быть. Константин обучал замену, вот пусть и отправит её.       Ева спросила о работе лишь раз, по пути домой, и Вилланель отмахнулась, сказав, что всё уладит позже. Дома их ждала Инес, приготовив обед, она прибралась и готова была взять Вивиан на себя, но Вилланель наоборот, отпустила её домой, заказав такси, так они остались дома втроём. Ева почти не была занята, всё на себя взяла Вилланель, она не отпускала малышку с рук, следила за её температурой, за каждым высыпанием, всё мазала, обводила, давала бутылочку и отвлекала играми. Ева была рядом, казалось невозможным, но они сблизились ещё сильнее. Всё, что их волновало, это состояние их ребёнка, но Ева не забывала, в отличие от Вилланель, о втором ребёнке. Поэтому настаивала, чтобы Вилланель не носила так долго на руках Вивиан, не забывала пить и есть, не переутомлялась. Каким-то чудом, это маленькое, плаксивое дитя заснуло, и Вилланель тихо прикрыла дверь детской, взяв радио няню.       — Я думала, будет хуже, — призналась она, притягивая к себе Еву.       — С тобой она сдержаннее, как будто меньше показывает свои эмоции, на моих руках она всегда кричит в полную силу.       Вилланель задумалась, неужели дочь копирует её поведение, как это могло передаться ей? Рядом с ними, Вилланель всегда мягче, нежнее, как будто договорилась сама с собой скрывать от них правду, кто она есть на самом деле. Нет, в случае Вивиан что-то другое, возможно, с Евой её связь более трепетная, ей она хочет рассказать о своём состоянии.       Освободившись, они тут же побежали в душ, не сговариваясь, в разные, а после, Вилланель заварила чай, и ждала Еву на кухне.       — Вот бы она поспала подольше, — протянула Ева, вплывая на кухню.       — Я её утомила, целый день играть. Присядь, у меня тут чай, с лимоном, и карамелькой, как ты любишь.       — Я хотела сказать весь день, что не справилась бы без тебя. Мы отличные родители, вместе.       — Согласна, — кивает Вилланель, пододвигая чай к Еве.       — Что нового в Париже?       — Он всё так же прекрасен, местами. Мне бы хотелось побывать там не по работе, а с тобой.       — Мне бы хотелось быть с тобой дома.       — Знаешь, я правда хочу бросить работу, пусть они нуждаются во мне, но я больше не хочу. Вчера, ответив тебе, я поняла, что расстояние враг для нас. Могло случиться что-то серьёзнее, а я за тысячу миль! Так быть не должно. Я собираюсь поехать обратно, и поговорить о том, чтобы меня отпустили.       — Скажи им о своём положении, они же не знают?       — Вряд ли такие люди чего-то не знают, Ева, — сказала задумчиво Вилланель.       Повисла тишина, которую Ева разбавила прихлёбыванием горячего чая и стуком карамели о зубы. Солнце уже село, и мягкий, искусственный свет, наполнил их дом. Вилланель забавно ела желейных медведей, сначала, отгрызала им голову, потом закидывала в рот остальное.       — Кое-чего они точно не знают, — загадочно, начала Ева, сполоснуть кружку и вернувшись к столу, чтобы обнять Вилланель сзади.       — О, и чего же?       — Как ты стонешь, когда мой язык исследует твоё тело.       Вилланель подумала о прослушке, но в их доме её точно нет, она проверяла, возможно, они могут прослушивать её через телефон, но в таком случае, они бы давно знали, как ей плевать на работу, и не плевать на оргазмы жены. Тёплые ладони Евы оказываются на животе, и Вилланель выпрямляется, напрягаясь, как же она любит напоминать о ребёнке. Возможно, она задушит вниманием, как только мышцы живота начнут исчезать.       — Тебе не нравится?       — Я ещё не знаю, это странно.       — Знаю, куда привычнее, когда я, делаю так, — руки поднялись выше и сжали плотную, налитую грудь.       Вилланель не передать Еве, как всё в ней пульсирует сразу за гранью сенсорного восприятия. Она не хочет прелюдии, её движения резкие, контролирующие. То, как она встала, взяла Еву и подвела к стене, как спустила с себя шорты и надавила на её плечи, как губы с дрожью приказали:       — Вылижи меня.       