***
Она замерла напротив дверей его кабинета и протёрла глаза от влажности. Снова тяжело вздохнула и постучалась сразу, пока вновь не одолели сомнения, а когда двери отворились, то вошла перед этим выждав пару секунд. В помещении её окутал такой знакомый аромат бергамота и первым делом взглядом рыжеволосая наткнулась на Бали Бея, что почтительно склонился, а Ибрагим поднялся из-за стола, явно удивлённый приходом Хасеки и мотнул головой хранителю покоев, чтобы тот оставил их. Когда Малкочоглу ушёл, Паргалы тут же оказался напротив Хюррем, потому что её внешний вид его насторожил. Заплаканная, бледная, ослабленная... и пришла к нему... Значит повод серьёзный. — Хюррем, что случилось? Хасеки медленно перевела взгляд на него, и слова застряли где-то посреди горла комом. Почему-то только сейчас она ощутила весь этот тяжкий груз минувших событий. Приоткрыла губы, но так ничего не сказала и зажмурилась, пытаясь совладать с эмоциями. — Пойдём... Ибрагим прекрасно видел как она боролась сама с собой, отчаянно пытаясь ему что-то сказать, поэтому мягко приобнял за плечи и повёл к стулу. Хюррем вздрогнула от его прикосновения, но не отстранилась. Не было сил. Или же... желания? Когда Хасеки села, то визирь преподнёс ей стакан с водой и одним взглядом женщина высказала благодарность за это, а он лишь коротко улыбнулся и опустился напротив в терпеливом ожидании. Сделав несколько глотков, стало по легче и наконец-то женщина заговорила: — Сулейман отправил меня в ссылку. Полагаю, ты ещё не знаешь об этом решении? Его в миг растерянное выражение лица это подтвердило. Паргалы выдержал паузу, чтобы встрепенуться и спросил: — Почему? Со вздохом Хюррем рассказала всё без задних мыслей и после уже в тишине ожидала, что ответит Ибрагим. Он напряжённо анализировал информацию, а затем без колебаний сказал: — Я сейчас отправлюсь к Султану, а ты вернись к себе. Через Сюмблюя сообщу всё. Было странно, но рыжеволосая удивлённо взглянула на грека, чем смутила его. — Ты серьёзно поможешь? Его взгляд говорил о том, что вопрос прозвучал глупо и Хасеки тряхнула головой. — Я буду ждать, — ответила она и поднялась, потому что становилось всё более неловко. Ибрагим лишь усмехнулся ей вслед и покачал головой каким-то своим мыслям, а затем быстро собрался и не стал тянуть время с визитом к Султану. Подойдя к его покоям, визирь внимательно окинул взглядом стражников, но не заметил ничего примечательного и вошёл внутрь с мыслью, что когда разберётся с ситуацией Хюррем, то продолжит расследование. Сулеймана грек нашёл на балконе. Мужчина явно о чём-то думал, смотря тяжёлым взглядом вдаль, и Ибрагим даже рот открыть не успел, как услышал стальной голос: — Что тебе, Паргалы? Султан был без настроения, поэтому вряд ли можно ожидать хоть какой-то положительный итог, но Ибрагим решил рискнуть. — Я только что узнал о Хюррем Султан... Сулейман резко обернулся, не дав договорить и смотрел так, будто провинился чем-то визирь, а не госпожа. — Она уедет и точка. Можешь идти, — отрезал твёрдо мужчина и развернулся обратно. Паргалы поджал губы с досадой признавая, что это решение оспорить не может. Нужно выждать нужный момент, а пока Хюррем придётся уехать и без раздумий грек выпалил: — Тогда разрешите сопроводить её. Время сейчас неспокойное... Ибрагим с замиранием сердца ожидал ответа, а Сулейман молчал нарочито долго, терзая нервы. Визирь опустил плечи, уже не надеясь на разрешение, как вдруг Султан сказал: — Сопроводи. Пришлось сделать усилие, чтобы не выдохнуть слишком громко...***