Ева меняется в цвете лица, ей неловко оказаться на коленях на своей кухне, но это стирается из её взгляда, потому что она возбуждена и в тайне не против подчиняться. Несмело, но всё начало происходить. Ева целует холм Венеры, а затем, её зубы начинают его покусывать, руки поглаживают бёдра, глаза ещё открыты. Вилланель теряет силу в ногах, это приятно, она сползает немного по стене, но намерена смотреть. Ей доставляет удовольствие лицо Евы, когда она этим занята, оно прекрасно. Её язык подвижен и послушен, если Вилланель хочет на нём елозить, она будет! Губы – влажные и мягкие подушечки, что смыкаются и целуют так часто, что сердце хочет выпрыгнуть из груди. Вилланель вскользь думает о том, что в будущем из-за живота она не сможет наблюдать за этим развратным актом любви Евы к кунилингусу. Останутся ощущения, которых, впрочем, предостаточно. Всё, чему научилась Ева, способно довести до быстрой разрядки, но, не в этот раз. Радио няня взорвалась плачем Вивиан, и всё, что томилось в Вилланель, пришлось поставить на паузу. Ева, раскрасневшаяся и жаркая, поднялась с колен, наспех вытирая губы. Вилланель раздосадовано выдохнула, им не хватило минут десять.       Ева достаёт мокрую Вивиан из кроватки, покачивает, пытаясь успокоить и идёт за градусником. Она не находит его в детской и вспоминает, что он в гостиной. Вивиан теперь не плачет, а странно всхлипывает, растирая свой лоб о футболку Евы. Уже издалека Ева увидела, чем занята Вилланель, кажется, она решила не ставить процесс на паузу, а просто продолжила, и судя по её виду, весьма неплохо.       Позже, Вилланель заходит в спальню, где Ева, на её стороне кровати, расстелила пелёнку для Вивиан, которая лежит голышом, прижавшись к груди Евы, посасывая молоко как-то нервно, каждый раз дёргая то рукой, то ногой.       — Как она?       Ева не отвечает на вопрос Вилланель.       — А мне куда лечь?       Ева берёт подушку и кидает в неё, та хмурит брови в недоумении.       — Что я сделала не так? Следовало подняться с тобой?       Ева ещё не знает, просто, не была в такой ситуации, но Вилланель не Нико, она не пойдёт вниз, спать на диване и думать, за что её наказывают. Вилланель не кидает подушку обратно только из-за Вивиан, но, она подходит к кровати, со стороны Евы и требует объяснений не только взглядом, но и движением. Это лёгкое движение по волосам, сразу стало напряжённым, Ева могла ощутить, как по мере молчания, Вилланель начинает потягивать за волосы всё сильнее.       — Ты хочешь сделать мне больно?       — Ты хочешь этого, Ева?       — Перестань.       — Я только глажу тебя.       — Это не так.       — Ты обиделась, что я кончила без тебя?       — Вообще-то, да.       — Извини.       — Когда ты делаешь это без меня, мне кажется, что я не особо нужна, как будто ты знаешь лучше, чего тебе хочется, и ты делаешь это для себя.       — Ева, как ты можешь думать так? Это глупо, прекрати. Ты сильно возбудила меня, я готова была кончить, и тут плач, я хотела потерпеть, но не смогла. Я виновата. Хочешь, чтобы я пошла спать вниз?       — Да, если можно.       — Я тебя пугаю?       — Да.       — Я бы тебе не навредила, — шепчет Вилланель на ухо, склонившись, и облизнув его, — Пойду спать в игровую. Приходи, если захочешь.       Ева долго лежала, обдумывая случившееся, почему она напугалась? Почему от Вилланель исходила такая жуткая энергия? Она сказала, что не навредила бы, значит, думала об этом? Вивиан перестала крутиться, и почти выпустила сосок, её крохотное дитя так мучается, она целует горячий лоб, заворачивает в пеленку и относит в детскую. Вилланель не могла заснуть, рассматривая потолок, она принесла сюда светильник, и сейчас он проецировал космонавтов и звёзды. Ей казалось, что она наладила их сексуальную жизнь, не требовала слишком много, в тайне удовлетворяла себя ещё, особенно в поездках. Она считала это действие безвредным, оказалось, Еву это может сильно задеть.       — Привет.       Вилланель резко поднялась на мягкой, пружинистой кровати, в дверном проёме стояла Ева, и не одна.       — Это наказание или награда? — прищурилась Вилланель.       — Компенсация.       Вилланель начала раздеваться, и когда Ева подошла к кровати, уже была обнажена. Ева уложила Вилланель на живот и потянула к краю, в итоге, её ноги оказались на полу. Кинув на кровать смазку, она мягко шлёпнула Вилланель.       — А это зачем? — спросила она, жарким шёпотом, потому что Ева уже встала на колени позади неё, — Я поняла, — взрываясь от ощущений, тут же добавила она, когда Ева лизнула чуть ниже копчика и сжала обе ягодицы в ладонях, раздвигая их.