— Матушка, как же так? — смахивая слёзы, Михримах кинулась в объятия Хюррем, а та прижала её крепко к груди, уткнувшись носом в шёлковые волосы. К сожалению, вести от Сюмбюля огорчили и Хасеки даже пожалела, что пошла к Ибрагиму. На что только надеялась? Он ничего не смог сделать, но зато Султан назначил его сопровождающим, будто ей мало потрёпанных нервов. — Моя девочка луноликая, не плачь. Я обязательно скоро вернусь. Всегда возвращалась, — Хюррем ободряюще сжала плечи дочери и мягко отстранилась, так же выражая поддержку тёплым взглядом, хотя внутри бушевали волны эмоций и самой хотелось расплакаться. — Я хотел поговорить с отцом, но он отказался даже впустить меня в покои, — вдруг сказал Селим, стоя тактично рядом с Мехмедом, что до брата тоже пытался встретиться с Султаном. Увы, Сулейман наотрез отказался кого-либо видеть. На лице Хюррем расцвела улыбка, а в глазах бесконечная любовь к детям, но в груди ныла печаль, что придётся с ними расстаться, тем более когда во дворце поселилась опасность. Обнимая одной рукой Михримах, второй женщина зазвала сыновей и теперь крепко сжимала любимую гурьбу. — Обещайте, что пока меня нет вы будете предельно осторожны, — Хасеки разомкнула объятия и отошла в сторону, сверяя детей строгим взглядом, и остановилась на старшем шехзаде. — Мехмед, ты за главного. Присматривай за ними. Михримах и Селим переглянулись, а после закатили глаза, на что рыжеволосая коротко рассмеялась, а Мехмед улыбнулся ей. — Это кто ещё за кем присматривать будет, — проворчал Селим и метнул взгляд в сторону сестры с братом. А Хюррем, снова взглянув на дочь, вспомнила немаловажный момент. Строчки из дневника как наяву возникли перед глазами, и женщина поёжилась, тут же помрачнев. К сожалению, поговорить с девушкой не удалось наедине, да и Хасеки не знала, какие слова подобрать. На ум приходили одни ругательства. Но славянка была намерена решить эту проблему раз и навсегда... — Ладно. Пока подождите за дверью. Мне нужно поговорить с Сюмбюлем. Возразить никто не смел. Дети покорно оставили мать с евнухом. Убедившись, что дверь закрыта, Хюррем подошла вплотную к Сюмбюлю и зашептала на ухо: — Через пару дней моего отсутствия начинай действовать. Рустем поможет. Больше тянуть нельзя... Евнух кивнул, прекрасно понимая, что имела в виду госпожа. Хасеки же отошла и напоследок окинула покои печальным взглядом, после чего вышла в коридор, а за ней вереница служанок с вещами. Наследники и госпожа твёрдо настояли проводить матушку до самой кареты, желая как можно дольше побыть с ней на прощание, а Хюррем была только рада. По дороге они старались подбодрить друг друга, но очень некстати навстречу вывернула Махидевран Султан. Компания напряглась. — Хюррем, счастливого тебе пути, — замерев напротив рыжеволосой сказала черкешенка и окинула служанок изучающим взглядом, усмехнувшись. — Маловато взяла. Надеешься вернуться? Мехмед и Михримах сделали шаг вперёд, готовые встать на защиту мамы, но та жестом показала не рыпаться и приблизилась к брюнетке. — Не надеюсь, а точно знаю, что вернусь. И тогда дорожный наряд придётся надеть тебе... «Если не траурный»: пронеслось следом в мыслях... — Ох, как красиво сказано! Продолжай утешать себя дальше. Ты делаешь слишком много ошибок и уверена, последует ещё не один промах... Махидевран загадочно улыбнулась, а Хюррем нахмурилась и внезапно в голову стрельнула сомнительная догадка. Недоверчиво рыжеволосая сказала: — Только не говори, что это твоих рук дела... А внутренний голос так и кричал, что