***

      Вилланель старалась не думать о последствиях отказа выполнять заказ. У неё были куплены билеты, и она смотрела в свой смартфон слишком часто, на дату и время, такое не подходящее, что ей придётся покинуть семью ранним утром, когда их личики будут сонными, а впереди будет завтрак, но уже без неё. Она выместила своё недовольство изнурив себя бегом, она два дня подряд вставала рано, чтобы успеть закончить игровой комплекс, будто она может больше не вернуться из Парижа. Она чувствовала что-то надвигающееся, медленно и опасно, как лава из вулкана. Как только Вивиан просыпалась, Вилланель была рядом, температура больше не поднималась, но следить, чтобы она не расчёсывала высыпания нужно было постоянно. Ева что-то подозревала, являясь крайне проницательным и тонко чувствующим настроение человеком, она видела напряжение, некий шлейф опасности, что следует за Вилланель. Она могла понять это по поведению, и по глазам, этот вечно прячущийся взгляд, сожаление, страх. После презентации готовой площадки, по которой Вивиан успела немного поползать под пристальным контролем, они уложили её спать, и Вилланель оказалась зажата в собственном доме. Колено Евы поднималось между её ног, а руки держали свободный ворот рубашки, смотрела она прямо в глаза, пытаясь вызвать душу на разговор.       — Что будет в Париже? Тебя лишат работы?       — Это был бы самый лучший подарок в моей жизни после вас.       — Ты можешь и дальше хранить свои секреты, но я вижу, что в этот раз что-то не так.       — Я зря думала, что могу поступать так, как мне вздумается. Со мной поговорят, а я этого не хочу. Я напряжена, потому что впервые попала в такую ситуацию.       — Из-за того, что вернулась к семье раньше? Из-за того, что твой ребёнок заболел? Они должны понимать!       — Это не те люди, что войдут в положение.       — Мне не нравится вся эта опасная хрень! Ты моя жена, и нужна мне дома!       — Тебе ведь нравится здесь жить? В комфорте, и со всем, что только пожелаешь?       — Я никогда не просила тебя об этом. Если бы мы остались в Лондоне, снимали бы маленькую квартирку и зарабатывали деньги как могли, я была бы так же счастлива.       — Тебе так кажется. Хорошо, ты была бы счастлива, а я нет. Я хочу, чтобы у нас было всё.       — У нас всё есть, ты можешь остановиться.       — Я пытаюсь.       — Как мне помочь тебе?       — Не давить коленом? Я думаю о сексе, пока ты меня отчитываешь.       — Стараюсь понять, что происходит.       — Ты будто живёшь с чудовищем, и хочешь знать, насколько острые у меня клыки, прекрати, не нужно.       Ева не сдерживает порыв, целуя жестокие губы, что говорят такие вещи. Опустив руку, она сжимает Вилланель между ног, та выпускает стон в их поцелуй, и Ева проводит языком по зубам. Никаких клыков – убеждается она. Вилланель сжимает мягкую грудь, от чего Ева шипит, отпрянув, чтобы проследить за этим, но её не отпускают, на нижней губе сомкнулись зубы, возможно, сейчас она ощутила эти клыки, и она прекрасно знает, что они могут сделать. Прильнув обратно, она заводится ещё сильнее, Вилланель посасывает её губу, похлопывая по ягодицам, пока не запускает обе ладони под лёгкое платье. Ева обожает, когда Вилланель её щупает и хватает, в этом столько страсти и желания.       — Забирайся на комод.       Ева следует указанию, сев сбоку, Вилланель подняла её ноги, и слегка задрала платье, Ева положила свою ступню на крепкое плечо Вилланель и надавила, улыбаясь. Трусики слетели с неё за пару секунд, после чего Вилланель оставила поцелуй на щиколотке и уложила обе ноги себе на плечи, опускаясь всё ниже, покусывая и облизывая. Ева откинулась назад, выдыхая. Похоже, Вилланель решила довести её до оргазма измеримого по шкале Рихтера, слишком интенсивно, максимально охватывающие все ощущения в теле. Ева ни раз ударяла ногами Вилланель по ушам, зажимала её и выпускала, выгибаясь. Она забыла обо всём, когда феерический оргазм прострелил и распространился по всему телу. Его можно было ощутить в кончиках пальцев на ногах, в трясущихся коленях, бёдрах, что Вилланель держала, вероятно, чтобы