больше некому. Но как? Славянка не могла подумать, что черкешенка способна проворачивать подобное... — Меня никто никогда недооценивает... Так что прощай, Хюррем. И забудь дорогу во дворец. Сомневаюсь, что Повелитель вспомнит о тебе... Хасеки втянула глубоко воздух и сжала кулаки, сдерживая себя изо всех сил, но вдруг услышала: — Госпожа, выбирайте выражения! Всё-таки перед вами законная жена Султана и это никогда не изменится, кто бы что не говорил. Вот увидите, очень скоро отец лично её вернёт. Бесстрашно, гордо, уверенно Селим смотрел прямо в глаза Махидевран, а та явно растерялась, не ожидая, что младший шехзаде осмелиться вступиться за мать. Удивились так же его брат и сестра, но больше сама Хюррем. — Из тебя и мать не никудышная... Как ты воспитываешь детей? — наконец нашла что сказать черкешенка, а Хасеки еле сдержалась, чтобы не применить силу... — Пойдёмте дети. У госпожи много яда накопилось. Пусть травится сама, — рыжеволосая хотела скорее закончить этот бессмысленный разговор, а дети её поддержали.***
Потихоньку вечер готовился уступить место ночи. Увидев карету и Ибрагима рядом с ней, Хюррем остро осознала, что всё происходит в реальности, но тяжелее было окончательно прощаться с детьми. Обнимая каждого, рыжеволосая мельком взглянула на султанский балкон и увидела там одинокую фигуру. Даже на таком расстоянии женщина почувствовала этот тяжёлый взгляд и поёжилась, признавая, что Сулейман очень сильно изменился. От этого было не по себе... Наконец Хюррем забралась в карету, даже не удостоив визиря мимолётным взглядом. Экипаж тронулся. Мехмед, Михримах и Селим долго смотрели вслед, пока их мать тихо заплакала, не зная теперь, как и когда удастся вернуться...***
Когда они добрались до Старого дворца, то уже властвовала тьма. В какой-то момент Хюррем глубоко задумалась, поэтому не сразу поняла, что карета остановилась и Ибрагиму пришлось заглянуть внутрь, чтобы выдернуть госпожу в реальность. Высунувшись наружу, Хасеки вдруг увидела, что Паргалы неосознанно протягивает ей руку и несколько секунд поколебалась, но вложила свою ладонь в его. Кажется, визирь только тогда осознал, что сделал и еле заметно мотнул головой, помогая рыжеволосой спуститься. Она замерла. Явно не спешила во дворец и что-то обдумывала, после чего разнёсся её безэмоциональный голос: — Слишком поздно. Оставайся до утра. Ибрагим аж вытянулся и хотел было переспросить, но Хюррем быстро зашагала прочь, ругаясь про себя. И зачем она это сделала? Может, чтобы не так уж сильно чувствовать одиночество?...***
Оказавшись в покоях, Хюррем попросила не зажигать свечи и оставить её. Оглядевшись вокруг, женщина тяжело вздохнула и прошла к окну. Почему-то резко стало так пусто внутри. Не хотелось ни плакать, ни злиться. И это так давило на душу, сковывало сердце. Как теперь уснуть? И зачем она попросила его остаться? Было бы легче, без осознания того, что помимо слуг поблизости кто-то ещё. Хасеки раздражённо выдохнула и прошептала: — Да к чёрту всё! Здесь уже нечего терять... — и уже громче позвала. — Назлы! Служанка в тотчас прошла в покои. Рыжеволосая выдержала паузу в раздумьях, но всё-таки твёрдо приказала: — Принеси вина... Хуже уже быть точно не могло... Провести бессонную ночь не хотелось.***