Ева не свалилась. Он был под копчиком, пульсировал в половых губах, сжимал живот, заставляя его самопроизвольно втягиваться. Грудь ощущалась тяжёлой, шея горела огнём, как и лицо, по голове бегали мурашки, затылок обрёл пульс, вероятно, оргазм взрывался в глубинах мозга, от чего уши пылали так же, как между ног. И всё это сделала с ней Вилланель. Они идут в спальню, Ева в неге, в тумане, падая на кровать, ей всё равно, что будет дальше. Вилланель ненасытна, она сосёт соски, сжимает чувствительную грудь, разводит ноги коленом и уже прикреплённым к себе страпоном, начинает свою атаку. Они трахаются пару часов, могли бы дольше, но Вилланель нужно оставить хоть немного сил, чтобы подняться и встретить Вивиан после сна.       Ева слушает радио няню, голос Вилланель возле дочери, она так ласково уговаривает её не плакать. Вилланель взяла на руки Вивиан, и покачала, сквозь плачь и слёзы, она наконец-то увидела улыбку.       — Ты что, правда подумала, что к тебе никто не подойдёт? Мы же тут, рядом. Я любила твою маму. Немного времени наедине. Теперь я с тобой, мы сейчас поменяем подгузник, сполоснёмся и пойдём к маме, верно?       Ева ждёт этого момента и не засыпает, предвкушая как они окажутся рядом с ней, в постели.       Вивиан не так активна, как обычно, она не ползает по всей кровати, а остаётся сидеть между ними, откинувшись на подушку и играясь с плюшевой обезьяной. Вилланель читает книгу, где всё заканчивается счастливо, принц делает предложение руки и сердца.       — Когда Вивиан подрастёт, кто из нас расскажет о нас? Как в новогоднюю ночь мы сделали друг другу предложение?       — Очевидно, я, — улыбнулась Вилланель, — И я начну эту историю чуть раньше, ведь сделала это задолго до новогодней ночи.       — Что? Не было такого!       — И ты отказала мне, точнее, ничего не ответила.       — Когда это было?       — В лагере. Ты принесла мне пиццу, потому что я не ела в столовой в тот день, она так ароматно пахла! Ты испекла её для меня, и я сказала, выходи за меня.       — О, ну, если такое считается, то в моменты наших оргазмов, мы тоже кричали это.       — Знаешь, даже без свадьбы, я считаю тебя своей женой. Ты моя. И наша история, пусть местами и ужасна, всё же полна любви и романтики. Даже наша встреча.       — Впервые я увидела тебя с чемоданом, в тебя врезался ребёнок, которого я как раз хотела угомонить. А потом, в тот день, ты пропустила ужин. Я принесла тебе йогурт, у тебя было лицо…       — Помятое от сна?       — Тогда ты сказала – прекрасное.       — Ты помнишь?       — Я была полностью согласна с тобой. Никогда до тебя не видела таких красивых людей. И честно, для меня большая загадка, почему ты не какая-нибудь звезда Голливуда, модель, или поп исполнительница, собирающая стадионы.       — Ты бы не смогла меня делить со всеми, а раз мы созданы друг для друга, что очевидно, я работаю максимально скрытно от всех.       — Завтра улетаешь, — с грустью, произносит Ева, погладив коленку Вивиан, та обернулась, и, заметив слезу на щеке, подползла ближе, обнимая за шею, — О, ты посмотри на неё, нет, солнышко, мама не будет плакать, всё хорошо.       Вивиан вынула соску из своего рта, отдавая Еве, на что та рассмеялась, а Вилланель смотрела на них, и боялась потерять как никогда.

***

      Ранний перелёт, крутит живот, Вилланель настолько плохо, что она впервые решает поговорить с тем, что внутри неё, добиться сделки, попросить о пощаде. Она поглаживает свой живот, представляет, как сейчас формируется в сердечно-сосудистой системе крошечное сердце из двухкамерного становится четырехкамерным, и начинает сокращаться. В молодой иммунной системе образуются лимфоузлы и молодые клетки, несущие защитную функцию. Создаётся каждый орган, с нуля, и всё это в её теле. Думая о хрящевом столбике, что в будущем станет позвоночником, Вилланель успокаивается. Её перестаёт трясти и тошнить, она даже, засыпает, но самолёт встряхивает, и она пробуждается с новой тревогой. Им не сразу разрешают посадку из-за плохой погоды, эти лишние круги, снижение и подъёмы просто ужасны. Вилланель почти выползает из самолёта, когда весь этот адский парк аттракционов окончен. Константин встречает её сразу на выходе и ведёт за собой, он зол, молчалив, и это хреново. Оказавшись в машине, он выезжает с парковки аэропорта под столб дождя.       — Куда мы?       — Сиди, помалкивай, — огрызнулся он, выжимая сцепление, переключая передачу и набирая скорость.       — Легче, Шумахер.       — Не справишься с токсикозом?       — Откуда ты…       — Ты глупая девчонка. Я говорил тебе, я предупреждал, вот, к чему приведут все эти игры в семью.       — Что они сделают со мной?       — Откуда мне знать?       — Константин, никто ведь не тронет…       — Нет. Их не тронут, но ты!       — Они сказали, что будут где-то ждать?       — Я должен тебя им передать.       — И что будет? И как ты с этим будешь жить? Серьёзно? Не вступишься за меня?       — Я пытался! Слушай, ты только не строй из себя всесильную, делай то, что они тебе скажут. Не огрызайся, не будь как обычно!       — Как?       — Как ребёнок! Я с тобой нянчусь, но они, не станут.       — Пошёл ты, Константин.       Гроза усилилась, будто отображая эмоциональный конфликт между ними, стоило ли кричать на Константина, когда сама оступилась? Что он может, если так же, как и она, защищает свою семью всеми силами. Вилланель чувствует озноб в теле, сердце вырывается из сети вен, будто вся кровь в нём, оно выпрыгивает из груди и вдавливается с болью обратно. Крайне паршивое предчувствие не покидает. Константин останавливается у края заправки, сюда не льёт дождь, по правую сторону, подъезжает минивэн.       — Пересаживайся, Вилланель.       — Я увижу тебя?       — Мне скажут, где тебя забрать.       Вилланель смотрит в грустные глаза, именно такие, больше не злые, даже отцовские. Из машины приходится выйти, и Константин тут же уезжает с заправки. Дверь в другую машину отъезжает в сторону, и она видит двух мужчин и её… Поверить сложно, это Надя, всё такая же юная и смазливая на внешность. Вот, кого обучал на замену Константин? Пугает то, что никто из них, даже водитель, не в масках, а это значит, Вилланель не обязательно останется в живых. Из минивэна воняет, смесь мускуса и не стиранных носков, и весьма отвратных духов. Вилланель сейчас слишком чувствительна к запахам, а после такого перелёта, ей откровенно хочется вырвать. И если она поедет в этом гробе на колёсах, случится неизбежное.       — Садись, — командует Надя, совсем не свойственным ей, грубый голосом.       Надю она запомнила вечно воркующей, и нежной, два года они были в отношениях, выживали в тюрьме вдвоём, секс был сносный, она выбрала самую симпатичную из всех.       — Не думаю, что мне будет комфортно, — кривит нос Вилланель, осматриваясь по сторонам.       — С пулей в животе будет ещё не комфортней. Села.       Вилланель забирается и садится напротив двоих мужчин, что молчат и держат пальцы на курках глоков, что лежат на их коленях и направлены строго на неё. Стоит ей только дёрнуться…       — Извини, что осталась там, а я…       — Я знаю, что Константин забрал тебя и отвёз в лагерь, затем, на остров, где ты тренировалась, а после, ты ни в чём себе не отказывала. Я знаю, что у тебя есть, это всё должно было быть моим. Я отстала, но я заменю тебя, потому что ты, чертовски облажалась. На самом деле, я давно ждала этой встречи. Я перестала что-либо чувствовать к тебе, после того, как ты оставила меня там, с этими мразями. Ничего, сегодня ты за всё поплатишься, — обещает Надя.       — Гори в аду!       — Ада не существует, но люди могут воплотить оттуда что угодно. Мне даже, немного жаль тебя. Ты занимала во мне что-то долгое время.       Вилланель укачивает моментально, закрыв глаза, она переносится домой, туда, где Ева идёт босиком по кромке океана, огибает пенистые языки волн, и она следует за ней. Ветер треплет её густые, чёрные волосы, они словно живые змеи, Вилланель хочет до них дотронуться. Ей нужно написать сообщение, рук трясутся.

Я люблю тебя и дочь. Задержусь в Париже.

      — Давай сюда, — требует Надя, сообщение успевает отправиться.