После ухода Хюррем, Ибрагим во дворец не спешил, а решил прогуляться по саду и всё хорошенько обдумать. Так прошёл где-то час. Легче не стало. Тогда грек решил уйти в покои, чтобы попробовать уснуть, но перед этим подумал узнать как там рыжеволосая госпожа. Не прямо конечно, а у слуг. — Назлы Хатун, у госпожи всё хорошо? — Паргалы поймал девушку неожиданно, что та даже испугалась. — Д-да... — ответила она, но осеклась и неуверенно взглянула на мужчину, а тот нахмурился. Верную служанку беспокоили желания рыжеволосой... Поэтому она подумала, что может грек сможет как-то повлиять... — Но вообще... — тихо продолжила Назлы. — Она приказала подать вино... Ибрагим не понял, что почувствовал первым: удивление или злость. Буквально сегодня это стало одной из причин её ссылки, а она снова!... Подвергает себя опасности... Ведь под действием алкоголя люди слишком уязвимы и пусть сейчас она была относительно в безопасности, но всё же... Паргалы был намерен серьёзно поговорить. Мужчина стремительно оказался у покоев госпожи и вошёл бесцеремонно, вот только замер, не ожидая увидеть темноту... Глаза привыкли не сразу, а Хюррем даже не шелохнулась, будто знала, что он придёт. Сидела на тахте, подперев голову рукой и смотрела пустым взглядом в одну точку. Ибрагим даже растерялся от такого безразличия. — Пришёл меня отчитывать? — вдруг первой начала Хасеки, каким-то не своим голосом. Паргалы сделал несколько шагов, чтобы ненавязчиво посмотреть, сколько госпожа успела выпить. В кувшине оставалось ещё значительное количество напитка, а стакан был опустошён наполовину. — Ты понимаешь, что это ненормально? — начал было грек, но Хюррем резко взглянула на него сверкающим взглядом. Ибрагим не понял: то ли свет луны так падал, то ли застыли слёзы. — Да какая тебе разница? Разве ты меня поймёшь? Вся жизнь – борьба. Ни поддержки, ни тыла. Сама борись, сама поднимайся, сама лечи свои раны, сама защищайся и оберегай. Сколько я пережила? Сколько вытерпела? Сколько возрождалась? Сколько теряла? Каждый был намерен уничтожить меня и...даже ты... А сейчас почему-то решил в благородного сыграть. Отозвался помочь и вздумал отчитывать! Какова твоя цель? А может ты заодно с Махидевран, вот и решил таким образом подобраться? Рыжеволосая явно выпила достаточно, чтобы развязался язык. Ибрагим смотрел на неё несколько секунд, а затем присел рядом, чтобы наконец-то расставить все точки, но, кажется, его компания Хасеки не устроила. Хюррем поднялась и скрестила руки на груди, принципиально уперев взгляд на окно. — Я много раз задавал тебе этот вопрос, но так и не получил внятного ответа. Почему ты вдруг решила, что я всегда против тебя? Объясни же наконец и решим этот вопрос. Это многолетнее противостояние никому из нас пользы не принесло. Сама знаешь, — мужчина взглянул на славянку внимательно, ожидая ответ, но она упрямо молчала и поджала губы, явно терзаясь мыслями. Визирь вздохнул. — У меня не было намерений действовать против тебя и об этом я тоже не раз говорил. Только ты решила иначе, из-за чего начала свои первые и нелепые нападки. Вот и получилось то, что мы имеем сейчас: недоверие, подозрения, ожидание удара в спину, обвинения и... лишь несколько светлых моментов, которые прорезают брешь в этой тьме. Более того, ты даже не подозреваешь, что однажды в буквальном смысле имела возможность лишиться головы... — заметив вопросительный взгляд женщины, он незамедлительно продолжил. — Я ведь знаю, что смерть Валиде Султан твоих рук дело. Только наёмница проболталась и хорошо мне. Угадай, кто помешал тайне стать явью? Дрожь морозцем пробежала вдоль позвоночника и Хюррем вспомнила тот день, как наяву. Она не могла стерпеть того, что Хафса спокойно, безнаказанно жила, не чувствуя мук совести за смерть внука, поэтому пошла на крайние меры... Однажды