***

      Ева смотрит на одно короткое сообщение и десяток своих ниже, никакого ответа. Её номер недоступен уже сутки, и от этого можно с ума сойти. Инес успокаивает и пытается отвлечь. Но, разве Вилланель не понимает, как ей сложно! Когда Вивиан такая капризная, и болея, целыми днями не слезает с её рук, а ведь это Вилланель её приучила! Вивиан невозможно поставить в манеж, уложить в кроватку или посадить в коляску, только руки. У Евы отваливается спина, и вечером она сама забирается в манеж, ложится и думает о том, что Вивиан может делать что угодно, но останется в безопасности, среди игрушек и разбитой матери. Такого ещё не было, Вилланель всегда писала о том, как долетела, присылала фото всего вокруг, хотела слышать её голос, просила фото, держала связь, пропадала ненадолго, и вновь всё возвращалось. Где она? Проходит ещё трое суток, Звонок Хелен был импульсивным, она просто знала, что она в Париже.       — Привет, не отвлекаю?       — Нет, Ева, привет.       — Глупый вопрос, Вилланель не у тебя? — беспокойный голос чуть не дрогнул.       — У меня.       Ева молчит. Она довела себя до истерики, не знала, куда себя деть, одиночество давило на веки и сжимало сердце, она как одержимая хотела руки и губы своей жены, её дыхание рядом!       — Ева?       — Да, я здесь. У тебя… Почему?       — Я дам тебе сейчас её.       Вновь тишина, в которой Ева, от злости, даже хочет всё выключить.       — Ева, — голос тихий, пронизывающий насквозь, — Знаю, в каком страхе ты живёшь последние дни, это всё я. Ты сильная, такой можно стать только, испытав чрезмерную боль, и я сделала это с тобой когда-то, а теперь, повторяю.       — Заткнись! Слышишь меня! Я не хочу ничего слушать, немедленно вернись домой!       Вилланель сжимает желваки и сглатывает, последние дни выдались тяжёлыми, и разрушительными. Она знает, что Ева не хочет слушать её оправданий, её агрессия упирается во что-то внутри Вилланель и отзывается тягучем, полу болезненным ощущением. Рука ложится на живот, нет, она не может говорить об этом по связи.       — Я хочу привезти домой правду, но она неприподъёмная. После неё не будет ничего, кроме боли и ненависти.       — Привези мне это и себя! — требует Ева.       — Постараюсь вернуться завтра. Не обижайся на Хелен, я попросила её молчать.       — Как же я тебя не-на-ви-жу, и люблю. Люблю, слышишь меня? Чтобы ты не натворила.       — Как Вивиан?       — Ей лучше. Как малыш?       — Я приеду завтра.       Вилланель возвращает телефон Хелен и с трудом, но добирается до комнаты, в которой она её разместила. Этот звонок забрал остатки сил, и она не двигаясь лежит на кровати. Она не знает, что будет говорить Еве, но точно не то, что с ней сделали «12». Как выкинули на грязную обочину, и она пролежала там пару часов, пока Константин не забрал её. Она проснулась через сутки, в больничной палате, Константин был рядом и сообщил, что ребёнка больше нет. Вилланель вынула из себя все катетеры и покинула клинику, направляясь к единственному человеку, которого знала в Париже. Хелен была шокирована, обещала молчать, дать им самим во всём разобраться, прозвучала ложь, о некой автомобильной аварии. Ева тоже могла бы поверить в это, но Вилланель больше не может. Не может молчать и скрывать! Она навсегда запомнит душную грозовую ночь, как ей было жарко, она горела в аду на земле. Запомнит, как Хелен ухаживала за ней целые сутки, и если бы можно было спрятаться здесь на месяц, подождать когда всё заживёт, то Ева могла бы не узнать, но! Нет, Вилланель пытается отогнать от себя все мысли о лжи. Она заставляет себя купить билет на завтрашний рейс. Хелен заходит к ней в комнату вечером, приносит поесть и садится на кровать, нежно поглаживая по бедру.       — Завтра улетишь?       — Да, спасибо тебе за помощь.       — Ты улетишь к ней и будешь счастлива, иначе быть не может. Она простит тебя. Ева особенная.       — Если я их потеряю, то сброшусь с обрыва в воду.       — Прекрати! Прекрати, или я предупрежу её об этом.       — Поверь, ей будет наплевать, может, даже поможет сорваться.       — Ты просто не до конца понимаешь, как работает любовь. Она сильна не только в моменты счастья, или секса, она способна вытянуть из трясины.       — В Еве обитает упоительная радость жизни, что скрашивает каждый день моей жизни, так, как она, на меня никто больше не посмотрит, никто не полюбит, я знаю, либо она моя, либо, ничто на свете мне не нужно.       — Ты ошибаешься. Тебе нужен ужин, или ты не долетишь завтра. Нужны силы, давай, хотя бы немного, ты совсем не ешь.       — Внутри меня творится жесть.       — Организм в стрессе, дай ему разобраться.       — Останешься сегодня спать со мной?       — Да, я побуду рядом.