мать Султана отправилась на отдых в Эдирне, а Хасеки послала с ней одну девушку с чётким указанием покончить с госпожой, а уже через пару дней в Топкапы пришли вести... Тогда Султан находился в походе, а Ибрагим должен был выдвинуться позже, поэтому остался в столице и расследованием занялся сам... — На что только ради вас не пойдёшь, госпожа, — язвительно проговорил Ибрагим, но быстро понял, что это было лишним. Хюррем опустила голову и зажмурилась, прогоняя внутри себя то, что много лет не давало покоя. О чём она упрямо молчала, считая себя правой. А станет ли легче от правды в глаза? Она заговорила быстрее, чем успела подумать: — Тогда... пятнадцать лет назад... я много что себе напридумывала. Спасённая тобой из плена работорговца... — очередная пауза далась тяжелее, ведь сейчас она решилась озвучить то, что никогда не планировала говорить, но это рвалось изнутри, что уже не было сил противиться. Слишком много лет терзало душу... — Я влюбилась... Почему-то думая, что чувства мои взаимны. Однако тогда твоё сердце принадлежало уже Хатидже Султан, да и я быстро поняла, что в гареме был только один путь. Но ведь чувствовать себе не запретишь... Я сгорала... От ревности, понимания, что безответно, что я неровня госпоже и что я не хочу быть обычной рабыней в гареме. Тогда единственным верным решением было прорываться к Султану. Наивно думала, что полюблю его и всё станет хорошо. Однако начались нападки Махидевран, а там уж и я узнала, что с ней вы дружны. Думала заодно. И тогда я поняла, что лучший способ избавиться от любви – это превратить её в ненависть. Вот и вся моя тайна. Ты доволен? Хюррем посмотрела на Ибрагима и невесело хмыкнула, ведь грек сидел сражённый её откровением и не моргая глядел в одну точку. Она предполагала, какое цунами эмоций рвёт его изнутри, поэтому молча подошла и долила в стакан вина, протянув его мужчине. Не отдавая себе отчёта, Паргалы принял его и выпил залпом, а после закрыл голову руками и упёрся локтями в колени. Так и сидели в тишине, пока не послышался глухой голос визиря: — Всё ведь могло сложиться по другому, если бы не мои чрезмерные амбиции... Хотел всё, сразу и как можно больше... — Ибрагим поднял голову и взглянул мутным взглядом на Хюррем, что снова стояла в стороне и смотрела на пейзаж за окном. — Женитьба на Хатидже – это лишь повод укрепить прочно своё положение, но я столько раз об этом жалел, что лучше бы дальше оставался простым хранителем покоев. Ты ведь не была мне безразлична. Просто я посчитал власть важнее чувств. Казалось, от его признания Хасеки еле заметно вздрогнула. Столько пережито, сделано, потеряно... По щеке одиноко скатилась слеза, но рыжеволосая быстро её смахнула. Облегчение она почувствовала лишь на миг. И вдруг услышала, как позади замерли шаги... Всем телом Хюррем напряглась, ожидая, что последует дальше, но рука визиря замерла в нескольких сантиметрах от её плеча и мужчина развернулся, чтобы уйти. Какой теперь толк? Время безвозвратно потеряно. — Ибрагим, — её голос прибил его к месту. Медленно он обернулся и госпожа нерешительно приблизилась. Взгляд как-то растерянно заблуждал по лицу, а потом Хюррем неожиданно обняла. Крепко. Паргалы впал в ступор и не мог поверить, что это происходит с ним наяву. Она ведь не может так его обнимать... Зачем? Визирь мягко опустил ладони на её плечи, но не для того, чтобы ответить взаимно... Он отстранился. — Не надо, — сказал он вдруг хрипло, но тут же прочистил горло. Она сбила его столку. Разворошила эмоции, чувства. Перевернула