***

       Ева хочет начать с пощёчины, звонкой и болезненной, какие бы оправдания или правду Вилланель не привезла. Целый день прошёл в напряжении. Уже стемнело, Ева знает, во сколько сегодня рейс, примерно понимает, во сколько вернётся Вилланель, но Вивиан уложить спать не удаётся. Поэтому, когда Вилланель заходит в дом, Вивиан неуверенной походкой, топает к ней, а Ева замирает. Она не была готова к тому, что увидит. Вилланель встаёт на колени, из её глаз текут слёзы, и Вивиан касается своей крохотной ладонью её разбитого лица.       — У-у-у, да, да, тата.       — Привет, малыш, привет. Я не пугаю тебя?       — Вилланель, что это вообще? Что случилось?       Ева опускается так же на колени, и боится дотронуться.       — Нам нужно серьёзно поговорить. Я уложу её спать.       Ева обнимает и притягивает к себе, ни о какой пощёчине она больше не думает, и вряд ли с Хелен она ей изменяла. Что-то случилось, что-то, и Ева напугана, её рука касается живота, и Вилланель сжимает её руку, отодвигая. Вивиан обнимает за шею и Вилланель стонет, закрыв глаза от боли.       — Да, я поняла, Ви, иди ко мне, пошли укладываться, теперь мама дома, всё хорошо. Всё хорошо, — повторила Ева, будто убеждая себя.       Вивиан не сдавалась, она послушала две книги, наигралась со всеми животными в своей кроватке, и наконец-то оказалась на руках Вилланель, та покачивала её и целовала, вдыхая и наслаждаясь, что жива, что вновь может держать это сокровище на руках. Она села в кресло, когда Ева зашла, передать бутылочку смеси.       — Может, так уснёт. Ты хочешь есть?       — Нет, спасибо.       — Пойду закрою всё, и подготовлюсь ко сну. И, мы поговорим.       Вилланель хочет всё рассказать, но не думает, что после этого, ляжет с ней в постель, может, ей придётся ещё уехать, в лучшем случае, ляжет в отдельной комнате. Она укладывает Вивиан, возможно, в последний раз. А может, не говорить сегодня, заняться сексом, вкусить Еву хоть ещё один раз, она так безумно соскучилась! Но, вряд ли это возможно. Вилланель смотрит на малышку, что притихла на её груди, обхватив тёплую бутылочку и посасывая, всё ещё ясными глазами рассматривая её.       — Прости, я всё испортила, у тебя не будет брата или сестры, то, чего мы ждали, просто невозможно. Наивно было думать иначе. Я хочу, чтобы ты с мамой была в безопасности, я подумаю, как это сделать. Знаю точно, что без меня, но я не представляю, как жить без вас. Я очень сильно люблю тебя, малыш. Прости.       Вилланель играет с завитками волос, поглаживая пальцем голову, это усыпляет Вивиан, она закрывает глаза всё чаще, и наконец, больше не в силах их открыть. Вилланель перекладывает её в кроватку и выходит из детской.       Ева напряжена и прекрасна, её маленький, шёлковый халатик выглядит предельно сексуально, волосы забраны наверх, открыв шею, она волнует. Вилланель подходит сзади и обнимает, последняя возможность. Ева поворачивается в её руках, высвобождаясь.       — Могу я попросить тебя присесть в кресло?       Ева подходит к нему и усаживается, после чего Вилланель садится на её колени, лицом к лицу.       — Так, интересно, — протягивает Ева.       — Я не хочу, чтобы ты убегала. Не хочу, чтобы кричала. Не хочу, чтобы разбила что-то и разбудила Вивиан. Я возьму твои руки — вот так, и скажу всё, как есть.       — Ты пугаешь меня, — сдавленно, выдаёт Ева, когда Вилланель прижимает её запястья к спинкам кресла.       — Я люблю тебя, и нашу жизнь здесь. И после правды, я хочу, чтобы ты помнила, я бы очень хотела это прекратить, но, посмотри на меня, это невозможно. У тебя остаётся твоё право на чувства, на отрицание, что угодно, я пойму.       — Ты убийца.       Вилланель сглатывает и сжимает желваки, она не знала, как это произнести, назвать, но Ева…       — Так ведь? Больше никак не объяснить всё это, — холодно, произносит Ева.       — Мне дают цель, я её устраняю.       Додумать это одно, но услышать подтверждение, совсем другое, Ева дёргается вперёд, но Вилланель её сдерживает.       — Как, как давно?       — С момента, как Константин забрал меня из лагеря.       — Ты знала, когда была в лагере? Что тебя сделают убийцей?       — Да, меня вытащили из тюрьмы с таким условием.       — Тюрьмы?       — Да, я была там два года.       