абсолютно всё! — Не терзай душу себе и мне. У нас ничего не может быть... Свой шанс мы упустили пятнадцать лет назад. Пришлось приложить усилия, чтобы сделать несколько шагов назад, но уже в спину он услышал: — Душа давно на куски растерзана. Я много слышала, что шанс есть всегда... — Хюррем вдруг осеклась и тряхнула головой, сбрасывая наваждение. — Но да... Ты прав. Свой мы упустили. Спокойной ночи. Ибрагим решительно хотел оставить её, но у самого порога вдруг замер, терзая себя сомнениями. Когда столько открылось разве он может так просто уйти? Единственный раз! Они были друг перед другом так открыты и честны. Совершится ли подобное ещё? Нет... Конечно, нет... — К чёрту всё... — прошептал сам себе визирь... Хюррем даже осознать ничего не успела, как услышала тяжёлые шаги позади, и тёплые руки обвили её талию, резко разворачивая и губы оказались в настойчивом плену поцелуя. Хасеки жадно поддалась, отвечая с тем же напором, чувствуя, как в теле вспыхнул пожар. В их тонущих друг в друге губах сплелось многое: нежность, тоска, желание, безумие и отчаянность. Они терзали друг друга, но сразу же залечивали лаской. Ладони блуждали по телам, цепляясь за одежду и срывая. Рыжеволосая выдохнула мужчине прямо в губы, когда почувствовала, что осталась полностью обнажена. Его горячие ладони сжимали бёдра, а язык скользил по шее, на что Хюррем крепко впивалась пальцами в широкие плечи, не в силах стоять на ногах от волны жгучего возбуждения, которое разжёг в ней Паргалы. Вернувшись к припухшим от поцелуев губам, Ибрагим подхватил госпожу на руки и через пару секунд навис над ней на кровати и смотрел с таким восхищением, что вспыхнул румянец, и Хюррем почувствовала себя просто обычной, желанной женщиной, а когда мужчина нежно провёл пальцами по щеке, то по телу пробежала приятная дрожь. — Никто не сравнится с тобой... — прошептал грек и короткими поцелуями спустился к груди, на что рыжеволосая прогнулась в пояснице, выдохнув тихий стон и мысленно подумала, что мужчина так же несравним. Запах миндаля, бархатистая кожа сводили с ума. Обжигающий поцелуй хотелось оставить на каждом участке тела. Ибрагим поднялся, параллельно скользя ладонью по стройной ноге, и вдруг увидел в сверкающих глазах госпожи какой-то замысел, на что ухмыльнулся. А она в свою очередь сладко улыбнулась и вытянула носок, скользнув по обнажённому, мужскому торсу ниже, с удовольствием наблюдая, как глаза грека становятся темнее, а дыхание учащается. Аккуратно и мягко рыжеволосая провела вверх-вниз, прикусив губу. И Ибрагим не выдержал, поддался к ней с глухим рыком, целуя особенно чувственно и резко вошёл, выбив воздух из лёгких. Хюррем вонзила ногти ему в спину, от ощущения глубоких толчков внутри себя. Стонала, выгибалась, а визирь кусал нежную кожу на ключице, спускаясь к груди. Лунный свет красиво обволакивал их тела, становясь свидетелем безудержной страсти. И неожиданно Ибрагим вышел, но потянул за собой Хюррем, разворачивая ее к себе спиной. Теперь он деликатен, нетороплив. Пока одна ладонь скользила по женскому телу ниже, второй он обхватил мягко шею, проводя языком по мочке уха, а Хасеки запрокинула голову ему на плечо и её пальцы путались в его волосах. И вот вроде бы когда она была на самом пике, Ибрагим вдруг замер, целуя её шею, плечо... а затем резко нагнул, двигаясь в невообразимом темпе, что каждый стон рыжеволосой срывался на крик. И, когда Хюррем затряслась и сжалась, визирь оставил нежные поцелуи на её влажной спине.Эта ночь стала исцелением, но надолго ли?...