Ева замерла, в её голове происходил мощнейший переворот, ей предстояло переписать всё, что она знала о той, кого любит. Первой мыслью не было отрицание, ненависть или отвращение. Ева не может представить, как после заключения, Вилланель должно быть видела мир, приехав в лагерь, к людям, какой сложный это был момент адаптации. Вилланель продолжила, прервав шквал мыслей:       — Константин забрал меня из лагеря, и я пыталась тебя спасти, я целый год спасала тебя от себя, но, когда сама стала умирать, понимая, что ты нужна мне больше всего на свете, я сдалась. Вини во всём меня, я была слабой, я вернулась в твою жизнь и наполнила её скрытой опасностью и обманом. Ты всегда знала, что во мне есть что-то пугающее, чему нельзя доверять.       — Я закрывала глаза, я понимала, что все эти деньги, невозможно заработать за год. Ты нихрена не знаешь о металлургии! В голове не укладывается, ты убиваешь, выходит, вот такого человека я люблю всем сердцем?       — Знаю, сложно.       — Ты нихрена не знаешь! Я засыпаю и просыпаюсь с убийцей, целую твои руки, отношусь со всем трепетом и любовью, я доверила тебе дочь!       — Я не могу выбраться из этого, Ева. Я хотела это сделать, когда Константин приехал за мной в лагерь, я гнала как могла, но не смогла сбежать. Они найдут меня везде. Я их собственность.       — Навсегда?       — Нет, на то время, что мне присудили. Это много.       — Это за убийство?       — Да. Но после, они отпустят, если соблюдать их правила, а я… Я оступилась и поплатилась. Я бросила цель, и прилетела домой, чтобы быть с вами.       — Они навредили ребёнку?       — Ева…       — Отвечай!       Вилланель выпускает руки Евы, обречённо склонив голову, всё и без слов понятно. Ева толкает её с себя, и та падает назад, на пол, больно ударившись, но это смешивается с другой болью и становится незначительной. Ева хочет уйти, она думает о том, как взять Вивиан и, хотя бы, сбежать к соседям, но Вилланель её хватает и валит на пол.       — Если ты сейчас уйдёшь! — поднимает голос она, прижимая собой к полу, — Я не смогу тебя вернуть. Ева, пожалуйста, каждый твой шаг сейчас, будет разрушительным.       — Ты всё разрушила сама, решив, что сможешь жить двумя жизнями.       — Я просто хотела любить. Совершив глупость, подростком, я перечеркнула всю свою жизнь.       — Мне больно.       — Мне тоже больно, Ева.       — Ты убьёшь меня?       — Что?       — Теперь я всё знаю. Я могу пойти с этим в полицию.       — Если ты хочешь увидеть меня в наручниках, только попроси, нам не нужны полицейские. Убить? Ты правда думаешь, что я могу сделать это с тем, кого люблю? Ты мой мир!       — Я часть твоего мерзкого мира!       — Нет, это не так, он не весь такой, там, где ты, словно рай. И, я хочу быть в нём. Я боюсь это потерять! Я хочу сказать, что напугана сейчас сильнее тебя. Страх потерять вас, эту жизнь, в которой я точно лучшая версия себя. Я боялась, что они сделают что-то с вами, я боялась за жизнь внутри себя.       — И ты не уберегла…       — Это было невозможно. Это была их цель. Они отнимают у тебя всё, делают одиноким и жестоким, чтобы ты шёл по миру и нёс хаос.       — Пожалуйста, отпусти меня. Я не побегу.       — Я не знаю, что мне делать.       — Думаешь, у меня есть решение?       — Я устала, мне так больно, и страшно, и то, что обрело внутри меня сердце, мертво. Я хочу плакать на твоих коленях, скорбеть с тобой, и не думать о том, к чему я должна буду вернуться.       Поцелуй произошёл неожиданно, из-за эмоций, отчаяния, и бессилия, Вилланель надеялась, что Ева её не отвергнет. Сердце учащенно забилось, Вилланель готова возбудиться, она убита, она скучала, ладонь обжигает бедро Евы, короткий халат не помеха. Ева резко отворачивает голову, разорвав поцелуй.       — Нет!       — Нет? — уточняет Вилланель.       — Точно, нет.       Вилланель выпрямляется и протягивает руку, сжимая мягкую грудь.       — А так?       В её лицо летит пощёчина, Ева смотрит свирепо, но за этим взглядом огромный страх. Вилланель больно, ерунда, в сравнении с тем, что с ней делали, но это Ева, она не из тех, кто причиняет боль, поэтому, это ранит, и злит. Вилланель дёргает халат в стороны, Ева отрывает спину от пола и толкает в плечи.       — Угомонись!       — Прости.       Ева запахивает халат и отползает, встаёт на ноги, собирается уйти.       — Куда ты?       — Я переночую у Криса и Софии, — всхлипывая, говорит она.       — Я провожу вас.       — Издеваешься? Нет.       Ева собирается, берёт всё необходимое для Вивиан, закидывает сумку на плечо и в последнюю очередь вынимает ребёнка из кроватки. Та пробуждается, но тут же засыпает вновь. Вилланель встречает их уже на выходе из дома.       — Ева, я сделаю всё, как ты решишь. С этого момента.       — Я хочу быть в безопасности. Пока.